Бегу не от жизни,
В былое уход - не Исход.
В пожарах гражданской
Сгорели столбы верстовые...
Болярина Лавра
И первый Кубанский поход
Вином и молитвой,
Увы, не помянет Россия.
К. Ривель
Я вёз юношескую сборную Самарской области по айкидо на Всероссийские Игры боевых искусств в тёплую, пахнущую морем и степью, гостеприимную Анапу. Уже более полусуток – вечер, ночь и утро – нашим домом был плацкартный вагон поезда №453, который, проглатывая каждый час более полусотни километров, торопился доставить нас к цели нашего путешествия. Осталось немного – полдня да ночь, и на рассвете, или даже немного опережая рассвет, плацкартный дом на железных колёсах и электрической тяге примчит нас в Краснодар. Оттуда – три часа автобусом до Анапы, а там – начнётся…
Но всё это будет завтра, а пока мысли мои были куда как далеки от спорта. Поезд стремительно приближал меня к тем местам, где я уже давно мечтал побывать. И совершенно не важно, что здесь практически нет того, что называют достопримечательностями, я их и не ищу. Мне нужно до смешного мало, всего-то лишь на всего
… припасть бы к истокам
в промозглых кубанских степях,
Где шли добровольцы,
кресты вдоль дорог оставляя...
Кирилл Ривель не вполне точен. Тогда, в феврале 1918-го года, добровольцы не ставили крестов на могилах, поскольку идущие по пятам красные глумились даже над телами погибших белогвардейцев. И всё равно, спасибо ему… «Припасть бы к истокам» – разве можно сказать лучше? Не «прийти», не «увидеть», потому что сегодня увидеть следы Первого Кубанского – Ледяного – похода невозможно, да и смысл не в том, чтобы увидеть, а в том, чтобы припасть всей душой, словно бы к ненаписанной иконе христолюбивого Белого воинства, дерзнувшего подняться против хода истории в неравной и безнадёжной борьбе за Святую Русь.
Конечно, ещё задолго до поездки я понимал, где проляжет наш путь. Уложив спать сыновей, я, бывало, до глубокой ночи засиживался над воспоминаниями участников 1-го и 2-го Кубанских походов, оживляя в памяти рвущие душу подробности событий девяностодвухлетней давности. Но когда в вагоне, разложив вещи и в очередной раз пересчитав вверенных мне детей, я подошел к расписанию, висящему на стене, сухие строки статей и рефератов и взволнованные – мемуаров – в одно мгновение обрели плоть и кровь, сердце стало стучать гулким молотом, отзываясь во всём теле на каждое из названий:
Песчаннокопская,
Белоглинская,
Тихорецкая,
Выселки,
Кореновск
и, что бы там ни было написано на висящей передо мной картонке, для меня он – всегда, навеки –
Екатеринодар – земля обетованная Добровольческой армии, дар, за который белогвардейцам пришлось заплатить поистине страшную цену.
Я перевёл дух и огляделся. Господи, неужели я один такой на весь вагон? Неужели больше никто не в курсе? Или в курсе, но им всё равно? Но разве ЭТО может быть «всё равно»?!..
…С самого утра я читал, вернее, в который уже раз перечитывал на своём ноутбуке доклад генерал-майора Зинкевича «Основание и путь Добровольческой армии», изданный в 1930-м году в Софии. Какое же это наслаждение – читать книгу, написанную старой, не исковерканной многочисленными реформами 20-го века, орфографией! Глаза привыкают быстро, и старинное начертание букв в сочетании с вышедшими из употребления, но отнюдь не потерявшими изящества, оборотами речи, дают возможность уловить дыхание ушедшей навсегда эпохи, воздух России, которую мы потеряли.
- Дмитрий Борисович, что Вы читаете?
- Вот, смотри.
- Ой, да тут же ничего не понятно!
- Что, трудно по-русски понимать, а?
- Да разве это по-русски?
- Как раз это и есть по-русски, - улыбаюсь я, но, видимо, обилие ятей и точек над «и» стало слишком большим испытанием для детского интеллекта, мгновенно погасившим едва занявшийся огонёк любопытства. Мой юный собеседник поспешил присоединиться к стайке товарищей, азартно жмущих кнопки чьего-то мобильника.
Наверное, всем уже понятно, на чьей стороне моё сердце в том великом и страшном противостоянии, шрам от которого навсегда остался в российской истории и, пусть незаметно, но неизгладимо пролёг в душе каждого русского человека. Вроде и не видно, а заденешь – отзовётся неутолимой на много поколений вперёд болью. Конечно, я не буду пытаться насильно объяснить эту боль своим ученикам. Есть что-то неправильное в прозелитизме такого рода.
И всё-таки, всё-таки… Пожалуй, я поставлю их в курс, если уж этого до сих пор не сделали ни родители, ни учителя. Потому что это действительно важно. Ведь мои бойцы должны соображать, что знание приёмов и приличная физическая подготовка ещё не делает человека по-настоящему сильным. Ибо в основании настоящей силы всегда лежит духовный камень. А история предметно показывает, во имя чего нужно воевать, и почему через века звучит не истертой до потери смысла поговоркой, но заветом предков: «русские – не сдаются». История – это оружие, равного которому по силе создать невозможно. Это одновременно и атомная бомба, и засапожный нож. Человека, знающего историю, можно убить, но его никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя поработить, поскольку он понимает своё место и своё предназначение в этом мире, чувствует, кто друг, а кто враг, и знает, как не продать себя за какой-нибудь очередной новомодный сорт чечевичной похлёбки, сдобренный изрядной порцией бесстыдно-лживой рекламы. И, кто знает, может быть, Гражданская война и есть самый важный урок истории для всех нас. Так что, не упомянуть о том, что уже почти сутки будоражит мою душу, я, пожалуй, не имею права, а там уж пусть сами соображают и делают выводы. И когда вся команда собралась вместе на обед, я, не особо подбирая слова, спросил:
- Ребята, вы хоть представляете себе, по каким местам мы поедем сегодня вечером и ночью?
- По каким? – любопытство стало посверкивать в глазах, словно огоньки светлячков, и вдохновлённый возникшим интересом я продолжил:
- Вот здесь, совсем рядом от нас, девяносто с небольшим лет назад, разыгрывалась самая страшная трагедия в истории России, здесь шли самые первые бои Гражданской войны, здесь рождалась Белая Армия, здесь она совершала свой героический Ледяной поход!
- А-а-а… - интерес угас так же мгновенно, как и появился. Народ вернулся к тарелкам и бутербродам. Подумаешь, удивил! Красные, белые… Знаем, со школы надоело, что тут вообще может быть интересного.
Именно так, без восклицательного и даже без вопросительного знака в конце предложения.
Я обводил взглядом детские макушки, склоненные над тарелками, сосредоточенно или, наоборот, весело жующие лица и, тщетно ожидая хотя бы одного вопроса, хоть какой-то реакции, думал: «Почему?! Почему их не зацепило?..».
Да, конечно же, они – ещё дети, хотя, 12 лет – возраст уже далеко не младенческий. Да, наверное, никто не обязан любить историю, несмотря на то, что лично я категорически считаю иначе. Нет, безусловно, историю Америки, Египта, Китая не любить можно, но историю России – нельзя. Потому что она – наша. И точка.
Ах, дети, дети, конечно, вы все – люди совершенно другого поколения… Но почему, почему кроме компьютерных игр, мобильных телефонов, кино и интернета вас ничего не интересует?! Да спросите же меня, в конце концов, почему поход – «Ледяной»!
Интересно, а что бы ответил я двенадцатилетний себе сегодняшнему. О, я в 12 лет, наговорил бы с три короба и, наверное, даже больше. Представляю себя образца 1984 года, отличника и примерного поведенца. С каким упоением я начал бы задвигать про доблесть красных командиров и, конечно же, комиссаров, про антинародную сущность Белого движения, интервенцию 14-ти государств и прочую подобную ерунду! Но при этом ручаюсь, что вытянул бы из собеседника душу, а вместе с ней и всё, до последней буквы, что ему там было известно про загадочный Ледяной поход, о котором, почему-то, ни слова не написано в учебниках.
Что ж, видимо, время действительно изменилось. Насильно мил не будешь. Прав Герман Гессе, истина должна быть пережита, а не преподана. Ешьте, ребята, спокойно, завтра у вас тяжёлый день, да и послезавтра не легче.
Но вопросы, всё-таки, последовали. Девятнадцатилетний Игорь уже не попадает по возрасту в юноши, но он безотказен и надёжен, как автомат Калашникова, и поэтому едет со мной вторым тренером. И сейчас, неспешно прихлёбывая чай, он обстоятельно расспрашивает меня о Корнилове и Деникине, о марковцах и дроздовцах, о боях и маневрах Добровольческой армии.
Я стараюсь максимально убрать свои личные оценки и оставить только факты, которые сами по себе красноречивее любых оценок. И вдруг меня осеняет.
- Игорь, а хочешь почитать стихи, которые не преподают в наших школах? – спрашиваю я.
- Конечно!
Я беру свой мобильный телефон, а, точнее, коммуникатор, и выхожу в интернет. Всё-таки, технический прогресс, при всей пагубности воздействия на наши тела и души, имеет и несомненные положительные стороны. Пока беспроводная связь соединяет меня с бездонным информационным морем интернета, обдумываю непростой выбор.
Выдающихся поэтов-белогвардейцев, на мой взгляд, трое. И лучший из них, которого, наверное, правильнее было бы называть великим, – это Иван Савин. Но, Боже мой, как страшна его поэзия! Лично я не знаю более жутких стихов в русской литературе. Нет, его лучше не надо, по крайней мере, не сейчас.
Арсений Несмелов. Можно было бы… Замечательный, ни на кого не похожий талант. Участник Первой Мировой войны. Во время московского восстания защищал Кремль вместе с юнкерами. Последний русский офицер, отдавший честь адмиралу Колчаку. Но он сражался не здесь, а в Сибири.
Выбор осуществился сам собой. Николай Туроверов, «казачий Есенин», в 17 лет ушедший добровольцем на 1-ю Мировую войну, после октябрьского переворота сражавшийся на Дону в отряде есаула Чернецова, участник Степного похода генерала Попова, прошедший всю Гражданскую вплоть до эвакуации из Крыма в ноябре 20-го года.
Протягиваю Игорю мобильник со стихами, а сам вновь принимаюсь за чтение. Впрочем, иногда поглядываю поверх дисплея, пытаясь понять, найдёт ли отклик в его душе поэзия, так не похожая на всё то, что он читал или слышал до этого.
Украдкой наблюдаю, как рифмованные строки, словно волны, начинают захлёстывать его с головой. Вижу, как меняется его лицо, – так меняется лицо хорошего человека от чтения хороших стихов, когда дух начинает проступать изнутри сквозь плоть, заостряя черты, делая их строже и возвышеннее.
Не выдаст моя кобылица,
Не лопнет подпруга седла.
Дымится в Задоньи, курится
Седая февральская мгла.
Встаёт за могилой могила,
Темнеет калмыцкая твердь,
И где-то правее - Корнилов,
В метелях идущий на смерть. Запомним, запомним до гроба
Жестокую юность свою,
Дымящийся гребень сугроба,
Победу и гибель в бою,
Тоску безысходного гона,
Тревоги в морозных ночах,
Да блеск тускловатый погона
На хрупких, на детских плечах.
Я смотрю на Игоря, и думаю, что ему сейчас столько же лет, сколько было Туроверову в далёком восемнадцатом.
Игорь не отрывается от светящегося экрана коммуникатора, изредка перелистывает пальцем электронные страницы, и стихи несут его, словно казачьи кони, сквозь годы и вёрсты Гражданской войны – к Перекопу.
Нас было мало, слишком мало.
От вражьих толп темнела даль;
Но твёрдым блеском засверкала
Из ножен вынутая сталь. Последних пламенных порывов
Была исполнена душа,
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша. И ждали все, внимая знаку,
И подан был знакомый знак…
Полк шёл в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак.
А потом были долгие годы эмиграции. Сначала – остров Лемнос, где казаки жили в палатках и землянках, впроголодь, в сырости и холоде, без элементарных удобств и медикаментов. Затем – Франция – «мачеха весёлая моя» – как назвал её Туроверов в одном из стихотворений. И все эти годы – жгучая, неизбывная тоска по России и, вопреки всему, надежда на возвращение.
Эти дни не могут повторяться, -
Юность не вернется никогда.
И туманнее и реже снятся
Нам чудесные, жестокие года… Что теперь мы можем и что смеем?
Полюбив спокойную страну,
Незаметно медленно стареем
В европейском ласковом плену. И растет и ждет ли наша смена,
Чтобы вновь в февральскую пургу
Дети шли в сугробах по колена
Умирать на розовом снегу…
Эти люди так и жили – вопреки всему. Вопреки логике истории поднялись на борьбу за то, что было для них свято, спасая Россию, которая, увы, совсем не хотела спасаться. Вопреки колоссальному превосходству противника в военной мощи сражались до конца, не занимаясь мелочно-боязливыми подсчетами шансов на победу. Вопреки здравому смыслу цивилизованной Европы, навсегда оставались русскими даже на чужбине.
Ах, Русь, Московия, Россия,
Простор безбрежно снеговой.
Какие звезды золотые
Сейчас зажгутся над тобой.
И все равно, какой бы жребий
Тебе не бросили года –
Не догорит на этом небе
Волхвов приведшая звезда.
Невозможно себе представить, сколько ужасов и тягот выпало на долю Николая Николаевича Туроверова и его соратников. Можно ли желать самому себе такой судьбы? Он дал ответ – в стихах:
Не георгиевский, а нательный крест,
Медный, на простом гайтане,
Памятью знакомых мест
Никогда напоминать не перестанет;
Но и крест, полученный в бою,
Точно друг и беспокойный, и горячий,
Все твердит, что молодость свою
Я не мог бы начинать иначе.
Парадоксально, но это – ответ счастливого человека. Счастливого вопреки всему. Потому что это счастье – жить с сознанием того, что главный жизненный выбор был сделан правильно.
Николай Николаевич прожил долгую жизнь, пережив многих своих боевых товарищей.
Пора, мой старый друг, пора,
- мы зажились с тобою оба,
и пожилые юнкера
стоят на вытяжку у гроба
Он умер в сентябре 1972 года. Мне тогда было три месяца.
Игорь протягивает коммуникатор. Я вижу, как шевелится его горло, в котором толпятся ищущие выхода неуверенные слова. Лучше не говори ничего, ты ещё не нажил достаточного опыта, чтобы выразить прочитанное. Поверь, что именно сейчас лучше промолчать, чем сфальшивить. А то, что ты и понял, и почувствовал, я уже вижу по глазам.
Я слегка улыбаюсь, потому, что он тоже понял мою мысль без слов. Несколько секунд мы молчим, а потом он говорит, наверное, единственную фразу, которая была бы в этот момент уместна:
- Может быть, когда-нибудь, их всё-таки будут преподавать в школах?
- Обязательно будут!.. – отвечаю, улыбаясь, и чувствую, как сегодня, сейчас стала чуточку крепче невидимая связь между его сердцем и его Родиной, Россией, которая, с Божьей помощью и, хочется верить, не без нашего участия, возродится во всём блеске своего величия, как это уже не раз бывало в истории.
Продолжение следует
Дмитрий Цапаев
http://pereklichka.livejournal.com/143174.html
