Иван Сергеевич Шмелев – выдающийся русский писатель, все творчество которого пронизано любовью к Православию и своему народу.
Разные этапы биографии Шмелева совпадают с разными этапами его духовной жизни. Принято делить жизненный путь писателя на две кардинально отличающиеся половины - жизнь в России и в эмиграции. Действительно, и жизнь Шмелева, и его умонастроение, и манера писательства самым сильным образом изменились после революции и тех событий, которые писатель пережил в период гражданской войны: расстрел сына, голод и нищета в Крыму, отъезд за границу. Однако и до отъезда из России и в эмигрантской жизни Шмелева можно выделить несколько других таких же резких поворотов, касавшихся в первую очередь его духовного пути.
Прадед Шмелева был крестьянин, дед и отец занимались в Москве подрядами. Размах мероприятий, которые организовывал в свое время отец писателя, можно представить по описаниям в "Лете Господнем".
Иван Сергеевич Шмелев родился 21 сентября (3 октября) 1873 года. Когда Шмелеву было семь лет, умер его отец - человек, игравший главную роль в жизни маленького Ивана. Мать Шмелева Евлампия Гавриловна не была ему близким человеком. Насколько охотно всю жизнь потом он вспоминал отца, рассказывал о нем, писал, настолько же неприятными были воспоминания о матери - женщине раздражительной, властной, поровшей шаловливого ребенка за малейшее нарушение порядка.
О детстве Шмелева все мы имеем самое ясное представление по "Лету Господню" и "Богомолью"... Две основы, заложенные в детстве, - любовь к Православию и любовь к русскому народу - собственно и сформировали на всю жизнь его мировоззрение.
Писать Шмелев начал, еще учась в гимназии, а первая публикация пришлась на начало пребывания на юридическом факультете Московского университета. Однако как ни счастлив был юноша увидеть свое имя на страницах журнала, но "... ряд событий - университет, женитьба - как-то заслонили мое начинание. И я не придал особое значение тому, что писал".
Как это часто происходило с молодыми людьми в России начала ХХ века, в гимназические и студенческие годы Шмелев отошел от Церкви, увлекаясь модными позитивистскими учениями. Новый поворот в его жизни был связан с женитьбой и со свадебным путешествием: "И вот мы решили отправиться в свадебное путешествие. Но - куда? Крым, Кавказ?.. Манили леса Заволжья, вспоминалось "В лесах" Печерского. Я разглядывал карту России, и взгляд мой остановился на Севере. Петербург? Веяло холодком от Петербурга. Ладога, Валаамский монастырь?.. Туда поехать? От Церкви я уже шатнулся, был если не безбожник, то никакой. Я с увлечением читал Бокля, Дарвина, Сеченова, Летурно... Стопки брошюр, где студенты требовали сведений "о самых последних завоеваниях науки". Я питал ненасытную жажду "знать". И я многое узнавал, и это знание уводило меня от самого важного знания - от источника Знания, от Церкви. И вот в каком-то полубезбожном настроении, да еще в радостном путешествии, в свадебном путешествии, меня потянуло... к монастырям!"
Перед отъездом в свадебное путешествие Шмелев с женой направляются в Троице-Сергиеву Лавру - получить благословение у старца Варнавы Гефсиманского. Однако не только на предстоявшее путешествие благословил старец Шмелева. Преподобный Варнава чудесным образом провидел будущий писательский труд Шмелева; то, что станет делом всей его жизни: "Смотрит внутрь, благословляет. Бледная рука, как та в далеком детстве, что давала крестик... Кладет мне на голову руку, раздумчиво так говорит: "Превознесешься своим талантом". Все. Во мне проходит робкой мыслью: "Каким талантом... этим, писательским?"
Путешествие на Валаам состоялось в августе 1895 года и стало толчком к возвращению Шмелева к церковной жизни. Значительную роль в этом повторном воцерковлении Шмелева играла его жена Ольга Александровна, дочь генерала А. Охтерлони, участника обороны Севастополя. Когда они познакомились, Шмелеву было 18 лет, а его будущей супруге - 16. В течение последующих 50 с лишним лет, вплоть до смерти Ольги Александровны в 1936 году, они почти не расставались друг с другом. Благодаря ее набожности он вспомнил свою детскую искреннюю веру, вернулся к ней уже на осознанном, взрослом уровне, за что всю жизнь был жене признателен.
Ощущения человека, от маловерия и скептицизма поворачивающегося к познанию Церкви, монашеской жизни, подвижничества, отражены в серии очерков, которые были написаны Шмелевым сразу по возвращении из свадебного путешествия (позже, уже в 30-х годах, в эмиграции они были переписаны заново). Само название книги - "Старый Валаам" - подразумевает, что Шмелев пишет об уже утраченном, о мире, который существовал только до революции, но тем не менее все повествование очень радостное и живое. Читатель не просто видит яркие картины природы Ладоги и монастырского быта, а проникается самим духом монашества. Так, в нескольких словах описывается Иисусова молитва: "Великая от этой молитвы сила, - говорит автору один из монахов, - но надо уметь, чтобы в сердце как ручеек журчал... Этого сподобляются только немногие подвижники. А мы, духовная простота, так, походя пока, в себя вбираем, навыкаем. Даже от единого звучанья и то может быть спасение".
То, что в книге Шмелева содержится не просто перечень поверхностных впечатлений автора, а богатый материал, знакомящий читателя со всеми сторонами Валаамской жизни - от устава старца Назария до технического устройства монастырского водопровода, - объясняется его подходом к творчеству в целом. Во время написания и "Старого Валаама", и "Богомолья", и своего последнего романа "Пути Небесные", Шмелев прочитывал груды специальной литературы, пользуясь библиотекой Духовной академии, постоянно изучая Часослов, Октоих, Четьи-Минеи, так что в конечном итоге легкость и изящество стиля его книг сочетается с их громадной информативностью.
Первые литературные опыты Шмелева были прерваны на десять лет повседневной жизнью, заботами о хлебе насущном, необходимостью содержать семью. Однако не следует думать, что они прошли для писателя абсолютно бесследно. В "Автобиографии" он характеризует это время следующим образом: "...Поступил на службу в казенную палату. Служил во Владимире. Семь с половиной лет службы, разъезды по губернии столкнули меня с массой лиц и жизненных положений. ...Служба моя явилась огромным дополнением к тому, что я знал из книг. Это была яркая иллюстрация и одухотворение ранее накопленного материала. Я знал столицу, мелкий ремесленный люд, уклад купеческой жизни. Теперь я узнал деревню, провинциальное чиновничество, фабричные районы, мелкопоместное дворянство".
Кроме того, дар писательства, искра Божья всегда ощущались Шмелевым, даже когда он годами не подходил к письменному столу: "Кажется мне порой, что я не делался писателем, а будто всегда им был". Поэтому так органично произошло вхождение Шмелева в литературную жизнь России предреволюционной поры. Опубликовав в 1905-1906 годах после долгого перерыва ряд рассказов "По спешному делу", "Вахмистр", "Жулик", остроумный и бесхитростный Иван Сергеевич быстро стал в кругу литераторов человеком авторитетным, с мнением которого считались и самые привередливые критики.
Период до 1917 года был достаточно плодотворным: опубликовано огромное количество рассказов, включая повесть "Человек из ресторана", принесшую писателю мировую известность.
* * *
Драматизм событий в России начала ХХ века Шмелев и его жена почувствовали с началом Первой мировой войны, проводив в 1915 году на фронт единственного горячо любимого сына Сергея. Шмелев тяжело переживал это, но, естественно, никогда не сомневался в том, что его семья, как и все другие, должна выполнить свой долг перед Россией. Возможно, уже тогда у него были страшные предчувствия касательно участи сына. Ухудшение в состоянии духа Шмелева наблюдали его друзья, в частности Серафимович, отмечавший в одном из писем в 1916 году: "Шмелев чрезвычайно подавлен отъездом сына на военную службу, был нездоров". Практически сразу после революции Шмелевы переезжают в Крым, в Алушту - место, с которым оказались связаны самые трагические события в жизни писателя.
Сын, вернувшийся из Добровольческой армии Деникина больным и лечившийся от туберкулеза в госпитале в Феодосии, в ноябре 1920 года был арестован чекистами распоряжавшегося тогда в Крыму Бела Куна. Почти три месяца больной юноша провел в перенаселенных и смрадных арестантских подвалах, а в январе 1921 его, как и сорок тысяч других участников "Белого движения", расстреляли без суда и следствия - при том, что официально им была объявлена амнистия! Подробностей этого расстрела граждане "страны Советов" так и не узнали.
Долгое время Шмелев имел самые противоречивые сведения о судьбе сына, и, когда в конце 1922 года приехал в Берлин (как полагал, на время), он писал И.А. Бунину: "1/4 % остается надежды, что наш мальчик каким-нибудь чудом спасся". Но в Париже его нашел человек, сидевший с Сергеем в Виленских казармах в Феодосии и засвидетельствовавший его смерть. Сил возвращаться на Родину у Шмелева не было, он остался за границей, переехав из Берлина в Париж.
* * *
Трагедия эмиграции нами уже почти забыта, потери России, с одной стороны, и муки оставшихся без Родины и средств к существованию - с другой, редко фигурируют сейчас на страницах прессы или исторических трудов. Именно произведения Шмелева напоминают о том, как много Россия потеряла. Важно, насколько четко Шмелев осознает, что многие люди, оставшиеся в России, приняли мученический венец. Он ощущает жизнь эмигрантов как ущербную в первую очередь потому, что в эмиграции упор ставится на личное выживание каждого: "Почему же теперь... покой? - восклицает героиня одного из его рассказов, - Ясно, что тогда те жертвы, миллионы замученных и павших, - не оправданны... Мы проливали кровь в боях, те - в подвалах! И продолжают. К нам вопиют мученики".
Тем не менее Шмелев не оставался в стороне от насущных проблем русской эмиграции, что отражено в многочисленных публицистических работах писателя. В первую очередь, среди них выделяются призывы о помощи инвалидам Белой армии, жившим в эмиграции почти в полной нищете и забвении. Кроме того, Шмелев активно сотрудничал в журнале "Русский колокол", издаваемом Иваном Ильиным. Это был один из немногих журналов в русской эмиграции с патриотическим и православным уклоном.
Поддержка и помощь Ильина действительно были очень значительны для Шмелева. Он не просто писал ему ободряющие письма и пропагандировал в своих статьях и выступлениях произведения Шмелева. Ильин взял на себя самый тяжелый труд - поиск издателей, переписку с ними, обсуждение возможных условий. Когда в 1936 году Шмелевы собирались на отдых в Латвию (поездка не состоялась из-за внезапной болезни и смерти Ольги Александровны), Ильин занимался практически всеми организационными вопросами, договаривался о серии вечеров, которые Шмелев должен был дать проездом в Берлине. Забота его простиралась до того, что он оговаривал диетическое меню для Шмелева в том пансионате, где писатель собирался остановиться! Поэтому недаром Ильин шуточно переделал известные пушкинские строки:
Слушай, брат Шмелини,
Как мысли черные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти - ильинские статейки о тебе...
Однако тяжесть эмигрантской жизни для семьи Шмелевых усиливалась постоянной скорбью: "Нашу боль ничто не может унять, мы вне жизни, потеряв самое близкое, единственное, нашего сына".
При этом огромную массу сил и времени у Шмелева отнимали заботы о самых насущных нуждах: что есть, где жить! Из всех писателей-эмигрантов Шмелев жил беднее всех, в первую очередь потому, что менее других умел (и хотел) заискивать перед богатыми издателями, искать себе покровителей, проповедовать чуждые ему идеи ради куска хлеба. Существование его в Париже без преувеличения можно назвать близким к нищете - не хватало денег на отопление, на новую одежду, отдых летом.
Поиск недорогой и приличной квартиры шел долго и был чрезвычайно утомительным: "Отозван был охотой за квартирой. Устали собачьи - ничего. Не по карману. Куда денемся?! Поглядел на мою, вечную... /т.е. Ольгу Александровну, жену И. Шмелева/ до чего же истомлена! Оба больные - бродим, нанося визиты консьержкам...Вернулись, разбитые. Собачий холод, в спальне +6 Ц.! Весь вечер ставил печурку, а угля кот наплакал».
Тем не менее в конечном итоге французская эмигрантская жизнь Шмелевых по-прежнему напоминала жизнь старой России, с годовым циклом православных праздников, со многими обрядами, кушаньями, со всей красотой и гармонией уклада русской жизни. Православный быт, сохранявшийся в их семье, не только служил огромным утешением для самих Шмелевых, но и радовал окружающих. Неизгладимое впечатление все подробности этого быта произвели на племянника Шмелевых Ива Жантийома-Кутырина, который, будучи крестником писателя, частью стал заменять ему потерянного сына.
"Дядя Ваня очень серьезно относился к роли крестного отца... - пишет Жантийом-Кутырин. - Церковные праздники отмечались по всем правилам. Пост строго соблюдался. Мы ходили в церковь на улице Дарю, но особенно часто - в Сергиевское подворье". "Тетя Оля была ангелом-хранителем писателя, заботилась о нем, как наседка... Она никогда не жаловалась... Ее доброта и самоотверженность были известны всем. ...Тетя Оля была не только прекрасной хозяйкой, но и первой слушательницей и советчицей мужа. Он читал вслух только что написанные страницы, представляя их жене для критики. Он доверял ее вкусу и прислушивался к замечаниям".
К Рождеству, например, в семье Шмелевых готовились задолго до его наступления. И сам писатель, и, конечно, Ольга Александровна, и маленький Ив делали разные украшения: цепи из золотой бумаги, всякие корзиночки, звезды, куклы, домики, золотые или серебряные орехи. Елку наряжали в эмиграции многие семьи. Рождественская елка в каждой семье сильно отличалась от других. Во всякой семье были свои традиции, свой секрет изготовления елочных украшений. Происходило своего рода соперничество: у кого самая красивая елка, кому удалось придумать самые интересные украшения. Так, и потеряв родину, русские эмигранты находили ее в хранении дорогих сердцу обрядов.
* * *
Следующая колоссальная утрата произошла в жизни Шмелева в 1936 году, когда от сердечного приступа умерла Ольга Александровна. Шмелев винил себя в смерти жены, убежденный, что, забывая себя в заботах о нем, Ольга Александровна сократила собственную жизнь. Накануне смерти жены Шмелев собирался ехать в Прибалтику, в частности, в Псково-Печерский монастырь, куда эмигранты в то время ездили не только в паломничество, но и чтобы ощутить русский дух, вспомнить родину.
Поездка состоялась спустя полгода. Покойная и благодатная обстановка обители помогла Шмелеву пережить это новое испытание, и он с удвоенной энергией обратился к написанию "Лета Господня" и "Богомолья", которые на тот момент были еще далеки от завершения. Окончены они были только в 1948 году - за два года до смерти писателя.
Пережитые скорби дали ему не отчаяние и озлобление, а почти апостольскую радость для написания этого труда, той книги, про которую современники отзывались, что хранится она в доме рядом со Святым Евангелием. Шмелев в своей жизни часто ощущал ту особую радость, которая дается благодатью Духа Святого. Так, среди тяжелой болезни ему почти чудом удалось оказаться в храме на пасхальном богослужении: "И вот, подошла Великая Суббота... Прекратившиеся, было, боли поднялись... Слабость, ни рукой, ни ногой... Боли донимали, скрючившись, сидел в метро... В десять добрались до Сергиева Подворья. Святая тишина обвеяла душу. Боли ушли. И вот стала наплывать-нарождаться... радость! Стойко, не чувствуя ни слабости, ни болей, в необычайной радости слушал Заутреню, исповедовались, обедню всю выстояли, приобщились... - и такой чудесный внутренний свет засиял, такой покой, такую близость к несказанному, Божиему, почувствовал я, что не помню - когда так чувствовал! "
Поистине чудесным считал Шмелев и свое выздоровление в 1934 году. У него была тяжелая форма желудочного заболевания, писателю грозила операция, и он и врачи опасались самого трагического исхода. Шмелев долго не мог решиться на операцию. В тот день, когда его доктор пришел к окончательному выводу о том, что без операционного вмешательства можно обойтись, писатель видел во сне свои рентгеновские снимки с надписью "Св. Серафим". Шмелев считал, что именно заступничество преп. Серафима Саровского спасло его от операции и помогло ему выздороветь.
Переживание чуда отразилось на многих произведениях Шмелева, в том числе и на последнем романе "Пути Небесные", в художественной форме излагающем святоотеческое учение и описывающем практику повседневной борьбы с искушением, молитвы и покаяния. Шмелев сам называл этот роман историей, в которой "земное сливается с небесным". Роман не был окончен. В планах Шмелева было создать еще несколько книг "Путей Небесных", в которых описывалась бы история и жизнь Оптиной пустыни (так как один из героев, по замыслу автора, должен был стать насельником этой обители).
Чтобы полнее проникнуться атмосферой монастырской жизни, 24 июня 1950 г. Шмелев переехал в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в Бюсси-ан-Отт, в 140 километрах от Парижа. В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь. Монахиня матушка Феодосия, присутствовавшая при кончине Ивана Сергеевича, писала: "Мистика этой смерти поразила меня - человек приехал умереть у ног Царицы Небесной, под ее покровом".
Почти все русские эмигранты буквально до конца своей жизни не могли смириться с тем, что они уехали из России навсегда. Они верили, что обязательно вернутся на Родину, и удивительно, но так или иначе эта мечта Ивана Шмелева осуществилась уже в наши дни. Возвращение это началось для Шмелева публикацией его полного собрания сочинений: Шмелев И.С. Собр. соч.: В 5 т. - М.: Русская книга, 1999-2001.
За этим последовали два других события, не менее важных. В апреле 2000 года племянник Шмелева Ив Жантийом-Кутырин передал Российскому фонду культуры архив Ивана Шмелева; таким образом, на родине оказались рукописи, письма и библиотека писателя, а в мае 2001 года с благословения Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II прах Шмелева и его жены был перенесен в Россию, в некрополь Донского монастыря в Москве, где сохранилось семейное захоронение Шмелевых. Так спустя более полвека со дня своей смерти Шмелев вернулся из эмиграции.
Уверенность, что он вернется на Родину, не покидала его все долгие годы – прочти 30 лет – изгнания, и даже, когда многие эмигранты смирились с тем, что им придется умереть на чужбине, эта уверенность не оставила Шмелева. «…Я знаю: придет срок – Россия меня примет!» - писал Шмелев в то время, когда даже имя России было стерто с карты земли. За несколько лет до кончины он составил духовное завещание, в котором отдельным пунктом выразил свою последнюю волю: «Прошу, когда это станет возможным, перевезти мой прах и прах моей жены в Москву». Писатель просил, чтобы его похоронили рядом с отцом в Донском монастыре. Господь по вере его исполнил его заветное желание.
26 мая 2000 года самолет из Франции с гробом Ивана Сергеевича и Ольги Александровны Шмелевых приземлился в Москве. Он был перенесен и установлен в Малом Соборе Донского монастыря и в течение четырех дней находился в храме, в котором Патриарх Московский и всея Руси каждый год готовит - варит - Св. Миро, рассылаемое потом по всем храмам Русской Церкви для совершения таинства Миропомазания. Здесь всегда стоит ни с чем не сравнимый неизъяснимый неземной аромат Святого Мира, как будто благоухание Святой Руси.
Рано утром в храме еще никого не было. Молодой инок возжигал свечи у гроба писателя, стоявшего посредине под древними сводами храма. В этом храме не раз бывал Иван Сергеевич, здесь отпевали его отца и других Шмелевых, погребенных здесь же на семейном участке монастырского кладбища.
Гроб Шмелева стоял покрытый золотой парчой, неожиданно маленький - будто детский, где-то метр двадцать - не больше. В одном гробе были положены вместе Иван Сергеевич и его супруга Ольга Александровна.
25 мая во Франции на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа было совершено "обретение" останков Шмелева. Идея принадлежит Елене Николаевне Чавчавадзе, заместителю председателя Российского фонда культуры. Два года ушло на обращения, согласования, бумажные и финансовые дела. Разрешение министерства иностранных дел Франции было получено в год 50-летия со дня смерти Шмелева. В присутствии полицейских чинов, крестника и наследника писателя и телерепортеров была вскрыта могила великого писателя. Под большой плитой на глубине почти два метра открылись останки Ивана Сергеевича и Ольги Александровны. От сырости почвы гробы истлели, но косточки остались целыми. Их бережно собрали в этот маленький гробик, который тут же парижские полицейские власти опечатали и отправили в Россию.
Быть погребенным рядом считается особым Божиим благословением супругам, прожившим вместе всю жизнь. Иоанн и Ольга сподобились большего: они оказались погребены в одном гробе.
В Москве 30 мая стояла какая-то удивительная светлая погода, особый "шмелевский" день - солнце светилось как золотое пасхальное яйцо.
Гроб Шмелева из храма несли к могиле на плечах своих священники. Один из них был отец Александр Шмелев, внучатый племянник писателя. Кто-то из батюшек сказал: "Так только архиереев хоронят". Потом у могилы кто-то добавил: "Не по чину даже". Ведь гроб на руках священники несут, если погребают своего собрата и сослужителя у алтаря Божия. Господь сподобил Шмелеву особой чести. Наверное, за его многую и великую любовь к Святой Руси, к Святому Православию. Так не хоронили ни одного
русского писателя!
Как сказал Патриарх в слове над гробом Ивана Сергеевича: "Мы испытываем не чувство грусти, а чувство радости. Великий сын России вернулся на Родину". И неожиданно добавил: "С праздником!"
Россия собирает своих сынов. Рассеянных по всему свету собирает в свою землю. Это тоже время собирания камней. Мы сподобились быть свидетелями этого чуда: вернулся Шаляпин, вернулся Шмелев. Должны вернуться и другие многие и многие дорогие сыновья России. Это будет исполнением справедливости и последним их земным утешением. Это черта русской души. Где бы ни странствовал русский человек, куда бы далече ни был изгнан, он желает почивать в своей сырой земле, среди своих отеческих гробов - в недрах Святой Руси. Русский даже после смерти не может быть без своей земли.
На примере Ивана Шмелева мы видим, как тяжело для русского человека пребывание на чужбине, смерть в чужой земле. Господь исполнил последнюю волю писателя, вернее сказать, его последнюю заветную молитву. Он в конце концов лег в родную землю, рядом с отцом. По одному этому можно сказать, что он был писателем-праведником, молитвы которого слышал Господь.
Брошенная в могилу последняя горсть земли, русской, московской, отчей, - главная награда русскому писателю. Господь сподобил Шмелева в этот день еще одного утешения. Во время погребения к могиле протиснулся мужчина, который передал целлофановый пакетик с землей: "Можно высыпать в могилу Шмелева. Это из Крыма, с могилы его сына - убиенного воина Сергия. 18 мая, полторы недели назад, найдено захоронение 18 убиенных белых офицеров в 1918 году". Это был Валерий Львович Лавров, председатель Общества Крымской культуры при Таврическом университете, специально приехавший на перезахоронение Шмелева с этой землей. Не было у Шмелева более глубокой незаживающей раны, нежели убийство большевиками в Крыму его сына Сергия. Шмелев даже отказывался от гонораров за свои книги, издававшиеся в Советском Союзе, не желая ничего принимать от власти, убившей его сына.
На другой день после погребения в Москве был освящен новый храм Казанской иконы Божией Матери, воздвигнутый на месте того самого храма, который некогда посещал мальчик Ваня, в котором за свечным ящиком стоял знаменитый Горкин, который воспет в "Лете Господнем". Того храма уже нет, но на его месте (в иных формах) восстал новый. Кто в этом внешне случайном совпадении, о котором не знали ни строители храма, ни устроители перезахоронения, не увидит знамение Божие! Это своего рода символ: старой "шмелевской" Руси уже нет, но есть новая восстающая Русь Православная, несмотря ни на какие искушения нашего времени.
источник:
http://www.tayninskoye.ru/voskresnye-besedy/besedy-2008-god/ivan-sergeevich-shmelev.html
«Лето Господне» по праву можно назвать одной из вершин позднего творчества Ивана Сергеевича Шмелева (1873-1950). Страница за страницей читателю открывается удивительный мир простого русского человека, вся жизнь которого проникнута духом Христовым, освящена Святой Церковью, согрета теплой, по-детски простой и глубокой верой.
Книгу можно читать здесь -
http://lib.pravmir.ru/library/readbook/1381
