"5 (18) апреля 1917
Уже несколько дней в пути мои вещи. Я смотрю на свой необычайный "подъем" не с точки зрения честолюбия, а как на исполнение тяжелого и в высшей степени ответственного долга. Могу сказать одно: постараюсь сохранить доброе имя, которое создали мне стрелки, и не сделаю ни одного шага против своих убеждений для устойчивости своего положения".
"10(23) апреля 1917
В той тяжелой, нервной обстановке, в которой я живу, среди той огромной и страшной ответственной работы, в которую я ушел, мне нужен луч света[...] Теперь я живу не в управлении, имею две большие, приличные комнаты".
" 21 апреля (4 мая) 1917
Горизонт все не проясняется. Все еще политическая война бушует на грани здравого смысла".
"4 (17) мая 1917
Перемена военного министра [Керенский заместил Гучкова], несомненно отразится на всей высшей военной иерархии.
Почему нельзя приехать? Конечно, можно, раз есть знакомые, где можно остановиться. Я только задерживаю радостное событие на некоторое время, так как служебная обстановка может в любой день в корне измениться, да в такой степени, что можем разминуться...
Асенька, какая там частная квартира? Я живу в том доме (рядом со штабом), в котором жил раньше бывший государь: Главковерх, я, секретарь и адъютанты".
"14 (27) мая 1917
Медленно, но верно идет разложение. Борюсь всеми силами. Ясно и определенно стараюсь опорочить меру, вредную для армии, и в докладах, и непосредственно в столице. Результаты малые... Но создал себе определенную репутацию. В служебном отношении это плохо (мне, по существу, безразлично). А в отношении совести покойно. Декларация воина-гражданина [Керенского] вколотила один из последних гвоздей в гроб армии. А могильщиков не разберешь: что они, сознательно или не понимая хоронят нашу армию?
Ежедневно передо мной проходит галерея типов: и фактически (лично), и в переписке. Редкие люди сохранили прямоту и достоинство. Во множестве хамелеоны и приспосабливающиеся. От них скверно. Много искреннего горя.
От них жутко".
А.И. Деникин и М.В. Алексеев
