Последний Главнокомандующий Русской Императорской Армии (часть 4)Жизнь, отданная во благо родины
После начала Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде, генерал Духонин образовал в Ставке Верховного Главнокомандующего спецгруппу во главе с генерал-квартирмейстером М.К. Дитерихсом для координации действий на внутренних фронтах. Параллельно с этим пытался содействовать попыткам создания контрреволюционного правительства во главе с эсером В.М. Черновым.
Ставка стала центром притяжения всех сил, выступающих против большевиков. В разговоре по прямому проводу с членом Комитета по военным и морским делам Н.В. Крыленко (от большевиков) 6 ноября 1917 года Духонин говорит: "Ставка не может быть призываема к принятию участия в решении вопроса о законности верховной власти и, как высший оперативный и технический орган, считает необходимым признание за ней этих функций... Отношение верховного командования к гражданской войне выражено в приказе от 1 ноября, которым остановлено движение войск на Петроград".
"Не могу не указать, - предупреждал главковерха комиссар по военным делам Н.В. Крыленко, - что непризнание Вами органов созданной Советской власти и непринятие мер к остановке эшелонов возложит на Вас ответственность за печальные возможные результаты". Это была угроза личной ответственности Духонина за антибольшевистскую деятельность. Но осуществить ее, не дискредитировав предварительно генерала перед солдатскими массами, было сложно. Поэтому большевики предприняли провокационный шаг, призванный ослабить власть Верховного Главнокомандующего в войсках.
Рано утром, 8 ноября, Н.Н. Духонин получил предписание Совета Народных Комиссаров, подписанное В.И. Лениным, о немедленном вступлении в предварительные переговоры с противником о перемирии; дословно это выражалось так: "обратиться к военным властям неприятельских армий с предложением немедленного приостановления военных действий в целях открытия мирных переговоров". При этом его обязывали непрерывно докладывать в Смольный по прямому проводу о ходе переговоров. Правда, акты о перемирии он имел право подписывать только с предварительного согласия Советского правительства. Отдавая этот приказ, большевики понимали, что он идет вразрез с мнением Верховного Главнокомандующего и подавляющего большинства офицеров по поводу завершения войны, которое было радикально противоположно настроению солдатских масс.
Отказ от переговоров должен был четко определить позицию Верховного Главнокомандующего как антибольшевистскую, а следовательно, "антинародную". После этого его без труда можно было бы объявить врагом солдатских масс и всего трудового народа. Николай Николаевич осознавал сложность своего положения, и весь день 8 ноября провел в размышлениях. К вечеру родился план действий, рассчитанный на выигрыш времени. Воспользовавшись тем, что радиограмма Совета Народных Комиссаров была оформлена не по правилам, Духонин нашел возможность усомниться в ее подлинности. Обращаясь к военному министру, он телеграфировал: "Ввиду выдающегося государственного значения этой телеграммы при отсутствии на ней даты и номера, затрудняюсь принять решение по содержанию до подтверждения ее передачи шифром и в принятой форме, гарантирующей ее подлинность". Эта телеграмма была не более чем попытка Духонина уклониться от открытого объявления своей позиции. По всей видимости, он надеялся, что власть большевиков продлится считанные дни.
Но большевики не приняли предложений им игры. В ночь на 9 ноября В.И. Ленин, И.В. Сталин и Н.В. Крыленко, действовавшие по поручению Совета Народных Комиссаров, вызвали Духонина к прямому проводу и потребовали объяснений, почему не выполняется распоряжение диктатуры пролетариата и потребовали от главковерха в ультимативной форме немедленно приступить к переговорам о перемирии.
Переговоры длились два с половиной часа. Духонин запросил наркомов, получено ли согласие союзников на мирные переговоры, какова будет судьба Румынской армии (входила в состав русского фронта), предполагаются ли отдельные переговоры с Турцией.
Ленин отказался обсуждать эти вопросы, и Духонин заявил: "Я могу только понять, что непосредственные переговоры с державами для вас невозможны. Тем менее возможны они для меня от вашего имени. Только центральная власть, поддержанная армией и страной, может иметь достаточный вес и значение для противников, чтобы придать этим переговорам нужную авторитетность для достижения результатов. Я также считаю, что в интересах России заключение скорейшего всеобщего мира".
В ответ Ленин задал последний вопрос: "Отказываетесь ли вы категорически дать нам точный ответ и исполнить данное нами предписание?".
Духонин заявил о невозможности исполнить эти указания и подчеркнул, что "необходимый для России мир может быть дан только центральным правительством". То есть генерал Духонин открыто заявил, что отрицает за Советом Народных Комиссаров право представлять центральную правительственную власть.
Тогда 9 (22) ноября В.И. Ленин продиктовал приказ: "Именем правительства республики, по поручению Совета Народных Комиссаров, мы увольняем вас от занимаемой вами должности за неповиновение предписаниям большевистского правительства и за поведение... Главнокомандующим назначается прапорщик Крыленко" с тем, что Духонин будет "продолжать ведение дел - по законам военного времени, пока не прибудет в Ставку новый Главковерх или уполномоченное им лицо".
Звучал этот приказ весьма необычно - впервые прапорщик (младший офицерский чин) назначался главой всей русской армии!
Сразу же после этого разговора Н.Н. Духонин направил всем Главнокомандующим армиями и фронтов телеграмму, в которой объяснял свой отказ выполнить предписание Совета Народных Комиссаров и объявлял о своем решении не оставлять пост. Главнокомандующие армиями и трех из пяти фронтов (Юго-Западного - генерал-лейтенант Н.Г. Золодченко, Румынского - генерал от инфантерии Д.Г. Щербачев и Кавказского - генерал от инфантерии М.А. Пржевальский) встали на сторону Главковерха.
Поддержанный Главнокомандующими большинства фронтов, представителями союзных военных миссий при Ставке, руководством Общеармейского исполнительного комитета при Ставке, а также большинства своих сослуживцев, Н.Н. Духонин еще больше укрепился в своем решении не подчиняться ленинскому приказу о снятии его с поста Верховного Главнокомандующего. В тот же день, в обращении по радиотелеграфу к солдатам-фронтовикам он призывал их не поддаваться "обольщению" большевиками, Советом Народных Комиссаров, поскольку таковой не является "полномочным правительством", "общепризнанной законной властью".
Как видим, ночной разговор с лидерами большевистского правительства Духонин расценил по-своему. Через несколько часов после его окончания он телеграфировал бывшему военному министру: "Из поставленных мной ребром вопросов и из полученных ответов я совершенно ясно увидел, что народные комиссары на свой Декрет о мире не получили абсолютно никаких ответов - их, очевидно, не признают. При этом условии они сделали другую попытку к открытию мирных переговоров через посредство Главнокомандующего, надеясь на то, что со мной, как законной военной властью, будут разговаривать и противники, и союзники...".
О своей отставке он также имел вполне определенное мнение. В той же телеграмме он писал: "Я считаю, что во временное исполнение должности главковерха я вступил на основании закона, ввиду отсутствия главковерха. Могу сдать эту должность также в том случае, если от нее буду отстранен, новому лицу, на нее назначенному в законном порядке, то есть указом Сената..., являющегося высшим блюстителем законности в стране, досель не упраздненным". Из данной переписки видно, что действия Духонина в тот период были вполне осознаны и опирались на нормативные акты, которые новая власть еще не успела официально отменить".
При этом Верховного Главнокомандующего трудно было доказательно обвинить в контрреволюции, особенно пока его власть еще распространялась на некоторую часть армии. Требовалось, прежде всего, лишить его этой власти, отняв ее руками самих же солдат. Что большевики начали осуществлять незамедлительно.
9 ноября В.И. Ленин от имени Совета Народных Комиссаров по радиотелеграфу обратился к солдатам действующей армии с воззванием: взять дело мира в свои руки. "Пусть полки, стоящие на позициях, - говорилось в обращении, - выбирают тотчас уполномоченных для формального вступления в переговоры о перемирии с неприятелем.
Совет Народных Комиссаров дает вам права на это".
10 ноября в Могилеве стало известно, что большевистское правительство через своих представителей на фронтах разрешило войскам самостоятельно заключать перемирие с противником, не спрашивая на то позволения Ставки. Переговоры могли вести выборные органы, начиная с полковых комитетов, на любых вырабатываемых ими условиях. И только подписание окончательного договора о перемирии правительство оставляло за собой. Подобной практики прекращения войны мировая история до того времени не знала.
Узнав об этом поступке со стороны большевиков, Н.Н. Духонин тотчас же связался по прямому проводу с военным министерством. В разговоре с управляющим военным министерством генералом от артиллерии А.А. Маниковским и исполняющим должность начальника Генерального штаба генерал-лейтенантом В.В. Марушевским он сообщил, что смещен с должности, но не подчиняется этому приказу, и таким образом, еще раз официально подтвердил, что не признает власти большевиков и не желает иметь с ним никаких отношений. Касаясь обращения В.И. Ленина к солдатам фронта, Н.Н. Духонин сказал, что "этого рода действия исключают всякое понятие о государственности, обозначают совершенно определенную анархию и могут быть на руку не русскому народу, - комиссарами которого себя именуют большевики, а, конечно только Вильгельму". Такая эмоциональная реакция генерала вполне объяснима. Ведь как показали дальнейшие события, именно это роковое ленинское обращение к солдатам-фронтовикам сыграло решающую роль в необратимом процессе развала действующей армии. По нашему мнению, именно 9 ноября 1917 года, вооруженные силы Российской империи прошли, как сейчас принято говорить, "точку не возврата".
10 ноября начальники союзных военных миссий при Ставке заявили в связи с ленинским обращением к солдатам-фронтовикам свой протест Н.Н. Духонину (а не СНК, которое в то время они еще не признавали). Следует заместить, что этот протест был вполне справедливый, так как был направлен против нарушения договора от 23 августа 1914 года, по которому правительство стран Антанты обязались не заключать сепаратного мира с противником.
Н.Н. Духонин, видел, что союзники по Антанте пока еще считают его Верховным Главнокомандующим, немедленно проинформировал о содержании их ноты протеста Главнокомандующих армиями и фронтов и командующих армиями и, рассчитывая, что они передадут эту информацию в части и соединения действующей армии. Затем в ночь на 11 ноября он сообщил об этом в военное министерство. 12 ноября в разговоре по прямому проводу с В.В. Марушевским Главковерх, касаясь вопроса о попытках Советского правительства вступить в сепаратные переговоры с противником, отметил: "Мы имеем дело с форменным безумием" - и просил об этом "доложить без всякого промедления генералу Маниковскому, ибо моя душа, полная любви к России, переживает чудовищную тревогу".
Следует напомнить, что генерал А.А. Маниковский к этому времени принял предложение СНК продолжить свою работу в должности управляющего военным министерством. Естественно, что Н.Н. Духонин не мог не знать, что содержание его беседы с генералом В.В. Марушевским через А.А. Маниковского будет известно большевистскому руководству. Тем не менее, Главковерх не скрывал своих мыслей. Более того, он предпринял еще один смелый шаг. Во второй половине дня 12 ноября Н.Н. Духонин снова направил в войска телеграмму с призывом к солдатам действующей армии соблюдать обязательства России перед союзниками, продолжать войну и не вступать в сепаратные переговоры с противником. В ней в частности, говорилось: "Дайте время русской демократии сформировать власть и правительство, и она даст нам немедленный мир совместно с союзниками".
Однако от солдатских масс уже мало что зависело. Инициативу начала сепаратных переговоров с противником взял на себя новый Верховный Главнокомандующий прапорщик-большевик Н.В. Крыленко. С этой целью он с вооруженным отрядом прибыл 13 ноября в Двинск, где располагался штаб 5-й армии Северного фронта и где армейский исполнительный комитет уже был в руках большевиков.
14 ноября его посланцы вступили в сепаратные переговоры с германским командованием, нарушив тем самым союзнические обязательства России. И снова представители военных миссий Антанты заявили протест Н.Н. Духонину. 15 ноября, бывший Главковерх твердо заявил представителям военных миссий союзников, что до полной победы над Германским блоком он примет все меры, чтобы Россия выполняла свой союзнический долг.
Однако дни Ставки были уже сочтены. Это понимал и сам Н.Н. Духонин. Так, 17 ноября в разговоре по прямому проводу с помощником Главнокомандующего армиями Румынского фронта генералом Д.Г. Щербачевым он просил его помочь разобраться в сложившейся критической ситуации. В заключение разговора Н.Н. Духонин, видимо чувствую приближение трагической развязке, сказал Д.Г. Щербачеву: "В том случае, если бы я выбыл из строя", могли бы вы "принять на себя обязанности Главковерха. Могу ли я на это рассчитывать?" В ответ генерал успокоил Главковерха и посоветовал ему срочно эвакуировать Ставку в Киев, где в то время главенствовала Центральная Рада, не признававшая Советское правительство.
Перебазировать Ставку в Киев советовал Н.Н. Духонину и его предшественник на посту начальника штаба Ставки генерал-лейтенант А.С. Лукомский, с которым Главковерх, несмотря на то, что тот находился под арестом по "Корниловскому делу" в Быхове, поддерживал тесную связь. Опальный генерал также предупреждал Н.Н. Духонина, что "оставаться в Могилеве бесполезно и опасно".
Согласившись с мнением авторитетных генералов, Н.Н. Духонин в ночь с 18 на 19 ноября провел совещание с сотрудниками штаба Верховного Главнокомандующего, на котором было принято решение об эвакуации Ставки в Киев. Вскоре, однако, стало ясно, что этого сделать не удастся, так как руководство Центральной Рады не дало согласия на перевод Ставки, ссылаясь на то, что "Киев малопригоден по техническим условиям". Истинной же причиной отказа было нежелание Центральной Рады обострять и без того напряженные отношения с Советским правительством, которое она хотя и не признавала, но опасалась идти на конфликт.
Здесь уместно заметить, что, как только стало ясно, что Могилев будет занят вооруженными отрядами советского Верховного Главнокомандующего прапорщика Н.В. Крыленко, генерала оставили практически все. Общеармейский исполнительный комитет при Ставке самораспустился, а его члены незамедлительно покинули Могилев. Военный комиссар Временного правительства В.Б. Станкевич уехал в Киев, бывший генерал-квартирмейстер штаба Верховного Главнокомандующего генерал-майор М.К. Дитерихс укрылся в Могилеве, и, если верить Станкевичу, это он уговорил остаться генерала Духонина, сдавшегося было на убеждения ехать Юго-Западный фронт. А также ряд штабных генералов и офицеров также заблаговременно уехали из города. С Н.Н. Духониным осталась только его жена.
Бюрократическая Ставка, верная своей традиции "аполитичности", вернее беспринципности, в тот день, когда чернь терзала Верховного Главнокомандующего, в лице своих старших представителей приветствовала нового главковерха!... Однако армии одна за другой признавали власть СНК и поддерживали декреты Советской власти.
19 августа командиры ударных батальонов в Могилеве просили у Духонина разрешить им защищать Ставку от вооруженных отрядов советского Верховного Главнокомандующего прапорщика Крыленко. Но Главковерх распорядился, чтобы сосредоточенные в городе верные Временному правительству ударные батальоны (батальон 1-го ударного полка Юго-Западного фронта, ударный батальон 1-й Финляндской стрелковой дивизии, 4-й и 8-й ударные батальоны Западного фронта, 2-ой Оренбургский ударный батальон) общей численностью примерно 2500 человек покинули Могилев. "Я не хочу братоубийственной войны, говорил он командирам этих батальонов. - Тысячи ваших жизней будут, нужны Родине. Настоящего мира большевики России не дадут. Вы призваны защищать Родину от врага и Учредительное собрание от разгона". Находившийся в Ставке командир 1-го Польского корпуса легионеров генерал-лейтенант И.Р. Довбор-Мусницкий пытался убедить Н.Н. Духонина ни в коем случае не сдавать Ставку без боя, ибо его долг - бороться до конца. Н.Н. Духонин отвечал, что "это все теория", на практике из всего этого "выйдет ерунда".
Собирался ли генерал покинуть Ставку?
Если собирался, то с последним эшелоном, как капитан тонущего корабля. Н.Н. Духонин считал, что тайное бегство Верховного Главнокомандующего, пусть и смещенного, несовместимо с воинской честью. "Я имел и имею тысячи возможностей скрыться, - признавался он. - Но я этого не сделаю. Я знаю, что меня арестует Крыленко, а может быть даже расстреляют. Но это смерть солдатская".
Давайте обратим с вами наши внимания на судьбы Быховских узников. Лучше всего это видно из воспоминаний А.И. Деникина "Очерки русской смуты". Вот что по этому поводу пишет Антон Иванович:
"В середине ноября 1917 года обстановка в ставке городе Могилеве и Быхове круто изменилась. Получены были сведения, что к Могилеву двигаются эшелоны Крыленко, что в Ставке большое смятение и что там создалось определенное решение капитулировать. Наши друзья приняли, по-видимому, энергичные меры, так как, если не ошибаюсь, 18-го в Быхове получена была телеграмма безотлагательно начать посадку в специальный поезд эскадрона текинцев и полуроты георгиевцев для сопровождения арестованных на Дон.
Мы все вздохнули с облегчением. Что готовит нам судьба в дальнейшем, это был вопрос второстепенный. Важно было выбраться из этих стен на свет Божий, к тому же вполне легально, и снова начать открытую борьбу. Быстро уложились и ждали. Прошли все положенные сроки – не везут. Ждем три, четыре часа... Наконец получается лаконический приказ - телеграмма генерала Духонина коменданту - все распоряжения по перевозке отменить.
Глубокое разочарование, подавленное настроение. Обсуждаем положение. Ночь без сна. Между Могилевым и Быховым мечутся автомобили наших доброжелателей из офицерского комитета и казачьего союза. Глубокой ночью узнаем обстоятельства перемены Ставкой решения. Представители казачьего союза долго уговаривали Духонина отпустить нас на Дон, указывая, что в любую минуту он - Верховный Главнокомандующий, если сам не покинет город, может стать просто узником. Духонин согласился, наконец, вручить казачьему представителю именные распоряжения о нашем переезде на имя коменданта Быховской тюрьмы и Главного начальника сообщений, но под условием, что эти документы будут использованы лишь в момент крайней необходимости. Казачьи представители нашли, что 18-го этот момент настал. Духонин, узнав о готовящейся посадке, отменил распоряжение, а явившимся к нему казачьим представителем сказал:
- Еще рано. Этим распоряжением я подписал себе смертный приговор.
Ранним утром 19 ноября 1917 года генерал Н.Н. Духонин отдал свое последнее распоряжение об освобождении генералов Л.Г. Корнилова, А.И. Деникина и их соратников, арестованных в связи с корниловским выступлением в августе 1917 года. Для этой цели он командировал в Быхов, где содержались под арестом в бывшем католическом монастыре корниловцы, состоящего в распоряжении начальника штаба Верховного Главнокомандующего полковника П.А. Кусонского.
Вечером того же дня все арестованные генералы и офицеры покинули Быхов.
Но утром 19-го в тюрьму явился полковник генерального штаба Кусовский и доложил генералу Корнилову:
- Через четыре часа Крыленко приедет в Могилев, который будет сдан Ставкой без боя. Генерал Духонин приказал вам доложить, что всем заключенным необходимо тотчас же покинуть Быхов.
Генерал Корнилов пригласил коменданта, подполковника Текинского полка Эргардта и сказал ему:
- Немедленно освободите генералов. Текинцам изготовиться к выступлению к 12 часам ночи. Я иду с полком.
Деникин писал:
"Духонин был и остался честным человеком. Он ясно отдавал себе отчет, в чем состоит долг воина перед лицом врага, стоящего за линией окопов, и был верен своем долгу. Но в пучине всех противоречий, брошенных в жизнь революцией, он безнадежно запутался. Любя свой народ, любя армию и отчаявшись в других способах спасти их, он продолжал идти, скрепя сердце, по пути с революционной демократией, тонувшей в потоках слов и боявшейся дела, заблудившейся между Родиной и революцией, переходившей постепенно от борьбы "в народном масштабе" к соглашению с большевиками, от вооруженной обороны Ставки, как "технического аппарата", к сдаче Могилева без боя. В той среде, с которой связал свою судьбу Духонин, ни стимула, ни настроения для настоящей борьбы он найти не мог".
Позднее в своих воспоминаниях А.А. Брусилов отметил, что этот шаг "погубил окончательно рыцарски честного Духонина".
А. Котляревский
http://pereklichka.livejournal.com/
