"Амурцы"

[An Drei]

МЯТЕЖНАЯ «ЧАЙКА»: СЕМЬ ДНЕЙ СВОБОДЫ

Начало этой кровавой драмы восходит к периоду Гражданской войны на Дальнем Востоке, когда часть амурского казачества выступила на стороне белых. В с. Пузино был создан т.н. Штаб военного совета белых, а на территории Екатерино-Никольского станичного округа против красных действовал отряд полковника Сараева В.В. численностью до 800 человек. Курсировавшие по Амуру красные пароходы периодически обстреливались казаками. Организатором одного из таких обстрелов был станичный атаман Сараев Г.И., выезжавший из Пузино в Екатерино-Никольское во главе отряда более чем из 20 казаков. В 1918 г. в районе станицы Екатерино-Никольской они захватили пароход «Лев Троцкий» (бывший «Барон Корф»), сняли с него вооружение, боеприпасы и ценности, высадили на берег революционерку-кореянку, которую расстреляли.

После поражения в Гражданской войне часть казаков эмигрировала в Маньчжурию и обосновалась за Амуром в поселке Восемь балаганов, напротив Пузино. Но еще в течение нескольких лет белоказачьи отряды проникали на советскую территорию. Например, известно о рейдах, совершенных в 1926-27 гг. в Екатерино-Никольский район отрядом Арестоулова численностью 35 человек и отрядом из 18 человек под командованием полковника Карлова.

По оперативным данным ОГПУ, концентрация в приграничье казаков-эмигрантов привлекла внимание белоэмигрантов в Харбине. Там решили воспользоваться этим для создания с позиции Восьми балаганов повстанческой организации в Екатерино-Никольском районе и подготовки вооруженного мятежа. По версии чекистов, к тому имелись реальные предпосылки: в районе отмечались разрозненные, организационно не оформленные группы бывших казаков, недовольных политикой Советской власти. К 1929 г. белой эмиграции якобы удалось создать такую организацию с ячейками в селах Пузино, Екатерино-Никольское, Самара, Венцелево, Биджан, Квашнино и Михайло-Семеновское.

Так появилось «дело» о полумифической «Сараевской контрреволюционной казачьей повстанческой организации», названной чекистами по фамилии ее харбинского «куратора» - бывшего казачьего полковника Сараева В.В.

Сомнение в реальности повстанческой организации возникает из анализа архивных документов, где беззастенчиво скомпилированы материалы следствия и агентурные сведения, бесчестно и непрофессионально смешаны правда и домыслы. Чего только стоит, например, описание «организационного оформления» повстанческой организации в Пузино, изображенное чекистами по образу и подобию… партийно-комсомольских собраний!

Так, в ночь на 21 июня 1928 г. в кустарнике за огородом Дутова И.П. тайно собрались около 30 казаков на первое «учредительное» собрание. В своем «докладе» Дутов Т.С. разъяснил цели организации, а «содокладчики» Куликов Ф.Д., Богомяков И.О. и Кибирев П.И. говорили о необходимости вооруженного сопротивления Советской власти, разоряющей крестьянство. После коротких прений все согласились такую организацию в селе «учредить», считая ее головной по отношению к аналогичным ячейкам на территории Екатерино-Никольского района. Руководителем и ответственным за связь с закордоном избрали Куликова Ф.Д., заместителями – Сараева Г.И. и Лалетина А.К., секретарем – Богомякова И.О., уполномоченными по вербовке в окрестных селах новых членов организации – Лалетина И.К., Дутова Т.С. и Кибирева И.Р. Удивительно, что еще «членские взносы» не решили собирать!

После конфликта на КВЖД, на фоне начавшейся в конце 1929 г. коллективизации, ПП ОГПУ по ДВК решило ликвидировать угрозу казачьего повстанчества в Среднем Приамурье. По подозрению в принадлежности к Сараевской повстанческой организации с 7 февраля по 15 марта 1930 г. в Екатерино-Никольском районе арестовали 72 человека. Именно в это время на волне протеста против насильственной коллективизации, раскулачивания, массовых выселений и арестов вспыхивает Самарский вооруженный мятеж.

17 марта 1930 г. в с. Самара во время ареста Попова В.Т. несколько казаков обстреляли милиционера и освободили односельчанина из-под стражи. Затем разоружили председателя сельсовета, вскочили на лошадей и ушли в тайгу, затянув при выезде из села песню. На сопке Осиновой у истоков рек Осиновка и Листвянка, в нескольких десятках вёрст от села, беглецы стали лагерем, дав своему отряду романтическое название «Чайка».

В течение семи дней они укрывались в тайге в ожидании поддержки односельчан и крестьян из окрестных сел. Но не дождались. Сочиняли воззвания и листовки, сформулировав причины, цели и основной лозунг восстания – «Да здравствует крестьянский, рабочий и партизанский отряд против власти коммунистов!», – но распространить их не успели. Отчаянных повстанцев было всего 14...

Власти организовали розыск «мятежников», и 22 марта их обнаружили выступавшие под видом охотников колхозные активисты из с. Биджан. Они убедили казаков, что в Биджане тоже имеется повстанческая группа, и через несколько дней она прибудет на пасеку на реке Кулемной для соединения с самарцами. Разведав численный состав и вооружение мятежников - две трехлинейки и 12 берданок - биджанцы оставили неподалеку засаду и отправили гонца с донесением в сельсовет, а оттуда - на погранзаставу в Венцелево.

24 марта четыре пограничника, четыре бойца отряда самообороны и семь биджанских «охотников» во главе с начальником Венцелевской погранзаставы Когачевским устроили засаду на пасеке на реке Кулемной. Когда 25 марта мятежники покинули свой таежный лагерь и подошли к пасеке, они услышали крики: «Самарцы, стой! Сдавайтесь живыми!». В перестрелке шестеро повстанцев были убиты: Игнатов Н.И., Колобов П.А., Колобов П.А., Колобов П.Н., Пермяков И.В.- 2-й, Пермяков Ф.В. Захватили в плен Попова В.Т., а остальные бежали в тайгу. Среди пограничников потерь не было, за исключением… «сбежавшей с испугу колхозной лошади»! Через день после боя брат Попова В.Т. – Кирилл – вернулся в Самару и сдался властям, а остальные повстанцы ушли в Маньчжурию.

Плененного Попова В.Т. доставили в Венцелево и через день конвоировали в Благословенное. Согласно первому протоколу допроса, 30-летний Виктор Тимофеевич Попов происходил из амурских казаков, родился и вырос в с. Самара. Хлебороб-середняк, беспартийный, семейный, трое детей. Неожиданно для  мятежника-антисоветчика – во время Гражданской войны был партизаном-подпольщиком, позднее – членом Самарского сельского совета! Образование - четыре класса сельской школы, но достаточно развитый и начитанный, даже стихи писал.

Всего в 1930 г. по уголовному делу на «сараевцев» было арестовано 94 человека. Поскольку следствие велось в Хабаровске, всех арестованных поместили в Дальневосточный краевой дом заключения. Когда 31 марта 1930 г. Попова В.Т. конвоировали в Хабаровск, он, видимо, хотел свести счеты с жизнью, инсценировав побег: недалеко от с. Благословенного, с криком «Стреляйте!», бросился от дороги к лесу, но был ранен в ногу и задержан.

Не сумев добыть объективные доказательства вины ряда арестованных, на стадии предварительного следствия из-за отсутствия улик 22 человека освободили из-под стражи, в том числе брата Виктора Попова – 18-летнего Кирилла. В отношении пятерых материалы выделили в отдельное производство и осудили уже по другому делу. Один обвиняемый во время следствия умер. Остальные 66 «повстанцев» были осуждены, хотя 43 из них виновными себя ни в чем не признали, а 23 признали вину частично, категорически отрицая принадлежность к повстанческой организации.

21 июля 1930 г. Тройка ПП ОГПУ по ДВК приговорила 53 человека к заключению в концлагерь на срок от 1 года до 10 лет, один получил год лишения свободы условно и один осужденный – ссылку сроком на 5 лет. В отношении трех человек уголовное преследование было прекращено из-за отсутствия состава преступления. К расстрелу приговорили 8 «сараевцев», в том числе Виктора Попова. В списке расстрелянных – Григорий Иванович Сараев из Пузино, последний  дореволюционный станичный атаман Екатерино-Никольского станичного округа в 1913-1917 гг. Семьи 17 «сараевцев» общей численностью не менее 106 человек в 1930-33 гг. в административном порядке были выселены на спецпоселение в отдаленные местности.

Из числа бежавших после боя на реке Кулемной двоих мятежников - Колобова Н.Н. и Колобова Я.Н. - арестовали через год и в 1932 г. отправили в лагерь на 10 лет, откуда они уже не вернулись. Елина С.М. арестовали военные контрразведчики «Смерш» в 1945 г. в китайском городе Цзямусы. Его осудили на 15 лет лагерей. Судьба еще троих самарцев - Иванова А.А., Колобова М.М. и Пермякова И.В.-1-го - остается неизвестной.

Лишь через 33 года прокуратура Хабаровского края опротестовала осуждение «сараевцев», и решением Президиума Хабаровского краевого суда от 18 октября 1963 г. постановление Тройки ПП ОГПУ по ДВК от 21 июля 1930 г. было отменено, а уголовное дело производством прекращено в связи с отсутствием в действиях осужденных состава преступления, предусмотренного ст. 58-2 УК РСФСР. Все проходившие по делу лица были реабилитированы. Все, кроме Виктора Попова.

[An Drei]

ДЕЛО РАЙОННОГО МАСШТАБА

Еще не рассеялся пороховой дым после расстрелов 1930 года по делу Сараевской контрреволюционной казачьей повстанческой организации в Екатерино-Никольском районе, как в ОГПУ возникло новое масштабное дело - «Амурцы». На этот раз весной 1933 года «готовились восстать против Советской власти» казаки бывшего Михайло-Семеновского района.

К такому выводу пришел секретно-политический отдел полномочного представительства ОГПУ по Дальневосточному краю, и в целях предотвращения вооруженного захвата власти в приамурской полосе 240 жителей Биро-Биджанского района и г. Хабаровска были арестованы.
В ходе расследования уголовного дела № 478-1933 (П-90397) чекисты получили «неопровержимые» доказательства того, что на протяжении нескольких лет арестованные являлись членами контрреволюционной вредительско-повстанческой организации «Трудовая крестьянская партия» (ТКП). Она состояла из 12 ячеек в селениях Биро-Биджанского района: Михайло-Семеновском, Бабстово, Воскресеновке, Степаново, Головино, Надеждинском, Казанке, Лондоко, Катоне, Тихонькой, Усовом Балагане, Ауре, и семи ячеек - в городе Хабаровске. Повстанцами руководили Ерыгин Николай Иванович из с. Степаново, Шалыгин Константин Максимович и Приезжих Григорий Андреевич из с. Михайло-Семеновского.
Из документов ОГПУ следует, что враждебная деятельность «амурцев» - в прошлом зажиточной части амурского казачества – заключается во вредительстве, диверсиях, терроре, шпионаже и подготовке к свержению Советской власти. Организация поддерживает нелегальную связь с белоэмигрантским Дальневосточным комитетом ТКП в Харбине и планирует поднять вооруженное восстание в тылу Красной Армии при военном вторжении Японии в СССР.
За восемь месяцев «следствия» шестеро обвиняемых умерли, одного освободили за недоказанностью обвинения, а остальные 233 человека предстали перед судом. Впрочем, суда как такового не было: 17 ноября 1933 г. тройка при ПП ОГПУ по ДВК в Хабаровске заочно приговорила 84 из них к расстрелу, 113 - к исправительно-трудовому лагерю от трех до десяти лет, семерым зачли в наказание срок предварительного заключения, 15 человек получили по три года ИТЛ условно и 14 отправили на спецпоселение. Решением Биро-Биджанского РИК не менее 137 членов семей осужденных тоже выселили и направили в «кулацкую ссылку».



На основе «показаний» обвиняемых следствие дополнительно вскрыло еще девять аналогичных «повстанческих групп» и выделило в отдельное производство материалы на 107 человек из Кукелево, Дежнево, Биджана, Лазарево, Успеновки, Желтого Яра, Ина Биро-Биджанского района, села Виноградовки Хабаровского района и прииска Александровского Селемджано-Буреинского района. Их арестуют и осудят позднее по другим уголовным делам.



После смерти Сталина в стране наметилось оздоровление морально-психологического климата, называемое «хрущевской оттепелью». Заметную роль в этом сыграл доклад Хрущева Н.С. на XX съезде КПСС в 1956 году. Тогда страна узнала о злоупотреблениях властью и репрессиях. Были осуждены либо уволены подручные бывшего министра внутренних дел Берия Л.П. и сотрудники органов госбезопасности, скомпрометировавшие себя нарушениями законности. Тысячи репрессированных и членов их семей обращались в советско-партийные инстанции с требованиями отмены неправосудных приговоров. С подобным заявлением о реабилитации в апреле 1956 г. в прокуратуру Хабаровского края обратился Медведков И.Н., осужденный в 1933 г. и отбывший в Дальлаге десять лет на строительстве железнодорожной ветки Волочаевка-Комсомольск-на-Амуре. Это стало формальным поводом для пересмотра обоснованности осуждения всех 240 «амурцев».



Более двух лет заместитель начальника следственного отдела УКГБ при Совете Министров СССР по Хабаровскому краю капитан Черкасов проводил дополнительную проверку, исследовал архивные документы, по всей стране разыскивал и передопрашивал выживших осужденных и свидетелей, но так и не смог найти никаких доказательств существования в Биро-Биджанском районе и Хабаровске контрреволюционной повстанческой организации. 31 декабря 1958 г. он вынес заключение: дело «Амурцы» - плод чекистской фантазии и чудовищной фальсификации, а осуждение Ерыгина, Шалыгина, Приезжих, Медведкова и других - необоснованно.
Архивные материалы и захваченные в 1945 г. трофейные документы свидетельствовали о том, что в 30-х гг. в Харбине действительно существовал Дальневосточный комитет ТКП во главе с белоэмигрантом Грачевым Г.П., но никаких данных о его подпольных ячейках в Биро-Биджанском районе или Хабаровске, а также о связях с кем-либо из «амурцев» не имелось. Правда, арестованный в 1946 г. Грачев говорил, что с 1931 г. в Хабаровске якобы существовала антисоветская организация ТКП во главе с Перминовым, который дважды нелегально приезжал в Харбин. Но это свидетельство Грачева проигнорировали, так как выяснилось, что сомнительная слава «легендарных» контрразведывательных операций 20-х гг. «Трест» и «Синдикат» не давала покоя и дальневосточным чекистам: они по аналогии неоднократно засылали своих людей в Харбин с провокационными заданиями по внедрению в ДВ комитет ТКП.
Признавшие свою вину и отбывшие наказание в лагерях Бочкарев С.Г., Бочкарев Е.В., Чмутин В.И. и Баранов А.А. презрели опасность «откровений» и даже в 1959 г. не побоялись заявить о своих прежних антисоветских взглядах, но отвергали принадлежность к повстанческой организации и настаивали, что выводы о ее существовании сделаны не ими, а следователями ОГПУ. Еще несколько десятков бывших осужденных тоже аргументированно доказывали свою невиновность. Многие из них даже спустя 25 лет после приговора продолжали задаваться вопросом – за что же их осудили? Для следователя стало откровением и то, что большинство оставшихся в живых «амурцев» впервые в жизни слышали от него название организации - «Трудовая крестьянская партия», членами которой они якобы состояли на протяжении нескольких лет.
Доказательств шпионской деятельности со стороны осужденных тоже не обнаружилось. Несколько служебных командировок Приезжих Г.А. и Горбунова М.Ф. от Торгсина за границу и их встречи там с земляками-белоэмигрантами нельзя квалифицировать как шпионаж.
Следствие в 1933 г. не исследовало причины и обстоятельства пожара на базе Амурской военной флотилии в Хабаровске, уничтожившего склад оружия и военного снаряжения. Зимин А.П. и Петров Ф.П. свою причастность к поджогу не признали, и их обвинение в совершении «диверсионного акта» осталось недоказанным.
Отсутствовали доказательства вооруженного ограбления Амуро-Бирского маслосовхоза в январе 1933 года. Обвинение в этом Рахманина И.А., Шеина П.В., Чернова С.Г. и Карпачева К.В. тоже необоснованно, как и обвинение их в расстреле портретов советских вождей.
Факт убийства на границе в октябре 1932 г. помощника коменданта по СОЧ Михайло-Семеновского погранучастка Лебедева С.Н. действительно был, однако данных о его обстоятельствах, а главное - доказательств причастности к этому кого-то из осужденных, не имеется.
Является надуманным обвинение Чернова Г.Г. и Чернова В.Г. в том, что на почве классовой мести они терроризировали и избивали бедняка Мирошкина. Свидетели Мариловцев и Цыркунов доказали, что Мирошкина били за пьянство и плохое отношение к своей жене – родственнице Черновых.
Приобщенные к делу акты и справки по обследованию колхозов и лесоучастка на ст. Лондоко с изложением фактов плохого учета имущества и бесхозяйственности произвольно квалифицировано как вредительство и расхищение государственной и колхозной собственности со стороны Каспировича Л.И., Миронова Ф.И., Приезжих Л.С., Буркова Т.И. и других. Их обвинение и виновность в этом необоснованны и объективно ничем не доказаны.
Большинство «амурцев» необоснованно обвинили в том, что во время Гражданской войны они служили в колчаковской армии и белоказачьих отрядах. Однако никаких данных об их активной карательной деятельности против красных не обнаружилось. Да они и не должны были нести за это уголовную ответственность согласно амнистии, объявленной Постановлением Президиума ЦИК СССР от 2 ноября 1927 г.
В ходе дополнительной проверки также было установлено, что по делу «Амурцы» следователи ОГПУ грубо попирали законность: приобщали к делу фиктивные документы о социальном происхождении обвиняемых; допрашивали арестованных непрерывно по нескольку суток; пользуясь их простодушием и безграмотностью, искажали и фальсифицировали протоколы допросов; добивались «признательных» показаний ложью, запугиванием, угрозами и провокациями, применяли к ним меры физического воздействия. Все это подтвердили бывшие осужденные Бочкарев С.Г., Чмутин В.И., Баранов А.А. и другие, а также их следователь - бывший работник ОГПУ Девицин И.Ф., уволенный из НКВД в 1941 г. за «недозволенные методы следствия» в 1937-38 гг.
На этом основании прокуратура Хабаровского края осуждение «амурцев» опротестовала, а Президиум Хабаровского краевого суда постановлениями от 6 марта 1959 г. и от 23 сентября 1960 г. постановление тройки при ПП ОГПУ по ДВК от 17 ноября 1933 г. отменил и уголовное дело прекратил в связи с недоказанностью обвинений и отсутствием в действиях осужденных составов преступлений, предусмотренных ст. 58-2-7-8-9-10-11-12-13 УК РСФСР.
Да, спустя десятилетия справедливость восторжествовала – все «амурцы» были реабилитированы. Сегодня их очищенные от лжи имена занесены в областную Книгу памяти жертв политических репрессий. Вот только сотни изломанных человеческих судеб уже не исправить, а загубленные жизни - не воскресить…

[An Drei]

«КОГДА ЕВРЕЙСКОЕ КАЗАЧЕСТВО ВОССТАЛО…»: ХРОНИКА ОДНОЙ ПРОВОКАЦИИ

1 мая 1938 года бывшие амурские казаки «готовили вооруженное восстание и сдачу японцам Усть-Сунгарийского укрепрайона и 34-й стрелковой дивизии».

Дело контрреволюционной повстанческой «Трудовой крестьянской казачьей партии» в Блюхеровском (ныне Ленинском) районе Еврейской автономной области началось с нелепой ошибки. 26 января 1938 г. младший помощник начальника 1-го отделения штаба 63-го Биробиджанского погранотряда НКВД лейтенант А.А. Красногоров арестовал в с. Кукелево колхозника-шофера Григория Авдеева за то, что во время конфликта на КВЖД в 1929-30 гг. он находился в Харбине, а потом нелегально вернулся из-за границы. Но на первом же допросе выяснилось, что Григорий арестован ошибочно вместо его брата-«харбинца» Меркурия Авдеева!
Начальник погранотряда А.П. Курлыкин пригрозил Красногорову административным арестом, но угрозы своей почему-то не исполнил. Спасая «честь мундира» – ведь «органы» не ошибаются! – Красногоров не освободил невинно арестованного, а начал допрашивать его с применением мер физического воздействия. Уже 2 февраля 1938 г. Авдеев «признался», что в с. Кукелево существует контрреволюционная повстанческая организация, и назвал шестерых односельчан-«сообщников». Когда их тоже арестовали и допросили с пристрастием, появились дополнительные показания о «шпионах, вредителях и повстанцах» в нескольких приграничных селах ЕАО.

Предвкушая внеочередные звания и ордена, майор А.П. Курлыкин и начальник штаба погранотряда капитан Ю.П. Тахтасьев гордо рапортовали в краевое УНКВД и Управление погранохраны о «вскрытии и ликвидации» масштабной контрреволюционной шпионско-диверсионно-повстанческой организации «Трудовая крестьянская казачья партия» (ТККП) в Блюхеровском районе ЕАО, Усть-Сунгарийском укрепрайоне и 34-й стрелковой дивизии.
Из докладов следовало, что в ряде сел района имеются повстанческие группы – филиалы заграничной ТККП, которыми руководит японская разведка из маньчжурского г. Лахасусу (ныне Тунцзян) через своих резидентов и агентов: в Блюхерово – председатель сельсовета Г.Я. Морозов, в Кукелево – охотник-единоличник В.К. Макаров и командир взвода 176-го стройбатальона лейтенант Ф.В. Дмитриев, в Новом – рыбак-единоличник Ф.И. Корнилов и командир 101-го стрелкового полка полковник И.П. Бакатов;  в Бабстово – приемщик заготпункта «Союзпушнины» П.И. Дружинин. Повстанцы занимались шпионажем и вредительством в колхозах, совершали диверсии – травили колхозников и военнослужащих, заражали лошадей инфекционной анемией, а также вели антисоветскую агитацию японофильского пораженческого характера. Их главная цель – вооруженное восстание и свержение Советской власти с началом советско-японской войны, открытие границы и сдача японцам воинских частей Усть-Сунгарийского укрепрайона и 34-й стрелковой дивизии.
Дальнейшие события нарастали, как снежный ком – в селах Блюхерово, Кукелево, Новое, Дежнево, Квашнино, Бабстово и Чурки почти ежедневно шли аресты. К середине апреля 1938 г. в переполненных камерах арестного помещения погранотряда томились 72 колхозника, имевшие преимущественно казачье происхождение.
На расследование этого «резонансного» дела были брошены все наличные силы оперативного и неоперативного состава. Даже начальник погранотряда А.П. Курлыкин и начальник штаба Ю.П. Тахтасьев не погнушались собственноручно «допросить» нескольких арестованных. Через несколько месяцев первых три групповых дела на 40 человек направили на внесудебное рассмотрение, и 29 апреля 1938 г. тройка при УНКВД по ДВК приговорила одного из повстанцев к 10 годам лагерей, остальных 39 – к расстрелу. Их казнили в Хабаровске 29-31 мая 1938 г. Еще одного колхозного «агента японской разведки» – 60-летнего Тимофея Ивановича Тонких из с. Кукелево – расстреляют по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР 11 сентября 1938 г.
А тем временем «следствие» продолжалось. От изможденных обвиняемых добились показаний о том, что «вооруженное восстание» запланировано на 1 мая 1938 г. Якобы и оружие у повстанцев есть, даже пулеметы – зарыто в схронах на амурских островах!
Руководство УНКВД по ДВК всерьез обеспокоилось и срочно направило в Блюхерово на помощь пограничникам «ответственных работников» краевого управления – Л.О. Альтгаузена и Е.Ф. Толстокулакова. Для предотвращения казачьего восстания, они провели в ночь на 1 мая «чекистскую операцию» – перекопали острова в окрестностях сел Кукелево и Нового и арестовали еще 19 «повстанцев». Никакого оружия, конечно, не нашли, зато нещадно выбили из колхозников показания об их связях с военнослужащими. После этого к делу подключились Особые отделения НКВД Усть-Сунгарийского укрепрайона (Блюхерово) и 34-й стрелковой дивизии (Бабстово) – за причастность к повстанческой ТККП там арестовали 27 командиров и красноармейцев. Материалы еще на 82 человека из других районов области передали в УНКВД по ЕАО и в 76-й Хинганский погранотряд (Екатерино-Никольское) – чуть позже они тоже проведут массовые аресты «повстанцев».
К сентябрю 1938 г. «особисты» НКВД из Усть-Сунгарийского укрепрайона обеспокоились слишком большим количеством семей репрессированных, проживавших в местах дислокации воинских частей УРа: с. Блюхерово – 57 семей (213 человек), Воскресеновка – соответственно 34 (158), Кукелево – 61 (320), Новое – 37 (152). Начальник Особого отделения НКВД В.М. Гусаров обратился в УНКВД по ДВК с предложением – выселить семьи «контрреволюционного и социально чуждого элемента», поскольку они «ведут работу по разложению военнослужащих, подрывая боеспособность воинских частей». Инициативу одобрили, и на октябрь-ноябрь 1938 г. запланировали почти поголовное выселение из указанных сел более 840 человек.

Но на излете «Большого террора» осенью 1938 г. подул ветер перемен: вместо одиозного наркома внутренних дел СССР Н.И. Ежова наркомат возглавил Л.П. Берия, зловещие «тройки» ликвидировали, массовые выселения и аресты запретили, а незаконченные уголовные дела предписывалось направлять в суды или на Особое совещание при НКВД СССР. И тогда отлаженный, щедро смазанный людской кровью механизм внесудебной расправы и террора начал давать сбои. Когда в военный трибунал поступило очередное дело на 11 «казаков-повстанцев», их тоже приговорили к расстрелу, но Верховный Суд СССР приговор отменил и дело вернул на доследование.
Во время перепроверки материалов Особым отделом НКВД 2-й Отдельной Краснознаменной армии возникли первые сомнения в реальности существования казачьей повстанческой организации в Блюхеровском районе ЕАО, а потом вскрылась вся картина этой чудовищной фальсификации.
Оказалось, что в процессе «следствия» показания арестованных фабриковались и умышленно искажались, протоколы допросов писались заочно, в них включались люди, не проходившие по показаниям. Затем обвиняемых заставляли все это подписывать. Кто отказывался – принуждали изнуряющими многосуточными непрерывными допросами («выстойка», «конвейер»), карцером, наручниками, избиением, инсценировками суда и расстрела.
В марте-апреле 1939 г. дела оставшихся в живых «повстанцев» прекратили «за недостаточностью улик для предания обвиняемых суду», и 49 колхозников вышли на свободу (к тому времени один из них умер). Тогда же из-под стражи освободили арестованных военнослужащих.
А вскоре, не дождавшись наград за «ликвидацию повстанчества», девять пограничников и чекистов заняли «вакантные места» в камерах Внутренней тюрьмы УНКВД по Хабаровскому краю. Их обвинили по статье 193-17 УК РСФСР в совершении должностных преступлений – массовых незаконных арестах колхозников и военнослужащих, фальсификации материалов следствия, применении извращенных методов расследования.
16 марта и 24 июня 1940 г. Военный трибунал войск НКВД Хабаровского округа приговорил к расстрелу мл. помощника начальника 1-го отделения Биробиджанского погранотряда лейтенанта А.А. Красногорова и начальника ОО НКВД 34-й СД мл. лейтенанта госбезопасности П.И. Поминова. По 10 лет лагерей с поражением в правах на 3 года и лишением званий получили ВРИД начальника 1-го отделения Биробиджанского погранотряда ст. лейтенант Б.А. Гитцевич, начальник ОО НКВД Усть-Сунгарийского УР лейтенант госбезопасности В.М. Гусаров, ВРИД начальника отделения ОО НКВД 1-й ОКА мл. лейтенант госбезопасности Л.О. Альтгаузен и оперуполномоченный ОО НКВД 2-й ОКА сержант госбезопасности Е.Ф. Толстокулаков. Старших помощников начальника 1-го отделения Биробиджанского погранотряда ст. лейтенантов М.М. Любченко и Я.Г. Карузе осудили на 8 лет лагерей с поражением в правах на 2 года и лишением званий. Они понесли заслуженное наказание и реабилитации не подлежат.
Но не всех, далеко не всех приспешников сталинского режима настиг карающий меч правосудия! Начальник погранотряда А.П. Курлыкин на суде присутствовал как свидетель. Он старательно перекладывал вину на своих подчиненных, но трибунал все же вынес определение о необходимости привлечь его и начштаба Ю.П. Тахтасьева к уголовной ответственности как должностных лиц, допустивших масштабную фальсификацию и извращения в следствии. Однако по неясной причине уголовные дела на них так и не возбудили. В конце 50-х годов вполне благополучный ветеран войны, не единожды орденоносец и отставной генерал-майор Курлыкин оказался крупным специалистом в политэкономии, и еще много лет «сеял разумное, доброе, вечное» в одном из московских медицинских училищ…
В Книге памяти жертв политических репрессий ЕАО более 6 тысяч имен. Дело «Трудовой крестьянской казачьей партии» – лишь одно из нескольких тысяч подобных фальшивок, по которым почти 1200 жителей области были расстреляны, около 1700 заключены в лагеря ГУЛАГа, более 2500 отправлены в ссылку и на спецпоселение. Спустя несколько десятилетий их всех реабилитировали. Увы, многих – посмертно…
После хрущевского доклада на XX съезде партии в 1956 г., когда страна узнала правду о репрессиях, мы многие годы твердили, как заклинание: «Это надо знать и помнить! Это никогда не должно повториться!» Но тогда почему в последнее время все явственнее проявления «ползучей реабилитации» сталинизма, а кое-где даже памятники тирану установили? Неужели смерть и страдания невинных людей нас ничему не научили? Или наша историческая память столь коротка, что уже сегодня кому-то вновь мечтается о возврате к тоталитарному прошлому?!