Глава V. В Черном море
Минная бригада в Евпатории
В последние предвоенные дни минная бригада Черного моря
участвовала в боевой, "опытной и показательной" стрельбе флота по
бывшему броненосцу "Екатерина II". Корабль был потоплен 7/20 октября
1914 г. в результате сосредоточенного огня всего флота. Искусство
массирования огня или сосредоточения его с нескольких кораблей по
одной цели - то самое, которое обеспечило японцам победу в Цусиме,
продемонстрировали и корабли 3-го дивизиона.
Привлечь внимание к артиллерийскому искусству на кораблях
дивизиона, как и на других миноносцах, помогла инициатива командира
"Капитана Сакена" капитана 2 ранга флигель-адъютанта С.С. Погуляева.
"Неоспоримо, - писал он 12 ноября 1912 г. в рапорте начальнику 2-го
дивизиона, - что миноносец создан не для артиллерийского боя, но также
неоспоримо и то. что раз на миноносцах стоят орудия, сила их в бою
должна быть использована в возможно полном объеме". Этому мешала
продолжавшаяся также и на Черном море традиция частой сменяемости
офицерского состава. Усиливавшийся после войны с Японией некомплект
заставлял начальство, как и прежде, перебрасывать офицеров с корабля
на корабль. Об ущербе для артиллерийской подготовки, требовавшей
постоянной практики, при этом не задумывались.
Невелик был и выбор офицеров, пригодных для управления огнем. Их в
распоряжении командира обычно имелось только два, и оба уже должны
были делить между собой четыре совмещавшиеся должности: артиллериста,
минера, штурмана, ревизора. По этим причинам на миноносцах приходилось
обязанности вахтенных офицеров возлагать и на механиков. К тому же
далеко не каждый офицер обнаруживал таланты и желания посвятить себя
артиллерийскому искусству. И если командиры хорошо справлялись с
одиночными стрельбами, то в искусстве пристрелки миноносцы от больших
кораблей продолжали отставать.
Теперь же в канун войны (Турция еще торговалась с Германией об
условиях нападения на Россию) командир "Капитан-лейтенанта Баранова"
капитан 2 ранга Б.Б. Жерве (1878-1934), один из героев боев
Владивостокских крейсеров, впоследствии начальник советской Морской
академии, также настаивал на улучшении артиллерийской подготовки
миноносцев. В своем срочном донесении за октябрь 1914 г. он обращал
внимание на слишком уж искусственные условия, в которых проходили
стрельбы. "Екатерина II" представляла собой "огромный неподвижный щит,
курсовой угол дивизиона был точно известен, следовательно, на всех
миноносцах дивизиона был довольно точно известен ВИР, а также известно
было и первоначальное расстояние". Кроме того, напоминал командир, "до
беглого огня было сделано не менее шести пристрелочных залпов, так что
расстояние и ВИР были окончательно определены". Наконец, даже курс
дивизиона относительно ветра был выбран наиболее благоприятный,
вследствие чего "дым не закрывал передним миноносцам показания прицела
и целика с пристрелочного миноносца". Да и расстояния стрельбы "были
малы" - всего 35-25 кабельтовых. "Все это, - настаивал Б.Б. Жерве, -
вряд ли будет иметь место в действительном бою, когда коренные
недостатки этой организации, неоднократно указывавшиеся мною в
предыдущих записках, скажутся ярко и принесут свои вредные
последствия".
10/23 октября весь дивизион занимался в море маневрированием по
новой утвержденной начальником бригады схеме минных атак. Утром 14/27
октября вышли в море для выполнения самих атак. Но стрельбы из-за
5-6-балльного волнения пришлось отложить. Днем уже во время стоянки в
Евпатории на "Капитан-лейтенанте Баранове" разорвало магистральную
трубу (как уже было 4 октября) рабочего пара. Для замены магистрали
силами плавучей мастерской "Кронштадт" корабль ушел в Севастополь.
Бригада же осталась в Евпатории.
Несмотря на уже полыхавшую в мире войну, флот в Черном море
находился в состоянии той неопределенности, в которой порт-артурскую
эскадру застало японское нападение 26 января 1904 г. Флот также не
приводили в полную боевую готовность и также удерживали от активных
действий. Так же. как и накануне японского нападения, не были приняты
во внимание и поступавшие одно за другим множественные предостережения
об обострении обстановки, о лихорадочных приготовлениях Турции и
готовности "Гебена" и "Бреслау" напасть на русские берега.
Когда "Гебен" и выведенные им в море диверсионные группы кораблей
уже шли для нападения на берега России, А. Эбергард, словно находясь в
сговоре с адмиралом Сушоном, отдает в тот вечер приказание об отправке
в Ялту заградителя "Прут". Он должен был доставить туда один батальон
солдат, без которого, видите ли, 62 дивизия не может отправиться на
фронт. Время же на марш по крымским дорогам терять не хотели. И
царедворец со стажем А.А. Эбергард не находит для этой цели более
подходящего судна, чем наполненный новейшими минами заградитель
"Прут". "Прут" по воле адмирала отправляется в Ялту, но. не успев
приступить к выполнению поручения, получает приказание держаться ночь
в море. Здесь на виду наблюдательных постов он. оказавшись подогнем
"Гебена", поднял боевые стеньговые флаги (их на постах почему-то
приняли за белые!) и героически потопил сам себя со своим бесценным
грузом новейших мин.
Иных подвигов императорские флотоводцы совершать не умели.
Героический подвиг дозорных миноносцев, не задумывавшихся броситься в
атаку на "Гебен", помочь "Пруту" не смог. Но еще тремя часами раньше,
чем был потоплен "Прут", из Одессы пришло (это было в 4 ч. 15 м. 16/29
октября) принятое всем кораблям открытое радио дежурного парохода
РОПиТ (коммерческий флот оказался организованнее военного): "Турецкий
миноносец взорвал "Донец", ходит в одесском порту и взрывает суда".
Это сообщение в штабе А.А. Эбергарда осмысливали в течение часа.
Только в 5 ч. 20 м. на флот была "спущена" директива вскрывать пакет №
4Ш.
О развернутых на побережье наблюдательных постах никто не
вспоминает, и служба связи по собственной инициативе оповещает их о
начале войны. Горько, но факт: сообщение с поста Лукулл об обнаружении
"Гебена" поступило в 5 ч. 30 м., но до штаба Командующего дошло лишь
через 20 минут. С такой же скоростью - в продолжение 19-20 минут
передавалось и приказание о включении крепостного минного заграждения.
В итоге всей этой завидной распорядительности учеников адмирала
Эбергарда, утопив "Прут", обстреляв крепость, рейд и город, партию
траления и державших ближний дозор миноносцев 4-го дивизиона, "Гебен"
благополучно миновал заграждения севастопольской крепости.
В историю вошли трогательные подробности этого редкостного
военно-морского головотяпства. Оказывается, неотлучно сидевший у
коммутатора дежурный офицер все это время терпеливо выжидал, пока
посланный им на пирс унтер-офицер найдет начальника минной обороны (он
решал там какие-то неотложные распорядительно-хозяйственные дела) и
призовет его на станцию для отдачи личного (таков был строгий
порядок!) приказания о включения заграждения.
Прояви этот коммутаторный офицер личную инициативу и элементарное
гражданское мужество - с "Гебеном" (он, как потом выяснили, несколько
минут маневрировал на заграждении) могло быть покончено в тот же
первый день войны.
Не лучшим образом распорядился и А.А. Эбергард и его штабные чины
с имевшимися в их распоряжении внушительными минными силами. Лишь в 7
ч. 30 м., то есть спустя 3 ч. 15 м. после сообщения о нападении на
корабли в Одессе, приказ о вылете в море получили два гидросамолета и
о съемке с якоря -подводные лодки "Лосось" и "Судак". Что мешало
держать эти лодки (пусть даже поочередно) на дежурстве в море- этот
вопрос при фиктивном разбирательстве (император не хотел осуждения
своего любимца) вовсе не поднимался. "Гебен" в это время уже около
получаса как удалялся на юг. Не поддается объяснению и роль минной
бригады. Словно самой судьбой изготовленная к атаке, она в числе 19
миноносцев в ночь нападения на Одессу в полной готовности оставалась
на рейде Евпатории, то есть почти что на пути шедшего в Одессу
турецкого отряда. Проведя здесь минные стрельбы, бригада ожидала
дальнейших указаний.
В 20 ч. 35 м. на бригаде было принято радио командующего морскими
силами: "Положение весьма серьезное. "Гебен" видели с двумя
миноносцами около Амастро. С рассвета положение первое. Госпитальным
судам то же к 9 часам, транспортам пока четвертое." Но за этими
обоснованно тревожными предостережениями никаких указаний не
последовало. О бригаде забыли. Не получая указаний и уловив, может
быть, каким-то шестым чувством приближение противника (турецкие
миноносцы и "Гебен" были уже близки к широте Севастополя), начальник
минной бригады решился наконец выразить тревогу по поводу своего
неопределенного положения. В 23 часа он радировал в штаб флота: "Ввиду
серьезности положения полагал бы необходимым иметь полный запас
топлива. Жду распоряжений."
В штабе не нашли нужным отозваться на инициативу бригады.
Развертывание завесы не состоялось, уроки минувшей войны использованы
не были, рутина бездумного исполнительства оставалась в силе. В ответе
штаба флота говорилось: "Приготовьтесь к бою, возвращайтесь в
Севастополь, подходя в зону обстрела батарей и к минному заграждению
не раньше рассвета. В случае появления неприятеля вскройте пакет №
4Ш". Иными словами, командование флота по-прежнему не видело
необходимости в использовании своего самого скоростного маневренного
соединения для прояснения зловеще сгустившейся обстановки.
В это время два германо-турецких эсминца -близкие сверстники по
типу с проектом "Лейтенанта Шестакова" - преодолевали три последних
десятка миль, остававшихся на пути к Одессе. Они уже зашли в тыл
ощущавшей смутное беспокойство и все-таки продолжавшей бездействовать
бригаде. Дерзость и холодный расчет германо-турецкого адмирала Сушона
и на этот раз оправдались.
Судьба, как это не трудно видеть в войнах XX в.. до последнего
благоприятствовавшая русским, и в этой ситуации предоставила им еще
один шанс. "Гебен", допустив ошибку в счислении, поднялся к северу
выше Севастополя. Здесь в конце Лукулльской мерной линии его должны
были увидеть эсминцы минной бригады. Но не увидели, потому что шли без
дозора. Полоса тумана, как когда-то было с заградителем "Амур" 1 мая
1904 г. под Порт-Артуром, разделила противников. На пути "Гебена"
оказалась державшаяся на инкерманском створе группа дозора 4-го
дивизиона. Связи с бригадой она не имела. Пытаясь спасти шедший с
запада к Севастополю "Прут", головной дозора "Лейтенант Пущин" повел
корабли в почти безнадежную в дневных условиях и столь малыми силами
атаку. Прекратив стрельбу по городу и крепости, "Гебен" открыл
залповый огонь из 150-мм пушек. Получив несколько попаданий (было
убито 7 и ранено 11 человек), но, по счастью, не потеряв ход,
"Лейтенант Пущин" в расстоянии около 50 кабельтовых отвернул и ушел в
Севастополь. Оставшиеся в строю "Живучий" и "Жаркий" помочь "Пруту"
уже не смогли.
Совершенно бесполезным оказалось для флота присутствие в
Евпаторийском заливе остальных 15 миноносцев Минной бригады. Пропустив
к Одессе миноносцы "Гайрет" и "Муавенет", а к Севастополю "Гебен" с
тралившими перед ним (10-узловой скоростью) миноносцами "Ташос" и
"Самсун", бригада не заметила и появления действовавших самостоятельно
заградителей "Самсун" и "Нилуфер". Не предприняли попыток перехвата
кораблей, напавших и на Одессу. Строго исполняя полученное накануне
приказание и не ведая о происходящих событиях (из штаба никакой
информации не поступало), она в 6 ч. 10 м. утра неторопливо двинулась
к Севастополю. В 7 ч. 40 м., пройдя по недавнему кильватерному следу
"Гебена" и еще видя на горизонте его дымы и рангоут, бригада под
берегом вошла на севастопольский рейд.
Во всем этом не был повинен флот. Он свой долг выполнил с честью.
Но понятна и тяжесть стоявшей перед ним задачи при бесталанном
командующем и отсутствии скоростных кораблей. Не сумев использовать в
Евпатории свой единственный шанс торпедной атаки ("Гебен", шедший с
тралящими миноносцами, ничего не стоило застать врасплох), минная
бригада должна была ждать теперь готовности черноморских "новиков"
типа "Дерзкий". А пока на кораблях не раз, наверное, недобрым словом
поминали строителей, и министерство, и великого князя Александра,
устроивших флоту сооружение в 1905 г. кораблей вчерашнего дня.
Стыдно сказать, но скоростные по определению корабли типа
"Лейтенант Шестаков" с их "парадной", давно забытой 25-уз скоростью не
имели шансов уйти от преследования со стороны "Гебена" - их
современника. "Весомо, грубо, зримо" продолжала себя являть в этих
кораблях рутина доцусимского и цусимского мышления верхушки флота.
Турки и те сумели потратить свои деньги благоразумнее. Не мучая себя
творческими изысканиями, они взяли да и приобрели в Германии в 1910 г.
четыре немецких 35-уз. миноносца (S-165-S-168). Два из них и
участвовали в налете на Одессу. Они, как можно судить, принадлежали к
тому самому типу "Тартар", который наперебой предлагали из-за границы
и который для русского флота, вплоть до появления "Новика", оставался
недосягаемым.
Справочники опровергают один другого, и если принять, что это были
еще поршневые корабли с более умеренной 28-30-уз. скоростью, то и в
этом случае они должны были оставлять наши миноносцы типа "Лейтенант
Шестаков" далеко позади себя. Пусть читатель сам выберет слова, какими
следовало бы назвать ту техническую политику и тех людей, которые
упорно обрекали Россию на отставание от мирового прогресса. Так или
иначе, но в условиях развязанной войны наши корабли при встрече со
своими турко-немецкими миноносными двойниками (при 620 т водоизмещении
они имели только по 2 88-мм пушки) могли рассчитывать лишь на свои
120-мм орудия, а с "Гебеном"- только на счастливый случай.
Боевой путь "Геройского дивизиона
Так , наверное, должны были называть в Севастополе корабли,
носившие звучные имена тех, кто в прошлых войнах прославил русский
Черноморский флот. Этими проверенными в истории (вопреки нынешним
традициям увековечивания "друзей по службе") именами людей корабли
третьего дивизиона могли по справедливости гордиться. И честь этих
имен они не посрамили. Всю войну наравне со вступавшими в строй
"новиками" они несли напряженную боевую службу. Во всех сторонах
Черного моря - от болгарского
берега до кавказских гор и предгорий Анатолии, под крымским
берегом, у пляжей Эльтигена и Таманского полуострова, близ Афонского
монастыря и берегов Колхиды можно было опознать их характерные, очень
современно выглядевшие двухтрубные силуэты.
Лишь в 16 часов 16/29 октября адмирал Эбергард, кое-как
оправившись от шока и желая реабилитироваться в глазах высшего
начальства, вывел корабли в море. Держась к югу от Крыма и в половине
расстояния от Анатолии, эскадра совершила 12 гигантских зигзагов. Но
противник, израсходовав в дальних диверсиях запасы топлива, находился
в то время уже на пути в свои базы, и перехватить его можно было лишь
совершив незамедлительный бросок к Босфору. Но адмирал предпочел
заниматься "парадом" посреди Черного моря.
В этой впечатляющей, если бы германо-турки могли ее наблюдать,
демонстрации боевой мощи флота участвовали обе бригады линейных
кораблей. Дозор впереди флота возглавлял крейсер "Память Меркурия". В
двух колоннах за флотом шла минная бригада. Левую составляли "Гневный"
(брейд-вымпел начальника бригады), "Беспокойный", "Дерзкий",
"Пронзительный". В правой шли "Лейтенант Шестаков" (брейд-вымпел
начальника 3-го дивизиона капитана 1 ранга И.С. Кузнецова), "Лейтенант
Зацаренный", "Капитан-лейтенант Баранов", "Капитан Сакен" и 35-тонные
миноносцы "Зоркий", "Звонкий". "Живучий", "Живой", "Жаркий". С этими
силами, не зная, видимо, что же следует предпринять, адмирал в
продолжение двух суток и кружил посредине Черного моря. Двинуться
сразу к Босфору, чтобы там перехватить диверсантов, разделить свои
силы на две завесы, которые там же могли бы успеть прийти на помощь
одна другой при появлении "Гебена", адмирал не решился.
Практически п бездействии пребывали и новейшие, только что
вступившие в строй четыре "Новика". Что-то могли сделать и 25-уз.
миноносцы - от "Шестакова" до "Жаркого". Они на исходе вторых суток
крейсерства успели в составе бригады "сбегать" в Севастополь для
пополнения запасов топлива п в 6 час. утра 19 октября снова
присоединились к флоту. Он тем временем продолжал ходить по кругу.
Всего в это необъяснимое крейсерство, продолжавшееся четыре дня.
прошли до 700 миль. Это было примерно втрое больше расстояния от
Севастополя до Босфора.
Многообещающим был поход миноносцев с флотом, начатый 22 октября/4
ноября. Он должен был помешать все еще ожидавшейся высадке десанта
против Одессы. На этот раз путь флота пролегал к Босфору. Дивизию
линейных кораблей составляли "Евстафий" (флаг командующего флотом),
"Иоанн Златоуст", "Пантелеймон (флаг вице-адмирала) , "Ростислав".
Впереди шли дозорные крейсера: "Память Меркурия" (флаг контр-адмирала)
слева, "Кагул" справа. "Алмаз" (его чаще называли все же крейсером) в
центре.
В кильватер линейной дивизии шли три дивизиона эскадренных
миноносцев- все четыре типа "Лейтенант Шестаков" (3-й дивизион), 4-й
дивизион в составе всех четырех миноносцев серии "Ж" п миноносцы 5-го
дивизиона "Звонкий" и "Зоркий". Поход имел целью, помимо возможного
артиллерийского боя с германо-турецкими кораблями, провести постановку
минных заграждений с четырех миноносцев. Приняв по 40 дрейфующих мин и
20 всплывающих, они в полночь вышли из Севастополя ив 10 ч. утра 23
октября присоединились к флоту. По технической выучке и
организованности флот, как это показали все походы, далеко ушел от
цусимского уровня.
В полночь, находясь на долготе Очакова и широте Констанцы,
продолжали держать курс на Мидию (к западу от Босфора). Таким путем
рассчитывали, видимо, разминуться с противником, если бы он в самом
деле вышел на Одессу. Никаких завес миноносцы всех трех дивизионов не
развертывали, а потому немцы (всеми операциями руководили именно они,
заменяя на кораблях командный состав, а часто и команды) имели немалые
шансы обойти русский флот мористее или под болгарским берегом. О
мотивах этой тактики адмирала нам и па этот раз приходится лишь
гадать.
Вместе с постановкой заграждений готовился и первый обстрел
Угольного района. Этот участок турецкого побережья, располагавшийся в
130 км от Босфора с городами и селениями Зунгулдак, Козлу, Эрегли,
Килимли, Парфени и др., с начала войны становился главной целью
экспедиций русского флота к Анатолии. Перерыв доставки морем
(сухопутных дорог через горы не было) до Босфора добывавшегося в горах
угля мог нанести ощутимый урон военной экономике Турции и подорвать ее
способность вести войну. Об усилении блокады Угольного района союзники
неоднократно в течение войны просили Россию.
Первый шаг к началу операций против Угольного района был сделан
после полудня 23 октября, когда "Капитан-лейтенант Баранов" подошел по
приказанию командующего к борту сначала "Кагула", а затем "Ростислава"
и сообщил о предстоящем им на следующий день обстреле главного порта
района -Зунгулдака. Огнем двух кораблей надо было уничтожить кран для
погрузки угля на молу, на малой пристани, а также землечерпалки и
ремонтные мастерские. Стрельбу предписывалось вести не более часа,
держась в море не ближе 100-саженной глубины. "Ростиславу" разрешалось
израсходовать не более 60 254-мм и 110 152-мм снарядов. В 14 ч. 10 м.
дивизион отделился от флота. а миноносцы 4-го и 5-го дивизионов начали
с больших кораблей пополнять запасы угля.
В 16 ч. 45 м., находясь на долготе Босфора в расстоянии от него
около 65 миль, флот лег на курс 91°, то есть почти строго па восток. В
6 ч. утра 24 октября открылся анатолийский берег. "Кагул" и
"Ростислав" в сопровождении шести миноносцев 4-го и 5-го дивизионов
повернули на юг, к берегу. Остальные миноносцы и весь 3-й дивизион
остались для охраны флота. Стрельбу начали в 8 ч. 20 м. с расстояния
75 каб. Но уже через 10 минут пошел дождь. Огонь пришлось вести
фактически по площадям. После получасовой стрельбы, выпустив 24
снаряда (запись в вахтенном журнале корабля), "Ростислав" лег на курс
12° для присоединения к державшемуся в море флоту. Из 152-мм пушек за
дальностью расстояния и плохой видимости не стреляли. Подошедший ближе
"Кагул" выпустил по порту до 226 152-мм снарядов п в 9 ч. 45 м. также
повернул к флоту.
Широкие клубы пожарищ как будто свидетельствовали об эффективности
стрельбы, но о прямых результатах судить было трудно. Составлявшаяся в
суровую сталинскую эпоху "Боевая летопись русского флота" (М., 1948)
весьма нейтрально сообщала о том, что у Босфора 1-й дивизион
миноносцев "поставил в ночь на 6 ноября заграждение из 240 мин". Лишь
позднее, в пору слегка приоткрывшейся исторической гласности авторам
труда "Флот в мировой войне" (М., 1964) позволено было уточнить, что,
вообще-то, это "первое активное русское минное заграждение было в
большой своей части уничтожено в момент постановки". Эта явная
неудача, обратившая в прах очередную партию мин, созданных непрерывным
трудом московских и петербургских рабочих, была прямым следствием
очередного легкомыслия или А.А. Эбергарда или его штаба.
И все же судьба продолжала благоприятствовать русским. Уже через
час после обстрела Зунгулдака, в 10 ч. 30 м. 24 октября на пути флота
оказались три турецких военных транспорта. Без всякого прикрытия,
уповая только на волю аллаха, они с военными грузами шли из Босфора на
Трапезунд. Там сосредоточилась турецкие войска, пытавшиеся остановить
успешно развивавшееся русское наступление.
Первыми неясные силуэты судов с расстояния около 5 миль заметили
на "Шестакове", о чем немедленно сообщили на "Гневный". Пройдя вдоль
линии кораблей, начальник бригады оповестил о возможном появлении
противника. Ожидая встречу с "Гебеном", на кораблях пробили тревогу.
Но миноносцы в атаку снова не послали. Проступившие во мгле ненастного
дня неизвестные суда в течение 15 минут были подвергнуты обстрелу с
"Иоанна Златоуста" и "Ростислава".
Когда же в них опознали транспорты, в их расстреле приняли участие
и миноносцы. Полное господство в море позволяло в принципе отвести
суда в Севастополь. Это было бы хорошим продолжением традиции,
положенной в предшествовавших войнах на Черном море, когда еще в 1877
г. русский импровизированный крейсер "Россия" привел в плен транспорт
с войсками "Мерсина". Но охвативший всех азарт охоты и волнения
первого боя не позволили преподнести предметный урок туркам и их
немецким покровителям. Транспорты потопили. С них сняли 224 человека,
но обстоятельного допроса не провели. Убоявшись начавшегося
норд-остового шторма, бесцельно потеряв время и пройдя всего 600 миль,
адмирал к вечеру 25 октября/7 ноября повернул флот в Севастополь.
Шторм, которым шедший впереди "Ростислав" валяло до 25-26° на
борт, для малых кораблей оказался одним из нечасто выпадавших на их
долю испытаний. Ночью мгла и дождь скрыли дымы линейных кораблей, и
минная дивизия из-за участившихся перебоев винтов должна была
уменьшить скорость до К) уз. Держась прежнего курса и приводя против
ветра и зыби, корабли к полудню 25 октября шли к параллели мыса
Ай-Тодор. Ветер крепчал, зыбь усилилась, на кораблях ощущали сильные
удары волн о корму. Скорость по счислению была не более 7 уз.
Свою борьбу со штормом вели оторвавшиеся от дивизии
"Капитан-лейтенант Баранов", "Лейтенант Зацаренный", "Капитан Сакен" и
"Живой". Тщательно выгадывая каждый порыв ветра, возглавлявший группу
командир "Баранова" к полудню 25 октября сумел зайти за мыс Судак и
тем ослабить яростные атаки шторма. Пользуясь ослаблением зыби, пошли
к Гурзуфу. Встретили там отставшего "Лейтенанта Шестакова". Лишь к 14
часам миноносцы 3-го дивизиона смогли соединиться и к 16 часам вошли в
Севастополь.
Оказалось, что за время шторма на "Шестакове" ударами водяных
валов разбило и смыло двойку, разболтало штыри румпеля, оборвало
радиоантенну. От изгибов корпуса на волне в палубе образовалось
несколько волнообразных вмятин (гофров). На "Лейтенанте Зацаренном"
водяной вал, вкатившийся на мостик, снес сигнальный ящик. Разбило
четверку и ее кильблоки, выломало несколько петель у крышек машинных
люков. На "Капитан-лейтенанте Баранове" также разбило четверку. Снесло
забортные рельсы для постановки мин заграждения, помяло палубный
рельсовый путь. Больше всех пострадал "Капитан Сакен". На нем разбило
и унесло за борт двойку, сломало стеньгу, помяло кожух задней дымовой
трубы, поломало вентиляционные раструбы и петли крышек машинных люков,
помяло палубу и разболтало руль в сальниках и штыри в румпеле. На всех
миноносцах оказались раздавленными несколько стекол в иллюминаторах,
погнуты леерные стойки, помяты комингсы люков.
Все эти повреждения, как докладывал начальнику Черноморской минной
бригады начальник 3-го дивизиона капитан 1 ранга И.С. Кузнецов, не
привели к гибели кораблей лишь благодаря самоотверженному поведению их
команды и офицеров. В отчаянной борьбе с безостановочно гулявшими
через палубы громадными валами люди успевали убирать вниз сорванные
предметы или крепили их на месте, не допуская опасных разрушений на
палубе. "В особенности отлично работала машинная команда, благодаря
чему машины и котлы не сдали, несмотря на большие перебои и качку".
Неудачи преследовали и в третьем, как и прежде, проходившем
вслепую походе 2-5/15-18 ноября 1914 г. Автор классического по глубине
анализа разбора двух боевых столкновений флота в той войне М.А. Петров
("Два боя". Л., 1926) писал, что А.А. Эбергард, зная, что "Гебен"
находится в море, имел основания ожидать с ним встречи и, значит,
должен был по всем правилам военной науки избрать соответствующий
походный строй. Учитывая превосходство противника в скорости, он
должен был в максимальной степени реализовать боевую мощь флота в тот
краткий миг, когда столкновение может вдруг произойти. "Имея миноносцы
впереди, расположить их походный порядок так, чтобы они могли сразу
атаковать обнаруженного противника, охватить его кольцом четырех
дивизионов, или, ударив с двух сторон, может быть, подорвать его,
чтобы сделать добычей линейных сил флота и решить проблему принуждения
к бою неуловимого "Гебена"- вот, что по мысли М.А. Петрова, должен был
сделать командующий.
Ведя флот в чисто цусимском порядке адмирал упустил возможность
дать миноносцам проявить себя в условиях столь подходящей для атаки
пасмурной погоды. И "Гебен"-таки появился, и прямо навстречу флоту.
Это было у мыса Сарыч (45 миль к зюйд-осту от Херсонского маяка) в 12
ч. 10 м. 5/18 ноября 1914 г. Неудачный строй, неправильное
маневрирование, ненадежность связи, сбой системы массирования огня
(которой флот обоснованно гордился перед войной), явная
невыдержанность адмирала не позволили расстрелять "Гебен" тем самым
сосредоточенным огнем всего флота, чем он еще в 1907 г. блистал под
командованием контр-адмирала Г.Ф. Цывинского. Обменявшись несколькими
залпами с головным "Евстафием", "Гебен" поспешил скрыться в тумане.
Флот его не искал и не преследовал, миноносцы в атаку или для поиска
отправлены не были. Даже нефтяные миноносцы ("Гебен" мог иметь в
результате боя серьезные повреждения) адмирал послать в погоню не
решился.
Четвертый поход 7/20 декабря флот совершил в особо увеличенном
составе: 5 додредноутов, 2 крейсера, 14 миноносцев, 4 заградителя. В
70 милях от Босфора заградители отделились и под прикрытием 3-го
дивизиона в ночь на 9/22 декабря поставили 607 мин.
Уже на четвертый день после постановки результат был достигнут, и
"Гебен", возвращаясь с очередной диверсии, подорвался на двух минах и
на четыре месяца вышел из строя. Будь заграждение более плотным и
мощным, и главный противник Черноморского флота не отделался бы так
легко. И не получилось это во многом потому, что флот не располагал
запасом мин - их истратили под Одессой.
Странная история произошла с операцией по закупорке Зунгулдака,
которую было решено осуществить одновременно с постановкой заграждения
у Босфора. Операция разрабатывалась без участия командира
"Ростислава", и он, уже находясь в море, был поставлен перед фактом
возложенного на него руководства всеми собранными и не проводившими
никакой предварительной подготовки силами. Связь между "Ростиславом",
четырьмя выделенными для затопления пароходами, миноносцами, которым
было поручено вывести всю экспедицию к цели, и, наконец, находившимися
в прикрытии кораблями эскадры оказалась организованной из рук вон
плохо. Еще хуже оказалась сама организация и выполнение операции.
Миноносцы не смогли сразу выйти к Зунгулдаку, пароходы ("Олег",
"Исток", "Атос", "Эрна"), не имея опыта совместного плавания, в ночи
потеряли один другого. Когда же один из них ("Атос") попал в руки
бродившему неподалеку "Бреслау", (его почему-то заранее не
обнаружили), не было сделано ни попытки оказать пароходу помощь, ни
перехвата самого "Бреслау". Обстрел парохода никакой тревоги на
эскадре не вызвал. Как записывал один из флаг-офицеров на "Трех
Святителях", несмотря на звуки выстрелов, флот курса не менял, и,
по-видимому, никаких вопросов о том, что случилось, "Ростиславу" не
делалось. В неведении о происходящем были и миноносцы 3-го дивизиона.
Их просто поставили в строй за пароходами, но ни походный порядок, ни
цель задачи им не разъяснили. Не допытывался о том и начальник
дивизиона.
Совершив к началу 1915 г. уже 20 боевых походов и отказавшись
окончательно от планов штурма Босфора, флот сосредоточил свои усилия
на уничтожении всех без разбора судов вдоль анатолийского побережья. В
этом периодически совершавшемся "прочесывании" прибрежных вод, помимо
постоянно действовавших блокадных нефтяных миноносцев (они могли уйти
от преследования "Гебена" или "Бреслау"), участвовали и сопровождавшие
флот миноносцы 3-го дивизиона. Но и турки изощрялись в борьбе за
существование. С августа 1915 г. их мелкие суда, пробираясь вплотную
вдоль берега, начали переправлять уголь не в Босфор, а до устья реки
Саккария и дальше вверх по реке и грунтовым дорогам. В поисках этих
судов приходилось, как тогда говорили, "буквально обшаривать берега".
Непомерная, хотя и явно не оправдывавшая себя нагрузка ложилась и на
миноносцы 3-го дивизиона.
Не раз порознь встречавшиеся на пути флота германо-турецкие
"Гебен" и "Бреслау", по-турецки перекрестившиеся в "Явуз султан Селим"
и "Мидили", а на флотском жаргоне именовавшиеся не иначе как "дядя" и
"племянник", всегда успевали улизнуть из-под огня русского флота. И
миноносцы шестаковского дивизиона, в лучшем случае обменявшись с
противником несколькими выстрелами, должны были с завистью наблюдать,
как в погоню за надоедливыми германо-турками устремлялись 30-узловые
(от проектировавшихся 36 узлов, как это было на "Новике", пришлось
отказаться по условиям упрощенных испытаний) нефтяные миноносцы.
Нехватку скорости (еще раз хвала великому князю и мудрецам из МТК)
можно было существенно компенсировать установкой более мощной и
дальнобойной артиллерии 130-150-мм калибра. Удачное попадание из такой
пушки могло при случае хорошо "тормознуть" разбойника и позволить
приблизиться к нему для расправы другим кораблям. Немцы и здесь успели
опередить русских. 105-мм пушки на "Бреслау" они заменили 150-мм,
отчего уже и "новикам" сближение с ним грозило большой опасностью. На
соответствующем усилении вооружения настаивали и командиры крейсеров
"Кагул" и "Память Меркурия". Они хотели избавить экипаж своих кораблей
от "того обидного характера полной беззащитности", на которую их при
встрече с "Гебеном" обрекали далеко не дальнобойные старые 152-мм
пушки. На миноносцах же обошлись установкой по 1-2 47-мм зенитному
орудию с углами возвышения 82-87° и добавлением от 1 до 3 пулеметов.
Во время капитального ремонта ("Капитан-лейтенант Баранов" в 1914
г., остальные корабли в 1915 г.) их корпуса были подкреплены, но от
перегрузки избавиться не удалось. Водоизмещение кораблей (как и на
Балтийских кораблях) продолжало составлять от 780 до 802 т.
Изначальное отсутствие проектных резервов немецкого прототипа
устранить было невозможно. Оставшийся конструктивный резерв -
торпедные аппараты с их торпедами - - в войне использован не был.
Один-два аппарата на случай счастливого выстрела по "Гебену" или
"Бреслау", может быть, и стоило сохранить, но пушки кораблю
требовались в каждом походе.
Совершался очередной исторический парадокс на тему о роли личности
в истории: корабли и их экипажи оказывались почти непоправимо
скованными в своих возможностях по вине конкретных администраторов,
когда-то стоявших у истоков их проектов. От них зависело: принять в
заданиях на проектирование кораблей прогрессивные,, опережающие время
технические решения или оставаться на бесхлопотной дорожке рутинного
проектирования. Ушли со сцены и забыли о своих деяниях эти люди
(только великий князь, сделавшись в 1915 г. без особых подвигов уже
полным адмиралом, занимался авиацией в действующей армии), а корабли
продолжали нести на себе клеймо его недомыслия.
Невольно свидетельствуя об этом, А.А. Эбергард в декабре 1914 г.
вынужден был докладывать в Ставку, что для крейсерства и поддержания
блокады сил ему катастрофически не хватает, "так как за исключением
четырех миноносцев (речь, понятно, шла о "новиках" - Р. М.), только
что вступивших в строй, не было ни одного судна, которое можно было
отделить от флота". Шестаковский дивизион в этом списке состоять, увы,
не мог.
3-й дивизион эскадренных миноносцев Черноморской Минной бригады у
Босфора в 1914 г.
Секретно Начальнику 3-го дивизиона эскадренных миноносцев
Черноморской Минной дивизии от 12 декабря 1914 г. за № 201. Начальнику
Черноморской минной бригады.
Рапорт
6 декабря принял от капитана 1 ранга Кузнецова дивизион и в
командование оным вступил. Ночью была получена радиограмма № 83 от
Командующего флотом, по которой в 8 час. утра 7 декабря был в боевой
готовности. В 7 час. утра в Сухарную балку были отправлены баржа и
нижние чины для приемки шрапнелей (1/4 боевого запаса), а 1/4 боевого
запаса сдавалась на транспорт "Петроград". По полученным
телефонограммам от артиллерийского офицера дивизиона шрапнели в
должном количестве могли быть изготовлены для миноносцев дивизиона
только к 15 часам, а потому с разрешения Вашего Высокоблагородия, я
приехал в штаб Командующего, где и получил разрешение выйти с
опозданием. В 12 ч. дня пришла баржа из Сухарной балки с 40
сегментными снарядами, все, что могла изготовить Сухарная балка, а
потому приказал весь этот запас выгрузить на "Капитан Сакен". Окончив
погрузку в 13 час. 15 мин., снялся со швартовов и пошел на
присоединение к флоту. Догнав флот в 16 час. 10 мин., вступил в ночной
строй. Ночью и днем до 16 ч. 8 декабря располагал курсами согласно
сигналам адмирала. В 15 час. 30 м. дня 8 числа по сигналу командующего
совместно с заградителями пошел по назначению. Назначение дивизиона
состояло идти совместно с заградителями к берегам Босфора, где первые
должны были ставить заграждение, а дивизион должен охранять и
оказывать поддержку в случае нападения на них противника. По заранее
выработанному плану контр-адмиралом Львовым и объявленному мне,
действие каждого миноносца было строго определено и указано, при каком
заградителе какой миноносец состоит и что делает.
В 21 ч. подошли к берегам Босфора и меняя курсы по флагманскому
заградителю, разделились на две группы и в 21 ч. 40 мин. начали
постановку заграждений. Идя на зюйд-вест 80 градусов, параллельно
заградителю "Великая княгиня Ксения", несколько раз видел огонь быстро
двигавшегося судна, из чего можно заключить, что это было разведочное
или дозорное судно неприятеля.
За время постановки заграждений насчитал около 26-ти взрывов мин,
от взрывов которых получал очень ощутимые содрогания всего корпуса. В
22 ч. 25 минные заградители первой группы окончили постановку, почему,
следуя движению флагманского заградителя взял курс 20 градусов и
12-узловым ходом, держась на его траверзе, пошел к месту рандеву с
флотом.
В 6 ч. 45 мин. 9 декабря увидел силуэты наших судов и начал делать
опознательные согласно полученному приказанию начальника заградителей.
Присоединившись к флоту с дивизионом, вступил в его охрану. С заходом
солнца вступил в ночной походный строй.
10 декабря с рассветом догнал флот и вступил в его охрану. К флоту
присоединились крейсер "Алмаз", 6-й дивизион и четыре коммерческих
парохода. В 16 час. присоединились к линейному кораблю "Ростислав". По
сигналу с "Ростислава" вступил в свое место в кильватер "Алмазу" и
пошел курсом 185 градусов, указанным начальником авангарда. Начиная с
21 часа ветер стал сильно свежеть, достигая своими порывами до 6-7
баллов. Боковая качка была настолько сильна, что минные аппараты
пришлось поставить по диаметральной плоскости. В 3 час. 50 мин. 11
декабря по направлению к "Ростиславу" были усмотрены лучи прожекторов
и орудийные выстрелы. Описал коордонат вправо и лег на старый курс,
где освещали прожектора. Ввиду свежей погоды пароходы держались плохо
и очень часто становились поперек курса и потому увиденный мною
пароход справа на траверзе был пропущен, так как я не имел твердой
уверенности, что пароход не принадлежит нам, а также боялся приступить
к его уничтожению, не зная точно, где наши миноносцы, еще ранее
скрывшиеся из вида.
С наступлением рассвета увидел "Алмаз" с миноносцами 4 и 5
дивизионов, на 225 градусов по своему курсу линейный корабль
"Ростислав", идущий на норд-ост. Изменил курс и присоединился к нему,
от капитана 1 ранга Кузнецова получил приказания идти по назначению,
которого не знал, так как ни на одном заседании, бывших в Севастополе
до выхода, мне не было сказано, что должны делать миноносцы 3
дивизиона при операции у Зунгулдака. Доложил об этом командиру
"Ростислава" и просил разрешения идти к "Евстафию" и просить дать
инструкции относительно дальнейших действий. С "Олега" получил
семафор, что он видит на ост-норд-ост от себя плавающие шлюпки с
людьми, о чем капитан 1 ранга Кузнецов приказал доложить в штаб
командующего. Подойдя к "Евстафию", передал о вышеизложенном семафором
и донес, что на миноносцах имеется всего до 80 т угля. Получил
приказание дивизионом вступить в дозор, что и было исполнено.
В 10 час. 30 мин. при появлении дыма неприятельских кораблей на
горизонте по сигналу адмирала построился в боевой порядок и следовал
курсом за эскадрой. В 10 час. 40 мин. флот повернул на курс 20
градусов, а дивизион вступил в охрану. Ночью, идя в походном строю,
располагал курсами, данными с вечера с "Евстафия. В 7 ч. 30 мин. 12
декабря догнал эскадру, вступил в охрану. По донесению крейсера
"Алмаз" о появлении неприятельского корабля на горизонте занял свое
место в боевом строю, следуя за эскадрой. В 5 час. 53 мин. эскадра
открыла прицельную стрельбу. Крейсера и 1-й дивизион пошли в атаку. В
9 час. на эскадре был сделан сигнал "отбой" и флот повернул в
Севастополь. Согласно сигналу адмирала увеличил ход и вступил в
охрану. В 13 час. ошвартовался в Килен-бухте и приступил к пополнению
запаса угля.
За время похода на "Сакене" лопнуло 4 трубки, на
"Капитан-лейтенанте Баранове" - 2.
Подписали: Капитан 1 ранга князь Трубецкой
Флаг-офицер лейтенант Сабовский
(РГА ВМФ, ф. 601, оп. 1, д. 391)