Белая гвардия

Белая гвардия => Личности => Тема начата: Игорь Устинов от 02.07.2011 • 15:51

Название: Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 02.07.2011 • 15:51
Последний БЕЛОГВАРДЕЕЦ
[attachment=5]   [attachment=1]   [attachment=2]
 
ОДИН ИЗ ПЕРВЫХ, СТАВШИЙ ПОСЛЕДНИМ...
 *****
 Георгий Селинский
 ВОСПОМИНАНИЯ ОБ АТАМАНЕ Н. В. ФЕДОРОВЕ

 Я познакомился с Николаем Васильевичем Федоровым в марте 2002 года, когда ему уже был 101 год. В то время я работал видеооператором Российского Фонда Культуры, мы ездили по Нью-Йорку и Калифорнии‚ снимали кадры для документального многосерийного фильма о русском зарубежье.
 Во время моей поездки я снимал многих интересных людей‚ некоторые из которых уже мне знакомы, а некоторые - нет. Из всех встреч‚ меня особенно тронули две.
 Первой была встреча с баронессой Наталией Петровной Врангель (дочь генерала Врангеля, которая вместе с покойной сестрой была прихожанкой моего прихода в городе Си Клифф‚ Нью-Йорк). Я помнил её мальчиком‚ она давно уехала от нас и жила в Толстовском фонде, где живут наши пожилые. В лице её отражались черты отца‚ его доблестного духа и дворянского воспитания.
 Вторая произведшая на меня впечатление встреча была с Атаманом Николаем Васильевичем Федоровым. Познакомился я с Николаем Васильевичем на блинах в русском обществе "Отрада" в Уоллей Котэдж‚ Нью-Йорк. Атаман, которому был 101 год‚ сидел за столом и довольно живо участвовал в торжестве‚ несмотря на то, что уже был очень слаб. Мы договорились посетить атамана в его квартире в доме престарелых, в Ново-Дивеевском женском монастыре (вблизи от Отрады)‚ где он согласился нам дать интервью.
 Когда мы пришли к Николаю Васильевичу‚ он разговаривал по телефону. Ему часто звонят‚ как он нам говорил‚ и приходят в гости. Письменный стол Николая Васильевича был заполнен письмами и книгами, но, тем не менее, на столе чувствовался порядок. Я удивился, как такой человек‚ в таком возрасте и состояния здоровья‚ ещё так живо занимается какой-то работой. На полочке лежали книги, которые он писал о России (одна из них рассказывала о казачьей трагедией в Лиенце). Мне даже кажется, что были какие-то произведения, написанные им по-английски.
 Мы начали наше интервью. Николай Васильевич рассказал немного о своём детстве. Он ярко помнит царскую Россию (последний раз такие подробные воспоминания я слышал в детстве от моей пратёти‚ которая родилась в семье дирижера в Симферополе). Николай Васильевич рассказывал нам, как рос мальчишкой‚ как ловил уток, бегал, играл. Затем рассказ дошел до того, как разворачивалась в России катастрофа революции. Вспоминал он о дезертирах‚ которые приходили с фронта и превращались в разбойничьи шайки‚ а затем эти же шайки поступали в "красную гвардию".
 Ему было около 15 лет, когда он пошёл добровольцем служить к белым партизанам‚ с тем, чтобы воевать против большевиков.
 Память у Николая Васильевича была сильна. Он помнил много‚ и жаль что не было больше возможностей расспросить его обо всём - да и причём он не спешил себя хвалить‚ или разыгрывать какого-то храбреца (хотя он‚ как я потом узнал‚ был награждён Георгиевским орденом).
 Интересен был рассказ о том, как ему часто приходилось бороться с красными китайцами‚ которых‚ как он говорил‚ красные покупали - иногда даже платили им отдельно за каждого убитого белого солдата. В ходе войны он добрался до Крыма‚ где попал в "цветную армию"‚ как он выразился‚ т.е. Дроздовскую. Особенно интересен был его рассказ о том, как он боролся с конницей Жлобы‚ в разгроме частей которого он участвовал.
 Один из самых трогательных моментов для Николая Васильевича был, когда он вспоминал свой исход из России на корабле. Когда его попросили описать свои чувства в тот момент, когда он прощался с Родиной, у атамана появились слёзы. Он сказал, что для того, чтобы такое описать, "это надо быть Достоевским".
 Затем атаман продолжил описывать свой жизненный путь. Рассказал о том, как он попал в Америку и там закончил престижный Колумбийский Университет‚ потом став профессором гидравлики. Жизнь у Николая Васильевича далеко не всегда была весёлой и лёгкой‚ но он всегда считал что должен пережить свои испытания и двигаться вперёд - и не становиться "трусом".
 Пришлось время попрощаться с Николаем Васильевичем. Я попрощался с ним, держа камеру на плече, чтобы записать каждый последний кадр. Затем я пошёл грузить вещи и оборудование в автомобиль. Когда я пересчитал кассеты, то выяснил, что оставил одну плёнку у атамана‚ и побежал обратно к нему на квартиру. Оказалось, что я забыл не только плёнку, но и книги, которые атаман хотел мне подарить. Я опять попрощался с атаманом, но в этот раз наедине. Вдруг я растрогался, и мне самому надо было сдерживать слезы, когда я благодарил его за то, что он воевал‚ и пожелал ему доброго здоровья и многая лета.
 Я видел, как умирающее поколение наших доблестных белых воинов всё ещё держалось на ногах благодаря своему духу. Мне‚ 26-летнему мужику, родившемуся на чужбине и выросшему в среде белых эмигрантов‚ было понятно, что такого уже больше не будет - останется только наша память о них‚ которую должны чтить все Русские люди, как в Отечестве, так и в рассеянии.
 Прошла зима‚ и скончалась моя 90-летная бабушка‚ дочка донского казачьего атамана (который избежал красного расстрела на Дону). Пока она была жива, она удивительно ясно помнила исход белых из Туапсе и Феодосии. Но Николай Васильевич всё ещё был жив‚ и Господь мне дал возможность с ним встретится ещё один последний раз, незадолго до его смерти. Это было опять в Отраде‚ 3-его августа‚ после панихиды по всем участникам Русского Освободительного Движения. Там, в зале, во время поминок, читал доклад доктор исторических наук из Питера‚ Кирилл Александров - автор двух книг о РОД‚ педагог и хороший мой друг. Также присутствовали двое моих друзей, православных греков-русофилов, которые сотрудничают со мной на патриотическом фронте.
 Я подошел вместе с моей матерью‚ Кириллом и моими друзьями к атаману‚ который был со своей внучкой. Бедный Николай Васильевич уже к тому времени не мог произносить речи, но он меня узнал, и, когда я подошёл к нему‚ объяснил мне: "Говорить не могу, но голова работает!". Затем он поздоровался с моей матерью и Кириллом. Кирилл сказал атаману, что он знаком с начальником РОВСа Игорем Борисовичем Ивановым, что обрадовало Николая Васильевича (ведь атаман‚ как почётный председатель РОВСа‚ помог продолжить работу РОВСа в России). Затем мои греческие друзья - Василиос и Панайотис - подошли к атаману и выразили ему уважение за то, что он боролся. Они пожали атаману руку, затем мы все несколько раз сфотографировались. Тогда мы попрощались в последний раз‚ и Атамана вместе с его внучкой увезли.
 Одна из самых ярких, запоминающихся черт Николая Васильевича был не в том, что он прожил так много лет, но в том, что он, несмотря на свою старость и болезнь, продолжал столь активную работу. Атаман жил в доме престарелых, но он был стар только внешне - по духу он был моложе многих его соседей, которые на 10-20 лет его младше. Голова у него, действительно, работала‚ и это благодаря не только воле и милости Божией‚ но, и, наверно, из-за того, что Россия всегда оставалась для него живой в его сердце и душе. Такой же дух двигал нашими русскими воинами, которые воевали за спасение нашей Родины от внешнего и внутреннего врага.

 Вечная Память Воину Николаю!
 *****
 Н. В. Федоров
 (1901 - 2003)

 Печальное известие:
 Н.В.Федоров скончался в Новом Дивееве (Нью-Йорк, США) 26 сентября 2003 г., не дожив двух месяцев до 102-го дня рождения.
 Вечная память последнему Белому воину!
 Да упокоит Господь его душу в обители праведных!

 ФЁДОРОВ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
 Генерал-майор ВВД, профессор. Род. 30 ноября 1901 г. на хуторе Рогожине в низовьях Дона. Детство провёл в природной казачьей семье. В самом начале Гражданской войны, будучи гимназистом старшего класса Новочеркасской им. атамана графа М.И. Платова гимназии, вступил в отряд Белого партизана есаула В.М. Чернецова. В бою под Ростовом был контужен (янв. 1918) и остался в Новочеркасске. Позднее примкнул к отряду казаков Кривянской станицы. Принимал участие в боях под Заплавской, взятии Новочеркасска и др. делах против красной армии. Награждён Георгиевским Крестом 4-й степ. 3 ноября 1920 г., в составе своей батареи покинул Россию на греческом судне "Алкивадис". После эвакуации из Крыма находился в лагере Чилингир. Затем переведён в военный лагерь на о. Лемнос, откуда переехал в Болгарию. Со временем переехал в г. Софию, где служил в оркестре 1-й полицейской дружины. В 1929 г. поступил в Колумбийский университет (США) и переехал в Америку. Успешно занимался научной деятельностью, преподавал гидравлику в американских университетах. Получил звания профессора, почётного члена Американской ассоциации прогресса науки, почётного, пожизненного члена Американского общества гражданских инженеров, почётного члена Нью-Йоркской академии наук. Среди многих наград: почётный знак "Серебряная эмблема", полученный от Общества американских геофизиков за "бескорыстное служение науке и многолетнюю творческую деятельность", позднее (1990) - золотой жетон, а также орден "Академические Пальмы" - от Правительства Франции. В 1965 г. был избран Атаманом Всевеликого Войска Донского, а затем и Председателем Тройственного Союза казаков Дона, Кубани и Терека. Почётный Председатель Русского Обще-Воинского Союза с 14 сентября 2000 г.

 *****
 [attachment=3]  [attachment=4]
 
P.S. Более подробно о последнем белогвардейце Федорове Николае Васильевиче, вы можете увидеть и услышать от него самого в первом фильме "Пролог", снятом при жизни, в сериале "РУССКИЙ ВЫБОР" Н. Михалкова и фильме этого же цикла "Остров Лемнос. Русская Голгофа".
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 02.07.2011 • 16:06
Полковник-корниловец ЕЛИСЕЕВ Ф.И.
[attachment=1]
На фото: казак И.Г. Елисеев (второй слева) с сыновьями. Слева хорунжий 3-го Кавказского казачьего полка Андрей (расстрелян), справа прапорщик 2-го Черноморского казачьего полка Георгий (погиб на Перекопе в 1920) и подъесаул 1-го Кавказского казачьего полка Федор (крайний справа).
ФЕДОР ИВАНОВИЧ ЕЛИСЕЕВ – полковник - командир Корниловского конного полка, историк, мемуарист, писатель и циркач, боец французского Иностранного легиона и японский военнопленный.

 На фото внизу: он стоит второй справа в черкеске, первый справа - генерал-майор Лебедев Олег Иванович (11.01.1893 - 15.11.1973). Нью-Йорк (США). 60-е годы

 [attachment=2]
ФЕДОР ИВАНОВИЧ ЕЛИСЕЕВ: КОНИ И КНИГИ

 Меня с тобой связали узы
 Моих прадедов и дедов…
 Н. Туроверов

 …Семнадцатилетнего юношу-вольноопределяющегося Наказной атаман Кубанского казачьего войска генерал-от-инфантерии М.П. Бабыч награждает серебряными призовыми часами за лучшую джигитовку в полку.
 …Дикий, но благородный курдский князь многочисленного племени, сдавшегося казакам на Турецком фронте, посмотрев на «проездку» своего чистокровного коня молодым хорунжим, дарит ему этого арабского скакуна под богато расшитым чепраком с золотыми кистями.
 …Походный Атаман казачьих войск вел. кн. Борис Владимирович, инспектируя части в Карсе, после концерта казаков приглашает полкового адъютанта 1-го Кавказского полка перейти в свой штаб.
 …Февральская революция помешала молодому подъесаулу поступить на службу в Собственный Его Императорского Величества Конвой.
 …Молодой командир полка разрабатывает и утверждает своим приказом форму и знаки отличия Корниловского конного полка, известные потом на всем южном фронте Гражданской войны.
 …В плену на Урале, балерина, окончившая Императорское хореографическое училище в Петербурге, берет у него уроки - научиться танцевать лезгинку.
 …В 30 - 40-е гг. с конной группой джигитов выступает в Индии, Сингапуре, на о. Борнео и в Гонконге, в Индокитае и Сиаме, в Шанхае и Бирме.
 …С началом Второй Мировой войны вступает в Иностранный легион французской армии. В 1945 г., прикрывая отход батальона легионеров в арьергарде и спасая раненого товарища, сам тяжело контуженый, попадает в плен к японцам. Ему шел 53-й год. Это была его третья война.
 …Когда он слез с седла, ему было 56 лет.
 …Он оставил 2 500 страниц воспоминаний.

 Все это – о Федоре Ивановиче Елисееве.

 Слова в эпиграфе, сказанные известным казачьим поэтом совсем по другому поводу, – оказались в моем случае попаданием точно в цель. Именно о своих прадедах и дедах – офицерах Кубанского казачьего Войска Русской армии начала века – я узнал многое лишь теперь, спустя 80 лет, чего бы, наверное, ни узнал из архивов и семейных преданий. Узнал из трудов замечательного писателя-эмигранта, полковника Федора Елисеева.
 Судьбе было угодно, чтобы в 1914 г., перед самой войной, из 1-го Запорожского Екатерины Великой полка перевелся в 1-й Кавказский мой родной дед В.Н. Калабухов. Молодые хорунжие стали друзьями. Сотники, подъесаулы, попеременно полковые адъютанты и командиры сотен – они прошли всю Великую войну от первого до последнего дня, каждый награжден шестью боевыми орденами.
 Федор Елисеев в своих воспоминаниях называет Владимира Кулабухова (В фамилии «Кулабухов» буквы «а» и «у» взаимозаменяемы. В приказах, подписанных императором, мой дед писался Калабуховым. – Авт.) «лучшим и испытанным долгими годами войны другом» (Здесь и далее слова Ф.И. Елисеева выделены курсивом. – Авт.).
 В Великой войне, Кавказцы были в одной бригаде с 1-м Таманским генерала Безкровного полком. Конную атаку бригады на турок в 1916 г., эти жуткие и трагические минуты, когда от ураганного ружейного, пулеметного и артиллерийского огня турок «все мигом заклокотало, словно сало, брошенное на раскаленную сковородку», гибель шедшего впереди сотни моего двоюродного деда хорунжего Б.Н. Абашкина ярко описал Ф.И. Елисеев. Бок о бок на Турецком (так называли его казаки) фронте с ними действовал 1-й Лабинский генерала Засса полк, которым командовал мой прадед – полковник П.С. Абашкин. Под началом прадеда воевал бесстрашный сотник и товарищ молодых друзей, впоследствии генерал, герой Белого Дела – Николай Бабиев, также наш родственник.
 Я намеренно выделяю старые названия полков. В Русской императорской армии считалось: «Полку носить Шефство великого человека – означает это оправдывать и чаще всех бывать в боях».

 Впервые мысль написать о боевых действиях родного 1-го Кавказского полка и других казачьих частей в войне против турок и курдов зародилась у Ф.И. Елисеева под стенами исторического Эрзерума, после падения этой первоклассной турецкой крепости.
 Казаки прошли с боями пол-Турции. Елисеев с разъездом дошел до самой южной точки – до истока Тигра, а дед, в составе своей сотни до самой западной – до Кемаха. Это был последний и самый дальний пункт, где были Русские войска в Турции. Об этом до сегодняшнего дня не написал никто…
 Через месяцы революций и годы Гражданской, в плену, осенью 1920-го в Москве, Елисеев в последний раз повстречается с прадедом – генералом и Атаманом Баталпашинского отдела. В нашей семье об этом ничего не знали – для нас это знак свыше…

 Ф. Елисеев писал о фронтовой жизни офицеров и казаков в уже забытой войне 1914 - 1918 гг., о своем командовании Корниловским конным, Хоперскими, 1-м Лабинским полками и 2-й Кубанской казачьей (Улагаевской) дивизией в Гражданской. Офицерское звание Федор Иванович принимал как почетное, священное – на всю жизнь, до гробовой доски. Оно давало права и преимущества, но одновременно накладывало и тяжелые обязанности чести, верности России. Молодые кадровые офицеры Императорской армии, их прекрасная дружба, отношение друг к другу и к казакам, к своим полкам, традициям – главное в книгах Ф.И. Елисеева. Никто из офицеров 1-го Кавказского полка за всю Великую войну не снял своих серебряных погон и не заменил их погонами защитного цвета. Неприятель стрелял по серебру погон в первую очередь…
 Военно-строевой быт казачества, история и структура первоочередных шефских (и не только) полков и пластунских батальонов Кубанского и других казачьих войск – вот то, о чем писал Ф.И. Елисеев в своих многочисленных (более 90) брошюрах, так, к сожалению, и не изданных им при жизни в виде книг.
 Елисеев пишет на островах Суматра и Ява, где он побывал с джигитовкой, в Индокитае, где служил во Французском Иностранном егионе, в Париже и Нью-Йорке, в котором он умер на 95-м году жизни.
 Память у него была изумительная. Плавность рассказа и пускай не совсем правильно построенное повествование очевидца покоряют своей любознательностью: узнать как можно больше и сразу записать, не думая о стиле. В его воспоминаниях мы видим Библейские Арарат и Евфрат, крепости Баязет и Эрзерум, слышим концерт казаков Походному атаману Великому князю в Карсе, генералы Врангель, Бабиев и Шкуро предстают перед читателем как живые, будто все описываемое происходит на его, читателя, глазах.
 Ф.И. Елисеев часто сокрушался и говорил, что «с нашей смертью вне Родины – все пойдет в полную неизвестность. Надо описать боевую деятельность полков… как и что тогда было…». Он написал о тысячах офицерах и казаках, которых знал лично, сохранив их имена для истории.

 Пора написать и о нем…

 Федор Иванович Елисеев родился 11(24) ноября 1892 г. в станице Кавказской Кубанского казачьего войска в многодетной казачьей семье. Семнадцати лет от роду поступает вольноопределяющимся в 1-й Екатеринодарский Кошевого атамана Чепеги полк. На полковой джигитовке получает первый приз из рук Наказного атамана генерал-лейтенанта М.П. Бабыча – массивные серебряные часы с цепочкой, с правом ношения в строю.
 В 1910 г. его приняли на трехгодичный курс Оренбургского казачьего училища. Он окончил его в 1913 г. взводным портупей-юнкером с двумя золотыми жетонами, за джигитовку и гимнастику, и вышел хорунжим в 1-й Кавказский наместника Екатеринославского генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического полк ККВ, стоявший в г. Мерв (Туркестанский военный округ).
 С начала Великой войны на Кавказском фронте (19 октября 1914 г.) Елисеев непрерывно в строю: младший офицер сотни, полковой адъютант, командир сотни на Западном фронте (Финляндия), награжден шестью боевыми орденами до ордена Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом включительно.

 По возвращении казачьих частей на Кубань – активный участник восстания против большевиков в Кавказском отделе Войска в марте 1918 г, командир конного отряда. Потерпев неудачу, восставшие рассеиваются. Елисеев тайно пробирается в Ставрополь. С освобождением города частями полковника А.Г. Шкуро поступает к нему в отряд и начинает свою боевую работу в Белом движении.
 С сентября 1918 г. и по май 1919-го, он – в Корниловском конном полку: четыре раза ранен, командир сотни, помощник командира полка Н.Г. Бабиева, «яркой и талантливой личности, как бы воплотившей в себе, в эпоху последних кавалерийских битв, самый дух конницы, с ее стремительными рейдами, сокрушительными атаками и такими неотъемлимыми чертами, как особая картинность, удаль и непременный «порыв, не терпящий перерыва» (А.С. Кручинин).
 В должности командующего полком, Ф.И. Елисеев разрабатывает и утверждает своим приказом форму и знаки отличия Корниловского конного полка, и они становятся известными на всем южном фронте Гражданской войны.
 С осени 1919 г. полковник Елисеев – командир Хоперских полков (от Воронежа и до Кубани), 1-го Лабинского полка и командуюший 2-й Кубанской казачьей (Улагаевской) дивизией при отступлении с боями к Черному морю и капитуляции Кубанской армии под Адлером и Сочи в апреле 1920 г.
 Плен, лагеря и тюрьмы в Екатеринодаре, Костроме, Москве и Екатеринбурге, откуда Елисеев бежит в Олонецкую губернию и летом 1921 г. переходит границу с Финляндией.

 Атаман Финляндско-Кубанской станицы, работа на лесопильной фабрике… В октябре 1924 г., получив визы, вместе со своими казаками он отбывает во Францию. В 1925 - 1926 гг. - организатор и главный участник джигитовки под руководством генерал-лейтенанта Шкуро в Париже и по странам Европы.
 В г. Виши полковник Елисеев назначается представителем Кубанского войскового атамана генерал-майора В.Г. Науменко, начальником армейской рабочей группы РОВС, активно помогает Русскому зарубежному союзу военных инвалидов генерала-от-кавалерии Н.Н. Баратова.
 В 1930 - 1933 гг. в Париже Обществом ревнителей Кубани под руководством Ф.И. Елисеева были выпущены три номера иллюстрированного журнала «Кубанское Казачество» (около 100 стр.) и журнал «Россия» № 7, посвященный Кубанскому казачьему войску (свыше 50 гравюр и фотографий, 50 стр.), в котором приняли участие атаманы Краснов, Богаевский, Науменко и другие казачьи деятели.
 С 1933 по 1939 гг. – руководитель группы джигитов в «кругосветном турне» по Индии, на островах Ява, Борнео, Филиппинах, в Индокитае, Бирме, Сиаме, Малайе, Сингапуре и других странах.
 В 1937 - 1938 гг., когда он жил в Шанхае, был назначен представителем Кубанского атамана на Дальнем Востоке для установления и поддержания связи с возглавителем Дальневосточной эмиграции атаманом Г.М. Семеновым.
 В 1939 г. на о. Суматра Елисеева застает Вторая мировая война.
 Как офицер союзной армии по Первой мировой он вступает офицером во Французский Иностранный легион в Индокитае, участвует в боях с японцами. В 1945 г., прикрывая отход батальона легионеров и спасая раненого товарища, сам дважды раненый, попадает в плен.
 После освобождения в 1946 г. возвращается во Францию. За боевые отличия в Легионе Елисеев награждался девять раз, в том числе орденом Круа де Герр (Военного Креста) 2-й ст. с золотой звездой на ленте.
 В 1947 - 1948 гг. работал с группой джигитов в Голландии, Швейцарии и Бельгии. Когда он слез с седла, ему было 56 лет.
 Еще в джигитовке по странам Юго-Восточной Азии Ф.И. Елисеев закончил писать свой труд (5 тысяч страниц), посвященный истории полков Кубанского казачьего войска с начала XX в.

 «Федор Иванович Елисеев – не только боевой офицер, но один из наиболее крупных военных историков и мемуаристов русского зарубежья. Он оставил тысячи страниц произведений, посвященных истории полков Кубанского казачьего войска, начиная с предвоенного времени. Собственно, большую часть того, что было написано в эмиграции по истории кубанских частей, составляют именно труды Ф.И. Елисеева. Да и за исключением ряда высших руководителей Белого движения и профессиональных военных историков, пожалуй, никто другой среди русской военной эмиграции не оставил такого обширного наследия.
 Свод воспоминаний Ф.И. Елисеева о полках Кубанского казачьего войска, в которых ему довелось служить, по объему, степени подробности и насыщенности фактическим материалом практически не имеет себе равных в такого рода литературе, и является ценнейшим источником по истории Первой мировой и Гражданской войн…» (С.В. Волков).
 Сотни и тысячи имен офицеров и казаков, лично ему известных, сохранила удивительная память Елисеева для историков и потомков.
 Перебравшись в 1949 г. в США, он публикует все основные свои работы. Всего было выпущено на ротаторе более 90 брошюр (2 500 страниц). Брошюры он рассылал по подписке, а старикам в богадельни – бесплатно. В виде книг они так и не были изданы им при жизни.
 «Ф.И. Елисеев ближе к П.Н. Краснову, но не к его таланту повествования и безукоризненному русскому языку, а к восторженной любви к «военному ремеслу». Желанием все прошлое подробно запомнить и хранить.
 …В каждом литературном произведении совсем не часто – «как» и «о чем» бывают равноценны. Всегда что-то перевешивает. У Елисеева они уравновешены, и от этого легко его читателю». (А. Туроверов).
 Всего с 1921 по 1983 гг. в журналах «Родимый Край» (Париж), «Казачьи Думы» (Болгария), «Вольная Кубань» и «Кавказский казак» (Югославия), «Первопоходник» (Калифорния), в газетах «Россия» и «Новое Русское Слово» (Нью-Йорк), «Русская Жизнь» (Сан-Франциско) Ф.И. Елисеевым опубликовано много десятков очерков и статей.

 Умер Федор Иванович Елисеев 3 марта 1987 г. в Нью-Йорке на 95-м году жизни. Писали, что в 90 лет он еще танцевал лезгинку.

 Удивительный человек – удивительная судьба. Сотни и тысячи имен офицеров и казаков сохранил Елисеев в своих работах. Он сделал это просто и трогательно – и оставил потомкам и для истории. Может быть, кто-то найдет среди них своих дедов и прадедов, и его пронзит их необъяснимое присутствие с нами. Судьбою моим родственникам было дано знать и близко дружить с Федором Ивановичем Елисеевым. Низко склоняю голову перед его и их памятью.


 Сочинения: Прижизненные издания
 1. История Войскового гимна Кубанского казачьего Войска. Париж, 1930. (Брошюра, 28 с.; частично вошла в брошюру № 3 «На берегах Кубани». Нью-Йорк, 1957).
 2. Генерал Эльмурза Мистулов: К 15-летию трагической гибели (Командир 1-го Кавказского полка ККВ, Турецкий фронт, 1916 - 17 гг.). Париж, 1933. (Брошюра, 500 экз.; переработана в 1953 г.).
 3. Генерал Г.К. Маневский (В Храм Войсковой Славы. К 20-летию трагической гибели). Париж, 1939. (Брошюра не сохранилась).
 4. История Войскового гимна и наш полк (Краткие сведения о 1-м Кавказском полку ККВ). Нью-Йорк, 1950. (1 брошюра, 24 с.; 2-е изд. - другая редакция).
 5. Генерал Эльмурза Асламбекович Мистулов: Командующий Войсками Терского Войска в 1918 г. Нью-Йорк, 1953. (1 брошюра, 24 с.; 2-е изд.).
 6. На берегах Кубани и партизан Шкуро. Нью-Йорк, 1955. (2 брошюры, 52 с., первая редакция).
 7. На берегах Кубани (Посвящается 1-му Екатеринодарскому Кошевого Атамана Чепеги полку 1910 г.). Нью-Йорк, 1955 – 1957. (3 брошюры, 76 с.; первые две брошюры в другой редакции вышли как «Первые шаги военной службы». Нью-Йорк, 1966. 43 с.).
 8. Рейд сотника Гамалия в Месопотамию в мае 1916 г. (с сотней казаков 1-го Уманского полка для связи с Британскими войсками). Нью-Йорк, 1956. (2 брошюры, 60 с.).
 9. В Храм Войсковой славы. Казачьи части на Кавказском фронте в 1914 - 1917 гг. и наш полк. (Полки Кубанского, Терского, Донского, Забайкальского, Сибирского и Оренбургского казачьих Войск). Нью-Йорк, 1956 – 1960. (13 брошюр, 318 с.).
 10. С Корниловским конным полком на берегах Кубани, в Ставрополье и в Астраханских степях в 1918 - 1919 гг. Нью-Йорк, 1959. (14 брошюр, 321 с.).
 11. Песни Кубанских казаков (по 40 песен строевых полков «линейцев» и «черноморцев»). Нью-Йорк, 1960. (2 брошюры, 62 с.).
 12. Наш полк в месяцы революции 1917 - 1918 гг. Нью-Йорк, 1961. (Продолжение брошюр «В Храм Войсковой славы»; 5 брошюр, 156 с.).
 13. С Хоперцами от Воронежа и до Кубани в 1919 - 1920 гг. Нью-Йорк, 1961 – 1962. (5 брошюр, 155 с.).
 14. Первые шаги молодого хорунжего, 1913 - 1914 гг. (г. Мерв, Закаспийской обл.). Нью-Йорк, 1962. (5 брошюр, 190 с.).
 15. Лабинцы и последние дни на Кубани, 1920 г. Нью-Йорк, 1962 – 1964. (9 брошюр, 300 с.).
 16. «Одиссея» по Красной России (продолжение «Лабинцев»). Нью-Йорк, 1964. (4 брошюры, 130 с.).
 17. Побег из Красной России (продолжение «Одиссеи»). Нью-Йорк, 1965. (1 брошюра, 38 с.; ее, брошюры «“Одиссея” по Красной России» и брошюру № 4 «С Корниловским конным полком…» автор включил в цикл «Лабинцы»).
 18. На коне по Белу Свету (турне джигитов с 1925 по 1940 гг. в Европе и по странам Юго-Восточной Азии). Нью-Йорк, 1965 – 1966. (3 брошюры, 100 с.).
 19. В Индокитае против японцев и в плену у них, 1945 г. (В Иностранном Легионе Французской армии). Нью-Йорк, 1966. (120 с.).
 20. Оренбургское казачье военное училище, 1910 – 1913 гг. Нью-Йорк, 1967 – 1968. (13 брошюр, 368 с.).
 21. Наказной Атаман Кубанского казачьего Войска генерал Бабыч. 1908 - 1917 гг. Нью-Йорк, 1971. (1 брошюра, 25 с.).
 22. На берегах Кубани и партизан Шкуро. 2-е изд., доп. и перераб. Нью-Йорк, 1972. (4 брошюры, 120 с.).
 Современные переиздания:
 Казаки на Кавказском фронте, 1914 – 1917 / Сост., науч. ред. и комм. П.Н. Стрелянов (Калабухов). М., 2001.
 С Корниловским конным / Сост., науч. ред. и комм. П.Н. Стрелянов (Калабухов). М., 2003.
 С Хоперцами // Дневники казачьих офицеров / Сост., науч. ред. и комм. П.Н. Стрелянов (Калабухов). М., 2004.
 Исследования:
 Стрелянов (Калабухов) П.Н. Одиссея казачьего офицера: Полковник Ф.И. Елисеев. М., 2001.
  [attachment=3]
Могила полк. Елисеева Ф.И. и его жены Инны Яковлевны на Свято-Владимирском православном кладбище в городке Кассвиль, штат Нью-Джерси (США)
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 04.07.2011 • 14:01
Гуль Роман Борисович
 [attachment=1]
 Родился в 1896 году в Киеве. Детство провёл в Пензе и имении отца Рамзай в Пензенской губернии. Учился в Пензенской 1-й мужской гимназии. В 1914 году Гуль поступил на юридический факультет Московского университета. В августе 1916 года призван на военную службу. После окончания Московской 3-й школы прапорщиков — в действующей армии. Выпущен в 140-й пехотный запасной полк, квартировавший в Пензе. Весной 1917 с маршевым батальоном отправлен на Юго-Западный фронт. Служил в 417-м Кинбурнском полку, командир роты. В период «демократизации» армии был избран товарищем председателя полкового комитета (от офицеров). После Октябрьской революции добрался до Новочеркасска. Вступил в партизанский отряд полковника Симоновского, который влился в Корниловский ударный полк Добровольческой армии. Участвовал в Ледяном походе генерала Корнилова, ранен. Осенью 1918 уехал в Киев. В Киеве записался в «Русскую армию» гетмана Скоропадского, а после захвата города Петлюрой оказался военнопленным. Находился в заключении в Педагогическом музее, превращённом в тюрьму. В начале 1919 вместе с другими пленными из состава Русской армии, был вывезен немецким командованием в Германию. Находился в лагере для военнопленных Деберитц, а затем в лагере для перемещенных лиц в Гельмштедт в Гарце. Работал дровосеком, обдирщиком коры. С 1920 года Роман Гуль жил в Берлине. Сотрудничал в журнале «Жизнь», «Времени», «Русском эмигранте», «Голосе России» и других периодических изданиях. После прихода национал-социалистов к власти в Германии был заключен в концлагерь, но через некоторое время освобождён и эмигрировал в Париж. Сотрудничал в «Последних новостях», «Иллюстрированной России», «Современных записках» и других периодических изданиях. Во время немецкой оккупации Франции, скрываясь от ареста, жил на ферме на юге Франции, работал на стеклянной фабрике. С 1950 года жил в США. Активный сотрудник нью-йоркского «Нового журнала», с 1966 г. его главный редактор. Умер в 1986 году после продолжительной болезни.
 ***
 Роман Борисович Гуль
 (1896 - 1986)
 Русский писатель. С 1919 г. за границей (Германия, Франция, США). В автобиографических книгах «Ледяной поход» (1921), «Жизнь на фукса» (1927), «Конь рыжий» (1952) - трагические события Октябрьской революции и Гражданской войны, сатирические картины жизни русской эмиграции. Романы «Генерал Бо» (1929) о Б.В.Савинкове, «Скиф» (1931) о М.А.Бакунине. Портреты М.Н.Тухачевского, К.Е.Ворошилова, В.К.Блюхера, Г.И.Котовского в книге «Красные маршалы» (1933). Мемуары. - БЭС, 2000 г.

 .
 Книги:
 * Белые по Черному: Очерки гражданской войны. Книга
 * В рассеяньи сущие: Повесть из жизни эмиграции 1920 - 1921. (1927)
 * Генерал Бо. [Азеф] (1929) Роман
 * Георгий Иванов. Статья
 * Дзержинский, Менжинский, Петерс, Лацис, Ягода. (1936) Книга
 * Жизнь на Фукса: Очерки белой эмиграции. (1927)
 * Конь рыжий. (1952)
 * Красные маршалы: Ворошилов, Буденный, Блюхер, Котовский. (1933) Книга
 * Ледяной поход (С Корниловым). (1921) Мемуары
 * Моя биография.
 * Одвуконь: Советская и эмигрантская литература. (1973) Сборник
 * Одвуконь-2: Статьи. (1982) Сборник
 * Ораниенбург: Что я видел в гитлеровском концентрационном лагере. (1937)
 * Победа Пастернака. (1958) Статья
 * Скиф. (1931) Роман
 * Тухачевский: Красный маршал. (1932) Книга
 * Я унес Россию. Апология русскй эмиграции
 Критика:
 * Иванов Г. «Конь рыжий». (1953)
 * Магеровский В.Л., Пирожкова В., Филиппов Б. Памяти Романа Борисовича Гуля. (1986)
 * Цветаева М.И. Неопубликованные письма М.Цветаевой к Р.Гулю. (1986)
 * Мартынов И. Последняя книга патриарха русского зарубежья. (1990)
 * Глэд Дж. Роман Гуль. (1991)
 * Померанцева Е.С. «...Только для нее, для России» (Роман Гуль). (1993)

 [attachment=2]
Могилы Романа Гуля и его жены Ольги Андреевны на православном кладбище Ново-Дивеевского женского монастыря (Ново-Дивеево) в США. Расположен в местечке Нануэт, в 30 км к северу от Манхэттена, Нью-Йорк. Монастырь основан в в начале 1950-х годов архиепископом Рокландским Андреем (Рымаренко). 

 ""Гуль Роман Борисович*, р. 8 января 1896 в Киеве. Из дворян Пензенской губ. 1-я Пензенская гимназия, Московский университет (не окончил). Прапорщик, командир роты, затем адъютант 417-го пехотного полка. В Добровольческой армии с конца 1917 в офицерском отряде полк. Симановского. Участник 1-го Кубанского похода Б Корниловском ударном полку. Осенью 1918 во 2 подотделе 2-го отдела дружины генерала Кирпичева в Киеве. В эмиграции в Германии, с 1933 во Франции, с 1950 в США. Журналист и писатель, с 1948 редактор-издатель журнала "Народная Правда" 1959-1986 редактор "Нового Журнала". Умер 30 июня 1986 в Нью-Йорке. Жена Ольга Андреевна. Соч.: Ледяной поход (с Корниловым). Берлин, б.г.; Жизнь на Фукса; Белые по Черному; ряд исторических романов и др.

 Гуль Сергей Борисович* (брат Гуля Р.Б.). В Добровольческой армии; доброволец в Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского похода во 2-й роте полка. В эмиграции во Франции. Умер 1937 в Ньере (Франция).""

С.В. Волков "Первые добровольцы на Юге России" Москва, НП «Посев», 2001. – 368 с.

Биография Романа Гуля в Википедии:
http://ru.wikipedia.org/wiki/%C3%F3%EB%FC,_%D0%EE%EC%E0%ED_%C1%EE%F0%E8%F1%EE%E2%E8%F7

Видеофильм-интервью:
Беседа Джона Глэда с Романом Гулем. 1982 г. (видео запись Беседы — размер файла 147 Мб. Продолжительность: 59 минут)
http://imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=2001
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 10.07.2011 • 00:15
Последний кадет МИРЗОЕВ И.Н.

[attachment=1]
 
 Кадет отметил 99 лет
 Тамара КАЛИБЕРОВА, газета «Владивосток», № 1841 за 25.10.2005

 Его заветная мечта - побывать на Русском острове.
 Ровно 83 года назад, 25 октября 1922 года, 16-летний Иван Мирзоев, кадет Хабаровского графа Муравьева-Амурского кадетского корпуса, навсегда попрощался с родиной.
 «Последнюю ночь, пожалуй, самую длинную в моей жизни, мы провели не в казарме, а на берегу Русского острова, где размещался наш кадетский корпус после переезда из Хабаровска, - вспоминал Иван Николаевич.- С мамой я попрощался заранее, она жила на Первой Речке, мы обнялись последний раз на пристани, больше я ее никогда не видел и ничего о ней не слышал. Отца лишился, когда мне было всего восемь лет, как ушел он в 1914-м на первую мировую - так и сгинул…
 Наконец подошли сразу два транспорта. Мы стали спешно грузиться, чтобы взять курс на Шанхай. И здесь судьба меня поберегла. Дело в том, что во время перехода мы попали в сильнейший шторм, один из кораблей затонул, 18 наших ребят погибли (по сведениям, приведенным В. Жигановым в его альбоме «Русские в Шанхае», не дойдя 100 миль до Шанхая, вместе с транспортом «Аякс» погибла канонерская лодка «Лейтенант Дыдымов», которая «погребла вместе с собой капитана, почти всю команду и 36 находившихся на ней кадетов». - Прим. автора).
 С Иваном Николаевичем Мирзоевым, седовласым благообразным стариком с гуцульскими, совершенно белыми, в тон шевелюре усами, мы впервые познакомились два года назад в Русском Доме в Сент-Женевьев де Буа (Франция), где сегодня доживают свой век около 70 русских эмигрантов. Этот приют организовала почти 80 лет назад княгиня Вера Кирилловна Мещерская в подаренном ей загородном поместье французской знати (после ее смерти этим благим делом занимается невестка княгини Антонина Мещерская). В числе постояльцев здесь были семейство Бакуниных, первая жена адмирала Колчака, супруга министра Столыпина, редактор газеты «Русская мысль» Зинаида Шаховская. Не так давно в этих стенах в довольно преклонном возрасте (далеко за 90) почила Татьяна Юрьевна Старк-Кипинева, жена контр-адмирала Старка, который в октябре 22-го уводил из Владивостока последние корабли с русскими беженцами. Она приходилась родственницей внуку адмирала Колчака, которого в честь деда назвали Александром (он живет в Париже).
 Судьбе было так угодно, чтобы мы увиделись с Иваном Николаевичем еще раз, буквально за несколько дней до его 99-го дня рождения. Из Парижа до Сент-Женевьев де Буа пришлось добираться на поезде с непредвиденной пересадкой, потом на автобусе, так что я изрядно припозднилась, появившись в Русском Доме лишь около трех часов дня. Каково же было мое удивление, когда, войдя в просторную гостиную, увидела в кресле Ивана Николаевича. Он сидел, скрестя на коленях руки, о чем-то глубоко задумавшись. Рядом примостилась клюка - два года назад он еще обходился без нее. Как водится на родине, мы троекратно расцеловались. Я передала привет с Русского острова - смолистую кедровую шишку, журнал «Рассеянные, но не расторгнутые» с воспоминаниями эмигрантов, вышедший во Владивостоке в этом году, набор шоколадных конфет к чаю.
 - Эх, можно было бы прямо сейчас махнуть на Русский остров да там и остаться уже навсегда, - вздохнул Иван Николаевич. - Я пока вас ждал, все вспоминал, вспоминал… Как почти два года жили в китайских фанзах в Мукдене, как потом нас, кадетов, снова переправили в Шанхай, где посадили на французский пароход «Портос», и мы очутились в Югославии вместе с моим верным другом Юркой Немковым, его уже нет в живых. Там по прибытии нашу братию снова расформировали: одни попали в Сараевский корпус, другие, в том числе и я, - в Донской. В Донском мы, молодежь, анархисты по натуре, не ужились с самостийниками. Повздорили. Тогда каждому из нас выдали по 200 динаров и путевку на работу. Я попал на шахты. Вскоре сбежал в Белград. Голодал жестоко, но по молодости лет мало обращал на это внимание, все надеялся, что скоро вернусь в Россию и все устроится.
 Не довелось, не вернулся… А по контракту уехал во Францию. Брался за любую работу: окна мыл, паркет натирал, потом окончил курсы электриков, женился. Детей, увы, Бог не дал. Вскоре после того, как похоронил жену, перебрался в Русский Дом. Вот уже пять лет здесь живу…
 Иван Николаевич пригласил заглянуть в его комнату под номером 9. Здесь все было по-прежнему просто до аскетичности: в углу висела старинная икона, на стене - картина со среднерусским пейзажем. На тумбочке в рамке стояла фотография любимой собаки и верного товарища Дружка. После ее смерти новой он не заводит, хотя Русский Дом - один из немногих пансионатов для пожилых людей, где позволяется держать домашних питомцев.
 - Стар я уже, умру, с кем животина останется, зачем ее сиротить, я-то знаю, что это такое, - философствует Иван Николаевич. - Здесь у нас мадам Успенская живет, моя одногодка, она ухаживает за кроликами, утками (что-то вроде маленького домашнего подворья здесь сделали). Я только с ней и дружу.
 - И как вам живется в Русском Доме?
 - Все бы ничего, да видеть плохо стал, читать почти не могу. Мне раньше некогда было книжками заниматься, так я здесь, на старости лет, «налег» на Льва Толстого, Тургенева. Это для меня целый мир!
 А так распорядок мой почти неизменный все эти годы. Просыпаюсь в 5 утра, в 6.30 делают укол, потом завтракаю: кофе положен непременно с молоком. Наношу визит мадам Успенской, а потом прогуливаюсь по нашему садику. Подхожу к воротам и думаю, а не пройтись ли мне до магазинчика, где журналы продают и можно поиграть в лото. А потом зайти в бистро и выпить чашечку крепкого черного кофе (без молока). Раньше с этим проще было, сейчас глаза подводят, а на улице машины. Я тут в лотерею шесть евро выиграл, уже вторую неделю выбраться никак не рискну.
 Душе праздник, когда по воскресным дням на службу хожу в нашу домовую православную церковь.
 За разговорами на импровизированной террасе с видом на парк, куда пригласил радушный Иван Николаевич, незаметно пролетели почти два часа. Пришло время прощаться.
 - Какой бы вам подарок хотелось получить на сто лет? - полюбопытствовала я.
 - Пельменей настоящих сибирских отведать, но до этого круглого юбилея еще дожить нужно…
 Иван Николаевич, как владелец запасного ключа от боковых, не парадных ворот, вышел меня немного проводить и показать кратчайший путь до автобусной остановки. Расставаться было тяжело. Я через каждые несколько шагов все оборачивалась, а он все стоял, опершись на клюку, и смотрел вслед. За спиной у него виднелся католический храм, кругом - аккуратно подстриженные зеленые французские изгороди. Рядом не было никого.
 Тамара КАЛИБЕРОВА,
 (фото автора),
 «Владивосток»
 Сент-Женевьев де Буа
 - Владивосток
 Сегодня в 11 часов на Русском острове, в районе мыса Поспелова, состоится торжественное открытие памятника, воздвигнутого в честь тех наших соотечественников, кто не принял новую советскую власть и вынужден был в такой же октябрьский день 1922 года покинуть родину. Разнокалиберная флотилия под командованием контр-адмирала Старка, около 30 кораблей, уходила из Владивостока через пролив Босфор- Восточный, чтобы отправиться в пожизненное эмигрантское плавание. Правда, тогда об этом никто не знал, все надеялись вскоре вернуться. Не вернулись. И на многие годы были преданы сначала анафеме, потом - забвению. Великому исходу - пришло время всеобщего примирения.
 Сегодня в 10 часов от 33-го причала отойдут два катера, которые доставят на Русский остров желающих приобщиться к этому событию. В церемонии примут участие архиепископ Владивостокский и Приморский Вениамин, представители Владивостокского морского собрания, воины гарнизона Русского острова, создатели памятника, общественность Владивостока. На воду будет спущен памятный венок.
 Пятиметровый крест из кедрача весом почти в три центнера, изготовленный на Владивостокском заводе № 178, установили на безымянном гранитном утесе в воскресный день, как только утихомирился пришедший из Китая циклон. На все потребовалось около трех часов.
 На православном кресте, повернутом лицом к Владивостоку, - стилизованный диск солнца из полированной стали. На плите из черного мрамора золотом горят слова: «Любившим Россию и покинувшим ее. В память о трагическом исходе в октябре 1922 г.» . На второй памятной плите из розового мрамора можно увидеть имена около 30 кораблей Сибирской военной флотилии, которая покинула Владивосток 25 октября 1922 года под командованием контр-адмирала Старка: «Байкал», «Свирь», «Диомид», «Илья Муромец», «Парис», «Лейтенант Дыдымов» и другие.
 - Хочется верить, что наш скромный памятник - первый шаг с востока, с последней точки великого исхода, на пути к покаянию и примирению, - сказал один из инициаторов установки креста, яхтенный капитан, преподаватель МГУ имени Невельского Леонид Лысенко. - Пришла пора подписать мирный договор русских с русскими. Об этом говорили многие старые эмигранты, с кем довелось встречаться во время морских походов на яхте «Адмирал Невельской».

 *****
Во Франции умер последний кадет. Из Приморья
 Тамара КАЛИБЕРОВА, газета «Владивосток», № 2352 за 12 июня 2008

 В РУССКОМ Доме в Сент-Женевьев-де-Буа в возрасте 102 лет умер Иван Николаевич Мирзоев, кадет Хабаровского графа Муравьёва-Амурского кадетского корпуса. Об этом сообщил в газету «Владивосток» (мы рассказывали о судьбе эмигранта-земляка) директор Русского Дома Николай де Буаю.
 В октябре 1922-го с эскадрой адмирала Старка кадет И. Мирзоев отправился из Владивостока в своё пожизненное эмигрантское плавание (с 1920 г. кадетский корпус размещался на Русском острове). Почти два года жил в китайских фанзах в Мукдене, потом были Шанхай, Югославия, Франция. Брался за любую работу, которая находилась для бездомного бродяги: спускался в шахту, мыл окна, столярничал, случалось, жестоко голодал, пока не окончил курсы электриков. Жизнь наладилась, женился. Овдовев, перебрался в Русский Дом под Парижем, где, к слову, окончила свою жизнь и дочь адмирала Старка.
 Журналисту «В» посчастливилось познакомиться с Иваном Николаевичем. Он всегда держался молодцом. Помогал наводить порядок в библиотеке, пел во время воскресной службы в хоре домовой церкви, у него был красивый баритон.
 В последние годы Иван Николаевич мечтал вернуться на остров Русский, чтобы найти свой последний приют в родной земле. Его надеждам не суждено было сбыться. Но мы помним о нём. И значит, он с нами, в родных краях.
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 10.07.2011 • 00:30
Капитан-дроздовец РАЕВСКИЙ Н.А.

 [attachment=1]
Капитан Раевский Николай Алексеевич, артиллерист, офицер Дроздовской дивизии, в прошлом - студент Петербургского университета, ветеран двух войн, в будущем – выпускник Карлова университета в Праге, признанный специалист в энтомологии (науки о бабочках), литератор и пушкинист, политический заключенный…

ВОЙНА ПРОДОЛЖАЕТСЯ
        Десять лет тому назад небольшой отряд офицеров и солдат румынского фронта начал вооруженную борьбу против Советской власти. Немногим раньше раздались на Дону первые выстрелы Добровольческой Армии. Её последние выстрелы гремели на Перекопе семь с лишним лет тому назад.
     Последние ли? Нет не последние ...
     Весь мир услышал выстрелы в Лозанне и в Варшаве.
     Швейцарский гражданин Конради прежде всего офицер Добровольчесной армии (Дроздовец). Девятнадцатилетний Борис Коверда никогда не был в наших рядах, но духовно он наш.
     И совсем недавно на русской земле пала в неравном бою Мария Владиславовна Захарченко-Шульц.
     Вооруженная борьба продолжается...
     Пусть эти выстрелы пока только символ негаснущей непримиримости. Пусть далек и, быть может, очень далек, тот час, когда залпы на улицах Москвы сменят редкие револьверные выстрелы.
     Мы не знаем сроков и не пытаемся их предугадать.
     Для нас, добровольцев, несомненно одно - советская власть может пасть только в результате вооруженной борьбы. Нам говорят-господа, бросьте думать о вооруженной борьбе - она объективно невозможна.
     Мы не боимся ответить - да, в данное время она невозможна, но это значит с совершенной несомненностью, что и свержение советской власти сейчас невозможно.
     Бросить думать о вооруженной борьбе - значит для нас признать, что советская власть утвердилась навсегда. Помириться с этой мыслью мы не желаем и не можем. Вооруженная борьба объективно невозможна-значитъ надо стремиться, поскольку это в силах эмиграции, сделать ее объективно возможной.
     Добиться интервенции?
     Нет не интервенции. Не потому что интервенция недопустима в принципе. Большевизм для России - абсолютное зло и всякое относительное зло становится добром, если можно путем его устранить зло абсолютное. Если можно... В том то и дело, что нельзя. Нужно совершенно не знать послевоенной Европы, чтобы мечтать об интервенции. Мне лично кажется, что вооруженное вмешательство иностранцев в советские дела невозможно в течении по крайней мере четверти столетия. Пока в районе проливов, a впоследствии на Балканах стояли дисциплинированные и частью вооруженные русские корпуса, была вполне возможна не интервенция иностранных войск, a реэвакуация Армии - конечно, в случае серьезных восстаний в Советской России. Теперь и этой возможности, по крайней мере в прежней форме, больше нет. Остается сделать вывод - советская власть падёт тогда, когда станет возможной вооруженная борьба изнутри. Я говорю о борьбе массовой и решительной, о „большой войне. Партизанская война, ведь, не прекращалась и не прекращается, но она по самому существу своему лишь тревожит врага, но победы над ним дать не может.
     Конечно, свержение большевиков не есть только вопрос военно-повстанческой техники. Наша борьба есть борьба военно политическая и залпы на улицах Москвы - только последнее звено в длинной цепи политических действий.
     В 1921 году П. Б. Струве писал: „Никакая политика в тылу не может заменить конницы на фронте".*) ( * Цитирую на память) Против этой формулы возражать не приходится, но я лично убежден в том, что верна и обратная формула-„Никакая конница на фронте не может заменить политики в тылу". Стреляющие должны знать, во имя чего они стреляют - иначе борьба безнадежна (такой, например, была борьба кронштадтских матросов). Политически действующие должны знать, в чем их ближайшая цель, иначе их действия лишены содержания.
     Мы считаем, что такой ближайшей целью является подготовка революции в советской России.
     В возможности мирной эволюции советской власти, в возможность бескровного превращения СССР в правовое государство мы никогда не верили и не верим. Пока что десять лет истории говорят в нашу пользу. И потому мы спрашиваем всех политически действующих - мир с советской властью или война против советской власти? Мы готовы идти, если не за всеми, то со всеми, кто отвечает ясно и прямо - война.
     Нам не о чем говорить с мирящимися и мы отказываемся. понимать тех, кто пытается сказать: „ни мир, ни война".
     Нас упрекают в политическом примитивизме. Поскольку дело идет о политической грамотности или, вернее, безграмотности очень и очень многих белых, упрек часто справедлив. „Политграмота" нам нужна не меньше, чем коммунистам.
     Но в конечном счете дело, все таки, ни в безграмотности, ни в республике и ни в монархии, и ни в диктатуре, a в решении огромного и самого важного при всей своей примитивности вопроса - мир или война? От решения этой дилеммы не уйдет в конце концов ни одна политическая группа. Придется на него ответить для самих себя и тем, кто чуждается и сторонится „политики" и тем, кто ненависть к большевикам вольно или невольно заменяет ненавистью к „Европе".
     Ведь и сейчас уже эмиграция фактически делится не на „правых" и „левых", a прежде всего на сторонников и противников вооруженной борьбы.
     Пока военных действий нет, но состояние войны с советской властью и внутри России, и в эмиграции продолжается. Нам могут сказать-ну a какой собственно толк в этом состоянии войны раз оно не претворяется в действие? Кому такая война страшна. Ответим не колеблясь - страшна для Советской власти несмотря на свою кажущуюся безрезультатность.
     Страшно умонастроение, которое всегда предшествует открытой борьбе и порождает ее. Если в Советской России не найдется Ивановых и Петровых, которые в подходящий момент возьмутся за оружие, советская власть можетъ быть спокойна - она не падет.
     Что может сделать в данное время эмиграция для подготовки революции в СССР?
     Всеми возможными способами поддерживать умонастроение непримиримости - прежде всего и главным образом внутри СССР, затем среди иностранцев (вооруженная интервенция невозможна, но отношение иностранцев к большевикам далеко не безразлично для хода борьбы). То же умонастроение эмиграция должна поддерживать и внутри самой себя.
     Только в эмиграции есть свободная печать, и только в эмиграции возможно свободное слово.
     Но, чтобы эта свободная печать и свободное слово приносили тот вред советской власти, который они могут приносить, нужно, чтобы пишущие и говорящие ни на минуту не забывали о самом главном и основном:
     Война против советской власти продолжается.
     Н. Раевский.

    Стезя добровольца

На фотографии начала 20-х годов – молодой темноволосый мужчина, с умными, внимательными глазами, снятый анфас, в штатском костюме, не скрывающим однако армейской выправки, на лацкане пиджака – небольшой черно-белый крест, знак галлиполийца. Это – капитан Раевский, артиллерист, офицер Дроздовской дивизии, в прошлом - студент Петербургского университета, ветеран двух войн, в будущем – выпускник Карлова университета в Праге, признанный специалист в энтомологии (науки о бабочках), литератор, политический заключенный… К тому времени, когда появилось это фото, эмигрантская жизнь Раевского постепенно налаживалась. В серой пороховой дымке растаяли Новороссийск и Севастополь (две труднейших эвакуации), ушло в легенду «галлиполийское сидение», впереди были три года в Болгарии, где белые воины тщетно ждали сигнала к новому «Кубанскому походу», потом – Золотая Прага, ставшая для русских отнюдь не золотой: как-никак чужбина. А где-то, не слишком далеко, - советская Россия, там остались родители, сестра, двое братьев…
     Николай Алексеевич Раевский, представитель старой дворянской фамилии, родился в 1894 году, в городе Вытегре Олонецкой губернии. «Я человек еще 19-го века», - говорил он на склоне лет, и слова эти имели серьезное значение: 19-й век, вернее – начало века, пушкинская эпоха, стал для героя этого очерка поистине путеводной звездой, светившей ему в дни самых тяжких испытаний. Блестяще окончив гимназию в Каменец-Подольске, где в ту пору жила семья, Николай Раевский избрал карьеру ученого и в 1912 году уже занимался в биологических лабораториях Петербургского университета, даже опубликовал научную статью в одном престижном журнале. Занятия пришлось прервать с началом 1-й мировой войны. Эту войну называли в свое время – Великой или Второй отечественной, такое название использовал в своих очерках и Николай Раевский - Великая война. Зимой 1915 года он сменил студенческую тужурку на юнкерскую шинель, поступив в Михайловское артиллерийское училище. Ускоренный выпуск, фронт, боевое крещение в дни Брусиловского прорыва, первые ордена… Потом – черный провал февраля 1917 года, который на короткое время многим офицерам-фронтовикам показался не провалом, а взлетом к чему-то новому и прекрасному. Отрезвление от либерального угара было ужасным. «А сейчас, - приводил в повести «1918 год» свои старые записи о развале фронта Николай Раевский, - жуткий липкий позор. Каждый день по грязному, избитому бесчисленными обозами шоссе мимо домика, в котором мы живем, десятками, сотнями тянутся в тыл беспогонные, нестриженые злобные фигуры. Бросают олпаршивевших, дохнущих от голода лошадей и бегут, бегут, бегут. Государственный разум великого народа русского… Свободная воля свободных граждан… И глухая, темная злоба закипает в груди – к тем, которые развратили и предали, и к тем, которые развратились и предали».
     В дни пребывания на фронте Николай Раевский стал вести дневник. Потребность в ежедневных записях своих мыслей и впечатлений для образованного, думающего человека была вполне естественной. К тому же, Раевский в начале революционных перемен был еще очень молод, и все происходящее воспринимал с особой остротой. Ему, как и всем в России, пришлось тогда выбирать между белым и красным, родиной и интернационалом, большевиками и Богом. Раевский остался с Богом и родиной, примкнув к Белому движению. Но прежде, чем это произошло, он, подобно тысячам русских офицеров, пережил глубокие душевные потрясения, самым сильным из которых было разочарование в собственном народе. «Все кончено, все надежды разбиты. Темная ночь впереди. И мы, молодые здоровые люди, чувствовали себя живыми покойниками. Ничего не хотелось делать. Руки опустились. Физически мы не пострадали от большевизма, не было личных счетов с солдатами, но никогда не было такого глухого, беспросветного отчаяния, как в то время. Бесцельно бродили по глухим городским улицам, часами слонялись по длинным светлым коридорам… И та темная, давящая злоба, которая появилась в дни развала фронта, росла и крепла. Один вид серых шинелей вызывал слепую болезненную ненависть. Стыдно было чувствовать себя русским. Стыдно было сознавать, что в твоих жилах течет та же кровь, и ты говоришь на том же языке, что и те, которые братались с врагом, бросили фронт и разбежались по домам, грабя и разрушая все на своем пути. Тогда еще нельзя было утешать себя мыслью о том, что и враги заболели той же позорной болезнью. И пусть поймут те, которые остались в стороне от борьбы, отчего первые добровольцы поголовно истребляли попадавшихся к ним в руки солдат-товарищей. Не за себя мстили они и даже не за своих близких. Мстили страшной местью за поруганную мечту о Великой и Свободной Родине...» (Н. А. Раевский «1918 год»).
    Начало второго года революции Раевский встретил в украинском городке Лубны. Волею судьбы он оказался в державе гетмана Скоропадского, но перед этим пережил месяцы красной власти, вдоволь насмотревшись на комиссарские художества. Тогда политическая жизнь Украины являла собой неразрешимый узел противоречий, в который были затянуты интересы немецких оккупантов и самостийников, анархистов и социалистов, пришлых и местных большевиков… Пробыв недолгое время на службе в гетманских войсках, очистивших Лубны от красных, Николай Раевский перешел к добровольцам – сначала в Южную армию, формировавшуюся под эгидой атамана Краснова, а затем – в вооруженные Силы Юга России, в ряды Дроздовской дивизии, элиты Белого воинства. К концу Гражданской войны Раевский – капитан, в последние недели крымской обороны – командир батареи на перекопском рубеже. Все пройденное и пережитое за эти кошмарные годы Николай Алексеевич изложил в повествовательной форме, литературно обработав военные дневники. «1918 год», «Добровольцы», «Дневник галлиполийца» - в сущности, это тоже Очерки русской смуты (А. И. Деникин был предельно точен, называя так собственный мемуарный труд), но - в отличие от воспоминаний старших воинских начальников - в произведениях Раевского события Гражданской увидены глазами простого офицера, и даже более того – глазами рядового добровольца. Не случайно среди героев названных повестей (или, в соответствии с авторским обозначением, очерков) так много простых солдат, вольноопределяющихся, младших офицеров, - они, чернорабочие войны, шедшие вместе с Раевским по фронтовым дорогам, погибавшие у него на глазах, обрели по его воле литературное бессмертие, – это ли не высшая награда воинам Белой России? Невольно напрашивается сопоставление дневниковой прозы Раевского (в одной из современных статей он был назван мастером фрагментарного письма) с известной книгой Романа Гуля «Ледяной поход», выпущенной в 1920 году в Берлине. Оба автора описывают минувшие события без романтического ореола, честно и жестко, нередко – с большей жесткостью оценивая себя, чем своих противников. В случае с Гулем последнее обстоятельство было ловко использовано большевиками, сразу переиздавшими его книгу: вот, мол, смотрите, как белые сами о себе пишут… По тем же причинам в 20-х годах советский Агитпроп проявил интерес к мемуарам Будберга, Шульгина и других лиц из белого лагеря. Белые сделали соответствующие выводы: переиздавать врагов не стали, к своим же авторам предъявили определенные требования. В виде инструкций это не выражалось, но редактора изданий, близких к Русскому Обще-Воинскому Союзу или, по крайней мере, стоящих на позициях непримирения, рассматривали поступающие к ним рукописи не с точки зрения изложенной там «правды жизни», а скорее – правды Белого Дела. Сам же Гуль так вспоминал о реакции на «Ледяной поход» со стороны офицеров: «Книга имела большой успех, но особый. Многие бывшие военные отнеслись к ней неприязненно. Я-де сгущаю краски, я-де слишком много пишу о темных сторонах и т.д.». В этих словах сквозит, конечно, раздражение, но суть претензий передана буквально. Николай Алексеевич предложил к публикации рукопись «Добровольцев» в 1931 году; он не «сгущал краски» и не упивался «темными сторонами», но сама манера подачи материала – сугубо реалистичная, в дневниковой форме, с резкими, смелыми выводами относительно политических и военных вопросов, звучащими из уст героев, соратников автора – вызвала, видимо, неприятие у тех, кто хорошо помнил историю с Гулем. Возможно, поэтому Раевский встретил отказ в редакции журнала «Возрождение», - не помогло даже содействие Владимира Набокова, в то время уже известного и модного писателя, с которым он состоял в переписке. До наших дней сохранился отзыв Набокова о прозе его пражского знакомого, изложенный в одном из писем: «Многоуважаемый Николай Алексеевич, ваши очерки прямо великолепны, я прочел – и перечел их – с огромным удовольствием. Мне нравится ваш чистый и правильный слог, тонкая ваша наблюдательность, удивительное чувство природы. Лучший из всех, пожалуй, «Смотр под огнем». Есть одна мелочь, которую нужно исправить, когда будете печатать, а именно: «трупы дам, изрубленных конницей Буденного…». Это неудачная комбинация слов. Вообще говоря, трудно к чему придраться, - и напротив есть тьма вещей удивительно хороших, так, например, чудесное описание «вагона-ресторана» или «наблюдательного пункта»… Из этих очерков должна получиться прекрасная книга: хорошие же книги из «военной жизни» редки. Сердечно благодарю вас за посылку ваших произведений, - и очень хочется еще, если таковые имеются». Таковые произведения у Николая Алексеевича имелись, - дневниковые записи он вел постоянно, и записи эти не были механическим фиксированием событий дня. В общем-то, из-под пера Раевского выходили полноценные литературные тексты. В боевых условиях, особенно в дни интенсивных действий на фронте, когда спешно вдруг приходилось срываться с места и уходить куда-то с наступающими маленький походный архив, что-то терялось… После эвакуации из Крыма, в галлиполийский и болгарский периоды пребывания на чужбине, Раевский по памяти восстанавливал утраченные фрагменты и писал, писал новые части своей добровольческой эпопеи. Обращаться в журналы не спешил, не до того было: сначала служба, потом завершение образования в Пражском университете, где он быстро выдвинулся в число самых перспективных выпускников… Однако уже в Галлиполи Николай Алексеевич стал рассматривать литературную деятельность как иную форму борьбы с большевизмом, во многом не менее действенную, чем вооруженное сопротивление. Не имея возможности выступать на страницах печати (настоящей ежедневной прессы в Галлиполи просто не было), Раевский предложил делать выпуски «Устной газеты» для чинов 1-го армейского корпуса. Цель – привить соратникам по борьбе, прежде всего, рядовой солдатской массе, элементарную политическую грамотность. Командование проект одобрило, «Устная газета» стала жить. «Раевский и его сослуживцы не теряли веру в победу «белой революции», их твердым убеждением было, что через два-три года большевицкий режим рухнет, а пока нужно вырабатывать идеологию общего антибольшевицкого фронта, постепенно объединяющегося вокруг генерала Врангеля. …Поэтому необходимо было, не теряя времени, действовать. Капитан Раевский предложил командованию создать систему политического просвещения солдат и офицеров, отсутствие которой было одной из причин разложения Добровольческой Армии и в конечном итоге обусловило ее поражение. Необходимо было изо дня в день выковывать новое духовное оружие. В условиях, когда вот-вот рухнет большевистский режим и образуется идеологический вакуум, оно понадобится в первую очередь. Тогда-то, полагал Н.Раевский, "мы придем в Россию с определенной политической программой, и каждый офицер и солдат должен так же твердо знать это свое духовное оружие, как знает винтовку и пулемет. В гражданской войне армия не только воюет, но и проводит в жизнь те идеи, во имя которых она воюет... Необходимо, чтобы каждый из нас использовал время пребывания за границей и вернулся в родную страну, усвоив политическую идеологию своей армии". Начав с создания "Устной газеты" в Галлиполи, Раевский долгие годы всем своим творчеством периода эмиграции "выковывал" это "духовное оружие"…» (Из статьи О.Карпухина «Мог ли стать барон Врангель русским Бонапартом?..»).
   Николай Алексеевич и его единомышленники, а их было достаточно, боролись за душу Белой Армии, в основу формирования которой был положен принцип добровольчества. Несмотря на то, что в крымский период борьбы главнокомандующий генерал П.Н.Врангель переименовал свои войска в Русскую Армию, оставив слово «Добровольческая» в легендарном прошлом, суть убежденных белых бойцов осталась прежней – добровольная жертва собственным благополучием, самой жизнью для спасения родины. Подлинным добровольцем был и Николай Раевский, когда зимой 1915 года впервые надел военное обмундирование, а весной 1918-го – примкнул к Белому движению. Собственно, вся его жизнь – есть стезя добровольца, крестный путь под терновым венцом. В своих произведениях Николай Алексеевич много размышляет о феномене русского добровольчества. «В 1921-22 годах, вскоре после эвакуации, я записал в сыром виде свои, еще очень свежие тогда воспоминания об учащейся молодежи на Гражданской войне. Попутно с главной темой эта запись содержала немало других наблюдений политического и бытового характера», - говорится в предисловии к повести «1918 год». И вот впечатляющий пример массового, стихийного порыва студенческой молодежи – той самой, что справедливо считалась в обществе наиболее революционным слоем – к единению с государственной властью в начале Великой Войны: «В один прекрасный день в газетах появился Высочайший приказ о мобилизации студентов. Он касался лишь младших курсов и был проведен в жизнь гораздо позже. Но в то утро немедленное зачисление в армию казалось большинству почти свершившимся фактом. Университетский коридор гудел. Открыли белый актовый зал. Студентов набилось столько, что ректор, профессор Гримм, не без труда добрался до кафедры. Бурная, восторженная манифестация. Первый и последний раз я слышал «Боже, Царя храни!» в университете. Впечатление было такое, что поет вся зала. Я посмотрел на ближайших соседей. Большинство поет, немногие молчат и наблюдают. Не то удивление, не то огорчение. Послышалось несколько свистков, но гимн зазвучал еще громче. Потом бесконечное «ура». К кафедре продираются недовольные. Видно по лицам. Один держит в руках лист бумаги. Пробует читать. - Товарищи, мы протестуем… - Довольно! - Долой! - Доло-ой! Вон! – Свист, топот, рев. Оратор машет рукой, кричит, как можно громко: - Товарищи, дайте высказаться… - Не дадим! Довольно! Долой! - Боже, Царя храни… …Накопившиеся чувства искали выхода. Взяли трехцветные флаги, портрет Государя и густой толпой двинулись к Зимнему Дворцу. Через несколько дней на Невском в витринное одной из фотографий появились снимки, собиравшие много публики. Было на что посмотреть. Коленопреклоненная толпа черных пальто перед громадой Дворца. Над студенческой толпой национальные флаги» (Н. А. Раевский «1918 год»). Приведенный отрывок очень символичен, ведь те самые студенты, что в тяжелый для родины момент, как шелуху, отбросили от себя либеральную демагогию, шли потом в ряды Белых армий, составив вместе с верными России офицерами костяк добровольчества.
     Долгими вечерами в сырой галлиполийской палатке капитан Раевский вспоминал и воскрешал в своих записях образы русских мальчишек, Белых воинов, встреченных им на дорогах Гражданской войны. Он словно бы слышал их голоса, их давние споры, шутки, - потому-то в прозе Раевского так много живой разговорной речи, диалогов. Память, как магнитная лента, доносила из прошлого обрывки фраз, крики команд, бред умирающих… Он и сам умирал от тифа, падал в изнеможении на спасительную корабельную палубу, чудом вырвав из красных тисков свою жизнь и жизни своих боевых друзей. Было это в Новороссийске… «До пристани около версты… Из всех поездов повылезали больные. Идут через силу. Красные завалившиеся глаза, почерневшие губы. Руки точно из грязного воска. Медленно бредут вдоль составов. Цепляются за вагоны. Падают. Отдышавшись, кое-как поднимаются. Опять идут. Пехотный юнкер ползет на четвереньках. Растрепанная бледная дама ведет под руку полуодетого капитана. Он качается. То и дело валится на землю. Дама поднимает, уговаривает, плачет. - Ну, родной мой… дорогой… близко ведь… совсем близко… обопрись о меня. Через несколько шагов капитан опять валится. Глаза закрыты. Дама громко рыдает. Дальше… дальше… все равно не можем помочь». Сон, страшный сон… или явь, еще более страшная? Гражданская война показана Раевским во всей ее неприглядности, но – «…он поставил себе за внутреннее правило не давать воли перу, рассказывая о тех жутких моментах, когда опасность налетала на него хищной птицей, и трагический исход казался неминуем. Расписывать ужасы и страхи ситуаций, фантазировать, играя на темных чувствах людей, - это было не для Николая Раевского. Ему, скромному от природы, красивому душой человеку, безусловно, претило выставлять себя героем. Он хотел, чтобы ему верили…». (Из статьи Н.Митрофанова «Тихий Крым» белого капитана Н.Раевского»). Не верить написанному Раевским просто невозможно, столь откровенно, без ложного пафоса, показаны им этапы Белой борьбы, путь из Новороссийска в Крым, из Крыма в Константинополь, трудные дни Галлиполи. «Дневник галлиполийца» позволяет увидеть жизнь 1-го корпуса армии генерала Врангеля как бы изнутри, погружаясь в это произведение, невольно испытываешь странное ощущение личного присутствия там, среди усталых, израненных, прошедших огни и воды последних воинов Белой России. Современному читателю известно о «галлиполийском сидении» из повести Ивана Лукаша «Голое поле». С «Дневником» Раевского она легко сопоставима: общее – в оценке происходящего, разница – в способе изложения. Лукаш – подчеркнуто литературен, временами достигает эпических нот, святость Белого Дела затмевает у него все негативное, все темные пятна; Раевский – предельно, буднично прост, говоря киношным языком – документален, но в этой документальности – большая внутренняя сила, сила жизненной правды. Иван Лукаш осуществил издание своей книги в то время, когда галлиполийский лагерь еще не прекратил существование, рукопись Раевского увидела свет лишь в последние годы ХХ столетия. Сейчас мы имеем возможность познакомиться и с другими свидетельствами возрождения эвакуированной Белой Армии – Русской Армии! – на турецком полуострове. Вот для сравнения три отрывка – из работы В.Х.Даватца (добровольца, известного публициста, профессора Киевского университета) «Русская Армия на чужбине», из повестей Лукаша и Раевского: В.Х.Даватц: «Были ли упадочные настроения среди войск? Да, были. Они не могли не быть. Тяжелые удары судьбы, пережитые испытания, усталость после трехлетних непрерывных боев, лишения и страдания моральные, неизвестность будущего угнетали людей. Чтобы устоять в буре, нужны были исключительные силы, которых у многих не хватило. Но ядро Армии было здорово». Н.А.Раевский (из беседы с бельгийским военным представителем майором де Ровером): « - Что вы думаете о будущем Армии? Ответьте мне откровенно, господин майор, это не для "газеты". Думаете ли вы, что она еще сыграет свою роль? - Как Армия - не знаю. Предсказывать события не берусь. Но я совершенно уверен в том, что те люди, которые ее сейчас составляют, сыграют в свое время большую роль, очень большую... Ваше национальное несчастье - русское безволье, а сюда, в Галлиполи, мне кажется, отфильтровались волевые люди со всей России. Конечно, они есть всюду, но это одиночки, а здесь такой сгусток воли, который неизбежно себя проявит». И.С.Лукаш: «У нас в Галлиполи произошел какой-то отбор… Кто не выдержал испытаний – ушел. Ушли те, кто не хотел наших консервов, ушли те, кто не мог тосковать в бездействии, кто задыхался и не перешагнул через железную дисциплину. Может быть, и сейчас еще есть консервники и подавленные, но большинство, я это знаю, готово на новые испытания. Мы все здесь испытуемые за Россию. Здесь испытание, здесь, в Галлиполи, история ставит свою пробу: будет ли Россия или ее не будет. Мы очистились от всех гноищ войны, мы обелились, мы стали живой идеей России, и, если она жива, не мертвецы и мы, потому что мы несем в себе Россию, как солнце». Не трудно заметить, что все три автора-галлиполийца каждый по-своему утверждают одну крайне важную мысль: сердце Белой Армии, ее ядро, это – сердце самой России, и если оно еще бьется, то бьется – в Галлиполи. Белогвардейцы-литераторы – в данном очерке речь идет прежде всего о них – Лукаш, Даватц, Раевский и другие, действительно, «несли в себе Россию, как солнце». И сгорали в ее палящих лучах. Из трех перечисленных только Раевский дожил до глубокой старости, пережив «и многое, и многих». В середине 20-х годов казалось, правда, что все самые тяжкие переживания уже позади. После переезда в Прагу и поступления в Карлов университет Николай Алексеевич всецело отдался энтомологии, в 1930 году получил степень доктора естественных наук. Благодаря своим разносторонним способностям, он смог одновременно заниматься во Французском институте искусств имени Эрнеста Дени, также расположенном в Праге, за выдающиеся успехи был награжден месячной поездкой в Париж. Там Раевскому довелось встретиться с многими однополчанами, - русская колония в Париже была огромной. Писатель В.Г.Черкасов-Георгиевский, беседовавший с Н.А.Раевским где-то в середине 80-х годов, передает такую деталь их разговора: «До сих пор стоит у меня в ушах восклицание будто помолодевшего на глазах Николая Алексеевича в его воспоминании о том, как сидели они однажды в Париже в зале «Гранд-опера» на спектакле вместе с товарищем фронтовых лет Римским-Корсаковым… И вдруг обычно очень сдержанный поручик сжал его локоть и сказал совершенно не касаемое к происходящему на сцене: – Господин капитан, а вы помните тот бой?! Еще бы было не помнить Раевскому и Римскому-Корсакову тот, казалось, безвыходный для их офицерской горстки бой, когда они чудом остались живы…». Фамилия Римских-Корсаковых знаменитая, в Белом движении было несколько ее представителей, один из них погиб на Перекопе, с другим Раевский встретился в Париже… Быть может, это были самые счастливые дни в его эмигрантской жизни. Была у Николая Алексеевича в то время и романтическая любовь, о которой, впрочем, мало что известно: на страницах дневника, ведшегося им в Праге, упоминается юная поэтесса Ольга Крейчи, часто упоминается… В годы Второй мировой девушка умерла от чахотки. Пражский период стал для Раевского и временем, когда он нашел главное дело своей жизни (не говоря, конечно, о подвиге добровольчества) – с начала 30-х годов он всецело увлекся исследованиями судеб А.С.Пушкина и близких к нему людей, благо условия для этого в довоенной Чехословакии были просто уникальными. «В 1938 году после пятилетних усилий ему удалось получить приглашение посетить замок Бродяны в Словакии и ознакомиться с ранее недоступным архивом семьи А.Н. Фризенгоф-Гончаровой. Это одна их двух сестер Натальи Николаевны Пушкиной (вторая, Екатерина, была замужем за Дантесом). Несколько раз в этот замок приезжала и Н.Н.Пушкина с детьми. Раевский оказался единственным исследователем-пушкиноведом, кто видел замок, его обстановку и архивы в первозданном виде - такими, как при сестрах Гончаровых, но поработать с архивами не успел: 15 марта 1939 года в Прагу вошли немецкие танки», - пишет в одной из своих статей современная исследовательница жизни и творчества Раевского – Г.М. Широкова. Надо отметить, что именно Раевский-пушкинист ныне широко известен российским читателям, про Раевского-белогвардейца, причем – убежденного белогвардейца, носителя духа и смысла Белого Дела знают мало, или не знают ничего. Тем ценнее подробные журналистские материалы, публикуемые в родных краях Николая Алексеевича – в Вытегре, Вологде, Череповце, в изданиях С-Петербурга, Москвы и Севастополя, рассказывающие о разных сторонах удивительной личности этого человека.
     С началом военных действий в Чехословакии, оккупированной немцами в считанные дни, Н.А.Раевский живет предчувствием близких и страшных перемен, которые неизбежно коснутся всех в Русском Зарубежье. «Если эта война «всерьез», - заносит он в дневник в сентябре 1939 года, - здраво говоря, придется стреляться или травиться, вообще уходить. Все пойдет к черту». Четыре года спустя в дневнике появляется и такая запись: «Хотел бы конца войны, как все, но боюсь большевизма – не за собственную шкуру только, за немногих дорогих мне людей, за все, что есть хорошего в европейской культуре, за право жить не по указке духовного хама… Для себя же лично – пережить две недели после конца войны. Кто-то сказал, что это будут самые страшные две недели». 13 мая 1945 года Николай Алексеевич был арестован советскими «компетентными органами». В свое время он более двух месяцев просидел в гестаповской тюрьме, но немцам старый белогвардеец показался не опасным, выпустили; из советского заключения он вышел через пять лет, потом – десять лет жил в Минусинске, с 1961 года – в Алма-Ате. Дальнейший период его жизни в творческом плане был связан исключительно с пушкинистикой. «Когда заговорят портреты…», «Портреты заговорили», «Друг Пушкина – Павел Воинович Нащокин» - эти книги мгновенно завоевали интерес и любовь читателей, поскольку написаны были очень увлекательно, прекрасным русским слогом, и резко выделялись из основного числа работ о Пушкине свежестью авторского взгляда и многими совершенно новыми подробностями, касающимися близкого окружения поэта. Н.А.Раевский, свободно говоривший на четырех иностранных языках и еще четыре – знавший весьма основательно, к тому же – человек с академическим образованием в области биологии, нашел применение своим способностям, работая переводчиком в Республиканском институте клинической и экспериментальной хирургии. Работал долго, до 82-х летнего возраста. А о пушкинской эпохе писал до самой смерти. В 1986 году Николаю Алексеевичу удалось побывать в Чехословакии, в Праге, с которой столько было связано в его бурной жизни. Он искал свои дневниковые записи довоенного и военного периода, рукописи неизданных и никому не известных книг, переданные в 1945 году на хранение надежным людям. Люди умерли, бумаги затерялись… Ему ничего не удалось найти. Но – согласно бессмертной булгаковской фразе «рукописи не горят» - литературное наследие Н.А.Раевского не может считаться бесследно утраченным. Известно, к примеру, что сейчас в распоряжении специалистов имеются значительные фрагменты «Пражского дневника», дело за издательством… Что же касается «белогвардейской» прозы героя этого очерка, то в настоящей книге она представлена достаточно полно и дает ясное представление об авторе как об одном из Белых воинов, несших «в себе Россию, как солнце».
     * * *
     Судьбы литераторов-белогвардейцев после Второй мировой войны большей частью складывались в зависимости от того, оказались ли они в пределах досягаемости советских спецслужб. Те, кто благополучно избежал возвращения на родину в арестантском вагоне, могли считать себя в рубашке родившимися. О тех, кто стали возвращенцами по собственному желанию, уже говорилось… На примере Н.А.Раевского можно представить, какие интеллектуальные силы имело Русское Зарубежье, какими творческими ресурсами оно располагало. С точки зрения нормального человека, использовать таких людей, как Раевский на лесоповале или уборке тюремного двора, это все равно, что забивать гвозди телевизором. Чекисты думали иначе. Поэтому, например, приходится признать, что мировой науке вулканологии повезло иметь среди своих крупнейших специалистов «черного гусара»**** Владимира Петрушевского, не умершего где-нибудь в Потьме или Карлаге, а русской поэзии среди своих интереснейших авторов – бывшего добровольца Анатолия Величковского, не убитого заодно с другими по прихоти какого-нибудь ответственного товарища. И когда порой приходится слышать, что такой-то или такой-то вывезенный из Европы и отсидевший свое белогвардеец (ну, скажем, знаменитый летчик, генерал Ткачев) вдруг уверовал в идеалы социализма, предал анафеме боевое прошлое, то становится горько и смешно. Про Раевского тоже в одной (в сущности, очень хорошей!) статье, опубликованной после его смерти, было написано, что он, вспоминая о годах заключения, говорил: «Я выстрадал тогда свою главную мысль: только в социализме будущее России, всей нашей великой и многонациональной Родины...». Что ж, возможно, Николай Алексеевич и говорил нечто подобное, но – когда и с кем? И, главное, насколько откровенно? Один из двух его братьев, оставшихся в «советском раю», был расстрелян, сестра получила лагерный срок… Но дело даже не в этом, не в личном, а - в «поруганной мечте о Великой и Свободной Родине». Сейчас в России выросло уже новое, несоветское поколение, которому трудно осознать, что еще не так давно, четверть века назад, у нас в стране люди с судьбами, подобными судьбе Раевского, редко говорили вслух то, что думали на самом деле: они не были неискренними, просто, знали – свои заветные мысли лучше не доверять никому. Символ веры белого капитана Раевского с предельной четкостью изложен в его военной прозе, в дневниковых очерках. Вряд ли с годами он изменился хотя бы на йоту.
     Дмитрий Кузнецов
 *****
Всем, интересующимся темой "Белая армия и ГВ" рекомендую прочитать книги Раевского Н.А., настоящего русского офицера с необычной судьбой и патриота своей Родины, написанные литературно живо, интересно и безукоризненно. Это книги - "1918 год", "Добровольцы. Повесть крымских дней", "Дневник галлиполийца", "Орхание-София-Прага. 1934", "Возвращение". Они есть в электроном виде на сайте voldrozd.narod.ru
 Там же, еще, и фото из эмиграции, его Послужной список офицера и документы.

 [attachment=2]
Фото: Могила Раевского Н.А. 22 декабря 2009 г. Вечная Память ему:
[attachment=3]
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 13.07.2011 • 03:06
Генерал МАНШТЕЙН В.В.
[attachment=1]
МАНШТЕЙН ВЛАДИМИР ВЛАДИМИРОВИЧ (1894 – 1928)

 Генерал-майор Владимир Владимирович фон Манштейн происходил из военной семьи
 обрусевших немцев, перешедших в православие. Его отец – Владимир Карлович фон
 Манштейн–старший (1855 – 1933) - был кадровым пехотным офицером российской
 императорской армии, участником Русско-турецкой войны 1877 – 1878 гг.,
 Бухарского похода, подавления восстания ихэтуаней («боксерского») в Китае в 1900
 – 1901 гг., Русско-японской 1904 – 1905 гг. и Первой мировой войне.

[attachment=2]
(Справка: Манштейн Владимир Карлович, р. в 1855 г. Из дворян, сын офицера. В службе с 1876 г. Произведен в офицеры из вольноопределяющихся (1878) За отличия в боях произведен в прапорщики. В Русско-японскую войну - командир батальона в 4-м Томском полку. Полковник (из отставки), командир батальона 318-го пехотного полка в Великую войну. В Добровольческой армии и ВСЮР с 15 августа 1918 г. во 2-м офицерском (Дроздовском) стрелковом полку (младший офицер 5-й роты, весной 1919 г. заведующий эшелонами полка), затем 1-м Дроздовском полку. В Русской Армии при штабе Дроздовской дивизии до эвакуации Крыма. Генерал-майор (с 6 августа 1920 г.) В эмиграции в Болгарии. В 1928 г. в связи с 50-й годовщиной освобождения Болгарии был награжден болгарским царем Борисом офицерским крестом "За храбрость". Умер 8 декабря 1933 г. в Софии.)
[attachment=3]
В.В. фон Манштейн–младший, родившийся 3 января 1894 г. в Полтавской губернии,
 где, очевидно, у Манштейнов было имение, продолжил семейную традицию. Окончив
 Владимирско-Киевский кадетский корпус, он поступил в Павловское военное училище
 в Петербурге, которое окончил по 1-му разряду, и в чине подпоручика был выпущен в полк.
 В январе 1915 г. подпоручик Манштейн прибыл в действующую армию, в 7-й пехотный
 Ревельский генерала Тучкова 4-го полк, стоявший на передовых позициях на Северо-Западном
 фронте. В феврале Манштейн был легко ранен и контужен. 20, 21 и 23 февраля при д.
 Горташовице, командуя ротой, он отбил несколько атак противника, за что был
 награжден орденом Св. Анны 4-й ст. с надписью «За храбрость». За арьергардный
 бой 4 июля при отходе с Плонских позиций, где, командуя ротой, все время
 находился под сильным ружейным и артиллерийским огнем противника, он был
 награжден орденом Св. Анны III ст. с мечами. За бой 13 июля при д. Заторы, где,
 командуя ротой, все время находился под сильным ружейным, пулеметным и
 артиллерийским огнем противника, был награжден орденом Св. Станислава II ст. с
 мечами. В июле же он был ранен вторично. За разведку на позиции у д. Валуки в
 марте 1916 г. Манштейн был награжден орденом Св. Станислава 3-й ст. с мечами и бантом.
 Осенью 1916 г. полк был переброшен на Румынский фронт. В марте 1917 г. за ночную
 разведку, в которой было взято в плен 17 германцев, Манштейн был награжден
 орденом Св. Владимира IV ст. с мечами и бантом.
 Когда после Февральской революции 1917 г. в Русской армии началось формирование
 ударных батальонов и батальонов смерти, это веяние не обошло стороной и
 пехотинцев-ревельцев. Батальон смерти стали формировать в составе 2-й пехотной
 дивизии, в которую входил 7-й Ревельский полк, и летом штабс-капитан Манштейн,
 командир 5-й роты, был откомандирован в батальон смерти, где принял командование
 ротой. В мае румыны наградили его орденом «Звезда Румынии» с мечами степени кавалера.
 В рядах батальона смерти он принял участие в летнем наступлении русских войск на
 Румынском фронте. В июле при атаке позиций австро-венгерских войск он был
 серьезно ранен и отправлен в тыловой госпиталь. За эту атаку он был награжден
 орденом Св. Анны II ст. с мечами. Позже он был представлен к награждению
 солдатским Георгиевским крестом IV ст. По выздоровлении Манштейн вернулся в полк.
 Осенью, когда началось разложение частей на Румынском фронте, наиболее
 деятельные и непримиримые к новой власти офицеры стали покидать свои части.
 Многие записывались в караульные и дежурные команды, а самые решительные
 направлялись в Яссы, Романы и Измаил. В этих городах в конце 1917 г. при
 молчаливом одобрении главнокомандующего войсками Румынского фронта генерала Д.Г.
 Щербачева началось формирование добровольческих частей (предполагалось отправить
 их на Дон и включить в состав Добровольческой армии).
 Среди других офицеров, прибывших в Яссы, был и штабс-капитан Манштейн. Он
 записался в отряд полковника М.Г. Дроздовского рядовым бойцом и был зачислен во
 2-й офицерский стрелковый полк. 4 апреля 1918 г. полковник Дроздовский назначил
 его командиром 4-й роты 2-го офицерского стрелкового полка. В составе своего
 полка он участвовал в походах от Ясс до Новочеркасска и 2-м Кубанском.
 В ходе 2-го Кубанского похода Манштейн был назначен командиром батальона. Осенью
 он получил тяжелое ранение, о чем сохранилось свидетельство сестры милосердия З.
 Мокиевской-Зубок: «…В лазарет привезли с фронта тяжело раненого офицера,
 капитана Манштейна. Ранен он был в плечо, у него началась гангрена. Ампутировали
 руку – не помогло, гангрена стала распространяться дальше, в лопатку. Рискнули
 вылущить лопатку, это был последний шанс. Стали лечить, назначили только для
 него сестру, день и ночь он был под наблюдением врачей, и… случилось чудо – его
 спасли. Получился кривобокий, но живой. Капитан был очень популярен в войсках. И
 очень боевой. Выздоровев, он вернулся на фронт, к своим».
 Выжив после столь тяжелого ранения и оставшись на всю жизнь кривобоким и
 одноруким инвалидом, Манштейн ожесточился. В 1919 г. к нему пришла громкая
 известность «безрукого черта» и «истребителя комиссаров». Об этом писали его
 однополчане–дроздовцы, включая Г.Д. Венуса и И.С. Лукаша. Вот свидетельство,
 принадлежащее первому из них: «Команду над вновь сформированным 3-м полком
 принял полковник Манштейн, – «безрукий черт» – в храбрости своей мало
 отличавшийся от Туркула. Он не отличался от него и жестокостью, о которой,
 впрочем, заговорили еще задолго до неудач. Так, однажды, зайдя с отрядом из
 нескольких человек в тыл красным под Ворожбой, сам, своей же единственной рукой,
 он отвинтил рельсы, остановив таким образом несколько отступающих красных
 эшелонов. Среди взятого в плен комсостава был и полковник старой службы.
 – Ах, ты, твою мать!.. Дослужился, твою мать!.. – повторял полковник Манштейн,
 ввинчивая ствол нагана в плотно сжатые зубы пленного. – Военспецом называешься?
 А ну, глотай!»
 После овладения Харьковом дроздовцы были развернуты в 3-полковую стрелковую
 дивизию, и Манштейн был назначен командиром 3-го Дроздовского стрелкового полка.
 Командуя полком, он принял участие в летне-осеннем «походе на Москву» (эти бои
 описаны в книге генерала А.В. Туркула «Дроздовцы в огне» и в сборнике «Дроздовцы:
 от Ясс до Галлиполи»). Позднее он участвовал в отступлении ВСЮР к Новороссийску.
 Из-за неподготовленности эвакуация обернулась трагедией: посадочных мест на
 судах, выделенных для эвакуации в Крым, оказалось во много раз меньше, чем тех,
 кто хотел подняться на борт. Не хватило мест и для чинов 3-го Дроздовского полка
 В.В. фон Манштейна. Им предназначался пароход «Св. Николай». Уже перед самым
 отплытием на капитанский мостик поднялась группа возбужденных офицеров-дроздовцев.
 Находившимся на борту судна чинам Алексеевского полка бросилась в глаза знакомая
 фигура однорукого Манштейна. Дроздовцы прикрывали посадку на корабли и только
 теперь подошли к пристани. Однако пароход был переполнен, и возмущенные
 дроздовцы спустились обратно на мол. В этой ситуации полковник Туркул – боевой
 друг Манштейна, обратился напрямую к генералу А.П. Кутепову, и 3-й Дроздовский
 полк был погружен на русский миноносец «Пылкий» и французский броненосец «Вальдек
 Руссо». Все же забрать удалось не всех людей, поэтому 3-й полк прибыл в Крым
 малочисленным, из-за чего он не участвовал в десантной операции дроздовцев у с. Хорлы.
 Позднее, приведя себя в порядок, полк в составе Дроздовской дивизии принял
 участие в прорыве из Крыма на север. За этим последовали бои в Северной Таврии,
 которые не прекращались все лето 1920 г. Как это уже стало традицией в «цветных»
 полках, в критический момент боя Манштейн бросал «в огонь» свой последний резерв
 – офицерскую роту. Причем, как это повелось еще со времен первых походов
 добровольцев, он сам шел в цепи.
 За боевые отличия Врангель произвел В.В. фон Манштейна в генерал-майоры, а позже
 произвел в генерал-майоры и его отца – старого полковника В.К. фон Манштейна,
 заведовавшего этапным хозяйством 3-го Дроздовского стрелкового полка.
 В октябре 1920 г. генералу Манштейну–младшему довелось покомандовать
 прославленной Марковской пехотной дивизией (после неудачной Заднепровской
 операции ее начальник генерал А.Н. Третьяков был отстранен от должности, после
 чего, сочтя это позором для себя, он застрелился). Манштейн командовал
 Марковской дивизией с 14 по 23 октября, когда, заболевшего, его эвакуировали с
 Арабатской стрелки, где стояли марковцы, в тыл. Из-за болезни принять участие в
 последних боях Русской армии в Крыму ему не пришлось.
 Уже в Галлиполийском лагере генерал В.В. фон Манштейн вернулся к своим
 дроздовцам. Здесь же находились его отец Владимир Карлович, жена и маленькая
 дочь. В Галлиполи Дроздовская дивизия, понесшая большие потери в последних боях
 в Крыму, была свернута в полк, и командир полка генерал Туркул назначил
 Манштейна своим помощником.
 В 1921 г. Дроздовский полк в составе 1-го армейского корпуса был перевезен морем
 в Болгарию. Из Варны дроздовцы проследовали к своим новым местам дислокации -
 городам Орхание, Севлиево, Свищов.
 Когда армия была переведена на самообеспечение и началось ее «распыление»,
 многие офицеры постарались эмигрировать тогда же в Чехословакию, Францию,
 Бельгию. Манштейны предпочли остаться, ибо правительство Болгарии приняло закон,
 по которому уравняло статус русских ветеранов Освободительной войны 1877 – 1878
 гг. с болгарскими ополченцами, и теперь русские могли получать пенсию на тех же
 основаниях, что и болгары.
 Манштейны перебрались в Софию. Здесь на улице Оборище работал III отдел РОВСа,
 который возглавлял донской генерал Ф.Ф. Абрамов. В работе этого отдела принимал
 участие и генерал Туркул, который одновременно возглавлял группы дроздовцев,
 проживавших в Болгарии. В Софии при участии генерала Туркула издавался
 информационный бюллетень Дроздовского полка, который помогал дроздовцам
 поддерживать связь между собой и ощущать себя воинской частью, стрелки и офицеры
 которой сейчас находятся будто бы в отпуску.
 Перспективы нового «весеннего похода» становились все более и более призрачными,
 а устроиться в мирной жизни однорукому генералу было очень тяжело. Никакой
 другой профессии, кроме военной, он не имел. Пенсии, которую получал его старик–отец,
 им троим не хватало. В Галлиполи умерла его дочь. Теперь супруга стала требовать
 развода. Этот груз оказался чересчур тяжелым. Утром 19 сентября 1928 г. генерал-майор
 В.В. фон Манштейн пришел вместе со своей женой в софийский городской парк
 Борисова градина. Там из револьвера он застрелил ее, а потом застрелился сам.
 Согласно сообщению в информационном бюллетене дроздовцев, генерала отпевали в
 русской посольской церкви в Софии, а потом похоронили на городском кладбище. С
 точки зрения православных канонов, самоубийц запрещено отпевать и хоронить на
 христианских кладбищах. Однако еще в годы Гражданской войны в России часть
 православного духовенства выступила с разъяснением, что самоубийство не может
 считаться грехом, если человек, в первую очередь белый воин, оказался в
 безвыходной ситуации.
 [attachment=4]
В.К. фон Манштейн–старший скончался в 1933 г. Его похоронили на участке,
 специально выделенном местными властями на Софийском кладбище для русских
 ветеранов Освободительной войны против турок 1877 – 1878 гг. Сейчас памятники
 реставрируются, и его могила будет сохранена. Могила же его сына утеряна.

[attachment=5]
Сидят (слева направо): ген. А.В. Туркул (1892-1957, Германия), командир тяжелого артиллерийского дивизиона генерал-майор П.Н. Эрдман, командир Дроздовской артбригады ген-майор М.Н. Ползиков (1975-1938, Люксембург), нач. Константиновского военного училища ген-майор Е.А. Российский, командир 8-го Донского казачьего полка ген-майор Г.Е. Шведов, нач. Корниловского военного училища ген-майор М.М. Зинкевич, ген-майор И.И. Сниткин (1873-?), пом. нач. Дроздовской дивизии К.А. Кельнер (1879-? Венесуэла?).

 Стоят (слева направо): поручик Р.С. Думбадзе, подполковник И.В.Червинов (ум. 1932, Польша), полковник Алексеевского полка А.Ю. Кривошей, ген. В.В. Манштейн (1894-1928, Болгария),полковник М.А.Кобаров (ум. 1962, Новая Зеландия), командир Марковской артбригады ген-майор Л.Л. Илляшевич (1877-1936, Франция), начальник артиллерийской школы С.Н. Власенко, капитан С.А. Бровкович (1893-1970, США), подполковник В.М.Федоровский (ум. 1939, Франция).
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 13.07.2011 • 03:08
Могила авиатора Евгения Владимировича Руднева

КРЕСТЫ И ТАБЛИЧКИ
 А. КРУЧИНИН, А. МАХАЛИН, А. ЕЗЕЕВ, сотрудники журнала «Военная быль»



 ...Они знали, что каждый из боевых собратьев всегда встанет им на смену, что всегда они будут живы, неиссякаемы в живых. И никто из нас, бессрочных солдат, никогда не должен забывать, что они, наши честно павшие, наши доблестные, повелевают всей нашей жизнью и теперь, и навсегда. «Дроздовцы в огне»

 Хорошо известно, что бои гражданской войны не заканчивались с гибелью их участников. Палачи России стремились и после смерти своих врагов надругаться над их прахом (так было с телом Корнилова) или хотя бы сделать все, чтобы могилы Белых воинов оставались преданными забвению (так было с могилой Каппеля). Что же, им это удавалось, и сегодня вряд ли уже возможно найти захоронения тех, кто погиб на родной земле. Течение Ангары унесло тело верховного правителя России адмирала Колчака. Мы не знаем, где могилы генералов Кутепова и Слащова, Мамонтова и Шкуро, Унгерна и Пепеляева, атаманов Краснова, Вдовенко, Семенова; война уничтожила могилу Дроздовского, и под чужой неизвестной фамилией похоронен был в Киеве граф Келлер; что уж после этих громких имен говорить о местах последнего упокоения простых офицеров, солдат, казаков, добровольцев...

 Но и вне досягаемости большевиков судьба не была милостивее к русским изгнанникам. Разрушенный землетрясением Русский памятник в Галлиполи и распаханное поле на месте могил Белых солдат наглядно доказывают, сколь одинокими и бесприютными оказались в часто враждебном и всегда чужом мире те, кто ушел из России, сохранив ее в своей душе. Но если сегодня и нельзя повторить слова стихотворения добровольца Белой армии профессора Даватца:
 Мы знаем, что там у Галлиполи
 Наш памятник гордый стоит, —

 мы все же верили в спокойствие и неприкосновенность могил на Православном Русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

 Но мы, должно быть, обманулись в своих надеждах, потому что в текущем году на могильном кресте военного летчика полковника Руднева была привинчена металлическая табличка — «Vladimir Maximoff"».

 Конечно, для нашего современника имя писателя-диссидента Максимова более известно и значимо, чем имя полковника Руднева. Но если России суждено возродиться, то история расставит все на свои места, по праву отметив того, кто был одним из первых русских летчиков, кто закладывал основы военно-воздушного могущества империи, кто выучил летать едва ли не всю российскую авиацию.

 Его имя не терялось рядом с именами Нестерова и Сикорского, Ткачева и Казакова. Он стал автором первых русских «Руководств и Наставлений» для летчиков, и система подготовки и воспитания воздушных бойцов России, у истоков которой стоял Евгений Владимирович Руднев, с честью выдержала испытания в Великой войне.
 Уже в 1914 году Руднев был первым командиром первого «Ильи Муромца» (из прославленной эскадры воздушных кораблей), отправленного на русско-германский театр военных действий. Он командовал авиаотрядом, а затем и группой из нескольких отрядов, а в 1917 году вернулся на преподавательскую стезю, возглавив Московскую авиационную школу.
 Авторитет Руднева в авиационных военных кругах был непререкаемо высок: возглавлявший Российский Военно-Воздушный флот Великий князь Александр Михайлович относил его к числу наиболее талантливых русских военных летчиков.
 Не только выдающимся офицером и одаренным авиатором, но и истинным русским патриотом был Евгений Владимирович Руднев. После большевистского переворота он уезжает из Москвы на юг, и летом 1918 года в Одессе организует и руководит беспрецедентным перелетом группы аэропланов с территории, занятой неприятелем, в расположение войск Добровольческой армии. Летом и осенью 1918 года полковник Руднев доблестно летает в составе боевых авиачастей Доброармии; заметим, что к этому времени он оставался единственным из когорты летчиков 1910 года, кто еще садился в кабину боевого самолета (аварии, катастрофы, немилосердные психологические нагрузки делали пилотский век очень непродолжительным).

 Высокое мастерство, глубокое знание своего дела, бесценный опыт выдвигают полковника Руднева на должность помощника начальника авиации Русской армии. В ноябре 1920 года вместе с армией он уходит в изгнание.

 Евгений Владимирович в полной мере испил уготованную ему чашу, разделив горькую, но высокую судьбу непокорившегося русского офицерства. Не найдя себе места в любимой отрасли, Руднев прожил, — оставаясь несломленным! — отпущенную ему четверть века в одиночестве и крайней нужде. Он умер 50 лет назад, 7 июня 1945 года от туберкулеза, развившегося на почве полного физического истощения.
 Но до смертного своего часа сердце его было переполнено Россией; человек, хорошо его знавший, вспоминал, «как мечтал он о встрече с родиной, как по-рыцарски пламенно и по-детски чисто любил все русское...» И вот сегодня, полвека спустя, он вновь оказался в положении потенциального изгнанника.

 Сейчас на могиле полковника Руднева еще стоит его изуродованный надгробный крест. Изуродованный не только потому, что на нем уже приписана фамилия человека, не имеющего к покойному Евгению Владимировичу никакого отношения, но и потому, что на табличке с именем Maximoff оказались срезанными короны с изображением Двуглавого Орла — эмблемы, которую носил на погонах каждый военный летчик Российской империи. Да и сама табличка укреплена на том месте креста, где почти два тысячелетия назад над головой распятого Спасителя было «написание вины Его написано» (Мк. 15:26).
 Какая страшная параллель.

 Не хочется думать, что все это было сделано в соответствии с волей покойного Владимира Максимова, зарекомендовавшего себя убежденным антикоммунистом, пытавшегося осмыслить трагедию Белого движения, написавшего роман об адмирале Колчаке. Хочется надеяться, что все происшедшее какое-то исключение, ошибка; но кажется, надежды эти беспочвенны. Среди захоронений Белых воинов, многие из которых были сделаны еще в 30-е—40-е годы, расположены могилы В. Некрасова, А. Тарковского, А. Галича. И трудно представить, чтобы эти участки земли специально десятилетиями дожидались «хозяев» из «третьей волны» эмиграции. А сегодня их пышные надгробия не оставляют ни клочка живой земли, не то что упоминания о тех, кто был захоронен здесь раньше. И вот то же самое происходит с могилой Е. В. Руднева. Кто следующий? Улагай? Туркул? Атаман Богаевский? Адмирал Кедров?

 Значит, ради этого было все — восставала Сибирь, полыхали Дон и Кубань, ради этого на последних кораблях бойцы уносили с собою Россию и возрождали из мертвых в Галлиполи Русскую армию, и десятилетия жили одной напряженной любовью к Отечеству и верой в его воскресение, чтобы пришел советский (или бывший подсоветский, все равно) литератор и занял чужое место? Значит, если нет родных и умерли однополчане, никому не нужны уже могилы тех, кто проливал кровь, жил и умирал за Россию?
 Евгений Владимирович, простите нас, грешных.
 Мы понимаем, что для сохранения кладбища нужны средства. Мы можем представить, у кого сегодня средства есть и кто не откажется хотя бы на кладбище «вписаться рядом с Буниным» и превратить Сент-Женевьев в подобие тех парадных кладбищ, поглазеть на которые зазывают экскурсантов прыткие молодые люди на московских вокзалах. Но мы знаем и другое.
 Мы знаем, что сегодня в Белой эмиграции существует сильное стремление помогать возрождающейся в муках России. Ни минуты не желая указывать кому бы то ни было, что и как следует им делать, мы хотим лишь сказать: да, нас здесь, в России, мало, мы слабы и нам трудно. Но мы еще достаточно молоды и мы еще живы. Мы еще можем постоять за себя, чего уже не могут наши мертвые с Русского кладбища под Парижем. Как не может этого полковник Руднев, как не смогли этого те, чьи места последнего упокоения придавлены мрамором с фамилиями Тарковского и Некрасова.
 Белые воины, помогите своим однополчанам! Русские, помогите Русскому кладбищу!
 Мы не можем представить себе, чтобы в сегодняшней России нашелся человек, числящий и чувствующий себя Белым, который посмел бы сказать: «Помогайте мне и не помогайте нашим мертвым на Сент-Женевьев». Этого нельзя представить себе, потому что рядами крестов Русского кладбища выстроились Императорская Гвардия, Армия и Флот, выстроились юнкера, кадеты, добровольцы Белой борьбы, выстроилось Русское Христолюбивое Воинство. И если в нас сегодня есть хоть частица того Белого духа, мы должны прежде всего помнить о них, ибо скромнейший из них в годину беды взявший винтовку, неизмеримо ценнее для вечной России, чем любой литератор. И ряды эти — наши ряды.

 Семьдесят пять лет назад мы проиграли бои за Перекоп и Чангар. Неужели мы сегодня проиграем Сент-Женевьев-де-Буа?!
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 13.07.2011 • 03:16
Генерал Абрамов Ф.Ф.
[attachment=1]
Абрамов Фёдор Фёдорович (4 января 1871 — 10 марта 1963) — русский военачальник, участник Русско-японской и Первой мировой войн, один из руководителей Белого движения во время Гражданской войны в России.

 Фёдор Фёдорович Абрамов родился 4 января 1871 в ст. Митякинской, ныне Ростовской обл. Происходил из дворян Области Войска Донского. Окончил 3-е военное Александровское и Николаевское инженерное училища, Николаевскую Академию Генерального штаба (1898). В 1914 г. получил звание генерал-майора. С 1915 г. — командующий 15-й кавалерийской дивизией, с 1917 — 3-й Донской казачьей дивизией, командир 1-го Донского корпуса. С января 1918 г. в распоряжении атамана Войска Донского А. М. Каледина. С апреля 1918 г. воевал в повстанческих отрядах на Дону. С мая по июнь командовал Атаманским полком Атамана П. Н. Краснова в Новочеркасске, с июля 1918 г. — начальник 1-й Донской конной дивизии Всевеликого Войска Донского, с августа — генерал-лейтенант.
 В феврале 1919 г., командуя группой войск, в сложнейших условиях отразил наступление Красной армии на Новочеркасск. С ноября 1919 г. — инспектор кавалерии Донской армии. В апреле 1920 г. сформировал из эвакуированных в Крым донских частей Донской корпус, командовал им во всех боях в Таврии летом — осенью 1920 г., особенно отличившись при разгроме конного корпуса Д. П. Жлобы в августе.

 ""За несколько дней до поездки в Феодосию, я смотрел в Евпатории полки Донского корпуса. Во главе корпуса теперь стоял генерал Абрамов, высокой доблести, неподкупной честности, большой твердости и исключительного такта начальник. Донец по рождению, офицер генерального штаба по образованию, командовавший до революции регулярной дивизией, долгое время исполнявший должность генерал-квартирмейстера в одной из армий, командовавший на юге России гвардейской казачьей бригадой, генерал Абрамов пользовался заслуженным уважением всей армии. Став во главе корпуса, он твердой рукой наводил порядки. Сменил целый ряд начальников, подтянул офицеров и казаков. Я не сомневался, что ему удастся в самое короткое время привести корпус в порядок и вернуть ему прежнюю боеспособность.""— из воспоминаний генерала П. Н. Врангеля

 При эвакуации привёл корпус в Чаталджу, в 1921 г. на о. Лемнос, затем в Болгарию. Выслан болгарскими властями в Югославию, назначен по совместительству помощником Главнокомандующего Русской армией. В 1924 г. вернулся в Болгарию в качестве начальника всех частей и управлений Русской армии в стране. При создании Русского обще-воинского союза назначен председателем 3-го отдела в Болгарии.
 После похищения генерала А. П. Кутепова (1930) назначен заместителем председателя РОВСа. После похищения председателя Русского още-воинского союза генерала Е. К. Миллера (1937) исполнял должность председателя организации до марта 1938.
 Во время Второй мировой войны участвовал в формировании казачьих частей, в деятельности организованного нацистами и власовцами «Комитета освобождения народов России», подписал Пражский манифест (1944).
[attachment=2]
Могила генерала Абрамова на Свято-Владимирском кладбище. Кесвилл, Джексон, Нью-Джерси, США
 После Второй мировой войны, избегая выдачи Советскому Союзу, переехал в США. Вечером 8 марта 1963 года на улице городка Лейквуд (Фривуд, Нью-Джерси), вблизи Дома пенсионеров, в котором жил генерал, он попал под спортивный автомобиль, который под управлением молодого лихача неестественно двигался по левой встречной стороне дороги и выехал на пешеходную дорожку. Генерал был отправлен в местный госпиталь. В тяжелом состоянии, но в сознании генерал, находясь под опекой местной эмигрантской белоказачьей диаспоры, боролся за жизнь ещё два дня. Умер на руках у соратников 10 марта 1963 года. Похоронен на Свято-Владимирском православном кладбище в г.Кесвилл, местности Джексон, штата Нью-Джерси, США.
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 13.07.2011 • 04:07
Генерал НАУМЕНКО В.Г.
[attachment=1]
Вячеслав Григорьевич Науменко
 Окончил Михайловский Воронежский кадетский корпус. В 1901 г. зачислен в сотню юнкеров Николаевского кавалерийского училища. В 1903 г. оканчивает училище и зачисляется в первый Полтавский Кошевого Атамана Сидора Белого полк. Десятого августа 1903 г. был произведен в хорунжие, а 1 июня 1907 г. - в сотники . Там же, в полку, судьба уготовила ему встречу со своей любовью, Кончиной Ниной Михайловной, дочерью полкового врача. И 5 ноября 1908 г. обвенчались в городе Майкопе в Александро-Невской церкви. После восьми лет службы в полку, в 1911 г., Вячеслав Григорьевич поступает в Императорскую Военную Академию и заканчивает ее по первому разряду с причислением к Генеральному Штабу.
 С началом Первой мировой войны Вячеслав Григорьевич на фронте. Награды:
 1) орден Св. Анны 4 ст. с надписью "За храбрость" - "за участие в боях 1-го периода войны (до 21 августа 1914 г.)" (приказ по8 армии за № 235 от 15 декабря 1914 г.)
 2) Георгиевское оружие (приказ по 8 армии за М 252 от 24 декабря 1914 г.)
 3) орден Св. Анны 3 ст. с мечами и бантом - "за Карпатский переход дивизии и, в частности, за отличие в бою под Майданкой 25 сентября 1914 г." (приказ по 8 армии за М 274 от 7 февраля 1915 г.)
 4) орден Св. Станислава 2 ст. с мечами - "за участие в бою под Надворной и у с. Гвоздь 16 и 17 сентября 1914 Г." (Высочайший приказ от 6 апреля 1915 г.)
 5) орден Св. Владимира 4 ст. с мечами и бантом - "за то, что в бою 30 августа 1914 г. под Стрыем, будучи ранен, остался в строю, продолжая исполнять свою обязанность" (Высочайший приказ от 6 марта 1915 г.)
 6) французская военная медаль (приказ по дивизии за № 77 п.1, 1915г.)
 7) орден Св. Анны 2 ст. с мечами (приказ по 10 армии за № 177 от 29 января 1916 г.)
 Высочайшее благоволение (Высочайший приказ от 7 февраля 1917 г.)
 Начало ноября 1917 г. - начальник штаба 4-ой Кавказской казачьей дивизии.
 Конец ноября 1917 г. - 28.02.1918 г. - начальник Полевого штаба войск Кубанской области.
 Июнь 1918 г. - командир первого Кубанского полка.
 Декабрь 1918 г. - полковник Науменко В.Г. за мужество и боевые отличия произведен в генерал-майоры и назначен командиром дивизии.
 Февраль 1919 г. - назначен Походным атаманом Кубанского Казачьего войска.
 Сентябрь 1919 г. - командир 2-го Кубанского корпуса.
 Апрель 1920 г. - по требованию Войскового Атамана Букретова освобожден от должности и отозван в Крым. Принимал участие в Кубанском десанте генерала Улагая, участвовал в Заднепровской операции. В одном из боев за Днепр был ранен, а затем эвакуирован в Сербию.
 Ноябрь 1920 г. - выбран Войсковым Атаманом Кубанского Казачьего войска в Зарубежье.
 С 1920 по 1944 г. В.Г. Науменко с семьей проживал в Белграде (Сербия). По мере приближения линии фронта было принято решение эвакуировать войсковые регалии и архив ККВ вглубь Европы. Весной 1945 попал в плен в американской зоне оккупации. Против него было проведено расследование по факту его участия во Второй мировой войне, состава преступления не обнаружено.
 В 1949 г. атаман Науменко выезжает с семьей в США на постоянное место жительства.
[attachment=2]
Корниловский дивизион Кубанского казачьего войска. Лемнос 1921г.
 Впереди сидит в центре в чёрной черкеске с белыми газырями - генерал Науменко В.Г.

[attachment=3]
 Слева на право Зарецкий М.И. Науменко В.Г. Назаренко Н.Г. 1944 год.
[attachment=4]
Кубанский атаман генерал Науменко принимает присягу 24 октября 1954 года в Нью-Йорке. Снимок из газеты предоставил участник этой церемонии Бутков П.Н.
*******
Науменко Вячеслав Григорьевич (25.02.1883-30.10.1979) Войсковой старшина (1916). Полковник (18.02.1918). Генерал-майор (08.12.1918). Генерал-лейтенант (09.1920) *). Окончил Воронежский Михайловский кадетский корпус (1901), Николаевское кавалерийское училище (1903) и Николаевскую академию Генерального штаба (1914). Участник Первой Мировой войны: в штабе 1-й Кубанской казачьей дивизии и начальник штаба 4-й Кубанской дивизии в чине войскового старшины (подполковник); 08.914— 01.1917. Начальник Полевого штаба командующего казачьими войсками, 28.01.1917—01.1918. В Белом движении: участник 1-го Кубанского (Ледяного) похода Добровольческой армии, 02 — 04.1918. Начальник штаба отряда (конной бригады) генерала Покровского после его соединения с войсками Добровольческой армии, 04—06.1918. Командир 1-го Кубанского конного полка (Корниловский конный полк Кубанского казачества) с 27.06.1918 и командир 1-й конной бригады в 1-й конной дивизии, 14.08—19.11.1918. Командир 1-й конной дивизии, 19.11 — 15.12.1918. Член Кубанского краевого правительства по военным делам, 18.12.1918 — 01.1919. Походный атаман Кубанского казачьего войска, 01.02 — 14.09.1919. Под давлением «самостийщиков» правительства Кургановского П. И. ушел в отставку с этих постов. В резерве ВСЮР, 14.09-11.10.1919. Командир 2-го Кубанского корпуса (заменил генерала Улагая); 11.10.1919-03.1920. Эвакуирован из Сочи в Крым 04.1920. Участник десанта на Тамань под командованием генерала Улагая в Русской армии генерала Вранеля; 27.07 — 24.08.1920. Командир 1-й кавалерийской дивизии Русской армии в Крыму, 09.09-01.10.1920. Командир Конной группы (после смерти генерал Бабиева 03.10.1920). Ранен 03.10.1920, сдал командование генералу Чеснакову. Эмигрировал на остров Лемнос (Греция); там был избран Кубанским войсковым атаманом.Переехал в Германию (1920). Во время Второй Мировой войны — начальник Управления казачьих войск. После войны эмигрировал в США. Умер в доме престарелых Толстовского фонда под Нью-Йорком, 1979.
 *******
Науменко Вячеслав Григорьевич (1883-1979) - генерал-лейтенант Генштаба. Походный атаман Кубанского казачьего войска. Окончил Воронежский кадетский. корпус, Николаевское кавалерийское училище и два класса Николаевской военной академии (1914). С марта 1915 г.— старший адъютант штаба 1-й Кубанской казачьей дивизии. В 1917 г. — начальник штаба 4-й Кубанской казачьей дивизии. Полковник.

 В Добровольческой армии с 1918 г. Командир Корниловского конного полка, а затем бригады в 1-й конной дивизии генерала Врангеля. Генерал-майор в ноябре 1918 г. — по представлению генерала Врангеля. В декабре становится начальником 1-й конной дивизий и в то же время избирается Походным атаманом Кубанского казачьего войска. В 1919 г. — командир 2-го Кубанского конного корпуса в составе Кавказской армии генерала Врангеля. В Русской армии в сентябре 1920 г. принял командование конной группой генерала Бабиева после гибели последнего. Генерал-лейтенант. В эмиграции — бессменный Походный атаман Кубанского казачьего войска. Во время Второй мировой войны временно исполнял должность (вместо генерала П. Б. Краснова) начальника Главного управления казачьих войск. После войны выехал в США и умер в доме Толстовского фонда под Нью-Йорком 30 октября 1979 г.
 Автор книги (сборник материалов и документов) «Великое предательство» (Нью-Йорк, 1962), посвященной выдаче казаков в Лиенце и других местах (1945-1947).

 Использованы материалы книги: Николай Рутыч "Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России". Материалы к истории Белого движения М., 2002
[attachment=5]
[attachment=6]
Могила ген. Науменко В.Г. и его жены на православном кладбище Новое Дивеево (Ново-Дивеево), г. Нануэт, Нью-Йорк (США)
 *) На памятнике, тем не менее, значится только звание генерал-майор

Возможно кому-то будет интересна его книга. Вот ее предисловие:
В. Г. НАУМЕНКО
 Великое Предательство: Казачество во Второй мировой войне.

 Сборник впервые издающихся в России документов, воспоминаний очевидцев и участников происходившей в 1945—1947 гг. насильственной выдачи казаков, воевавших на стороне Германии, сталинскому режиму, составленный генерал-майором, атаманом Кубанского Войска В. Г. Науменко.
 Трагедия более 110 тысяч казаков, оказавшихся к концу Второй мировой войны в Германии и Австрии и депортированных в СССР, прослежена на многих сотнях конкретных примерах. Документы опровергают мнение о том, что депортации казаков начались лишь после Ялтинской конференции (февраль 1945 г.). Значительное место уделено пути следования от мест выдачи до концлагерей в Сибири, жизни на каторге, а также возвращению некоторых уцелевших казаков в Европу. Приведены случаи выдачи некоторых групп и лиц, не принадлежавших к казачеству, но находившихся в непосредственной связи с ним (например, выдача режиму Тито сербских четников во главе с генералами Мушицким и Рупником). Книга дополнена уникальными материалами из личного архива генерала Науменко.
 ПРЕДИСЛОВИЕ
 Эта трагическая страница жизни казаков и всех, «в рассеянии сущих», навсегда останется тяжелым грехом на совести «культурного» Запада.
 Большинство этих людей, начиная с 1917 года, вело вооруженную борьбу с коммунизмом. Одни вынужденно эмигрировали из России в 1920-м и продолжили свое участие в походе против большевиков с началом Второй Мировой войны в Европе.
 Другие, испытавшие на себе в СССР расказачивание и голод, «черные доски» и репрессии двадцатых-тридцатых, с приходом в 1942 году на казачьи земли немцев оказали сопротивление советской власти и отступили с германскими войсками в 1943-м, уходя десятками тысяч вместе с семьями, хорошо понимая, что ждет их в результате «освобождения».
 По мере продвижения Красной армии в Европу казаки стремились все дальше на Запад, надеясь, что, в конечном итоге, попадут на территорию, занятую войсками США и Англии, правительства которых окажут им приют как политическим беженцам. Однако надежды были тщетны.
 Большевики расценивали казаков как самых опасных для себя врагов, всячески компрометировали их, добиваясь от союзников поголовной выдачи.
 Ко времени окончания Второй мировой войны на территории Германии и Австрии, а также, частично, во Франции, Италии, Чехословакии и некото рых других государствах Западной Европы, по данным Главного управления Казачьих войск (ГУКВ), находилось до 110 тысяч казаков.
 Из них свыше 20 тысяч, включая стариков, женщин и детей — в Казачьем Стане Походного атамана Т. И. Доманова, в южной Австрии, на берегах реки Дравы у Лиенца.
 До 45 тысяч человек составляли 15-й Казачий Кавалерийский корпус (15-й ККК) под командованием генерал-лейтенанта Гельмута фон Паннвица, сосредоточенный в южной Австрии, севернее города Клагенфурта.
 Множество казаков в виде отдельных сотен, эскадронов, рот, взводов и команд находилось в разных немецких частях, а также было разбросано по территории Германии и Австрии, в немецких военных учреждениях, на фабриках, в «организации Тодта», на работах у крестьян и т.д.
 Кроме того, Казачьим полком и одиночно состояли они в частях Русского Корпуса и тысячи — в Русской Освободительной Армии (РОА) генерала А. А. Власова, невыделенные в отдельные казачьи части.
 Практически все казаки были выданы — на муки и смерть. Символом трагедии стал австрийский город Лиенц последних дней мая — начала июня 1945 года.
 За последние десять лет в нашей стране вышел ряд работ по этой теме (за рубежом это было сделано много раньше, о чем будет сказано ниже).
 Но мало кому известно, что первой изданной на русском языке книгой о лиенцской трагедии и обо всем, с ней связанным, был труд Генерального штаба генерал-майора В. Г. Науменко «Великое Предательство», вышедший в свет в Нью-Йорке (1-й том — 1962 г., 2-й — 1970 г.). Материалы для этой книги в виде свидетельств прямых участников и жертв совместного действа союзников и Советов он начал собирать с июля 1945 года.
 Издавая их по мере поступления в «Информациях» на ротаторе в лагерях Кемптен, Фюссен и Мемминген (американская зона оккупации в Германии), а затем в виде периодических «Сборников о насильственных выдачах казаков в Лиенце и других местах», генерал Науменко проводил свою работу в течение 15 лет, пробивая брешь в завесе лжи. Эти материалы стали основой, а взгляд изнутри событий — главным достоинством настоящего труда.
 Первая часть книги повествует о выдаче жителей Казачьего Стана большевикам, жуткой по своей жестокости. Казаки проделали путь в тысячи километров — от берегов Дона, Кубани и Терека до Альпийских гор — верхом, в повозках и пешком, от места рождения Казачьего Стана, военного городка в селе Гречаны (в шести километрах от города Проскурова) — к своей Голгофе на берега Дравы.
 Красному командованию только из Казачьего Стана было выдано более 2200 офицеров, приглашенных «на конференцию» 28 мая 1945 года. Над оставшимися беззащитными и безоружными стариками, женщинами и детьми было совершено насилие вооруженными британскими солдатами.
 Казаки не были так сильны, как четверть века назад. Физическое и моральное истребление, долгое пребывание в тюрьмах и лагерях СССР (как говорил один из выдаваемых: «я прожил в советах 25 лет, из них десять — по тюрьмам, а пятнадцать — в розысках, поэтому я им абсолютно не верю») подорвали их былую мощь. Но даже обезглавленные, без своих офицеров и строевых казаков, они оказали упорное сопротивление: были убитые и раненные английскими солдатами, раздавленные танками, повесившиеся в лесу и утопившиеся в реке.
 Во второй части помещено продолжение материалов о предательстве союзников на реке Драве, в других местах — в Италии, Франции и Англии, о насильственной выдаче чинов 15-го Казачьего Кавалерийского корпуса генерала Паннвица, добровольно оставшегося со своими казаками.
 Такая же судьба постигла и северокавказских горцев, лагерь которых находился поблизости от Казачьего Стана.
 Приведены случаи выдач некоторых групп и лиц, не принадлежащих к казачеству. К ним относятся насильственные акции против сербских четников во главе с генералами Мушицким и Рупником и отправка их партизанам Тито.
 Характерны случаи «по технике» выдачи людей, например, полка «Варяг» под командованием полковника М. А. Семенова в Италии. В рядах этого полка были и казаки.
 Являясь одним из четырех членов ГУКВ с момента его создания в марте 1944 года, временами заменяя начальника Управления генерала от кавалерии П. Н. Краснова, В. Г. Науменко обладал достаточной информацией и был одним из главных действующих лиц тех событий.
 Им были установлены первые жертвы трагедии. Он рассказал о кровавом аресте полковника Терского Войска, члена ГУКВ Н. Л. Кулакова, об акциях над казаками еще до отправки в советские концлагеря: по свидетельствам австрийцев — рабочих предместья Юденбурга, в июне-июле 1945 года на огромном сталелитейном заводе, демонтированном и пустующем, днем и ночью производились расстрелы; потом вдруг из его труб повалил дым. Завод «работал» пять с половиной суток…
 Во всех выдачах перед красными представали сознательные враги советской власти, которых по возвращении «домой» ждали разбросанные по всей стране концентрационные лагеря, тридцать лет тому назад и не существовавшие на карте Российской Империи. Лагеря ждали и миллионы военнопленных, которых никогда не было и не могло быть в истории Русской Армии.
 Один из старейших генералов Добровольчества, Кубанский Войсковой атаман с 1920 по 1958 годы, В. Г. Науменко вел переписку со многими людьми — от рядового казака до премьер-министра Великобритании У. Черчилля.
 Парадокс истории (наверное, «английский»), но Черчилль, являясь в гражданской войне на территории России союзником Белых армий в борьбе с большевиками, спустя четверть века, подписав ялтинские соглашения, стал виновником выдач советам миллионов людей, из которых десятки тысяч были белыми воинами:
 «… На многомиллионный кровавый счет, начавшийся с подлого убийства Царской семьи, занесен и неизмеримый яд Ялты — бесконечных насильственных репатриаций.
 Всеми способами, извращая пункты ялтинского соглашения, лукаво и хитро используя неосведомленность союзников, большевики подвели под кровавый итог этого счета бывших противников — участников Белого движения.
 Враги эти были старые, почти три десятка лет преследуемые, необходимые для расплаты, ранее избежавшие рук «чрезвычаек». Враги же были матерые, непримиримые контрреволюционеры 1917—1922 годов. Белогвардейцы всех мастей, всех Белых армий. Тут были деникинцы, мамонтовцы, красновцы, шкуринцы, колчаковцы, гетмановцы, петлюровцы, махновцы, кутеповцы — все, прошедшие тяжелый путь эмиграционной жизни, через острова смерти Принцевы, Лемнос, Кипр. Все они прошли и пронесли с собой непримиримость. Испытавшие ласку и горечь приема радушных чужестранных государств, королевств, жару колониальных островов и холод северных доминионов. Все они прошли школу… суровой жизни в чужих странах, и все они любили свою родину, как ненавидели тех временных поработителей, с кем теперь, на пороге смерти, приходилось снова встречаться, но не в открытом бою, а беззащитными, преданными вопиющей несправедливостью Ялты…»
 Необходимо отметить, что после Лиенца в 1945 году, когда трагедия уже совершилась, продолжались выдачи из других лагерей и в других странах. Спустя два (!) года, в мае 1947-го, в Италии англичанами в Римини и американцами в Пизе в лагерях для бывших подсоветских граждан были проведены очередные «операции», сопровождавшиеся самоубийствами и расстрелами.
 В Римини, при погрузке в эшелоны, отец и сын Быкадоровы пытались действовать вместе. Отец, спасая сына, бросился с борта машины на цепь английских солдат и, сбив с ног нескольких конвоиров, образовал таким образом брешь. Сын кинулся в эту брешь, но тут же был застрелен. Отца, находившегося без сознания, зашвырнули в вагон.
 Старушка-мать выдаваемого И. Коробко, встретившая сына в Италии после долгих лет поисков во время войны, умоляла англичан позволить ей разделить его судьбу. Мать оторвали от сына навсегда…
 На вокзале в Болонье старший русской лагерной группы П. Иванов, до конца веривший слову английских офицеров, понял, что их обманули. Он реагировал на это решительно и смело и, выбрав момент, призвал людей к восстанию. Безоружная масса смертников бросилась на охрану, разоружила часть солдат и офицеров и вступила в последний бой за свою жизнь. В схватке около ста русских погибло. Сам Иванов, видя безвыходность положения, покончил жизнь самоубийством, вскрыв себе вену, а затем горло консервной банкой.
 Все это происходило после официального заявления представителя английской миссии, сделанного им в апреле 1947 года в Ватикане, что никто из Италии союзными властями выдан не будет.
 Тысячи и тысячи русских людей отправлялись эшелонами «на родину». На границах союзнических зон английскую стражу сменяла советская. Возле австрийского города Граца после выгрузки «сейчас же подошел, судя по хоро¬шей одежде, какой-то командир с двумя ведрами и сказал, указывая на них: — Здесь касса для часов, а здесь для кошельков!
 Пока он прошел всю колонну, то часов наложили полное ведро… После этого на прибывших набросились красноармейцы и начали менять одежду, отбирая хорошую и отдавая свою рваную. Так продолжалось до утра, и у некоторых меняли одежду по пять раз. К утру все были буквально ограбленные и в лохмотьях. При этом многих били…» — вспоминал очевидец.
 В тот день в Грацском лагере находилось 86 тысяч русских мужчин и женщин. К вечеру, после прибытия эшелонов из французской и титовской зон оккупаций, заключенных стало более ста тысяч. Людей держали в поле, запрещая им сходить с места по шесть суток. Хлеба не давали, огня разводить не разрешали, ели муку, заболтанную водой. Для выполнения естественных человеческих надобностей и мужчинам и женщинам позволяли лишь отползти на несколько шагов в сторону.
 Детей до 13-летнего возраста немедленно отбирали, несмотря на отчаяние матерей. Их сажали в классные вагоны и куда-то увозили…
 Всех казаков и власовцев выделяли в особые группы и по ночам вывозили «на работы». Машины всегда возвращались пустыми. За одну только ночь вывезли около двух тысяч человек. По словам красноармейцев, их всех расстреливали.
 Возвращавшиеся после допросов носили следы побоев. На допросах применяли вбивание игл под ногти. Всех женщин стригли наголо. Некоторых мужчин мазали какой-то жидкостью от лба до затылка, после чего волосы выпадали и оставалась чистая, голая кожа. Далее им предстоял путь в концлагеря Сибири и на каторгу.
 Во второй части книги помещены некоторые из ялтинских документов, материалы о дебатах в английском парламенте и американском конгрессе по поводу кровавых событий при «акциях» союзников. Считалось, что насильственные выдачи начались после Ялтинской конференции (4—11 февраля 1945 г.). Как видно из документов, это происходило задолго до нее. Всего союзными властями в Европе, в угоду Сталину, миллионы людей были переданы на верную гибель.
 Собранные В. Г. Науменко материалы предоставлялись ряду западноевропейских и американских писателей, историков, политиков, обратившихся к генералу как к первоисточнику и выпустивших свои книги по этой проблеме. В некоторых из них, как, например, в книге американца Ю. Эпштейна «Операция килевания» (1973), большую часть составили материалы генерала Науменко. Да и сам труд «Великое Предательство», неизвестный до сих пор в нашей стране массовому читателю, использовался в последние годы рядом авторов довольно «старательно», и даже без указания первоисточника.
 Николай Николаевич Краснов-младший, внучатый племянник генерала П. Н. Краснова, вырвавшийся после сталинских застенков и лагерей из СССР в Швецию, писал Вячеславу Григорьевичу: «… Вернусь к Вашему «Сборнику». Начал читать и не мог оторваться! Какую колоссальную работу проделали Вы и Ваши читатели — свидетели страшной трагедии казачества в частности и всего русского народа, — в общем! Я представляю себе весь тот ужас, те нечеловеческие страдания, которые перенесли наши женщины-герои и младенцы. Читаешь и плачешь. И никакой писатель никогда так убедительно и ярко не опишет все муки, всю боль, как эти люди, испытавшие и приклад английского солдата и фальшивую улыбку их офицеров…»
 Хотелось бы еще раз заметить, что все собранное Кубанским Войсковым атаманом — это свидетельства людей, переживших трагедию и документы о ней.
 В предисловии к первой части генерал Науменко отмечал: «… Мы общаемся с пережившими трагедию, слушаем их рассказы и читаем записанное ими. По общечеловеческой слабости, в зависимости от нашего личного отношения к авторам их, мы можем иногда уверовать в то, чему верить не следует и не верить тому, чему верить надо.
 В другом положении будет будущий историк, который по прошествии мно¬гих лет, как говорится, издали, подойдет к оценке всего случившегося много лет тому назад. Подойдет он с холодным сердцем и душою, с единою целью правильно оценить все нами пережитое.
 Принимая во внимание вышесказанное, я не задавался целью дать описание всего происшедшего, а лишь имел в виду собрать возможно полные данные о нем и лишь в редких случаях, когда то требовалось, высказывался по тому или другому вопросу.
 По той же причине материалы в книге не сгруппированы в хронологическом или каком-либо другом порядке, а размещены по мере их поступления.
 При печатании их неизбежны повторения, так как авторы отдельных воспоминаний часто говорят об одном и том же моменте трагедии и в их изложении можно встретить кажущиеся противоречия.
 Говорю — кажущиеся, потому что свои наблюдения каждый имел в обстановке крайнего напряжения, когда он мог быть схвачен и передан в руки большевиков».
 ***
 В связи с необходимостью объединить два тома в один, ряд воспоминаний дается с небольшими сокращениями. В частности, из некоторых очерков исключена оценка военно-политической обстановки на Восточном фронте Второй мировой войны, операций армий Вермахта и Красной армии, так как эта тема весьма обширна и не является целью настоящей работы. В очерках оставлены только те события, участниками которых являлись авторы.
 Затем были убраны фрагменты статей описательного и справочного характера (например, по географии СССР), предназначенные для русской эмиграции и зарубежного русскоязычного читателя, незнакомого с такими сведениями.
 Имена большинства лиц в статьях в американском издании книги были по понятным причинам обозначены первой буквой фамилии или инициалами. Ныне, работая с дневниками генерала Науменко, мы получили возможность дать в русском издании многие из этих имен полностью. В необходимых случаях добавлен ряд важных фрагментов, взятых нами из дневников. В то же время в книге сохранена ее первоначальная структура изложения: пояснения и примечания даются перед, после или в самих статьях. Авторский стиль сохранен без изменений. В тексте исправлены только явные стилистические и орфографические ошибки, допущенные в зарубежном издании. Некоторые фотографии взяты из альбома «Les Cosaques de Pannwitz» (Heimdal, Paris, 2000).
 Новая, 3-я часть книги подготовлена по материалам, которые хранились в архиве Кубанского Войскового атамана, генерал-майора В. Г. Науменко и никогда не публиковались.
 К ним относятся, прежде всего, письма начальника ГУКВ генерала от кавалерии П. Н. Краснова, дневниковые записи В. Г. Науменко о коман¬дире 15-го ККК генерал-лейтенанте фон Паннвице, о Главнокомандующем ВС КОНР (Комитет освобождения народов России) генерал-лейтенанте А. А. Власове, об освобождении Праги 1-й дивизией РОА, о Русском Корпусе, переписка Кубанского атамана с Н. Н. Красновым — младшим, автором книги «Незабываемое», свидетельства о выдачах русских людей с территории Соединенных Штатов и другие материалы.
 Подготовке к первому в России изданию «Великого Предательства» способствовало искреннее участие и помощь дочери генерала, Наталии Вячеславовны Назаренко-Науменко, передавшей составителю многие документы из архива отца, и любезное содействие и помощь старшего научного сотрудника Краснодарского исторического музея-заповедника Наталии Александровны Корсаковой. Без их доброй воли не могла бы осуществиться работа над книгой, за что приношу им глубокую благодарность.
 У генерала Науменко был свой путь: через живые свидетельства очевидцев трагедии поведать России правду, открыть души всех тех казаков, кому старый атаман в многолетних трудах посвятил свою жизнь.
 «Много страшного пережило казачество, — писал он 16 марта 1949 года, — но мало равного Лиенцу»....

О трагедии Лиенца снят документальный фильм Алексея Денисова "Последняя тайна ВТОРОЙ МИРОВОЙ" (поищите в сети) и написана книга "ЖЕРТВЫ ЯЛТЫ" графа Н.Д. Толстого-Милославского (есть на сайте Волкова С.В.)
 Еще о генерале Науменко В.Г., читайте на этом сайте в разделе "Биографии".
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 15.07.2011 • 17:36
Дроздовец ВЕНУС Г.Д.  
[attachment=1]
Георгий Давыдович Венус
     (1898-1939)
     Из книги «Писатели Ленинграда»
     Венус Георгий Давыдович (31. XII. 1898, Петербург - 8. VI. 1939), прозаик. Родился в семье рабочего - потомка литейщиков-немцев, приглашенных в Россию Петром I. Окончил военное училище, был офицером. Участник первой мировой войны. В годы гражданской войны оказался в стане белых. Был в эмиграции в Константинополе, в Берлине. В середине 20-х годов вернулся в СССР и стал профессиональным литератором. Одним из первых выступил с обличением нарождающегося фашизма. Его книгу «Война и люди» высоко оценил М. Горький.
     Полустанок: Стихи. Берлин, 1925; Война и люди: Семнадцать месяцев с дроздовцами. М.-Л., 1926 и др. изд.; Самоубийство попугая: Рассказы. М.-Л., 1927; Стальной шлем: Роман. М.-Л., 1927; Зяблики в латах: Роман. М.-Л., 1928; Папа Пуффель: Рассказы. М.-Л., 1927; Последняя ночь Петра Герике: Рассказы. Л., 1929; В пути. Л., 1930; Огни Беркширии: Рассказы. М„ 1930; Хмельной верблюд: Роман. Л., 1930; Притоки с Запада: Очерки. Л., 1932; Молочные воды: 1-я кн. Л., 1933; Дело к весне: Рассказы. Куйбышев, 1937; Солнце этого лета и другие рассказы. Л., 1957.

     Слышишь грохот воды весенней?
     Четверть века гудит в набат.
     Я не первый и не последний,
     В ком ломает себя судьба.
     Георгий Венус

     МОЙ ОТЕЦ ГЕОРГИЙ ВЕНУС
     Я хочу рассказать о судьбе моего отца, человека, прошедшего через невзгоды и тяготы нашей суровой и во многом страшной эпохи, человека, заплатившего за свои ошибки и чужие преступления собственной жизнью. Георгий Венус родился в 1898 году в Петербурге. Он был тем, кого до революции называли «василеостровский немец», кого Лесков так добродушно называл «островитянами» и так тепло рисовал их органическое трудолюбие, их прирожденную честность, их быт, может быть, чуть смешноватый, рисовал, приговаривая: «Милое дитя Васильевского острова». Двести лет врастали корни Венусов в русскую землю: ремесленников, мастеровых и рабочих. Мой дед, рабочий-ткач, умер, когда младшему сыну Георгию было 4 года. Осталась вдова с тремя детьми. На детях рабочая династия отцов нарушилась. Георгий пошел не в цех, а в немецкое реальное училище Екатериненшуле, за обучение в котором платила немецкая община. Мальчик с детства любил стихи, проникся поэзией Блока, хорошо рисовал, мечтал стать художником. Однако все сложилось не так, как мечталось. Началась первая мировая война, и в 1915 году, сразу после окончания Екатериненшуле, Венус добровольно поступает в Павловское пехотное училище. Через восемь месяцев юнкер, приняв присягу, становится прапорщиком. Несмотря на свое происхождение и воспитание в немецкой школе, отец, выросший в традициях русской культуры, не представлял для себя другого пути кроме защиты Отечества. Воевал он честно. Дважды был ранен, награжден Георгиевским крестом. Но уже тогда армейская действительность заставила на многое посмотреть другими глазами. Романтический пьедестал, на котором строились юношеские идеалы, пошатнулся. Об этом позднее он рассказал в романе «Зяблики в латах», автобиографическом в значительной мере. Георгий Венус социально был совершенно чужд русской офицерской касте. Однако время юнкерства и офицерские погоны все же оказали влияние на формирование характера молодого человека, и это влияние сохранилось навсегда. Уже в зрелом возрасте он сохранял любовь к военным маршам, парадам и другой военной атрибутике. Помню, отец, сидя у моей детской кровати, напевал: «Солдатушки, бравы ребятушки!..» Потом, вдруг, замолкал и через несколько минут читал Блока или «Счастливого принца» Оскара Уайльда. Однако любовь к военным маршам сочеталась у отца с необыкновенной мягкостью. Недаром, когда он уже стал литератором, в писательской среде его часто называли Венус-кроткий - эпитет этот дал ему писатель Сергей Колбасьев. Октябрьская революция застала Георгия Венуса в окопах. Фронт практически перестал существовать. Массы солдат покидали позиции. Возвратился в родной город и прапорщик Венус. Без погон, но во фронтовой шинели, в офицерской фуражке с кокардой, с «Георгием» на груди. Что было дальше, я точно не знаю, кажется, кто-то на Троицком мосту незаслуженно оскорбил бывшего прапорщика, возник конфликт. Венус был задержан и оказался в Петропавловской крепости. В происшествии скоро разобрались; камеры были переполнены людьми, чья вина представлялась более значительной, поэтому прапорщика попросту выгнали на улицу, посоветовав больше не ерепениться. Но этого было достаточно. Честь офицера-фронтовика, по мнению отца, была незаслуженно оскорблена (напомню, что отцу было всего 20 лет); возвратившись домой, он принял решение пробираться на юг России. Добравшись до оккупированной немцами территории Украины, на демаркационной линии отец, пользуясь знанием языка, заявил германскому часовому, что он немец. Часовой, не очень усердно несший свою службу, пропустил его. Оказавшись в местах дислокации белой армии, Венус вступил в ее ряды и был направлен в Дроздовский добровольческий офицерский полк. Так была совершена ошибка, сказавшаяся на всей его дальнейшей судьбе. Дроздовцы в основном состояли из крайне монархически настроенного кадрового офицерства. При Деникине, а позднее при Врангеле они воевали на самых ответственных участках фронта и прославились своей жестокостью. В этих боях принимал участие и мой отец. На материалах бесславно закончившегося белого похода им позже, уже в эмиграции в 1926 году, был написан роман «Война и люди». Это была первая, изданная в Советском Союзе книга, автор которой являлся непосредственным участником белого движения. В предисловии к первому изданию книги говорится: «Автор рисует головокружительную кампанию белого отряда на Украине, закончившуюся неудачей, отступлением и сдачей Перекопа Красным. Белая армия дана не только в действии и боях, но и в быту. Ценно то, что у Венуса показано не только организационное разложение белой армии, но и вырождение «белой идеи». Эта мысль выражена приводимой записью из дневника белого подпоручика: «Идея, способная на вырождение,- не есть идея. Над идеей белого движения я ставлю крест». Это сказано словами подпоручика в момент активного участия его в белогвардейском движении. Эта же мысль о том, что в поражении белогвардейщины виновато не только организационное преимущество Красной армии над белой, но и превосходство «красной идеи» над вырождающейся белой, пронизывает всю книгу, хотя нигде не высказывается непосредственно». И далее: «Венус не столько «мыслитель», сколько добросовестный наблюдатель. Он записывает подряд и важные политические события, и незначительные мелочи. Местами эти случайные мелкие наблюдения, не имеющие как будто прямого отношения к главным событиям, очень интересны и художественны сами по себе. Отсутствие сконцентрированности, благодаря тому, что нет выявленного лица автора, как стержня, на котором бы держались основные эпизоды,- основной недостаток книги. Но, может быть, именно поэтому книга приобретает особый интерес непосредственного документа, не искаженного теоретизированием или «эмоциями» автора. Советский читатель уже настолько вырос, что умеет сам делать выводы. Для него не обязательно, чтобы автор-белогвардеец бил себя кулаком в грудь, проклиная разложившуюся белую армию, или всенародно каялся» (Война и люди. М.- Л., Госиздат, 1926). Роман «Война и люди» в 20-х - начале 30-х годов выдержал несколько изданий, переведен на немецкий и чешский языки. О книге положительно отзывался А. М. Горький. (В 1931 году к нам пришел военный с двумя ромбами в петлицах, с орденом Красного Знамени на груди. Это был Василий Дмитриевич Авсюкевич. Узнав адрес, он решил познакомиться с автором романа «Война и люди». В период гражданской войны В. Д. Авсюкевич командовал красными курсантами, бой с которыми описан в главе «Орехово». Дружба этих людей, сражавшихся в разных станах, сохранилась до конца жизни Венуса. К третьему изданию романа «Война и люди» красный командир В. Д. Авсюкевич написал развернутое предисловие, в котором подробно описан бой под хутором Орехово со стороны красных курсантов.) В обороне Перекопа отец не участвовал. Во время прорыва красных в Крым, он, раненный в плечо, лежал в госпитале. Предстояла операция по извлечению пули из легкого, но сделать ее не успели. Она так и осталась в теле до конца жизни. В октябре 1920 года вместе с госпиталем отец был эвакуирован в Константинополь. Сейчас трудно судить, мог ли отец избежать эмиграции. Наверное, мог. Вероятно, сказалось все то же ложно понятое чувство долга, верности присяге, офицерского братства. Ведь из офицеров белой армии в России оставались единицы, уходило большинство. Сколько было таких людей, стечением обстоятельств брошенных белое знамя и не покинувших его. Сколько нелепых ошибок, странных коллизий, сломанных судеб. Жизнь Георгия Венуса в Турции была подобна жизни тысяч белых эмигрантов. Все еще надеясь на реванш, Врангель и Кутепов решили сохранить свою армию. Войска были расквартированы в маленьком городке Галиполи. Для содержания войск нужны были деньги. Союзники французы давали их мало и с трудом. Офицеры месяцами не получали жалованья, бедствовали и голодали. Чтобы как-то прокормиться, отцу приходилось на берегу Босфора охотиться на черепах. Однажды попытался торговать с лотка сдобными булочками. Продать удалось одну - четыре съел сам. После этого булочник-турок отказался вернуть отданный в залог за товар маленький серебряный медальон, полученный отцом от матери еще в России при уходе на германский фронт. Это была последняя вещь, напоминавшая о доме. На берегу Босфора Венус часами тренировался в набрасывании проволочных колец на колышки, чтобы потом в балаганчике на знаменитом константинопольском базаре «Гранд барахолка» выиграть в виде приза заветный кусок халвы. Одно время отца подкармливали остатками в столовой общежития менонитов. Эта религиозная секта зажиточных немцев, эмигрировавших из России, получала помощь из Америки от своих «братьев во Христе». Наконец Венусу повезло. Его мать, находившаяся в России, после длительной переписки разыскала в Берлине состоятельного двоюродного дядюшку, одного из управляющих известной фирмы «Сименс Шукерт», который открыл на имя Венуса счет в банке Константинополя. Три дня швейцар не впускал в помещение банка оборванного молодого человека, принимая его за бродягу. В конце концов деньги были получены. Несколько недель отец кормил и поил своих друзей-эмигрантов в ресторанах и кофейнях Константинополя. Берлинский дядюшка, обеспокоенный необъяснимо большими расходами племянника, прислал ему вызов и предложил срочно выехать в Берлин. Так в начале 1922 года Георгий Венус оказался в Германии. Константинопольская эмиграция послужила материалом для цикла рассказов, изданных в 20-30-х годах и частично переизданных в сборнике «Солнце этого лета» («Советский писатель», 1957). Гражданской войне посвящена первая часть романа «Молочные воды» («Издательство писателей в Ленинграде», 1933). Вторая часть этого романа написана на материале константинопольского периода. Венус начал писать ее в 1934 году и закончил в 1937. Две главы из второй части «Молочных вод» напечатаны в 1934 году - «Вожди» в альманахе молодой прозы и «Гранд барахолка» в номере 12 журнала «Звезда» в том же году. Это были последние прижизненные публикации Венуса в Ленинграде. Даже по отдельным главам видно, насколько, по сравнению с ранним творчеством, возросло мастерство писателя. Было ему в те годы всего тридцать пять лет. Итак, этап константинопольской эмиграции оказался позади, предстоял ее германский период. Берлин 20-х годов был наводнен русскими эмигрантами. Найти работу считалось большой удачей. Добрый дядюшка снова помог. Отец хорошо рисовал, и его приняли в рекламное бюро. Платили немного, но на скромную жизнь хватало. В те годы в Берлине существовало множество эмигрантских литературных кружков и объединений, которые отец регулярно посещал. В нем проснулась тяга к литературному творчеству. На одном из таких собраний отец познакомился с Мирой Кагорлицкой, и вскоре она стала его женой. Моя мать, Мира Борисовна Венус, урожденная Кагорлицкая, родилась в местечке Городище недалеко от Белой Церкви. Окончив гимназию, сначала училась на медицинском, а потом на филологическом факультете Харьковского университета. Во время революции прервала учебу и вернулась на родину в Городище. На местечко наступали петлюровцы. Оба брата матери были большевиками и перед приходом петлюровцев ушли с красными. Мать, спасаясь от еврейских погромов, вместе с подругой бежала из родного местечка в Бессарабию, которая в 1920 году перешла к Румынии. Так они оказались за границей. У подруги были дальние родственники в Германии, и девушки переехали в Берлин. Там Мира Кагорлицкая познакомилась с моим отцом. В 1923 году Венус начал писать стихи и работать над прозой. Примыкал он к эмигрантскому движению «Сменовеховцев», изредка печатался в журнале «Накануне» и других берлинских изданиях, выходивших на русском языке. Несколько его публикаций напечатали в журнале «Вокруг света» в России. Из рекламного бюро он ушел, чтобы целиком заняться творческой работой. Возникали новые знакомства. Из Парижа в Берлин приехали члены «Цеха поэтов». На встрече с Георгием Ивановым Венус познакомился с Вадимом Андреевым, сыном известного русского писателя Леонида Андреева. Вскоре они стали друзьями. Тогда же, в 1923 году, по инициативе В. Андреева в Берлине организовалась литературная группа «4+1» - четыре поэта и один прозаик. В нее вошли Борис Сосинский, Анна Присманова, Георгий Венус, Вадим Андреев и Семен Либерман. Группа печаталась в газете «Дни» и журнале «Накануне», выступала также на литературных вечерах. В 1924 году в Берлине вышел небольшой сборник стихов Георгия Венуса «Полустанок». Вот несколько строк из стихотворения «Сыну»:
     Не я - твой вожатый! - Заря на валу.
     Не я пред тобою сниму заставы!
     Да будет бежать пред тобой тропа.
     Да будет петь - телеграфный провод!
     ... Весенний ветер в траву упал,-
     Да будет в траве он звенеть снова!
     Пусть посох верный не я возьму,
     Чтоб вновь тягаться с весенним бегом!..
     Смотрю, ломая глазами тьму,
     Как вздулась сила под талым снегом.
     И, бросив годы в поток воды,
     Волной ровняю твои победы,-
     И моет ливень мои следы,
     Чтоб ты за мною не шел следом.
     В этих строках, написанных в день моего рождения, звучит глубокая тоска по Родине и сознание вины перед ней. В своей книге «Возвращение к жизни» В. Андреев, вспоминая о том времени, пишет о моем отце: «Во всем облике Юры сквозила неуклюжесть, происходящая от большой застенчивости и странного сочетания талантливости и неуверенности в себе. В нем была большая, не сразу распознаваемая нежность, а щедрость его была удивительной: однажды я, как это иногда бывает, когда с кем-нибудь живешь душа в душу и часами читаешь друг другу стихи, свои и чужие, сам того не заметив, воспользовался образом Юры, запавшим мне в память после читки его стихов: что-то вроде «солнечный капкан лучей». Юра мне ничего не сказал, а когда я сам сообразил, что образ-то не мой, он предложил изменить свое стихотворение: «У тебя лучше получается...» Я встречал людей, отдававших свою последнюю рубашку, но поэта, готового отдать свой образ и изменить стихотворение для того, чтобы друг стал богаче,- никого, кроме Юры, я за всю жизнь не встретил... Немецкого в нем ничего не было, разве только то, что он говорил по-немецки превосходно. Он был старше меня лет на 6, и война сожгла его молодость. Участвовал он и в белом движении и возненавидел его. Сознание собственной вины было в нем очень глубоко. «Я семь лет,- говорил он,- шел не в ногу с историей, и ты понимаешь, что значит для военного вдруг увидеть, что ты идешь не в ногу со своим полком». Призрак войны все время преследовал его... В своих стихах Юра был близок к имажинистам... Присущее ему чувство собственного достоинства сочеталось с мягкостью, доброжелательностью и благородной простотой...» Работу над романом «Война и люди», о котором я уже говорил, отец начал в 1924 году. Он надеялся издать его в Советской России. В 1926 году эта книга была напечатана в Ленинграде. Германия в начале 20-х годов переживала глубокий экономический кризис. Жизнь была трудной, редкие публикации мало помогали. У меня сохранилась записка В. Шкловского, адресованная А. Н. Толстому, который в то время также находился в Берлине. «Дорогой Шарик! Посылаю тебе молодого и талантливого писателя Георгия Венуса. Я уже доучиваю его писать. Пока ему надо есть. Не можешь ли ты дать ему рекомендацию? Он красный. Я уехал на море. Твой В. Шкловский». Толстой помог, печатать стали регулярнее. В 1925 году Венус, а за ним и Вадим Андреев подали в советское посольство заявление о возвращении на родину. После выхода в России романа «Война и люди» отец получил разрешение. Получил его и В. Андреев. Визу подписал Н. Н. Крестинский, бывший в то время послом в Германии. Весной 1926 года наша семья вернулась в Ленинград. Андреев в последний момент передумал. Отец в течение всей жизни не мог простить ему этого, и связь между ними оборвалась. В 60-70-е годы я неоднократно встречался с В. Л. Андреевым, когда он приезжал из Женевы. Мы регулярно обменивались письмами. Он называл меня племянником и подарил книгу о своем детстве с надписью: «Дорогому Борису Венусу, сыну моего милого друга, заочному племяннику, с настойчивой просьбой написать книгу о своем отце. Вадим Андреев. 10 марта 1967 г.» Во время войны Андреев участвовал во французском Сопротивлении, после войны получил советское подданство, был членом Союза советских писателей и печатался только в СССР. Жил и работал в Женеве при Организации Объединенных Наций. Вероятно, решение Андреева о невозвращении было не лишено оснований. Он умер несколько лет назад, прожив длинную и интересную жизнь. Его брат, оставшийся в России, погиб в ссылке. Первые годы жизни в Ленинграде после возвращения из эмиграции были для нашей семьи благополучны. Мы поселились на Петроградской стороне на небольшой улочке со странным названием Грязная. Теперь это улица Кулакова. Мамина подруга по Харькову, актриса Евгения Карнава, проживавшая в Ленинграде, выделила нам две комнаты в своей большой квартире. Отец много работал. Вышли его три романа, несколько сборников рассказов и очерков. Один из романов «Стальной шлем» посвящен зарождению фашизма в Германии начала 20-х годов. Находясь в эмиграции в Берлине, Венус был непосредственным свидетелем этих событий. Если не ошибаюсь, это первая книга в России, повествующая о начале становления фашизма. Отец активно включился в работу по истории фабрик и заводов, организованную по инициативе А. М. Горького. Ему поручили написать историю Октябрьской железной дороги и торфоразработок Ленинградской области. Эти очерки были опубликованы. Появились друзья среди писателей - Борис Лавренев, Сергей Колбасьев, Николай Чуковский, Елена Тагер. Дружил с художниками: братьями Ушиными - Николаем и Алексеем, с Николаем Поповым, Яр-Кравченко. Первые беды пришли в самом начале 30-х годов. Однажды отца вызвали в милицию, в паспортный стол. Там ему, как бывшему белому офицеру, отказались обменять паспорт, предложив выехать на 101-й километр. Однако «недоразумение» вскоре было ликвидировано. Борис Лавренев съездил в Смольный, предъявил вместо пропуска именной браунинг, обратился к одному из секретарей, заверив его в полной лояльности Венуса. Из Смольного последовал телефонный звонок. В паспортном столе извинились и документ выдали. Прошло еще несколько лет. В 1934 году закончилось строительство писательской кооперативной надстройки на канале Грибоедова, 9, членом правления кооператива был и мой отец, и мы переселились туда. В те годы в надстройке жили многие ленинградские писатели: Ольга Форш, Михаил Зощенко, Иван Соколов-Микитов, Михаил Казаков, Елена Тагер, Евгений Шварц, Борис Томашевский и др. Население кооператива было дружным, писатели общались между собой, вместе встречали праздники. Мы, дети, тоже образовали свой коллектив. Я дружил с Володей Никитиным, Костей Эйхенбаумом (оба погибли на фронте), Валентином Зощенко, Машей Тагер, Колей Томашевским. Но относительно спокойной жизни скоро пришел конец. В декабре 1934 года был убит Киров. Это страшное известие потрясло отца. Он почти не разговаривал, сидел запершись в своем кабинете, непрерывно курил. В конце января, ночью отец был арестован. В квартире произвели обыск. Забрали мою коллекцию марок, отметив широкую связь с заграницей. Через две недели отец вернулся домой бледный, обросший и растерянный. Решением какой-то комиссии ему с семьей предлагалось в десятидневный срок покинуть Ленинград и отбыть к месту административной ссылки на пять лет в город Иргиз, расположенный в песках восточного Приаралья. Вся писательская общественность была поднята на ноги. Срок отъезда дважды откладывался. Наконец, благодаря хлопотам К. И. Чуковского и А. Н. Толстого, место ссылки было заменено на Куйбышев, но добиться полной ее отмены не удалось. Тяжелый маховик террора набирал обороты, и остановить его уже не мог никто. Это было только начало. Кое-как распродав вещи, раздав знакомым на хранение часть книг и мебели, в апреле 1935 года мы выехали в Куйбышев. На моей детской фотографии этих лет рукой отца написано: «Ade, schone Degend*. Борис едет в Куйбышев».
     * Прощай, счастливая жизнь (нем.).
     Многие писатели пришли провожать нас на вокзал. Люди в те годы были еще не окончательно запуганы, и народу собралось много. С нами в купе в Москву ехал немецкий журналист, коммунист-коминтерновец. Отец знал его раньше, они вместе сотрудничали в одной из газет. Немец, бежавший из Германии от фашизма, никак не мог понять, что происходит. Отец все объяснял временными недоразумениями. В конце 30-х годов бедняга, вероятно, все понял, разделив трагическую судьбу большинства коминтерновцев, оказавшихся в Союзе. В Москве мы на три дня остановились у Бориса Пильняка. У него в то время гостила Анна Андреевна Ахматова. Мне, мальчишке, это мало что говорило. Однако я почувствовал, что отец и мать относились к ней с какой-то особой почтительностью. Борис Пильняк сразу сказал отцу, что помочь ничем не сможет. Его вмешательство только усугубит положение. К этому времени уже была конфискована его «Повесть непогашенной лучины»,- он был в опале. Ничего не дали и обращения к Михаилу Кольцову и Мариэтте Шагинян. Только неугомонному Корнею Ивановичу Чуковскому удалось добиться, чтобы отца не исключали из Союза писателей. Сначала мы поселились под Куйбышевом в деревне Красная Глинка. Отец стал бакенщиком, зажигал вечером и тушил утром фонари, указывающие судоходный фарватер. Все свободное время мы вдвоем проводили на Волге. Заработка бакенщика на жизнь не хватало, ловили рыбу и меняли на молоко, фрукты, овощи. Это, пожалуй, самое счастливое время моего детства. Много бывая с отцом, я в это лето особенно привязался к нему, а любовь к рыбной ловле сохранилась у меня до сих пор. В ссылке отец продолжал писать. Он заканчивал вторую часть романа «Молочные воды», написал повесть «Солнце этого лета», которая была издана лишь в 1957 году. Так как отец продолжал оставаться членом Союза писателей, ему иногда удавалось напечатать в местной газете или журнале небольшой рассказ или очерк. В Куйбышевском издательстве даже вышла тоненькая книжка с оптимистическим названием «Дело к весне». Зимой 1935 года мы переехали в Куйбышев и сняли на окраине города маленькую комнату. Обстановка в стране становилась все более тревожной; все чаще звучало со страниц газет и журналов выражение «враг народа». Начались массовые аресты. По ночам отец почти не спал, подбегая к окну при шуме каждой проезжающей машины. Весной 1938 года был арестован редактор Куйбышевского издательства. Из его стола изъяли оба экземпляра рукописи второй части романа «Молочные воды», который был уже подписан в набор. 9 апреля 1938 года отец зашел в местное управление НКВД и из проходной позвонил следователю, чтобы навести справки об изъятой рукописи. Следователь Максимов вежливо поинтересовался, располагает ли отец временем, чтобы зайти к нему за рукописью, которая по делу редактора интереса не представляет. Был выписан пропуск, отец прошел в управление, мать осталась ждать в проходной... Прошло три часа. Отца не было. Мама позвонила Максимову. Ответ был
лаконичен: «Венус арестован». «Разве так арестовывают?» - спросила ошеломленная мать. «Ну, знаете ли, нам лучше знать, как арестовывают!» - ответил следователь и повесил трубку. Больше отца мы никогда не видели. Через два дня к нам приехали с обыском. Это было днем, я был дома. Долго рылись в вещах, забрали письма, рукописи. Мы с мамой подавленно смотрели на происходящее. Вдруг она резко обернулась ко мне: «Тебе тут делать нечего. Забирай ранец и иди в школу!» Я догадался: в старом, плотно набитом ранце хранились почти все отцовские книги, рукопись повести «Солнце этого лета», письма и другие бумаги. Я взял ранец, надел его на спину и беспрепятственно вышел. Так удалось все это сохранить. Потом было бесконечное стояние в очередях у справочной НКВД, отказы в свиданиях и передачах. Наконец, уже летом приняли передачу и в ответ пришла первая записка отца. «Родная! Посылаю тебе через следователя мою вставную челюсть и очень прошу отдать ее в починку, пусть там постараются склеить. Передай эту челюсть опять следователю. Передачу получил. Большое спасибо! Целую тебя и Бореньку. Ваш Юра». На германском фронте отец был ранен осколком в верхнюю челюсть, зубы пришлось удалить и с двадцати пяти лет он пользовался зубным протезом. Позднее, от сидящего в одной камере с отцом человека, я узнал, как был сломан протез. Это произошло на допросе при ударе по лицу пресс-папье. Побои при допросах послужили и причиной заболевания плевритом. Легкие у отца были ослаблены. Я уже писал, что в легком после ранения с времен гражданской войны оставалась пуля. После окончания следствия отец, до так называемого суда, был переведен в Сызранскую городскую тюрьму. Мама почти все время находилась в Сызрани. Таких, как она, было множество. Ночевали на окраине города под открытым небом. По ночам их разгоняла милиция, грозя арестами. Днем у тюрьмы выстраивалась длинная очередь. В сызранской тюрьме отец заболел гнойным плевритом и 30 июня был переведен в тюремную больницу. Последнюю записку от отца мы получили 6 июля. Ее тайком передала вольнонаемная санитарка. Записка написана карандашом на клочке бумаги. Почерк был почти неузнаваем. Записка сохранилась: «Дорогие мои! Одновременно с цынгой у меня с марта болели бока. Докатилось до серьезного плеврита. Сейчас у меня температура 39, но было еще хуже. Здесь, в больнице, не плохо. Ничего не передавайте, мне ничего не нужно. Досадно отодвинулся суд. Милые, простите за все, иногда так хочется умереть в этом горячем к вам чувстве. Говорят, надо еще жить. Будьте счастливы. Живите друг ради друга. Я для вашего счастья дать уже ничего не могу. Я ни о чем не жалею, если бы жизнь могла повториться, я поступил бы так же. Юра». Это были последние строчки, написанные рукой моего отца. 8 июля 1939 года он умер. Сомнений быть не могло. Санитарка, с большим риском для себя передавшая эту записку, потом рассказала матери, что видела на теле мертвого отца шрамы, которые сохранились с детства и о которых знать могли только мы. Мама пережила ссылку, в 1940 году вернулась в Ленинград, была награждена медалью «За оборону Ленинграда», работала учительницей. Умерла в 1964 году. Могила Георгия Венуса неизвестна. Годом раньше был расстрелян старший брат моего отца - Александр Венус. Он окончил Гатчинское летное училище и с первых дней образования Красной Армии служил в ней летчиком. Возникла столь характерная для гражданской войны ситуация, когда братья оказались по разные стороны фронта. Александр Венус перед арестом был начальником Коктебельской планерной школы, дважды устанавливал мировые рекорды на планерах собственной конструкции. Но конец братьев был одинаков - оба погибли в тюрьме. Жена Александра Венуса тоже была арестована. Дочь оказалась в специальном детском доме для детей «врагов народа». С трудом ее разыскала там старшая сестра моего отца Эльфрида Давыдовна Венус-Данилова, известный ученый-химик, единственная из семьи, не тронутая волной репрессий. У нее и воспиталась моя двоюродная сестра Калория. После того как был снят нарком Ежов, кое-кого из подследственных освободили. Выпустили и А. Схино, который довольно долго находился в одной камере с отцом. С его женой моя мать познакомилась в тюремных очередях. После освобождения этот человек под строгим секретом сообщил матери некоторые подробности. Георгий Венус обвинялся в принадлежности к террористической группе, готовившей покушение на Сталина. В нее входили Н. Заболоцкий, Б. Лившиц, Е. Тагер, А. Гизетти и еще многие писатели. Руководителем заговора якобы был Николай Тихонов, который, однако, не был арестован. Отцу, как бывшему офицеру, согласно обвинению, было поручено организовать непосредственно террористический акт. За четыре года, проведенных в ссылке, Венус никуда далее двадцати километров от Куйбышева не уезжал. Так было предписано административно-ссыльным. Паспорта ни у него, ни у матери не было. Имелся так называемый «синий билет», и он раз в месяц обязан был регистрироваться в местном управлении НКВД. С членами так называемой группы не переписывался. Абсурдность обвинения очевидна, но искать логику в действиях органов НКВД тех лет бессмысленно. Около шести месяцев отец не подписывал предъявленных ему обвинений. Потом, больной, доведенный конвейером допросов и побоями до полного изнурения, поняв бессмысленность сопротивления, подписал все. Георгий Венус погиб, когда ему едва исполнилось сорок два года. Ссылка практически лишила его возможности писать. Сколько бы он еще успел сделать! За свою недолгую жизнь отцом написано шесть романов, три повести, множество рассказов и очерков. Вторая часть романа «Молочные воды», написанная по материалам константинопольской эмиграции, как я уже писал, была закончена в ссылке. Два экземпляра рукописи изъяли в Куйбышевском издательстве. Третий, последний, забрали при обыске. Тогда же было изъято письмо А. М. Горького, в котором он одобрительно отзывался о романе «Война и люди». Рукописи и письма пропали. После посмертной реабилитации отца в 1956 году мы с матерью обратились в Куйбышевское областное УКГБ с ходатайством о возвращении нам рукописи. Приведу ответ на наше письмо. «Гражданке М. Венус. На Ваше письмо по вопросу возвращения рукописи романа «Молочные воды», часть II сообщаем, что по материалам дела Вашего мужа значатся не рукописи, а экземпляры, отпечатанные на машинке, которые в 1939 году уничтожены путем сожжения. Поэтому вернуть их Вам не представляется возможным. Зам. нач. УКГБ по Куйбышевской области Соковых. 31 августа 1956 г. № 11/3 818363». Оказывается, рукописи все же горят! По сохранившимся разрозненным черновикам мы с матерью пытались восстановить вторую часть романа «Молочные воды», но это оказалось нам не под силу. После реабилитации, в 1957 году вышел сборник Георгия Венуса (в нем повесть «Солнце этого лета» и рассказы). В плане издательства стояли и другие книги. Но период «оттепели» закончился, и Венуса из планов вычеркнули. Я обращался к Константину Федину, хорошо знавшему отца, к главному редактору издательства Лесючевскому, но все напрасно. Начался период умолчания. Но умолчать и остановить жизнь невозможно. Даже в самые трудные времена многие не отвернулись от отца. К. И. Чуковский, Н. С. Тихонов, И. С. Тихонов, И. С. Соколов-Микитов, М. Э. Козаков многое сделали для нашей семьи. У меня сохранились письма жены А. Н. Толстого, Людмилы Ильиничны, этой доброй и отзывчивой к чужому горю женщины. Она материально помогала нам в самое трудное время. Я благодарен Д. С. Лихачеву, В. А. Каверину, М. С. Еленину, покойным Л. Н. Рахманову и М. Л. Слонимскому, способствовавшим изданию этой книги и возрождению забытого имени писателя. Глубоко признателен редакции Ленинградского отделения издательства «Советский писатель» за чуткое и доброжелательное отношение в период подготовки книги к печати.
     Борис Венус
*******
P.S. Книгу Г.Д. ВЕНУСА "Война и люди. Семнадцать месяцев с дроздовцами" в электронном виде вы можете найти на сайте http://dk1868.ru
 Этот интереснейший роман-воспоминание написан в середине 20-х годов. Мемуары его интересны в первую очередь как в взгляд на Гражданскую войну изнутри, изобилуют многими забытыми, и потому нам незнакомыми бытовыми подробностями того времени, да и сама атмосфера войны, «окопная правда» передана у Венуса точно и ярко.
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 15.07.2011 • 18:02
Генерал-майор ХАРЖЕВСКИЙ В.Г.
[attachment=1]
4-го июня 1981 года после тяжелой продолжительной болезни умер бывший Начальник
 РОВС-а генерал-майор Владимир Григорьевич Харжевский.
 Ген. Харжевский родился в 1892 году. В 1914 году будучи студентом Горного
 Института Императрицы Екатерины Второй, поступил в Императорскую Армию. Он
 участвовал во многих боях и дослужился до чина штабс-капитана.
 Революция застала В. Г. Харжевского на Румынском фронте. В 1918 году в январе,
 мятежное время заставило полковника Дроздовского формировать отряд, куда и
 поступил В. Харжевский.
 26 февраля 1918 года отряд полковника Дроздовского двинулся в Легендарный поход
 Яссы-Дон. Отряд пошел в гостеприимный, Тихий Дон, на свет ярких звезд Каледина,
 Корнилова...
 Памятен день 25-го апреля - День Пасхи. За город Новочеркасск шел большой бой и...
 вдруг на помощь казакам пришли батареи отряда Дроздовского и открыли меткий
 огонь во фланг залегшей пехоты и конницы красных... Одно время было заколебалась
 наша сторона, но тут подошел и Дроздовский броневик <Верный>> Красные были
 ошеломлены, дрогнули и обратились в бегство ... Новочеркасск был спасен...
 Отряд Дроздовского влился в Добровольческую Армию, Вл. Гр. Харжевский был боевым
 офицером и за боевые успехи дослужился до чина Ген. Майора и был последним
 Начальником Дроздовской Дивизии.
 В 1920 году Белые Воины с Главнокомандующим генералом Врангелем эвакуировались в
 Галлиполи и на Лемнос. Генерал Харжевский попал в Галлиполи и после переехал в
 Болгарию.
 Но жажда к учению не давала покоя и он пешком пошел в Чехию, успешно перейдя ее
 границу. В Чехии В. Г. Харжевский поступил в Горный Институт, кончил его и
 получил диплом Горного Инженера.
 В 1949 году генерал поехал в Марокко, где служил бухгалтером в фирме Рено. В
 1956 году Владимир Григорьевич приехал в Америку - Нью Йорк и поступил в
 строительную компанию проэктировщиком. В 1964 году он вышел на пенсию и
 поселился в Лейк-вуде, Нью Джерси.
 После смерти Начальника РОВС-а Генерала Лампе, Вл. Гр. Харжевский возглавил РОВС
 и в 1980 году по болезни передал управление назначив Начальником РОВС-а капитана
 М. Осипова. Генерал Харжевский был также Председателем Общества Галлиполийцев.
 Спокойный, тихий, малоразговорчивый Владимир Григорьевич был любим и уважаем
 всеми с кем он делил все невзгоды 1-ой Мировой и Гражданской войн и периода
 скитаний, скитаний Белого Воина. Он был прекрасным Офицером Императорской Армии,
 ценившим жизнь каждого воина.
 Тяжело переживает эту потерю супруга Лидия Петровна и с ней вместе все Белые
 воины, особенно Дроздовцы.
 Все мы выражаем глубокое сочувствие вдове умершего, а Офицеру Императорской
 Армии Генерал-майору Владимиру Григорьевичу Харжевскому, да будет Вечная Память!

 Профессор Н.В. Федоров
 Председатель Тройственного Союза Казаков Дона, Кубани и Терека.
 Атаман Донских Казаков в Зарубежья.

 БЛАГОДАРНОСТЬ
 Не имея возможности поблагодарить всех, кто выразил мне сочувствие в постигшем
 меня большом горе, утраты моего супруга генерала В. Г. Харжевского, я прибегаю к
 прессе.
 Благодарю, сердечно, глубокоуважаемых и дорогих О. Валерия Лукьянова и О.
 Митрофана Зноско за их торжественное и проникновенное отпевание и слово о
 покойном генерале и также старосту Александра Невского Храма В. Ст. В. М.
 Ажогина и прекрасный хор при богослужении ...
 Благодарю всех Белых Воинов, которые пришли отдать последний долг своему
 старшему воину и командиру, кадет присутствовавших при отпевании и вынесших на
 плечах гроб с почившим генералом и отнесших его до могилы вечного упокоения.
 Благодарю Галлиполийцев и Белых Казаков, сказавших свое теплое слово и
 приславших мне свое сочувствие, милых дам за их ласковое внимание ко мне в эти
 дни; Заведующую столовой в Ново-Дизеево за прекрасную сервировку на поминальном
 обеде. Особая моя благодарность старшему Дроздовцу Н. Е. Новицкому за его
 большую и прекрасную распорядительность во всем и сестре милосердия Дроздовской
 Дивизии Т. И. Тамм, тяжелому инвалиду. Ее привезли в коляске, чтобы дать ей
 возможность проститься с Ее Командиром.

 С большим уважением ко всем! Л. Харжевская
 Lakewood, N.J. June 28, 1981
[attachment=2]
На фото: Харжевский В.Г. - второй слева
[attachment=3]
Отпевание в церкви. США. 1981г.

ХАРЖЕВСКИЙ ВЛАДИМИР ГРИГОРЬЕВИЧ (1892 – 1981)
 Владимир Григорьевич Харжевский родился 19 мая 1892 г. в семье личного почетного гражданина Литинского уезда Подольской губернии. По вероисповеданию был православным. Окончил Винницкое реальное училище с дополнительным курсом.
 30 сентября 1911 г. Владимир Харжевский поступил на военную службу вольноопределяющимся. 17 октября был приведен к присяге, а 11 декабря произведен в ефрейторы. 18 февраля 1912 г. ефрейтор Харжевский был зачислен в учебную команду 47-го пехотного Украинского полка и 5 ноября произведен в младшие унтер-офицеры.
 По тогдашним правилам унтер-офицеры из вольноопределяющихся могли пройти испытания на чин прапорщика армейской пехоты запаса (этот чин на действительной воинской службе в русской императорской армии был отменен в конце X?X в. и оставался только для офицеров запаса). Когда документы В.Г. Харжевского о производстве в прапорщики были получены и рассмотрены в Главном штабе, петербургское начальство запросило штаб 12-й пехотной дивизии, в которую входил 47-й полк, к какой национальности принадлежит унтер-офицер Харжевский и его однополчанин унтер-офицер Пенджула. Из штаба дивизии в Главный штаб пришел ответ: «Унтер-офицеры Харжевский и Пенджула принадлежат к русской национальности».
 В итоге, выдержав соответствующие испытания в летнем лагере, Владимир Харжевский был произведен в чин прапорщика армейской пехоты запаса и 4 августа 1912 г. уволен в запас с зачислением по Литинскому уезду Подольской губернии. В документе, приложенном к его послужному списку, отмечалось, что он «может быть учителем новобранцев».
 Поскольку в запас Харжевский ушел в августе, то поступать в какое-либо учебное заведение было уже поздно. Вероятнее всего в следующем, 1913 г., он поступил в престижный Екатерининский Горный институт в Петербурге (корпуса этого института и сегодня можно видеть на Васильевском острове, на набережной Невы).
 Учебу прервала начавшаяся 1 августа 1914 г. мировая война. Студент Владимир Харжевский был призван на действительную воинскую службу в чине прапорщика армейской пехоты и направлен в один из второочередных пехотных полков, формировавшихся уже после начала военных действий. В составе этого полка прапорщик Харжевский принял участие в боях на Северо-Западном фронте. Позднее, в 1916 г., его полк среди других частей был переброшен на Юго-Западный фронт, где летом 1916 г. велись наиболее активные операции против австро-германских войск. Позднее полк был переброшен на новый фронт - Румынский.
 С определенными оговорками В.Г. Харжевского можно было бы отнести к категории кадровых пехотных офицеров русской армии, которые почти полностью были выбиты за три года войны (осенью 1917 г. в пехотных полках оставалось по 1 - 2, в лучшем случае по 3 – 4, кадровых офицера из тех, с кем полк выступил на войну летом 1914 г.). За годы войны он был неоднократно ранен. О его храбрости свидетельствует производства в следующий чин и полный набор орденов, полагавшийся офицеру–фронтовику: он дослужился до чина капитана и был награжден орденами Св. Анны VI ст. с надписью «За храбрость», Св. Станислава III ст. с мечами и бантом, Св. Анны III ст. с мечами и бантом, Св. Станислава II ст. с мечами, Св. Владимира IV ст. с мечами и бантом.
 На Румынском фронте и застал капитана В.Г. Харжевского Октябрьский переворот. Армия разлагалась на глазах, хотя на Румынском фронте части сохраняли свою дисциплину и боеспособность дольше, чем на других. В этих условиях офицер–фронтовик вступил в Отряд русских добровольцев Румынского фронта, который формировал в Яссах полковник М.Г. Дроздовский.
 В рядах отряда капитан В.Г. Харжевский совершил поход на Дон. Затем в составе 3-й дивизии Добровольческой армии участвовал во 2-м Кубанском походе, обороне Донецкого каменноугольного бассейна. Весной 1919 г., уже произведенный в чин подполковника, как и другие дроздовцы–первопоходники, был награжден медалью за поход Яссы – Дон.
 Во время наступления Добровольческой армии на Москву летом – осенью 1919 г. В.Г. Харжевский в чине полковника командовал стрелковым батальоном, а позднее 2-м Дроздовским стрелковым полком. В марте 1920 г. вместе с Дроздовской дивизией эвакуировался из Новороссийска в Крым, затем в составе Русской армии воевал в Северной Таврии, за боевые отличия был произведен в генерал–майоры.
 В октябре 1920 г. генерал В.Г. Харжевский временно принял командование Дроздовской дивизией. В этих последних боях большие потери понес именно 2-й Дроздовский стрелковый полк, которым он прежде командовал. 27 октября был получен приказ генерала П.Н. Врангеля о сосредоточении ударной группы, в состав которой были включены 1-й и 2-й Дроздовские стрелковые полки и части генерала Ангуладзе. Начальник Дроздовской стрелковой дивизии генерал–майор А.В. Туркул из-за приступа возвратного тифа выбыл из строя, и дивизию возглавил В.Г. Харжевский; ему же было приказано возглавить и ударную группу. Утром 28 октября началось наступление ударной группы. Прорыв удался, было захвачено около тысячи пленных и два орудия, но красные подтянули резервы, и наступление стало захлебываться. Усилив нажим, красные вынудили дроздовцев отступить. Пришедшая на подмогу белая конница опоздала на два часа и лишь отчасти смогла повлиять на исход боя. Днем красным удалось овладеть Юшуньской и Чонгарской позициями, но усилия дроздовцев не были напрасными: благодаря их отчаянно храбрым атакам красных удалось задержать и дать возможность эвакуацию Севастополя провести организованно (в отличие от Новороссийска и Одессы).
 Пришедшие в Севастополь дроздовские части погрузились на транспорт «Херсон», который 2 ноября 1920 г. взял курс на Константинополь. В числе других подразделений 1-го армейского корпуса генерала А.П. Кутепова дроздовцы высадились на полуострове Галлиполи, где разместились в палатках. В Галлиполи Дроздовская стрелковая дивизия была сведена в Дроздовский стрелковый полк; командиром его был назначен генерал А.В. Туркул, командиром 1-го стрелкового батальона - генерал В.Н. Чеснаков, 2-го стрелкового батальона – подполковник А.З. Елецкий, Офицерского батальона – генерал В.Г. Харжевский.
 В 1921 г. вместе с другими частями Русской армии дроздовцы были перевезены в Болгарию и размещены в городах Свищеве, Севлиево, Орхание (ныне Ботевград).
 В Болгарии В.Г. Харжевский прослужил до 1924 г., когда стало ясно, что весенний поход, планировавшийся первоначально на весну 1921 г., откладывается на неопределенный срок. Уже отбыли в Чехословакию первые сотни студентов–галлиполийцев. В Болгарии и Сербии русские военные уже перешли на самообеспечение.
 1 сентября 1924 г. главком Русской армии генерал-лейтенант П.Н. Врангель издал свой приказ № 82 о преобразовании армии в Русский общевоинский союз. Именно этим днем датируется послужной список генерал-майора Харжевского. С декабря 1923 г. он был заместителем председателя Общества галлиполийцев в Болгарии, должность по службе – председатель суда чести офицеров гарнизона города Севлиева. В послужном списке была, помимо даты, указана болгарская столица – София - как место, где он был составлен и заверен подписями командира Дроздовского полка генерала Туркула и полковника Андреевского.
 Из Софии В.Г. Харжевский в сентябре 1924 г. уехал в Прагу.
 Ко времени его переезда в Праге и ее пригородах проживали несколько сотен чинов белых армий. Главным образом это были студенты–галлиполийцы. В Чехословакии существовали отделы и отделения русских эмигрантских воинских организаций, в первую очередь РОВС и Галлиполийское землячество. Первым председателем Галлиполийского землячества Праги был поручик Г.И. Ширяев. Он приехал из Галлиполи в 1922 г. и тогда же основал землячество. В 1923 г. Г.И. Ширяев был приглашен ассистентом на кафедру ботаники в Брно, в тамошний университет, и новым председателем землячества стал дроздовец капитан П.М. Трофимов. Приехав в Прагу, В.Г. Харжевский поступил в Горный институт. Учебу он совмещал с работой в русских воинских организациях: он возглавил галлиполийские организации в Чехословакии, которые к середине 1920-х гг. образовались в крупных городах по всей стране, включая Подкарпатскую Русь, которая считалась бедной и отсталой окраиной.
 В Галлиполийском землячестве Праги заметную роль играли именно дроздовцы: заместителем председателя был капитан Г.А. Орлов – офицер 3-й Дроздовской артбатареи, в правление избирались капитаны А.К. Павлов и Г.В. Студенцов, поручик М.М. Ситников. В Галлиполийском землячестве также состоял седоусый ветеран четырех войн полковник А.К. Фридман, в прошлом заместитель командира 1-го Дроздовского стрелкового полка.
 Помимо легальной работы – руководство галлиполийскими организациями - генерал В.Г. Харжевский вел еще и нелегальную работу по линии РОВС. Б.Н. Прянишников в своей книге «Незримая паутина» упоминает о том, что после трагической гибели генерала А.П. Кутепова из всего его наследия сохранялась небольшая группа в Чехословакии, подчинявшаяся генералу В.Г. Харжевскому. С некоторой уверенностью можно утверждать, что в состав этой группы входили капитан 1-го ранга Я.И. Подгорный, подполковник В.В. Альмендингер, капитан П.М. Трофимов и подпоручик Д.Ф. Пронин. (Именно Пронин, артиллерист-дроздовец, предупреждал дроздовца П.М. Трофимова накануне его вылазки в СССР о возможном предательстве со стороны одной из иностранных разведок. В конце 1929 г. капитан Трофимов нелегально перешел советскую границу, был схвачен чекистами и погиб. Спустя несколько недель погиб и генерал Кутепов.) Генерал Кутепов, лично знавший Харжевского, неоднократно в 20-х гг. посещал Чехословакию. В январе 1927 г. в сопровождении Харжевского он приезжал в Братиславу. Пробыв в словацкой столице два дня, Кутепов провел многочисленные встречи и беседы с офицерами, солдатами и казаками. Из Братиславы вернулся в Прагу, а оттуда в Париж. В марте 1929 г. он вновь посетил Прагу, где встречался с генералом Харжевским.
 В 30-х гг., после похищения генерала Кутепова и в связи с изменившейся международной обстановкой, нелегальная работа группы генерала Харжевского была свернута. Одновременно активизировалась работа с подрастающим поколением русской эмиграции. Многие эмигранты, жившие в Чехословакии, отдавали своих детей в летние лагеря, которые организовывали галлиполийцы. Воспитательницами в детских садах работали русские дамы – галлиполийки (в частности, супруга полковника Фридмана Вера Александровна Фридман, урожденная Андреянова, и Наталия Геннадиевна – супруга инженера-поручика П.Ф. Умрихина, тоже дроздовца). Многие русские дети были крестниками и духовными чадами архимандрита Исаакия, в прошлом капитана Дроздовской дивизии И.В. Виноградова. Помимо пастырского служения, о. Исаакий работал с организацией «Витязи».
 Тем временем сам генерал В.Г. Харжевский, в 1920-е гг. успешно закончивший Горный институт, работая горным инженером, имел возможность использовать свои служебные командировки для поддержания связей между галлиполийскими организациями в самой Чехословакии и в некоторых других европейских странах. В частности, бывая в Болгарии, он всегда находил время для встреч со своими боевыми товарищами, в первую очередь - с полковником В.П. Коньковым. (Вернувшийся в Россию из германского плена в 1919 г., полковник Коньков добровольно вступил в Вооруженные силы на юге России, из штаба Дроздовской дивизии его направили в Ворожбу, где стоял стрелковый батальон 1-го полка, которым командовал Харжевский, и где состоялось их знакомство. Позднее, уже в Крыму, полковник Коньков командовал батальоном в 1-м Дроздовском стрелковом полку.)
 Так прошли для генерала В.Г. Харжевского 30-е гг. В то время он встречался и с приезжавшим в Прагу генералом Е.К. Миллером, сменившим генерала А.П. Кутепова на посту председателя РОВСа и также похищенным ОГПУ.
 В 1939 г. Чехословакия была оккупирована нацистской Германией. Не желая сотрудничать с немцами, В.Г. Харжевский отошел от дел, тем более что оккупационные власти решили установить свой порядок в русских эмигрантских воинских организациях в Богемско-Моравском протекторате. Часть русских военных, живших в протекторате, признала главенство генерал-майора А.А. фон Лампе, проживавшего в Берлине (германские власти назначили его председателем Объединения русских воинских союзов).
 Неизвестно, встречался или нет В.Г. Харжевский со своим старшим товарищем – генералом Туркулом, когда тот приезжал в Прагу в ноябре 1944 г. и принимал участие в работе съезда Комитета освобождения народов России. В отличие от Туркула, Харжевский уклонился от участия в Русском освободительном движении. Тем не менее весной 1945 г. при приближении советских войск генерал Харжевский, как и многие другие галлиполийцы и чины РОВСа, не сотрудничавшие с немцами и не принимавшие участия в Русском освободительном движении, покинул Прагу: он вполне резонно полагал, что большевики будут сводить счеты со своими противниками и спустя четверть века после окончания Гражданской войны.
 После капитуляции нацистской Германии генерал В.Г. Харжевский какое-то время жил в западной зоне оккупации. Но позднее он переехал в Северную Африку – в Марокко. Там он принял деятельное участие в организации отделений РОВСа и Общества галлиполийцев, став председателем последнего. Так, при его участии в ноябре 1952 г. в Марокко русская эмигрантская колония отметила День непримиримости в годовщину большевистского переворота.
 Спустя несколько лет В.Г. Харжевский смог эмигрировать в США (с начала 1950-х гг. в США, дождавшись эмиграционных квот, эмигрировали из Старого Света многие члены белых армий, как участвовавших в годы Второй мировой войны в Русском освободительном движении, так и уклонившихся от участия в нем). Поселился он в Нью-Йорке. В самом Нью-Йорке, в штате Нью-Йорк и в соседнем штате Нью-Джерси еще в начале 1950-х гг. обосновалось немало русских военных, включая галлиполийцев и ветеранов Дроздовских частей.
 В 50-х гг. генерал В.Г. Харжевский вместе с полковником А.М. Лавровым и капитаном А.К. Павловым выпускал ежемесячный журнал Общества галлиполийцев в США «Перекличка». Была налажена связь с руководством РОВСа в Европе, с отделами РОВСа и галлиполийцами в различных странах мира. Журнал и должен был заменить недостающее звено в цепи, связывавшей ветеранов Белой борьбы, ибо прежние издания галлиполийцев («Галлиполиец», выходивший во Франции, и «Галлиполийский вестник», выходивший в Болгарии), закрытые в годы Второй мировой войны, не возобновлялись. Со своим однополчанином А.К. Павловым Харжевский был знаком хорошо: они вместе работали в пражском Галлиполийском землячестве в 20 - 30-е гг. А.М. Лавров возглавлял Галлиполийское землячество в Братиславе и, как говорили русские люди, знавшие его, в первые послевоенные годы он активно помогал бывшим советским гражданам, которые пытались избежать насильственной выдачи советской стороне.
 К сожалению, на рубеже 1950 - 1960-х гг. между издателями «Переклички» произошло недоразумение, и в итоге капитан Павлов основал свой журнал, который стал называться «Наша перекличка», а подполковник Лавров основал журнал «Единая Россия». Однако обоим изданиям была суждена недолгая жизнь: после выхода одного или двух номеров перестало выходить издание подполковника Лаврова, а в 1963 г. со смертью капитана Павлова закрылся и журнал «Наша перекличка». Возможно, что генерал Харжевский и пытался наладить выпуск какого-либо нового издания галлиполийцев в США, но оно так и не появилось.
 В 1967 г., в связи с кончиной начальника РОВСа генерал-майора А.А. фон Лампе, генерал В.Г. Харжевский вступил в должность начальника РОВСа, одновременно оставаясь председателем Общества галлиполийцев. В это время политический строй СССР казался незыблемым. Демократические правительства Западной Европы и США строили отношения с наследниками кровавого большевистского режима как с равноправными и легитимными партнерами. Во Вьетнаме войска США увязали все глубже и глубже в трясине локальной войны. В Латинской Америке то там, то здесь заявляло о себе левое партизанское движение прокубинской и просоветской ориентации. В этих условиях перед руководством РОВСа вставали иные задачи, нежели до 1945 г., когда Российское зарубежье жило надеждами на новый «Кубанский поход». Теперь нужно было направить усилия на сохранение памяти о Белом движении в надежде на то, что ее удастся в будущем донести до русских людей. Именно поэтому в 70-х гг. столь актуальной задачей стало написание истории Дроздовской дивизии. К тому времени уже были изданы книги о своих прославленных частях корниловцами и марковцами. Теперь очередь была за дроздовцами.
 Еще в 1937 г. в Белграде вышла книга воспоминаний генерал-майора А.В. Туркула «Дроздовцы в огне», в подзаголовке которой стояло: картины гражданской войны 1918 - 1920 гг. в обработке Ивана Лукаша. По свидетельствам детей русских эмигрантов «первой волны», чьи отрочество или юность пришлись на вторую половину 1930-х гг., «Дроздовцы в огне» были их настольной книгой. Уже после Второй мировой войны вышли в свет сборник воспоминаний дроздовцев–артиллеристов «Седьмая Гаубичная, 1918 - 1921» и мемуары бывшего начальника Дроздовской дивизии генерала В.К. Витковского «В борьбе за Россию». Однако дроздовцами, по сравнению с их коллегами – ветеранами именных полков Добровольческой армии, было сделано мало.
 Нельзя сказать, что такой работы не велось вовсе. Сам Харжевский, еще живя в Праге, вел активную переписку со своими однополчанами, жившими не только в Чехословакии, но и во Франции и в Болгарии. Помимо сбора материалов по истории Дроздовской дивизии, Владимир Григорьевич собирал материалы по истории своего полка, в котором служил в войну 1914 - 1917 гг. Однако весь свой архив он вынужден был оставить в 1945 г. Тем не менее что-то удалось восстановить по памяти, какие-то бумаги, по всей вероятности, он смог сберечь.
 Наконец в 1973 - 1975 гг. в Мюнхене вышел двухтомник капитана В.М. Кравченко «Дроздовцы от Ясс до Галлиполи». И среди источников, указанных Кравченко, фигурируют неизданные «Заметки» генерала Харжевского.
 1970-е гг. были годами медленного угасания русских эмигрантских воинских организаций: возраст и нездоровье давали о себе знать.
 В 1979 г. по состоянию здоровья генерал В.Г. Харжевский был вынужден оставить пост начальника РОВСа. Его преемником стал капитан М.П. Осипов, проживавший во Франции.
 Скончался В.Г. Харжевский в городе Лейквуде, штат Нью-Джерси, 4 июля 1981 г. Похоронили его на кладбище Ново-Дивеевского монастыря в Лейквуде. 29 декабря 1986 г. скончалась его вдова - Лидия Петровна Харжевская.
 В 1980-х гг. в «Часовом» появилось сообщение о сооруженном на могиле генерала Харжевского памятнике. Само Ново-Дивеевское кладбище является ныне одним из наиболее значительных воинских некрополей Российского зарубежья.
 Литература:
 Кравченко Вл. Дроздовцы: от Ясс до Галлиполи. Т. 1. Мюнхен, 1973; Т. 2. Мюнхен, 1975.
[attachment=4]
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 15.07.2011 • 18:12
Капитан-дроздовец ВИНОГРАДОВ И.В.
[attachment=1]
Родился в Петербурге 12 февраля 1895 года. 16 февраля был крещен и получил имя Иоанн. Отец был учителем в земской начальной школе. Мать тоже преподавала в школе.
 В 1913 г. После окончания 1-го Реального училища в Санкт-Петербурге Иван Васильевич Виноградов блестяще сдал вступительные экзамены в Санкт-Петербургскую Духовную академию. При академии был храм, где в день праздника в честь иконы Казанской Божией Матери 22 октября 1914 года будущий архимандрит был посвящен в стихарь. Однако Ивану не суждено было скорое осуществление заветной мечты стать священником. Ему предстояло еще перенести жестокие испытания. В 1914 году началась Первая мировая война. Ивана Васильевича Виноградова мобилизовали в армию. 1 октября 1916 года Иван Виноградов был произведен в офицеры и направлен на Румынский фронт.
 После октябрьской революции 1917 года началась гражданская война. Будущий архимандрит остался верным присяге Царю и Отечеству. Он вступил в ряды Добровольческой армии – в отряд полковника Дроздовского рядовым. Отряд этот в мае 1918 года влился в состав армии генерала Деникина. В мае Ивану Виноградову присвоили звание капитана. Он был дважды ранен в сражениях под Ростовом-на-Дону, лечился в госпитале. После разгрома армии Врангеля Ивану Виноградову пришлось покинуть Россию. Русская армия за границей оказалась в тяжелейших условиях, средств для существования не было, надежда вернуться на Родину угасала. Капитан Виноградов вступает в Галиполийское землячество, участвует в ряде конференций общины «Христианское движение». В 1926 г. Иван Виноградов был зачислен в Свято-Сергиевский Богословский институт. 20 февраля 1927 года, отмечая большие дарования студента Ивана Виноградова и идя навстречу его желанию, митрополит Евлогий постриг его в монашество с именем Исаакий – в честь преподобного Исаакия Далматского.
 24 февраля, в день 1-го и 2-го Обретения главы святого Иоанна Предтечи в Александро-Невском храме Владыка Евлогий рукоположил молодого монаха Исаакия в иеродьякона..
 18 июня 1928 года, в день празднования в честь Боголюбской иконы Божией Матери, митрополит Евлогий рукоположил иеродьякона Исаакия в иеромонаха.
 После успешного окончания института иеромонаха Исаакия направили служить в Прагу помошником к епископу Сергию (Королеву).
 2 февраля1933 года иеромонах Исаакий был возведен в сан игумена. Через три года, в 1936 году, 14 января, он становится архимандритом. В 1945 году в Праге начались аресты русских эмигрантов. Отец Исаакий был арестован 24 мая 1945 года отделом контрразведки «Смерш» и этапирова в тюрьму №4 города Львова. Военным Трибуналом Львовского военного округа 27-30 июля осужден на основании ст. ст. 58-2, 58-4 и 58-11 к 10 годам ИТЛ. Из Львова архимандрита Исаакия повезли в Карлаг (Карагандинский лагерь). Прибыв на станцию Карабас (Карагандинская ж/д), он попал при распределении в тюрьму в поселке Долинка, где с 23 сентября начал отбывать наказание. Изнурительный труд, невыносимые условия жизни сделали свое дело: отец Исаакий сильно заболел, и после переосвидетельствования тюремной врачебно-медицинской комиссией его госпитализировали (по определению Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 5.02.1946 ). Из лагеря отбыл 4 мая 1946. Все это время епископ Сергий непрестанно ходатайствовал об освобождении архимандрита Исаакия. Тяжелейшее состояние здоровья батюшки, а главное, святые молитвы Владыки и осиротевших духовных чад привели, наконец, к долгожданной свободе. Отца Исаакия освободили 3 мая 1946 года. Постоянным местом жительства ему определили город Актюбинск, где он должен был встать на учет в милиции. Затем архимандрит Исаакий с архиепископом Николаем (Могилевским). Владыка Николай взял архимандрита Исаакия в Алма-Ату, добился для него прописки, назначил настоятелем в Казанскую церковь. Затем отец Исаакий десять лет был настоятелем Никольского кафедрального собора.
 [attachment=4]
 В конце 1957 года в Казахстанскую епархию пришла телеграмма от Святейшего патриарха Алексия (Симанского), в которой он предписывал архимандриту Исаакию прибыть в Москву. 30 декабря 1957 года отец Исаакий покинул столицу Казахстана Алма-Ату. В Москве архимандрита Исаакия тепло принял Святейший Патриарх Алексий, который направил его в Троице-Сергиеву Лавру с намерение оставить там преподавателем. Более трех месяцев отец Исаакий был насельником Лавры, но в прописке бывшему белогвардейскому офицеру, жившему за границей 25 лет, было отказано. Вновь архимандрит Исаакий встречается со Святейшим Патриархом и на сей раз получает назначение в город Елец Липецкой области Воронежской епархии настоятелем и благочинным Вознесенского собора. Получив в Воронеже благословение Владыки митрополита Иосифа, архимандрит Исаакий прибыл в Елец 5 апреля 1958 года, и прослужил там 23 года - до самой кончины.
 Святейший Патриарх Пимен удостоил архимандрита Исаакия права служить при открытых царских вратах. Ему были пожалованы два ордена святого равноапостольного великого князя Владимира – II и III степени. Скончался архимандрит Исаакий 12 января 1981 года. Ныне множество паломников стекается к его могиле. Все служат ему панихиды, просят архимандрита о помощи и получают душевное утешение, телесное исцеление. Примеров тому много.
 *****
Могила архимандрита Исаакия в городе Ельце

 Вся информация для этого раздела предоставлена историком Дарьей Ивановной Болотиной.

 Город Елец - место последнего постоянного (23 года) служения и упокоения архимандрита Исаакия (в миру - капитана 2-го офицерского ген. Дроздовского полка И.В. Виноградова, автора стихов знаменитого "Дроздовского марша" - "Из Румынии походом..."). Кап. Иван Васильевич Виноградов - участник I-й Мир. войны на Румынском фронте, в Гражданскую войну в отряде Дроздовского практически с момента его основания - и до эвакуации Крыма в Дроздовских частях. Галлиполиец. В 1927 г. окончил прерванное войной богословское образование (до войны учился в СПб. Духовной Академии) в ин-те им. преп. Сергия Радонежского (Париж), пострижен в монашество Митрополитом Евлогием (Георгиевским) с именем Исаакий, рукоположен в иеродиакона, затем в иеромонаха и направлен в Прагу, служил в Соборе Свт. Николая на Старом Мясте и в храме Успения Б.М. на Ольшанском кладбище, законоучитель русских школ Праги и её окрестностей. Главный священник РОВС. В 1945 г. арестован советскими спецслужбами, осужден на 10 лет и отправлен в Карагандинский концлагерь. По ходатайству Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского)
 освобождён в 1946 г. (очевидно, лагерное начальство было уверено, что о. Исаакий скоро умрёт). 10 лет служил в Кахастане - сначала в Актюбинске, затем настоятель Алма-Атинского кафедрального собора. В 1958 г. отправлен настоятелем кафедры Вознесенского собора и благочинным в г. Елец. Скончался 14 января 1981 г. в возрасте 86 лет без одного месяца, похоронен на местном кладбище.
[attachment=2]
Крест на могиле отца Исаакия.
[attachment=3]
Памятник отцу Исаакию.

Как добраться до кладбища.
 Кладбище расположено рядом с автотрассой Москва - Воронеж. Междугородным автобусом необходимо ехать до автостанции № 2 (от ж/д вокзала до неё необходимо сначала добраться ещё на городском автобусе № 1, который идёт через весь город, мимо местных музеев, храмов и др. достопримечательностей - можно приметить и потом осмотреть - и мимо Вознесенского Собора, в котором очень даже следует побывать. По размерам легко спорит с Казанским в Петербурге и ХХС в Москве! Много икон, выполненных по благословению о. Исаакия, главная святыня - две большие частицы мощей свтт. Митрофана Воронежского и Тихона Задонского в общем большом золотом ковчеге). У автостанции № 2 перейти по перекидному мосту трассу Москва-Воронеж, идти перпендикулярно ей (за спиной трасса остаётся) около 1 км до кладбищенских ворот (слева по ходу). На площади сразу за воротами свернуть направо - там есть указатель "к могилке о. Исаакия". Это недалеко от ворот, найти труда особого не составляет.
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 17.07.2011 • 22:35
Архиепископ БЕЛЬГИЙСКИЙ и БРЮССЕЛЬСКИЙ ВАСИЛИЙ (В.А. Кривошеин)
[attachment=1][attachment=2]
НАВСЕГДА С РОССИЕЙ.
     Несколько лет тому назад я была в Брюсселе и брала интервью у архиепископа Брюссельского и Бельгийского Симона (Ишунина). В его кабинете висят портреты предшественников, в разные годы возглавлявшие эту кафедру. Среди них и портрет Владыки Василия (Кривошеина). Судьба его, пастырское и литературное наследие настолько интересны, что сегодня в России многие обращаются к его опыту.
     Мы представляем здесь редкую возможность познакомиться с воспоминаниями Владыки Василия (в миру Всеволод Кривошеин). Они написаны совсем молодым человеком, в те смутные и тревожные годы ему было около девятнадцати лет. Он родился в Петербурге 19 июня 1900 года в семье А.В. Кривошеина, Министра земледелия и землеустройства, в правительстве Государя императора Николая II. Февральская революция застала Всеволода студентом филологического факультета Петроградского университета. Эти события, очевидцем которых он стал, потрясли его. Трое из его старших братьев уже были в действующей армии. Переехав вскоре в Москву, Всеволод решает перебраться на юг, перейти фронт и вступить в ряды Добровольческой армии. " Все в советском строе стало мне к тому времени неприемлемым и отвратным, и вместе с тем я осознал, что для меня нет в нем места. Я не в силах был сидеть сложа руки", - пишет он. Интересен рассказ молодого Всеволода, что перед дорогой его тетушка надела на него нательный образок великомученицы Варвары. Тогда еще будущий монах по своей малоцерковности не знал, что Великомученица Варвара спасает от неожиданной и насильственной смерти, и тем не менее он молился ей всю дорогу как умел. С Божией помощью он уходил от, казалось, неминуемой смерти. Бог спасал его много раз от расстрелов, тюрьмы, ран и стихии. Поражение Деникина, Врангеля и Колчака привело к исходу Белой армии с юга России. Всеволод отступал вместе со всеми, из Новороссийска он прибыл в Каир, а потом в середине 1920 года в Константинополь. В начале 1921 года он оказывается в Париже со всеми оставшимися в живых членами своей семьи. Здесь он поступает в Сорбонну и одновременно принимает участие в съездах православной молодежи. В 1924 году он записывается студентом в только что основанный митрополитом Евлогием Свято- Сергиевский Богословский институт , а через несколько месяцев Всеволод едет с группой студентов на экскурсию на Афон. Это посещение настолько потрясает его, что он решает остаться здесь навсегда. На Святой Горе он проводит более двадцати лет и здесь же принимает постриг. Потом будет Оксфорд, Бельгия и опять Россия.
     Удивительный путь прошел Архиепископ Василий (Кривошеин), от студентапатриота, с нательным образом великомученицы Варвары, до известнейшего архипастыря, доктора богословия, знаменитейшего патролога, написавшего фундаментальные труды об аскетическом и догматическом учении святителя Григория Паламы и преподобного Симеона Нового Богослова.
     Первым его послушанием на Афоне была работа в мастерской отца Матфея по починке облачения, а следующим - за два года выучить греческий язык в совершенстве. Он выучил современный греческий и древнегреческий и владел ими в совершенстве, не хуже чем русским, французским и английским. Вскоре молодого монаха назначили монастырским секретарем-грамматиком, в обязанности, которого входила переписка с афонским Кинодом, Вселенской Патриархией и греческими правительственными учреждениями. Затем монах Василий стал членом монастырского Совета и его почти ежегодно посылали вторым чрезвычайным представителем русского Пантелеимонова монастыря на общеафонские собрания двадцати монастырей, где решались и обсуждались наиболее важные святогорские вопросы. С 1942 года он становиться постоянным представителем монастыря в Киноте (Афонском парламенте), а в 1944-45 годах и членом Эпистафии (Афонского административного округа). Надо сказать, что то были десятилетия, далеко не лучшие для Святой Горы. Если в 1925 году, когда Всеволод Кривошеин попал на Афон вместе с архимандритом Софроний (Сахаровым), братии в русском монастыре насчитывалось 550 человек, то в 1947 году было только 180. Одна из серьезных причин такого сокращения - это ограничительные меры греческих властей против приезда иностранцев на Афон, распространившиеся и на русских эмигрантов. Монах Василий как монастырский секретарь и представитель в Киноте многие годы боролся против таких ограничений. Понятно, что это вызвало недовольство у лиц, враждебных русскому монашеству на Афоне, а потому в сентябре 1947 года отец Василий вынужден был оставить Святую Гору. Прошло тридцать лет, и он опять ступил на эту благословенную землю, но уже как архипастырь Русской Православной Церкви.
     По приезде в Оксфорд о. Василий был рукоположен в иеромонаха; а в 1959 году состоялась в Лондоне его хиротония и он был назначен епископом на бельгийскую кафедру Московской Патриархии.
     Как- то в семидесятые годы, в Пюхтицком Успенском женском монастыре, игумен Серафим с Афона вспоминал с огромной теплотой о последнем приезде владыки Василия на Святую Гору: " Дел у меня в монастыре, как говорится, непочатый край. С утра до вечера хожу, хлопочу. И владыка Василий целыми днями за мной ходил и, очень часто просил поисповедовать его, а я даже удивлялся этому. Видно, святое место обострило духовное зрение человека, чувствовавшего приближение Вечности, и он старался очистить душу от всех нераскаянных грехов". Как тут не вспомнить слова покойного митрополита Нижегородского и Арзамасского Николая об огромном опыте духовного делания Архиепископа Василия (Кривошеина). Действительно, только представить какой непростой путь он прошел, сколько испытаний выпало на его долю, в какие тяжелые обстоятельства на грани физической смерти ставила его жизнь, а Бог был всегда рядом и спасал его!
     Многие кто знали Владыку по жизни, особо подчеркивают, что он никого никогда не осуждал. Но и с несправедливостью смиряться не хотел - тут его голос звучал громко и отчетливо. Историки религиоведы знают, какую большую роль сыграли его выступления накануне Поместного Собора Русской Православной Церкви в 1971 году. Голос Бельгийского Архиепископа был одним из немногих, прозвучавших в пользу тайного голосования при избрании будущего Патриарха Пимена.
     В продолжение воспоминаний о Гражданской войне, мы приводим несколько писем, послушника, инока, монаха Василия к своим близким. Счастье, что эти свидетельства его жизни на Афоне дошли до наших дней и были тоже спасены Богом. Для нас они говорят о многом, не только о трудностях монашеской жизни, но и об огромной любви и привязанности к людям. Но главное, что его жизненный путь освещала вера, которую он в своем научном труде "Преподобный Симеон Новый Богослов" назвал "жемчужиной несравненной ценности".
     В одном из некрологов было написано, что кончина Владыки Василия на родной земле видится как явный знак Божьего благословения за длинную, трудную и многострадальную жизнь архипастыря и богослова в служении Русской Церкви и в свидетельстве правды Христовой. Отпевали Владыку в Преображенском соборе в Ленинграде, где когда-то его младенцем крестили. Похоронен он на Серафимовском кладбище, как он часто говорил " в городе на Неве", а теперь вновь как при его рождении Санкт- Петербурге. Н.И.Ставицкая (текст приводится в сокращении, газета "Православная Москва")
 ============================================================
 Архиепископ Бельгийский и Брюссельский Василий (Кривошеин)
 Эти воспоминания подписаны В.А.Кривошеин (Всеволод Александрович
 Кривошеин), Владыка ставил сознательно свое мирское имя под теми
 воспоминаниями, которые относились к разряду "мирских", или
 "светско-гражданских". В тексте сохранены особенности авторской
 орфографии и стиля.
"СПАСЕННЫЙ БОГОМ"
 Предисловие
 Писать о событиях полувековой давности - дело нелегкое. Как ни
 ярко запечатлелись в сознании действительно потрясающие события и
 переживания грозной эпохи революции и гражданской войны в России -
 все, что я лично пережил, видел и слышал, - время многое вырвало из
 памяти, особенно имена и даты. Да и сами переживания, чувства тех
 времен невольно окрашиваются тем, что мне пришлось испытать
 впоследствии в течение долгой жизни. Я это хорошо понимаю и, тем не
 менее, пишу эти воспоминания, как ни далеко и, казалось бы, даже чуждо
 описываемое в них прошлое, которое так различно со всей моей настоящей
 жизнью, с ее духовными и интеллектуальными интересами. Пишу потому,
 что не могу не писать. Хочется высказаться ведь прошлое все ж таки
 живо, да и мне пришлось многое пережить, а поэтому есть, о чем
 рассказать. Не в смысле, конечно, большой истории, - я был слишком
 молод и слишком незначительно было мое тогдашнее положение, чтобы я
 мог быть деятелем исторических событий. Но то, что я лично видел и
 слышал и что испытал, - это я постараюсь рассказать, может быть не
 достаточно объективно, но правдиво и до конца искренне, ничего не
 замалчивая, даже если это не всем понравится. Я хочу рассказать о
 феврале 1917 года в Петрограде, о начале революции и о кульминационном
 моменте гражданской войны в России осенью 1919 года по обе стороны
 фронта. Рассказать, как Бог неоднократно спасал меня от, казалось бы,
 неминуемой смерти.
 Единственное, что я счел возможным добавить к этим "Воспоминаниям"
 - это ряд примечаний, преимущественно исторического характера. Они
 уясняют обстановку описываемых мною событий и делают более понятным
 мой рассказ.
Книгу В.А. Кривошеина "СПАСЕННЫЙ БОГОМ" в электронном виде можно найти в интернете, например, через поисковую систему www.nigma.ru.
[attachment=3]
АРХИЕПИСКОП БРЮССЕЛЬСКИЙ И БЕЛЬГИЙСКИЙ ВАСИЛИЙ (КРИВОШЕИН): БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК

 Владыка Василий (в миру Всеволод Александрович Кривошеин) родился 30 июля 1900 г . в Санкт-Петербурге. Будучи сыном министра Александра Васильевича Кривошеина, он учился на факультетах своего родного города и в Москве .

 Его сочувственное на первых порах отношение к февральской революции 1917 года приводит его в Белую Армию в 1919-м, но, отмороженные руки и нога заставляют его эвакуироваться во Францию в 1920-м. Там он завершает свое обучение на филологическом факультете Сорбонны, не переставая при этом участвовать в русском молодежном движении. Его жизнь, однако, резко меняется после паломничества в 1925 г . на Святую Гору Афон и он решает принять монашество.
 Монашеские обеты были им даны с наречением имени Василий в русском Свято-Пантелеимоновом монастыре. Там он проникается афонским духом под руководством великих старцев той эпохи. Будучи полиглотом и эрудитом, он быстро переходит к административным послушаниям в своей общине: став секретарем, затем членом монастырского совета, он в 1942-45 гг. представляет его в «парламенте» и, в 1944-45 гг. в «правительстве» Святой Горы. Одновременно он посвящает себя изучению православного богословия, особенно патристике (в 1936 г . выходит в свет его исследование о св. Григории Паламе, которое становится «классическим» в этой области).
 Тем не менее, после II Мировой Войны политический контекст греческой гражданской войны заставляет множество русских монахов оставить Афон. Тот же удел в 1947 г . постиг и о. Василия, после 22 лет, проведенных им на Святой Горе.
 Приняв приглашение быть одним из редакторов «Словаря греческого патристического языка», издававшегося в Оксфордском Университете, о. Василий остается в этом городе, где его позднее рукопологают в сан иеромонаха (в юрисдикции Московского Патриархата) 22 мая 1951 г .
 Российское православие в эмиграции представляло собой разделение на три независимых и противостоящих друг другу группы или «юрисдикции»: Зарубежный Синод, связанный с крайним традиционализмом, обусловленным политическим, культурным и духовным наследием прежнего режима; Архиепископия Западной Европы, политически нейтральная и весьма плодовитая в плане богословия, перешедшая в подчинение Константинопольского Патриархата; и Московский Патриархат, в ту эпоху в значительной степени находившийся под контролем советских властей. Именно с последним и связал свою судьбу отец Василий, желавший оставаться в общении с Матерью-Церковью и прямой связи с Россией и ее народом.
 В Оксфорде иеромонах Василий продолжил свои исследования, публикуя статьи в британских, французских, немецких, итальянских или греческих научных журналах, участвуя в международных конгрессах по патрологии, византинистике и догматическому богословию. Важнейшим творением во время его пребывания в Великобритании стало критическое издание писаний преподобного Симеона Нового Богослова, византийского мистика XI века. Эта работа, на которую у него ушло несколько лет, была издана в 1963-65 гг. в знаменитом патристическом собрании «Sources Chretiennes». Блестяще увенчать ее ему удалось уже в 1980 г . изданием биографии преп. Симеона.
 Возведенный в сан архимандрита в 1957 г ., владыка Василий был вскоре призван Церковью к епископскому служению. По избрании его епископом Волоколамским 26 мая 1958 г ., он посвящается в Лондоне 14 июня 1959 г . и назначается викарием патриаршего экзарха Западной Европы (с местопребыванием в Париже). В своей речи на интронизации, новопоставленный епископ произнес:

 «Я счастлив принадлежать к Русской Православной Церкви, Московской Патриархии, Церкви исповедников веры Христовой, высоко держащей яркий светоч Святого Православия. […] Верю, что наше пребывание в Западной Европе не есть нечто случайное, но определено Промыслом Божиим, и что на всех нас возложена задача свидетельствовать пред народами Запада об истине православной веры, распространять ее в инославной среде, содействовать созданию и укреплению Западного Православия с конечной целью воссоединения всего христианского мира во Едину, Святую, Кафолическую и Апостольскую Церковь».

 Отныне его постоянной заботой станет свидетельство о Вселенском Православии и русской культуре.
 Епископу Василию, однако, не пришлось надолго задержаться в Париже. В 1960 г . уже предполагалось, что он займет место недавно скончавшегося бельгийского епархиального архиерея - митрополита Александра (Немоловского). По своем назначении в Брюссель 31 мая 1960 г ., владыка Василий прибыл в бельгийскую столицу 12 июля того же года. Немного спустя, он совершает поездку в Россию, где 21 июля 1960 г . его возводят в сан архиепископа.
 Епархия Московского Патриархата в Бельгии произошла от старейшего в стране православного храма святителя Николая Чудотворца, основанного в Брюсселе в 1862 г . После прибытия в Бельгию первого православного епископа в 1929 г ., храм получил статус «кафедрального собора», а Брюссель стал «кафедральным» городом православного архиерея. Бельгийское государство утвердило сложившееся положение: королевский указ 1937 г . признал за епархией статус «общественно-полезного учреждения», а за ее главой титул «русского православного архиепископа Брюссельского и Бельгийского».
 С назначением владыки Василия в Брюссель, бельгийская православная епископская кафедра приобрела значительный вес. Действительно, как писал «Вестник русского западноевропейского патриаршего экзархата»:
 «Новый епископ занимает в русской иерархии особое положение. Известный благодаря своим знаниям патрологии, он столь же хорошо знаком с греческим Востоком. […] Его лично знают многие иерархи, включая Вселенского патриарха Афинагора и патриарха Александрийского Христофора. […] Русская Церковь приобрела, таким образом, нового епископа-богослова.
 Именно так, с самого своего назначения, роль архиепископа Василия была ясно определена: «иерарх-богослов» представлял Московский Патриархат на четырех Всеправославных консультациях (на Родосе в 1961, 1963 и 1964 гг., в Шамбези в 1968 г.); он участвовал в богословском диалоге с англиканами и старокатоликами (в Вене, 1965 г .), в работе Всемирного Совета Церквей (на ассамблеях в Монреале в 1963-м, и в Упсале в 1968 г .), а также принимал участие в 25-летнем юбилее монашеской общины Тезэ (28-29 августа 1965 г .). Он являлся участником ежегодных богословских коллоквиумов католического Шеветоньского монастыря, а также «литургических недель» Свято-Сергиевского православного богословского института. Разумеется, владыка Василий участвовал и в различных архиерейских встречах Московской Патриархии в России. Во время одной из них, 14 октября 1964 г ., ему была торжественно присуждена степень доктора богословия Духовной Академии его родного города.
 Будучи человеком высокой культуры, архиепископ Василий обладал при этом, по отзывам его современников, «исключительной верностью Православию». Оставаясь в то же время весьма открытым, он был «одним из тех редких людей, которые понимали, что служение Церкви должно осуществляться в любых исторических условиях, безо всякой подчиненности им или принятия всего как данности».
 Именно он положил основание православным общинам Бельгии, использующим местные языки (французский и нидерландский). В то время как первые эмигранты стремились к сохранению языковой и культурной самобытности, новому поколению – детям, рожденным в смешанных семьях и обращенным в православие европейцам – местные языки стали необходимы для выражения веры. Поэтому 19 мая 1963 г . владыка Василий освятил первую часовню для франкоговорящих верующих в Брюсселе. Вслед за этим, в 1960-1970 гг., появились и другие «западные» общины, среди которых следует упомянуть небольшой монастырь для фламано-говорящих на бельгийском побережье.
 Шестидесятые годы были также отмечены назначением викарного епископа Бельгийской архиепископии для Голландии. Тогда же было предложено расширить титул архиепископии за счет введения в него упоминания о Голландии, однако от этой идеи отказались, «дабы не нарушить закона об историческом старшинстве Бельгийской архиепископии». От этого область пастырского окормления владыки Василия над Голладнской епархией нисколько не умалилась, а его юрисдикция распространилась практически по всему «Бенилюксу».
 Говоря о границах ответственности Брюссельской архиепископии, следует также упомянуть и о «межправославных» связях, главным образом с бельгийской греческой общиной (значительно возросшей в ходе экономической эмиграции 50-х гг.). Если поначалу греки посещали русские храмы, то вскоре ими были созданы собственные приходы, объединившиеся в епархию в 1969 г. При этом взаимоотношения между диаспорами продолжали оставаться братскими.
 Важным моментом в межправославных отношениях в Бельгии, в котором участвовал владыка Василий, стал конгресс, проходивший 27, 28 и 29 октября 1972 г . в аббатстве Сан-Тронд де Маль (близ Брюгге). Более 150 человек, прибывших из Бельгии и окрестных стран, собрались на эту первую встречу православных. Второй подобный конгресс был организован в 1977 г . в Натойе. Архиепископ Василий участвовал также и в V-м Западноевропейском православном конгрессе, проходившем в Генте в 1983 г .
 В архиепископии не забывали и об экуменических связях. Помимо богословских встреч они, в частности, конкретно выражались в период «Недели молитв о христианском единстве». Так, в 1970 г . владыкой Василием, совместно с его духовенством, была отслужена православная вечерня в Кукельбергской базилике (в Брюсселе). В том же году он принял участие в создании «Брюссельского межцерковного комитета» - межхристианского столичного органа, в который входили католики, протестанты, англикане и православные. Твердый в исповедании православной веры, но и открытый к христианскому Западу, русский архиепископ был также связан узами дружбы с католическими иерархами, в частности, с кардиналом Суененсом и апостолическими нунциями в Бельгии. В качестве официального представителя Русской Церкви он дважды участвовал во встречах с папой Иоанном-Павлом II (в Париже в 1980-м и в Мехелене в 1985 г .). Незадолго до этого последнего визита владыка Василий имел радость видеть Православную Церковь признанной бельгийским государством, как были признаны ранее католичество, протестантизм, англиканство, иудаизм и ислам.
 В международном плане архиепископ также совершил ряд важных визитов: в 1977 г . владыка Василий (участвовавший в 1963 г . в венецианских празднествах, посвященных тысячелетию Горы Афон) смог вернуться на Святую Гору и вновь увидеть русский Свято-Пантелеимонов монастырь, который он оставил в 1947 г . Еще раз ему суждено было посетить Грецию в 1979 г ., куда он, как представитель Русской Церкви, прибыл на 1600-летие преставления святителя Василия Великого. Ранее, в 1966 г ., по приглашению Иерусалимского патриарха, он совершил паломничество на Святую Землю, где имел возможность служить литургию на Гробе Господнем в Гефсимании, освящать «воды» Иордана, посетить Иудейскую пустыню, Вифанию и Вифлеем. В то же время владыка с радостью посещал и Россию: вслед за своей первой поездкой в 1956 г ., он был там еще около двадцати раз. На родине он участвовал в богослужениях, посещал храмы и монастыри, памятники истории и древнерусского искусства. Он ценил контакты с верующими соотечественниками, для которых он был связующим звеном между ушедшей и настоящей Россией, между русскими, Россией и эмиграцией. Его происхождение, равно как и его выступления в защиту свободы, обеспечили ему определенную популярность и среди русских диссидентов, для которых он являлся «примером». Его влияние было, быть может, даже большим на родине, чем в эмиграции, где большинство – при всем уважении к нему лично – сторонилось Московской Патриархии, как «заложницы советской власти».
 Отношение к владыке Василию не было однозначным в разных кругах: в то время как на Западе кто-то считал его «красным» по причине его принадлежности к Московскому Патриархату, в Советском Союзе его побаивались как «опасного белоэмигранта», который был «себе на уме» в том, что ему представлялось «полезным» для Русской Церкви. Так, во время консультации архиереев и Поместного собора Русской Церкви 28 мая – 2 июня 1971 г. (избравшего патриарха Пимена и снявшего анафемы со старообрядцев), архиепископ Василий оказался единственным, кто заявил о необходимости тайного голосования в целях придания законности процедуре. Он равно обличал и Устав о приходских советах, принятый в 1961 г ., который был, по его мнению, антиканоничным и разрушительным для Церкви. Он также публично выступал против высылки из СССР писателя Солженицына в 1974 г ., против ареста в 1980 г . священников-диссидентов Димитрия Дудко и Глеба Якунина, или, что весьма для него характерно, против нарушения прав верующих в СССР.
 В эпоху великих трудностей Православной Церкви в Советском Союзе эти действия владыки Василия являли его искреннюю привязанность к Церкви, сочетающуюся с бескомпромиссностью. Внимательно наблюдая за сложными взаимоотношениями между атеистическим государством и Церковью, ее наиболее высокопоставленными представителями (такими, как митрополиты Николай Ярушевич и Никодим Ротов), он стремился сочетать верность церковному руководству с противостоянием давлению со стороны советской власти, и не боялся открыто высказываться от имени Церкви, практически обреченной на безмолвие. Всем, кто его спрашивал о том, что его удерживает в лоне Московского Патриархата при всем его критическом к нему отношении, он отвечал, что, хотя и невозможно «оправдать» все действия последнего, можно, тем не менее, их частично «понять» и «простить». Этой позиции он придерживался всю свою жизнь.
 Конец, тем временем, неминуемо близился. Будучи уже больным, архиепископ Василий совершил в сентябре 1985 г . свою традиционную ежегодную поездку в Россию. Он вылетел в Москву 7 сентября в сопровождении своего секретаря диакона Михаила Городецкого. Следом за участием в различных богослужениях в столице и приемом у патриарха, владыка Василий отправился 10 сентября в свой родной город. Там он совершил несколько служб, встретился с преподавателями и студентами Духовной академии и посетил Новгород.
 15 сентября, в последний день, предусмотренный для его поездки в город на Неве, архиепископ Василий сослужил за Божественной литургией в Преображенском соборе, в той церкви, где он был крещен 85 лет назад. Это было его последнее богослужение: в тот же день он почувствовал себя плохо и был отвезен в больницу, где и угас к утру 22 сентября. Погребение владыки состоялось 24 сентября 1985 года в Ленинграде. Согласно воле его близких, он был похоронен на Серафимовском кладбище своего родного города.
[attachment=4] [attachment=5]
 В Брюсселе память архиепископа Василия почтили торжественной панихидой, отслуженной в Свято-Никольском соборном храме на девятый день его кончины. Возглавил ее митрополит Бельгийский Пантелеимон (Константинопольский Патриархат), которого окружало русское, греческое и румынское духовенство столицы. В храме находилось множество государственных и церковных деятелей, сознающих то, что эта смерть отняла у западноевропейского Православия «просвещенного пастыря», сохранившего верность своей Церкви и родной земле.

 В своем завещании к пастве владыка Василий писал:
 «Мое неотступное епископское моление и желание, да пребудут наша архиепископия и ее прихожане несокрушимо верны строгому Православию и не приемлют никакого, могущего случиться, догматического компромисса, который может повредить неприкосновенности нашей Православной веры». И еще:
 «Я молю духовенство и паству нашей архиепископии оставаться после моей смерти всегда верными нашей Матери Православной Русской Церкви (Московскому Патриархату) и не переходить ни в какую другую церковную юрисдикцию по собственному почину и без благословения Московского Патриархата в случае, могущем произойти, образования автономной или автокефальной Православной Церкви в Западной Европе или Бельгии».
 Совершенно очевидно, что архиепископ Василий всегда считал Московскую Патриархию не подчиненной советской власти «организацией», а канонической Церковью, унаследовавшей тысячелетнюю традицию России.
 Жизнь владыки Василия, русского православного архиепископа Брюсселя и Бельгии, была продолжительной и плодотворной, но при этом нелегкой. Студент-патриот, эмигрант, позднее монах, он являлся, безусловно, выдающимся архиереем, сделал очень весомый вклад в православное богословие. Тем не менее, он оказался чуждым как определенной части эмиграции, так и России советской эпохи. Его особый путь, избранный вполне осознанно, многими не был понят. И все же, его поразительный «возврат к истокам», его кончина на родной земле, была воспринята многими как благословение Божие. Благословение тому, кто и в изгнании посвятил все свое существование на служение России и Православной Церкви. Священник Сергий Модель
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 17.07.2011 • 22:53
Офицер-подводник МОНАСТЫРЕВ Н.А.
[attachment=1][attachment=2]
История русского офицера
 Галли Монастырева
 Бизертинский морской летописец


 «Пройдут годы, прежде чем народы мира и, в первую очередь, - русский народ поймут и оценят наш подвиг»
Нестор Монастырев

 «1887 года ноября шестнадцатого дня родился Нестор, крещен 18 дня. Родители его: присяжный поверенный Округа Московской судебной Палаты Александр Николаевич Монастырев и законная жена его Мария Андреевна, оба православного вероисповедания, восприемниками были: Старший контролер Государственного банка Николай Алексеевич Цветков и дворянка девица, Анна Павловна Понаморева. Крестил Николоборовицкой церкви священник Михаил Демидов с притчтом».
 Всего у Монастыревых родилось одиннадцать детей. О чем в метрических книгах Московской Благовещенской на Бережках церкви и в Московской Николо-Стрелецкой, у Боровицких ворот церкви писано.
 Монастыревы славились своей оригинальностью и выдумками, одни имена, которые они давали своим детям, чего стоили – Сократ, Уалент, Дий, Баян, Таллий, Галли… Все в семье по традиции оканчивали Московский университет. Там, на юридическом факультете, преподавал их отец и муж старшей сестры Марии, Алексей Фаворский; он был уже заметным ученым химиком, друзья и знакомые, в основном, были университетской публикой. Так что путь для всех сыновей был предопределен.

 После окончания гимназии Нестор, конечно же, поступил в Московский университет, где, по семейной традиции, изучал юриспруденцию. Но, после нескольких курсов, неистребимая тяга к морю превращает его в 1909 году из столичного студента в юнкера флота. После сдачи положенных экзаменов по полной программе Морского корпуса Монастырев получает в 1912 году офицерский кортик и погоны мичмана.
[attachment=3] [attachment=4]
На нижнем фото: Нестор Монастырев стоит 6-м справа
Первые годы морской службы прошли на кораблях Черноморского флота. Перед войной Нестор Александрович закончил Офицерский класс подводного плавания на Балтике, но остаться в ряда Балтийского флота ему не удалось. «…принят в Офицерский класс подводного плавания. И, к тому же, собираюсь жениться! Да, да, на той самой девушке, Людмила получила диплом врача…» Вместе с остальными офицерами-черноморцами Монастырев вернулся в Севастополь.
 В первые месяцы Мировой войны на Черном море Нестор плавал на эскадренных миноносцах, поддерживающих фланг наших войск, действующих на Кавказском побережье, а затем получил назначение минным офицером на только что построенный, единственный в мире подводный минный заградитель «Краб». На «Крабе» Монастырев участвовал в знаменитой постановке мин у Босфора. За блестящие успехи Нестор Александрович был награжден Георгиевским оружием и получил из рук императора Николая II высочайший подарок – золотой портсигар.
 Окончательный развал флота застал Нестора командиром подводной лодки «Скат». Заочно приговоренный большевиками к смерти, Монастырев чудом спасся во время массовых убийств офицеров в Севастополе в декабре 1917- феврале 1918 годов.
 Когда Крым перешел под контроль Добровольческой армии, его назначили минным офицером подводной лодки «Тюлень», укомплектованной исключительно офицерским составом. На «Тюлене» Нестор Александрович участвовал в боевых действиях против красных на Азовском море. Последним его кораблем стала подводная лодка «Утка».
 
 К концу 1920 года военная ситуация для Белой армии стала резко ухудшаться.
 «У нас еще оставался Крым, последний клочок русской земли, который мы надеялись отстоять. Генерал Деникин передал командование над остатками армии генералу Врангелю, чье имя пользовалось большой популярностью в армии… Но все понимали, что положение Крыма, отрезанного от всего мира, не имеющего ни денег, ни природных ресурсов, ни запасов продовольствия, было критическим. А помощи ждать было не откуда. Англичане решительно отказались оказать нам какое-либо содействие. Франция, по своему обычаю, решительно не отказалась, но и ничем не помогла, приводя в свое оправдание разную чепуху… Наша несчастная крошечная армия больше не могла держаться, и генерал Врангель, понимая это, отдал приказ готовиться к эвакуации».
 «… Эвакуация прошла успешно… Я получил приказ следовать в Босфор и при входе в пролив поднять французский флаг. Мне объяснили, что Франция берет остатки нашего флота под свою защиту.
 Утром 17 ноября опустился густой туман, который держался до 9 часов утра. Затем солнце рассеяло туман и осветило Севастополь… Корабли и пароходы выходили в море, начав долгий путь трагической русской эмиграции. Даже море присмирело, как бы желая дать нам последнее утешение на нашем крестном пути.
 Малым ходом «Утка» стала выходить из гавани. Все, кто мог, вышли на верхнюю палубу. Последний раз сверкали для нас золоченые купола и кресты русских церквей…
 Прощай, Родина, прощай, моя Отчизна! Прощай, Севастополь, колыбель славного Черноморского флота!»
 21 ноября флот был переформирован в Русскую эскадру, в состав которой вошел и дивизион из 4 подводных лодок с плавбазой «Добыча». Начальником дивизиона стал капитан 2 ранга Н.А.Монастырев.
 8 декабря русские корабли начали свой последний путь в Бизерту.
 Французы, вчерашние союзники по германской войне, дали Черноморской эскадре Врангеля приют в своей колониальной базе в Тунисе.
 «… Я невольно предался воспоминаниям о прошлом… Более ста лет назад эти воды бороздили корабли адмирала Ушакова и Синявина… На островах Адриатики господствовал Андреевский флаг, имя России произносилось порабощенными народами с надеждой и благоговением.
 Но все проходит, и поворачивается колесо истории. И вот мы идем здесь сегодня, ища спасения в чужой стране, разбитые в неравном бою с врагами. Франция, самоотверженно подавшая нам руку помощи, все-таки до конца не понимала, за что мы сражались и насколько опасен большевизм. Да и никто в мире не понимал…»
 К 29 декабря несколькими группами на Африканский континент пришли 33 российских корабля. Настроение у всех было хорошее: главное – пришли и целы. Так что первый тост на новый 1921 год был достаточно радостным: «За скорейшее возвращение!». Тогда еще ни у кого не было ни каких сомнений. Многие верили, что приведут себя в порядок и вернутся на Родину. Они не сбежали из Крыма, а отступили, ушли, как говорили их деды – в ретираду, с походными штабами, знаменами, хоругвиями и оружием. Год за годом на российских кораблях велась служба, поднимались и спускались Андреевские флаги, отпевали умерших и славили Христово воскресенье…
 «… В театре Гарибальди были поставлены одна сцена из «Фауста» и одна из «Аиды». Участвующие – офицеры, и команда, и эскадренные дамы. Спектакль пошел прекрасно… Несмотря на ограниченные средства, благодаря дарованию, присущему русским, наше искусство всегда будет на высоте.
 … На «Георгии Победоносце» были прочитаны лекции…
 …С сокращением штатов оркестр «Генерала Корнилова» перестал играть в городском саду.
 … С сокращением штатов пришлось закрыть класс офицерского подводного плавания (а оставался до окончания курсов всего один месяц)…
 … 26 ноября (9 декабря) состоялся Георгиевский праздник. Утром было торжественное богослужение на «Георгии Победоносце». Служил о.Георгий Спасский со всем духовенством. После службы все георгиевские кавалеры были приглашены на обед к командующему эскадрой… На Рождество Христово были устроены елки для детей на «Георгии Победоносце».
 С лета 1921 года на борту подводной лодки «Утка» начал выходить первый заграничный военно-морской журнал «Морской сборник» под редакцией Нестора Монастырева.
 На его страницах бывшие офицеры Российского флота рассказывали о только что пережитом в Первую мировую и Гражданскую войны, когда все еще было свежо в памяти. А это определило исключительную точность всех деталей, многие из которых, когда они вспоминались спустя годы, становились далекими от того, что было на самом деле. Кроме того, бизертинский «Морской сборник» публиковал документы Русской эскадры и военно-морских организаций в других странах, большинство которых только и сохранилось на его страницах, и еще регулярные обзоры событий на эскадре. Все это делает бизертинский «Морской сборник» уникальным источником русской военно-морской истории, в революционном и послереволюционном периодах которой сохраняется еще немало белых пятен. Как писал сам Нестор Монастырев «… журнал… является единственной книгой, где офицеры, интересующиеся морским делом и историей войны, могут освежить и пополнить свои знания».
 Текст сборника печатался по ночам, когда освобождалась дивизионная пишущая машинка, а тираж изготавливался в литографии Морского корпуса, разместившегося в старом французском форту Джебиль-Кериб и лагере Сфаят. Каким был тираж «Морского сборника», не сообщалось, но можно предположить, что таким способом изготавливалось несколько сотен экземпляров, качество их получалось разным. Журнал распространялся в семнадцати странах. Кроме Туниса, это были Франция, Германия, Англия, Финляндия, высылался сборник также в США, Японию и Египет. Местом отправки указывались даже Дальневосточная республика и Советская Россия. Издававшийся в Ленинграде «Морской сборник» иронизировал: «На эскадре, личный состав которой весьма гордится своим «эскадренным» существованием, даже заведен свой «Морской сборник», которому по иронии судьбы дала приют подводная лодка «Утка».
 Но главное – бизертинский «Морской сборник» три года свидетельствовал всему миру о том, что русские моряки не сломлены.
 И все-таки в октябре 1924 года на всех русских кораблях в последний раз спустили Андреевский флаг.
 «Моя карьера морского офицера закончилась. Не об этом мечтал я в своей юности, выбирая жизненный путь. Я мечтал о дальних походах, о радостных лицах друзей, о славе нашей Родины и ее флота, о славе Андреевского флага.
 Андреевский флаг спущен!.. Теплая звездная ночь окутывает своей тенью корабли, которые мы только что покинули. У меня на душе холодно и пусто. Теперь я окончательно потерял все, что мне было дорого…»
 К этому времени Нестору исполнилось 38 лет, а его жене Людмиле – 34 года. Как и все, прибывшие с русской эскадрой, Нестор назывался теперь «беженцем». Привыкнуть к этому было не легко – слово «беженец» плохо сочеталось с кодексом чести русского офицера. И также было трудно осознать, что они теперь – ничьи. Надо было продолжать жить.
 Врачи были востребованы и французская администрация предложила Людмиле Сергеевне – одной из первых женщин морских врачей, работу в Тунисе. Для этого надо было принять французское подданство.
 Поселились в Табарке, на северо-западе Туниса. Дом построили на красивейшем холме в оазисе, из дверей сразу открывалась лазурная морская даль…
 Начинается новая страница в жизни Нестора Александровича. Проживая в эмиграции он продолжает интересоваться историей Русского морского флота. Из под его безусловно талантливого пера одна за другой выходят на разных языках 10 книг. До сих пор не увидели свет, оставшиеся в рукописи работы: «Одиссея Русского Императорского флота», «Записки морского офицера», «Северные витязи», «К теплым морям».
 За свою плодотворную творческую деятельность Монастырев был награжден французским правительственным Орденом «Пальм Академик».
 В 1935 году журнал «Часовой» в Париже, сотрудником которого Нестор Александрович являлся, напечатал заметку «Морской музей кап. 2 р. Монастырева».
 « Наш сотрудник кап. 2 р. Монастырев, известный подводник и историк русского флота. Здесь, за рубежом на французском, немецком и итальянских языках вышел ряд его интересных и поучительных книг… Надо признать, что среди зарубежных морских писателей Н.А. Монастырев занимает одно из видных мест.
 Этим, однако, деятельность кап. 2 р. Монастырева на пользу русскому флоту за рубежом не ограничилась. Наряду с писательской деятельностью он решил собрать в далекой северной Африке, куда судьба забросила последние остатки нашего флота, музей, ему посвященный… В нем собраны модели кораблей, участвовавших в Великую войну, главным образом подводных лодок, как например «Скат», «Кашалот», «Краб», «Утка» др., а также модели кораблей на которых были совершены географические открытия и плавания… В виде реликвии хранится кормовой флаг «Утки».
 В Табарке Нестора Александровича называли «командор» за офицерскую морскую фуражку, без которой он не появлялся. А появлялся он в городе не часто, предпочитал уединение. В доме было много книг, хорошее пианино…
 Скончался Нестор Александрович от инсульта на своей ферме в городе Табарка в Тунисе 13 февраля 1957 года не дожив несколько месяцев до своего семидесятилетия и похоронен на местном кладбище. В некрологе Общества офицеров Российского императорского флота в Америке он оценивался как «крупный морской историк, писатель, большой русский патриот
 И деятельный член Исторической комиссии Общества».
 Через полгода скончалась Людмила Сергеевна. Они прожили вместе почти 45 лет…
 В 1998 году Российский фонд культуры вместе с Центральным музеем Вооруженных Сил привез из США бесценные сокровища: Американо-русское историко-просветительное и благотворительное общество «Родина» (г. Лейквуд, штат Нью-Джерси) передало России оставшуюся часть своей коллекции, первые две части были переданы музею в 1994 и 1996 годах. Эту коллекцию собрали наши соотечественники, верившие, что постоянным местом ее хранения должна стать «национальная Россия, которой они и завещали передать то, что бережно сохранили во всех перипетиях изгнания. В составе коллекции общества «Родина» находилось собрание Общества бывших русских офицеров в Америке, возникшего в Нью-Йорке в 1923 году (с 1953 года именовавшегося Обществом офицеров Российского Императорского флота в Америке). В 1950-х годах это обширное собрание, которому уже не хватало места в залах «Дома свободной России» в Нью-Йорке, было перевезено в Лейквуд и размещено в здании, специально построенном для него обществом «Родина», которому в 1974 году было передано морское собрание. В его составе и вернулись в Россию двадцать шесть выпусков бизертинского «Морского сборника», датированных 1921-1923 гг. В собрании «Родины» нашлись также неопубликованные «Записки морского офицера», в которых Нестор Александрович пишет: «Лето 23-го прошло без каких-либо событий и перемен, только состав эскадры неуклонно уменьшался… Издание «Морского сборника», в которое я вложил все, должно было прекратиться.»…
 Листая страницы сборника невольно начинаешь понимать, чего хотел Нестор Монастырев, в немыслимых условиях, часто на свои скудные средства издавая «Морской сборник». И он, и все офицеры эскадры, тяжело переживая произошедшее в России и свою оторванность от нее, тем не менее, твердо надеялись на возрождение ее флота под Андреевским флагом. И считали своим долгом с пользой для Российского флота употребить накопленный военный опыт, сохранив его на страницах «Морского сборника» до того времени, когда он будет востребован.
 Андреевские флаги вновь развеваются над российскими кораблями. И вот, в 2003 году, спустя ровно 80 лет, к новому поколению, живущему уже в XXI веке, из века прошлого стараниями выдающегося историка и журналиста Владимира Лобыцина вернулись статьи русских морских офицеров, в которых они рассказывают о пережитом, ожидая часа, когда в России их прочтут потомки. К счастью, этот час наступил!

 * В статье использованы материалы рукописи Нестора Монастырева «Записки морского офицера»
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 17.07.2011 • 22:59
Первый русский ас В.М.Ткачев
[attachment=1]
Вячеслав Матвеевич Ткачев родился 24 сентября (6 октября) 1885 года на Кубани, в станице Келлермесской. Обучался в Нижегородском аракчеевском корпусе, затем в Константиновском артиллерийском училище. В 1906 году оканчивает его и служит во 2-й Кубанской батарее (потом, по некоторым данным, он был офицером-воспитателем в Одесском кадетском корпусе). Увидев в одесском небе полеты аэроплана увлекается авиацией и в 1911 году Ткачев заканчивает одесскую частную авиационную школу. В 1912, по рекомендации великого князя Александра Михайловича, сотник Ткачев направляется в офицерскую севастопольскую школу авиационного отдела воздушного флота. Во время учебы сотник Ткачев - лучший ученик, у него больше всех часов налета, т.о. школу он оканчивает с отличием (за блестящую учебу награжден орденом Святой Анны 3-й степени). После окончания севастопольской школы Ткачев направлен в Киев. Дружит с Петром Нестеровым и Игорем Сикорским. В 1913 году Ткачев на "Ньюпоре" совершает рекордный перелет Киев-Одесса-Керчь-Тамань-Екатеринодар. Газета "Кубанский край" от 12 октября 1913 года писала:
 "В Екатеринодар прилетел военный летчик киевской авиационной роты В.М. Ткачев, подъесаул 5-й Кубанской казачьей батареи. Он совершил перелет большой дальности - из Киева в Одессу, через Керченский пролив на Тамань и в Екатеринодар. За этот перелет Киевским обществом воздухоплавания В.М. Ткачев был удостоен золотого жетона с надписью: "За выдающийся полет 1913 г.". Несколько дней он демонстрировал в городе воздушные полеты на аэроплане "Ньюпор".
 Героя принимал наказной атаман Бабыч. Был дан праздничный ужин. В общем, слава и почет в краю родном. Три дня Ткачев демонстрировал летное мастерство в небе над Екатеринодаром. Горожане закрывали свои лавки, служащие отпрашивались с работы. Когда еще такое увидишь! "А дитям яка радость!"
 Во времена службы в Киеве Ткачев участвует в формировании и подготовке первой крупной авиационной единицы русской армии - 3-й авиароты в Киеве, где проходил службу в 11-м корпусном авиаотряде вместе с П. Н. Нестеровым. Перед началом войны он получил новое назначение: 1 августа 1914 года он уже был командиром 20-го корпусного авиационного отряда, входившего в состав расположенной в Лиде авиароты.
 В первой половине августа подъесаул Ткачев вылетел на разведку в австрийские тылы. Когда он собрал необходимую развединформацию и стал возвращаться назад, то обнаружил, что линия фронта изменилась (австрийцы перешли в наступление), подъесаул стал поднимать машину и в этот момент попал под обстрел, одна из пуль пробила бак с касторовым маслом. Понимая, что не сможет долететь до своих (масло вытечет и мотор заклинит), Ткачев исхитрился сползти на пол, ногой закрыть пробоину и в таком положении добраться до русских позиций. Здесь, взяв коня, помчался в ближайший населенный пункт, где имелся телефон, передать разведданные. Но на этом его приключения не окончились. Когда он вернулся к своему аэроплану, то обнаружил, что австрийцы продолжают наступление, еще чуть-чуть и они захватят аэроплан. Ткачев быстро находит телегу, грузит на нее аэроплан и вывозит из под носа у наступающих австрийцев. За эту разведку Ткачев награждается Георгиевским крестом IV-й степени и становится первым летчиком России - георгиевским кавалером.
 В декабре 1914 года подъесаул В.М. Ткачев становится первым летчиком России, сбившим в воздушном бою вражеский самолет, т.к. аэропланы в то время не были оснащены оружием, то Ткачев из личного пистолета расстрелял немецкий "Альбатрос". Этому примеру последовали и другие летчики - стали ставить на свои аэропланы пулеметы и сбивать противников. Ткачев же стал не только первым летчиком России, сбившим неприятеля, но и первым ассом России (по тем временам асс - летчик, сбивший не менее пяти вражеских самолетов).
 В августе 1916 года Ткачев возглавил 1-ю истребительную авиагруппу, в которую вошли 2, 4 и 19-й авиаотряды. Свое первое боевое крещение летчики авиагруппы получили во время прорыва воздушной блокады немецкой авиации в сентябре 1916 года под Луцком. Тогда отважным русским пилотам удалось добиться существенного перелома в борьбе за господство в воздухе.
 В начале 1917 года полковник Ткачев был назначен командиром авиадивизиона, потом - инспектором авиации Юго-Западного фронта, а с 6 июня 1917 года Ткачев стал начальником Полевого управления авиации и воздухоплавания при Штабе Верховного Главнокомандующего, по сути - главой авиации России.
 В 1917 году Ткачев завершил работу над первым в своем роде в истории развития русской авиации пособием - "Материалы по тактике воздушного боя", составленным на основании боевой практики в Луцком районе осенью 1916 года. В этом документе, как показал дальнейший ход событий, он заложил фундамент для развития тактики истребительной авиации в России.
 Во времена гражданской войны Ткачев на стороне "белых". Создает авиаотряд, сражается с Красной Армией, получает ранение в боях под Царицыным, выздоравливает и возвращается в строй, награждается за воинскую доблесть английским военным орденом D.S.O, в 1920 году командует авиацией армии барона Врангеля. Потом годы эмиграции в Югославии, демонстративный отказ от сотрудничества с фашистами, но, несмотря на это, по возвращении на Родину Ткачев получает десять лет лагерей.
 Отсидев от звонка до звонка, Ткачев возвращается на Кубань… Пенсии нет, на работу взяли только переплетчиком за 27 рублей 60 копеек. Подрабатывает - пишет заметки в газеты, книгу "Русский сокол" о своем друге - Нестерове. Помогает живущая в Париже жена. 25 марта 1965 года легенда русской авиации, первый летчик-истребитель России, первый ас России, организатор первой истребительной авиагруппы в России, первый генерал авиации России кубанский казак В.М. Ткачев умирает в нищете.
[attachment=2]
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 17.07.2011 • 23:13
Памяти Б.В. Прянишникова

19 июля 2002 года в Силвер Спринг (Мэриленд, США) скончался, не дожив всего два дня до своего столетия, казак Б.В. Прянишников - Георгиевский кавалер, основатель и первый редактор журнала “Посев”.
[attachment=1]
Борис Витальевич происходил из потомственных дворян области Войска Донского станицы Новочеркасской. Он родился 21 июля 1902 г. в семье офицера, ставшего к февралю 1917 г. полковником и командиром 4-го Донского запасного полка.
 Уже в ноябре-декабре 1917 г. 15-летний кадет, пятиклассник Донского кадетского корпуса Борис Прянишников принял участие в первых боях с большевиками. Летом 1918 г. он поступил добровольцем в Партизанский пеший казачий полк (впоследствии Алексеевский), с которым прошел весь 2-й Кубанский поход, был награжден Георгиевской медалью IV степени.
 Учеба в Донском кадетском корпусе, дважды тиф, Атаманское военное училище, эвакуация в Крым, семь месяцев боев... В августе 1920 г. Прянишников был ранен, но остался в строю, награжден Георгиевским крестом IV степени. После эвакуации - Лемнос, Болгария... 12 июля 1922 г. в Ямболе - производство в первый офицерский чин.
 В мае 1925 г. Борис Витальевич перебрался во Францию, в Лион. В феврале 1933 г. вступил в Национальный Союз Русской Молодежи (НСНП, затем НТС - Народно-Трудовой Союз), стал членом правления Лионской организации, с 1936 г. печатается в союзной газете “За Россию”. В 1936-37 гг. активно участвует в создании Общества друзей Национальной России, созданного для мобилизации общественного мнения на борьбу с советским коммунизмом.
 В начале 1938 г. по заданию НТСНП Б.Прянишников переезжает в Германию, где участвует в создании подпольного издательства “Льдина”, выпускавшего материалы для распространения в СССР. В ноябре 1939 г. перебирается в Белград, став помощником редактора “За Россию”.
 В июле 1940 г. руководство НТС направило Прянишникова в Бухарест для подпольной работы на “Льдине-2”. На сей раз под руководством Г.С.Околовича было организовано нe только подпольное издательство, но и передовой командный пункт, занимавшийся переброской членов НТС в СССР.
 Удалось даже выпустить 3 номера журнала “Oгни”, заменившего закрытую властями Югославии “За Россию” (и, в свою очередь, тоже закрытого).
 С началом советско-германской войны “Льдина-2” утратила свое значение, и в августе 1942 г. Прянишников отправился в Берлин. Работая корректором в газете “Новое слово”, он принял деятельное участие в работе берлинского подполья НТС. В 1944 г. вступил в Комитет Освобождения Народов России, став членом редколлегии газеты “Воля Народа”. В феврале 1945 г. Прянишников по заданию КОНР перебирается в Гамбург, чтобы ходатайствовать перед союзниками о невыдаче бывших подсоветских людей Сталину.
 В августе 1945 г. в беженском лагере Менхегоф Прянишников зарегистрировал еженедельник “Посев” (став под псевдонимом Б.Серафимов его главным редактором). Первый номер вышел 11 ноября. “Посев” выходил до 31 октября 1946 г, когда возникла проблема перерегистрации в американской администрации. После странствий по Германии супруги Прянишниковы поселились в Регенсбурге, где Борис Витальевич издает газету “Эхо” Регенсбургского отделения НТС.
 В августе 1949 г. - переезд в США. До сентября 1951 г. Б.В.Прянишников был председателем Северо-Американского отдела НТС, оставив этот пост по болезни. В 1954 г. он вместе с рядом членов Нью-Йоркского отделения НТС вышел из Союза и некоторое время печатал на ротаторе “Трибуну свободных солидаристов”.
[attachment=2]
В 1968 г. деятельность этой организации окончательно прекратилась, и раскрылся талант Прянишникова как писателя. В 1979 г. в США выходит его книга “Незримая паутина”, описывающая действия ОГПУ-НКВД против русской эмиграции (в 1992 г. переиздана в России), а в 1986 г. вторая книга - “Новопоколенцы”, в которой приведены интересные факты из ранней истории НТС. В середине 90-х годов Борис Витальевич передал свой архив в ГАРФ.

 Талантливый и мужественный человек, верный сын России, донской казак Борис Витальевич Прянишников навсегда останется в нашей памяти! А. Штамм, гл. редактор журнала “Посев”
 *******
 "Прянишников Борис Витальевич, р. 21 июля 1903 в Вилюне Калишской губ. Сын офицера ВВД. Кадет 5-го класса Донского кадетского корпуса. В Добровольческой армии. Участник боев за Ростов в нояб.1917. В мае 1918 в Партизанском (Алексеевском) полку. Участник 2-го Кубанского похода. С дек.1919 снова в Донском кадетском корпусе, с янв.1920 юнкер в Атаманском военном училище до эвакуации Крыма. Ранен под Каховкой. Эвакуирован на корабле "Лазарев". Был на о. Лемнос. Георг. кр. 4 ст. 28 июля 1921. Окончил Атаманское военное училище. Хорунжий (22 июля 1922). Осенью 1925 в составе училища в Болгарии. В эмиграции с 1925 во Франции, Германии, Румынии. Основатель и редактор журнала "Посев" (1945-1946), газеты "Эхо" (с 1947). С 1949 в США, председатель отделения НТС в Нью-Йорке. Жена Ксения Николаевна (ум. 4 мар.1985 в Сильвер-Спринге, США). Соч.: Незримая паутина; Новопоколенцы; воспоминания, статьи. Отец Виталий Яковлевич (28 апр.1865 - 1942 на Кубани; полковник), мать Софья Ивановна (Дударева), брат Георгий (1909-1990), сестры Надежда (1912-1986), Мария (р. 1914; Барабанова) – остались в СССР."
 Волков С.В. Первые добровольцы на Юге России. – М.: НП «Посев», 2001

 *******
Прянишников Б.В. Новопоколенцы
 Прянишников Б.В. Новопоколенцы. - Силвер Спринг. - 1986. - 296 С.
 Книга "Новопоколенцы" - не история Национально-Трудового Союза в буквальном значении
 этого слова. Я не ставил перед собой задачи составления истории НТС, ибо для такой работы
 необходимо большое количество документов и свидетельств многих участников движения.
 Тем не менее, как участник движения Нового Поколения эмиграции двадцатых-тридцатых
 годов и Власовского движения в сороковых, я был свидетелем многих событий и сам
 принимал в них деятельное участие. В то же время моя книга, несомненно, многими
 читателями будет воспринята и как мемуары. Это верно, но отчасти. Правильнее сказать, это
 мои воспоминания, но на фоне исторических событий той поры, когда эмиграция надеялась
 на скорое свержение коммунистической власти в России. В тридцатые и сороковые годы у
 меня были моя собственная судьба, мой собственный путь, мои собственные наблюдения и
 переживания. Многое, изложенное в книге, естественно, носит личный характер. Но там, где
 была малейшая возможность использовать документы и свидетельства, мои личные мнения
 как раз и находят подтверждение в этих документах и свидетельствах. Также многое,
 известное только мне, впервые станет достоянием всех, кто интересуется тем периодом в
 жизни русской эмиграции, когда она высоко несла знамя борьбы с коммунизмом. В наше
 время, время восьмидесятых годов XX века, многое забыто, а многое намеренно
 замалчивается теми, кто хорошо знает прошлое НТСНП. В книге я уделил большое место
 личности и роли профессора Михаила Александровича Георгиевского, погибшего в застенках
 Лубянки и незаслуженно забытого. В борьбе за Россию пали многие члены НТСНП, имена
 большинства из них мне неизвестны. Погибли сам А.А. Власов и многие участники
 Власовского движения. Их светлой памяти я посвящаю этот мой труд. Вкратце о себе. В
 доброе старое время было бы написано: Борис Витальевич Прянишников, из потомственных
 дворян Области Войска Донского, казак станицы Новочеркасской. Родился 21 июля 1902 года.
 Конечно, в наше время не приходится говорить о сословиях, уничтоженных революцией 1917
 года. В наши дни нет дворян, казачество же "расказачили" по рецепту Льва Троцкого. А в
 сословное время мой дед и бабка, Яков Павлович и Мария Михайловна, урожденная
 Ушакова, во второй половине XIX века и в начале XX владели имением в семнадцати верстах
 от станции Чертково Юго-Восточных железных дорог. В молодые годы дед окончил
 юридический факультет Московского университета, женился и поселился в имении.
 Хозяйством он занимался по-новаторски, покупал новейшие машины Мак-Кормика, следил
 за новостями в сельском хозяйстве. Его племенное овцеводство в свое время было хорошо
 известно и за пределами Области Войска Донского. После обильных урожаев немало
 товарного зерна вывозилось из имения на станцию Чертково. Но в какой-то момент, как и у
 многих помещиков, хозяйство стало хиреть, а революция 1905 года нанесла свой удар, после
 которого оно уже не встало больше на ноги. Хотя не было бедности, но и прежних достатков
 не стало. Мой отец Виталий Яковлевич женился на Марии Николаевне, урожденной
 Мухиной. Моя мать скончалась от чахотки в сентябре 1906 года, когда я был малышом. Год
 спустя отец женился на Софии Ивановне, урожденной Дударовой, у них родились мои
 сводные брат Георгий и сестры Надежда и Мария. Отец верой и правдой отслужил двум
 государям - императорам Александру III и Николаю II. Вскоре после начала Первой мировой
 войны он был сильно контужен в бою под Остроленкой и отчислен для службы в тылу. Узнав
 об отречении императора Николая II, тогда командир 4-го Донского запасного полка в
 станице Нижне-Чирской, всю ночь проплакал, предчувствуя недобрые для России времена. В
 1917 году я был кадетом пятого класса Донского Императора Александра III кадетского
 корпуса в Новочеркасске. Семья и корпус научили меня любви к России, внушили понятия
 чести и долга. И когда в ноябре 1917 года в Ростове-на-Дону вспыхнуло восстание
 большевиков, захвативших город, я и мои друзья-одноклассники, Андрей Решетовский и Саша
 Горбачев, бежали из корпуса на фронт. На станции Кизитеренка мы присоединились к
 юнкерам-артиллеристам, бежавшим из Петрограда после "великого октября". Восстание
 ростовских большевиков было подавлено, но в первом же бою от смертельной раны погиб
 Саша Горбачев. Летом 1918 года, против воли отца, я использовал каникулы для борьбы с
 большевиками. Тайно покинув дом, на повозке, груженной снарядами для Добровольческой
 армии А. И. Деникина, я добрался до станицы Мечетинской. Тут я поступил добровольцем в
 Партизанский пеший казачий полк, впоследствии переименованный в Алексеевский.
 Командовал им тогда полковник П.К. Писарев, приятель отца по совместной службе, в
 дальнейшем генерал и командир Сводного корпуса в Русской армии генерала П.Н. Врангеля.
 Проделав с полком второй Кубанский поход от Лежанки до Ставрополя и Невинномысской, я
 вернулся в Новочеркасск и с некоторым опозданием приступил к занятиям в шестом классе
 корпуса. За участие в походе был награжден георгиевской медалью 4-й степени. Поражение
 армий генерала Деникина, оставление Новочеркасска, поступление всего моего XXXI
 выпуска в Атаманское военное училище, два тифа, выздоровление, уход в Крым. После
 семимесячной борьбы на последнем клочке владений белой армии - расставание с Россией. В
 боях под Каховкой в начале августа 1920 года был легко ранен, но остался в строю, за что по
 статуту был награжден георгиевским крестом 4-й степени. После сидения на острове Лемносе
 - городок Ямбол в южной Болгарии. Тут 12 июля 1922 года в числе 170 других юнкеров был
 произведен в первый офицерский чин. Увы, по-настоящему офицером не служил, ибо
 началась эмигрантская жизнь, с ее тяготами, тоской по России, с острым желанием
 скорейшего возвращения в нее, к родным, там оставшимся, Верилось, что прозябание за
 рубежом ненадолго. Вот и сидели эмигранты на чемоданах, в ожидании счастливого дня,
 когда в России каким-то чудом не станет большевиков. В мае 1925 года переезд во Францию,
 первые шаги в приютившей русских изгнанников стране были нелегкими. Все же осталось
 много приятных и благодарных воспоминаний об этой стране, где и началась моя
 политическая деятельность в рядах Нового Поколения эмиграции. Об этом - в книге. Автор
 ******
РАЗОРВАТЬ ПАУТИНУ!

 Осмысливая опыт Бориса Витальевича Прянишникова
 Недавно в России переиздана знаменитая книга белогвардейского контрразведчика Б.В. Прянишникова «Незримая паутина» (первое постсоветское издание было в 1993 году). В связи с этим событием наш соратник Алексей Широпаев опубликовал новую рецензию, где с полным основанием показал русистам актуальность осмысления опыта «внутренней линии» и «операции Трест». Времена меняются, но тактика у чекистов используется старая: проникнуть внутрь интересующей их организации, войти в доверие, по возможности возглавить руководство, а затем и направить саму эту организацию в необходимое русло.
 Менее известна в современной России другая книга Прянишникова – "Новопоколенцы", вышедшая в 1986 году в США. Это мемуары более широкого плана, где автор рассказывает о своём восприятии драматических событий прошлого, излагает забытые страницы истории таких организаций, как Русский Обще-Воинский Союз (РОВС), Национальный союз русской молодёжи (позже НСНП – Национальный союз нового поколения), Русская Освободительная Армия (РОА), Народно-Трудовой Союз (НТС), описывает наиболее важные личные встречи.
 Напоминая о героических страницах нашего национально-освободительного движения, о старых, как мир, хитростях антифашистов, мы хотим предложить вашему вниманию уникальное интервью, которое успел взять у Бориса Витальевича Прянишникова в Вашингтоне ещё при жизни известный историк Павел Тулаев. Тогда ветерану Белой армии, любившему называть себя «оголтелым белогвардейцем», исполнялось 95 лет. Теперь он уже в миру Ином, вместе со своими славными предками и соратниками. Вечная память Русским героям!

 Павел Тулаев. Уважаемый Борис Витальевич, Вы прожили сложную, полную исторических событий жизнь. Вами написаны две большие книги воспоминаний, а также другие произведения. В России Вас знают и читают. И всё же мне хотелось бы задать Вам несколько личных вопросов в виде интервью, чтобы Вы ещё раз поделились с нами своим опытом и размышлениями.
 Борис Прянишников. Пожалуйста, спрашивайте. Я постараюсь ответить на Ваши вопросы.
 П.Т. Прежде всего, прошу Вас рассказать, хотя бы коротко, о своей молодости. Откуда Вы родом, какое получили образование? Чему посвятили первые годы своей жизни?
 Б.П. Родом я из Новочеркасска, казак станицы Новочеркасской. Учиться начал в пансионе О.И.Петровой, затем дома готовился к поступлению в приготовительный Донской пансион. В 1913 году держал экзамен в Донской Императора Александра III кадетский корпус. Окончил его в 1920 году и был переведён в Атаманское военное училище. Его окончил в 1922 году уже за границей, в болгарском городке Ямбол.
 П.Т. Где Вас застала революция?
 Б.П. Революция застала меня в 5-м классе кадетского корпуса. Февраль навеял печаль... В 1918 году я вступил в ряды Добровольческой армии ген. А.И.Деникина. Был участником Второго Кубанского похода, после которого вернулся в 6-й класс корпуса.
 П.Т. А как Вы оказались в армии ген. П.Н.Врангеля? Встречались ли с ним лично?
 Б.П. В русской армии ген. Врангеля я оказался после переезда в Крым. Врангеля я видел не раз, но вблизи только однажды, когда он посетил наш лагерь на о. Лемнос. Это был настоящий вождь – Божьей милостью. Жаль, что пришёл он слишком поздно. Как раз такой был нужен России.
 П.Т. Расскажите о первом этапе эмиграции. Чем жили Ваши единомышленники, какими чаяниями и надеждами?
 Б.П. Эмиграция была нелёгкой. Жили тоской по Родине. Безотчётно надеялись на какие-то события, ведшие к падению советской власти, на "весенние походы". Постепенно эти надежды развеялись, как дым. Старались жить, как будто ничего не произошло.
 П.Т. А каким образом зарабатывали на жизнь?
 Б.П. Приходилось браться за любую работу: трудился на постройке дома, фигурантом на исследовании трассы железнодорожной ветки Ямбол-Елхово, на кирпичном заводе, в шахтах Перника. В мае 1925 года я, вкупе с другими "оголтелыми белогвардейцами", переехал во Францию и заключил контракт на сталелитейном заводе в Кнютанж. Отбыв шесть месяцев на не слишком тяжёлой работе, переехал в Лион, где жил мой дядя Иван Яковлевич.
 В Лионе, помимо работы на фабрике прорезиненных корсетов и бюстгальтеров, занялся пополнением образования, поскольку не удалось, из-за отсутствия средств, поступить на медицинский факультет Софийского университета. Изучал текстильную химию, читал книги научного содержания, слушал лекции профессоров на темы политики, экономики, кооперации, военного дела, включая Высшие курсы ген. Н.Н. Головина. Так я набрался многих знаний.
 П.Т. Русские как-то держались друг друга? Не порывали старых связей
 Б.П. Разумеется. Мы всегда старались поддерживать друг друга, особенно в случае болезни или нужды. По старинке развлекались балами, куда являлись в с трудом заработанных смокингах... Крепкой была эмиграция, особенно Русский Обще-Воинский Союз.
 П.Т. Расскажите поподробнее о НСРМ-НСНП и близких им по духу организациях?
 Б.П. О РОВСе, наследнике традиций легендарной армии Врангеля, много написано. Национальный союз русской молодёжи – НСРМ был основан в 1929 году в Югославии на основе Союза русской национальной молодёжи, включавшего в себя несколько эмигрантских кружков. Цель союза была в продолжении "белой борьбы" и освобождении России от власти III Интернационала. В Союз вступали не только молодые люди, но и старшие годами “оголтелые белогвардейцы”.
 На втором съезде в Белграде в 1931 году программа была уточнена, был введён возрастной барьер и принято новое название – Национальный союз нового поколения (НСРП). Союз освобождался от "пагубных влияний прошлого" и заявлял о себе как о силе, независимой от старшего поколения русских политиков. Об этом подробно написано в моих книгах "Новопоколенцаы" и “Незримая паутина”. Помимо РОВСа и НСРМ-НСНП, мне духовно были близки Имперский Союз, скауты и разведчики.
 П.Т. Как вели себя по отношению к русским патриотам советские спецслужбы?
 Б.П. ГПУ старалось вклинить в наши ряды свою агентуру, в том числе из среды эмигрантов. Излюбленным приёмом ГПУ была провокация.
 П.Т. Какова была Ваша личная роль в разоблачении так называемой "внутренней линии"?
 Б.П. Я первым установил, что генерал Е.К.Миллер не знал о наличии в лоне РОВСа "Внутренней линии". Распознать её удалось моему другу Ростиславу Петровичу Рончевскому, штабс-капитану Дроздовской артиллерийской бригады. Позже в Париже мною был прочитан доклад о "Внутренней линии", составленный совместно с Рончевским. Так я стал в некотором роде эмигрантской знаменитостью.
 П.Т. Какие события в среде русской эмиграции накануне 2-й мировой войны Вы считаете наиболее важными?
 Б.П. Трудно сказать. В целом – политическая и общественная жизнь “первой эмиграции” состояла в борьбе "левых" с "правыми", монархистов с республиканцами. Последние – охвостье февраля 1917 года – были в явном меньшинстве,
 П.Т. Каково было Ваше отношение в Третьему Рейху?
 Б.П. Я жил в Третьем Рейхе и до войны, и до его краха, и после войны. Если социальную (не социалистическую!) политику НС партии в целом я одобрял, то Гитлера считал бесноватым, нацеленным на "жизненное пространство" России, с патологической ненавистью к "унтерменшам" и намерением истребить народы России для удобрения "высшей расы".
 П.Т. Верили ли Вы в успех Р.О.А. и доверяли ли лично ген. Власову?
 Б.П. В успех РОА я не верил. Власову я полностью доверял. Он был патриотом и считал возможной борьбу со сталинским СССР. Но Гитлер его просто ненавидел и был склонен к тому, чтоб убить Власова. Конечно, он был блестящим военным: не попади он в плен, войну закончил бы маршалом Советского Союза.
 П.Т. А как складывалась Ваша жизнь после войны? С кем из известных деятелей Вам в этот период довелось столкнуться и вместе работать?
 Б.П. Будучи ещё малышом, я стал газетчиком. Думал: какие это умные дяди пишут в газетах. В кадетском корпусе, в 6-м и 7-м классах, выпускал "Утреннюю" и "Вечернюю" почту. Совершенствовался во Франции и стал журналистом с октября 1933 года. В Мёнхеговском лагере ДИ-ПИ мне удалось основать еженедельник "Посев", хотя я мечтал о довоенной "За Россию". Затем редактировал еженедельную газету "Эхо" в Регенсбурге. Встречи были со многими деятелями эмиграции – как из “левых”, так и из “правых”. Однажды беседовал с Керенским, часто – с меньшевиком Б. Николаевским, с писателем Р. Гулем. С последним у меня были дружеские отношения. Одно время, с 1958 по апрель 1964 года, был нештатным членом русской редакции “Радио Свобода”. И хотя в той среде не было открытых сторонников расчленения России, наши попытки как-то повлиять в лучшую сторону натолкнулись на препятствия, которые преодолеть нам было не под силу.
 П.Т. Кого Вы считаете наиболее выдающимися деятелями русской эмиграции среди военных, политиков, мыслителей, литераторов?
 Б.П. Среди военных – генерала Н.Н. Головина. Среди политиков – П.Б. Струве, М.А.Георгиевского (расстрелян на Лубянке). Среди мыслителей – И.А. Ильина. Среди писателей – И.А. Бунина.
 П.Т. Как Вы оцениваете личность А. Солженицына, В. Набокова, Г. Климова, других писателей, кого Вы считаете необходимым упомянуть?
 Б.П. Солженицын – сложная личность. Несомненно, большой талант, мужественный человек. Не все его сочинения мне нравятся. Особенно "Август четырнадцатого", где я обнаружил не слишком хорошее знание дореволюционного Ростова. Литературный герой полковник Воротынцев – надуманная личность в духе "соцреализма". Таких офицеров в царской армии не было. Набоков – блестящий писатель. Насчёт Климова могу сказать, что он талантлив, но характер у него отвратительный. Я почитаю талант Бориса Зайцева – друга Бунина, интересовался Мережковским.
 П.Т. Были ли у Вас дружеские связи с выходцами из советской России?
 Б.П. Конечно. И во времена Власовского движения, и после войны, когда "новая эмиграция" сливалась в одно со “старой”. Друзей среди выходцев из советской России у меня было много. Увы, многие из них уже покоятся на кладбищах чужбины.
 П.Т. Кого из советских деятелей Вы оцениваете достаточно высоко?
 Б.П. Трудный вопрос... Если говорить о высших государственных руководителях, то всё же Хрущёва считаю наиболее полезным для России, хотя его стремление "догнать и перегнать Америку", а к 80-м годам "построить коммунизм", я всегда считал утопичным. Жестокое преследование религии в эпоху Хрущёва я тоже осуждаю.
 П.Т. Как Вы оцениваете западную жизнь? Что в ней для Вас приемлемо, а что – нет?
 Б.П. Мне не приемлем западный материализм, особенно американский. Претит и аморальность, потоки которой изливает Голливуд. Вся эта мерзость перекинулась теперь в Россию. А вид рекламы на английском языке, которая заполонила Москву, возмущает меня до глубины души. Где наша национальная гордость? Разумная свобода мне нравится, но, увы, не всегда она разумна, когда нет чётких критериев "добра" и "зла". А зла слишком много…
 П.Т. Рады ли Вы нынешним переменам в России? Что для Вас кажется неприемлемым?
 Б.П. И рад тому, что нет больше коммунистической власти, и не рад тому, как всё случилось. Я и мои друзья считаем, что масона Горбачёва и Ельцина следует отдать под суд. Развал страны, реформы по подсказке Запада, катастрофическое состояние экономики, анархия в Чечне и “шляпство” военных – всё это по их вине…
 П.Т. И заключительный вопрос. Что бы Вы хотели пожелать нам, новому поколению русских людей?
 Б.П. Воскресения национальной России, возврата её могущества.
 Впервые опубликовано в газете «Русский Вестник»
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 18.07.2011 • 20:18
Сага о ТРАНЗЕ

 Право, история этой семьи стоила бы эпического сказания. Оно охватило бы по меньшей мере последнее столетие со всеми его морскими бурями, битвами, войнами, голгофами и терниями.
 В Таллинне на берегу моря высится прекрасный памятник "Русалке" - броненосцу береговой обороны, погибшему в штормовом море в 1893 г. Список погибших моряков открывает имя их командира - капитану 2 ранга Иениша. Но скорбное это место на бронзовой доске предназначалось для имени совсем другого человека - отца братьев Транзе - капитана 2 ранга.
 От рокового похода Александра Транзе-старшего спас житейский пустяк: за сутки до выхода в море он слег с высокой температурой - ангина. И на "Русалке" отправился Иениш.
 Но не каприз судьбы уберег Транзе от гибели, а заговор от смерти на водах. Известно, что в пору офицерской молодости Транзе-старшего, которую он провел на Дальнем Востоке, он часто бывал в Японии. В то время она была сущей Меккой для наших морских офицеров. Именно из этой, самой загадочной и самой экзотической страны привозили они и удивительные вещицы, и поразительные истории, и изящные татуировки. Сыны холодного Петербурга, туманной Балтики, они вкушали диковины сказочного Востока со всем пылом юности и недавнего мальчишества. Наверное, не было ни одного соблазна, которого бы они не испробовали - от курильни опиума и кумирни предсказателя судеб до пристанища колдунов. Мичман Транзе тоже не избежал искуса.
 Заговор этот столь силен, что распространился на всех сыновей Транзе. Ни один из них не погиб в море, хотя попадали в ситуации аховые.
[attachment=1]
Капитан 1 ранга Александр Александрович фон Транзе с сыновьями-гардемаринами Александром (сидит), Николаем (стоит справа) и Владимиром

 Первым после отца испытал спасительное воздействие охранной мантры старший сын - Александр. В Цусиму мичман Транзе пришел на броненосце береговой обороны "Адмирал Ушаков". Этот геройский и несчастный корабль был растерзан японскими снарядами и ушел в пучину, затопленный собственной командой.
 В "Цусиме" Новикова-Прибоя можно прочесть: "...верхняя палуба стала быстро заполняться матросами. Все шлюпки были разбиты. Поэтому люди с поспешностью хватали матрацы, набитые накрошенной пробкой, спасательные пояса и круги. Одни сразу бросались за борт, другие медлили, словно не решаясь на последний шаг. У дальномеров на штурманской рубке задерживались мичманы Сипягин и Транзе вместе с сигнальщиками. Находясь совершенно открыто, они каким-то чудом (выделено мной. - Н. Ч.) уцелели от неприятельских снарядов и бессменно простояли на своем боевом посту. Старший артиллерист Дмитриев, увидев их, крикнул: "Вы больше там не нужны. Скорее спускайтесь вниз - спасаться!" Один за другим они начали сбегать по трапу..."

 Всего лишь единожды упомянут Транзе в романе. Много позже этот офицер сам взялся за перо. Правда, к тому времени он был уже скромным копенгагенским переплетчиком, но никогда не забывал, что он капитал 2 ранга российского флота. По скромности Транзе не написал, что под конец боя он, отдавший свой спасательный пояс матросу-сигнальщику, был тяжело ранен, и произошло еще одно чудо - совершенно беспомощный человек уцелел на воде, посреди Японского моря. Ему помогли его матросы...
[attachment=2]
Мичман Александр Александрович фон Транзе. 1904 г.

 Так же везло и Николаю. Во льдах моря Лаптевых он перенес два сильнейших приступа аппендицита, но выжил. Уцелел на "Молодецком" во всех боях на Балтике, не сгинул в шторм, когда на катере контрабандиста заглох мотор.
[attachment=3]
Лейтенант Николай Александрович фон Транзе. 1912 г.

 И Леонид вышел живым из ледового плена, пощадило его море.
 Повезло и четвертому сыну в семье моряка - Стефану. Правда, в Морское училище он не поступил - подвело здоровье. Но с началом войны студент политеха был произведен в прапорщики. За храбрость в боях против германских войск молодой офицер был награжден солдатским Георгием. Позже поручик армейской артиллерии принял участие в походе генерала Юденича на Петроград и честно разделил участь Северо-Западной армии. Затем жизнь эмигранта во Франции и США.
[attachment=4]
Прапорщик Стефан Александрович Транзе. 1914 г.

 Правда, один из братьев - Владимир (второй по старшинству), гардемарин выпускного курса, погиб, но не в море... В январе 1904 г. император Николай II посетил Морское училище по случаю начала русско-японской войны и произвел досрочное производство старшекурсников в офицеры. Они обступили Государя и Государыню и стали умолять всех их сейчас же отправить в Порт-Артур на эскадру. На это Государь возразил, мол, кто же тогда будет служить на кораблях в Балтийском и Черном морях. Только десять первых, которые по положению могли выбирать вакансии, он разрешил отправить в Порт-Артур. Остальные были разочарованы, но понимали, что иначе и быть не могло. Затем они стали упрашивать Их Величества дать им что-нибудь на память и, не удержи их окружающее начальство, разорвали бы шубу Государыни и пальто Государя. Все же царские пуговицы, носовые платки и перчатки исчезли в одну секунду.
 Наконец Их Величества оделись и, еще раз попрощавшись со всеми, стали выходить. Гардемарины бросились за ними и облепили карету. Несколько человек даже взобрались на козлы, но их оттуда согнали.
 Мороз был около 10 градусов, а они выскочили без фуражек и в одних голландках, однако это им не помещало, когда карета тронулась, с криками "Ура!" броситься за нею. Около Николаевского моста они стали уставать, но и не думали прекращать проводы. Тогда Государь остановил карету и взял к себе ближайших, испугавшись, что они могут простудиться. Некоторых взяли лица свиты, а остальные вскочили на извозчиков.

 Так они и продолжали сопровождать царскую карету, и все время кричали "Ура!". Публика в удивлении останавливалась, но, поняв, в чем дело, только кричала и снимала шапки. Вид получался совершенно необычный, и, наверное, полиция была очень смущена и не знала, что и предпринять.
 Наконец вся кавалькада подъехала к подъезду Зимнего дворца на набережной. Их Величества стали упрекать гардемаринов за то, что те по морозу, без всякой верхней одежды совершили это путешествие, и приказали в таком виде назад не возвращаться. В ожидании же присылки шинелей из Корпуса Государь велел им войти во дворец и отдал распоряжение, чтобы всех напоили горячим чаем и вином.
 И все-таки один из гардемаринов простудился, заболел и умер. Этот печальный жребий выпал на долю Владимира Транзе.

 В том же печальном году родился самый младший из братьев Транзе - Авенир. Быть бы и ему моряком, но грянул октябрь 17-го.
 Остатки некогда большой семьи обосновались в Эстонии. Авенир навсегда сохранил интерес к флоту, к морякам. Прочитал, пожалуй, все книги в нарвской городской библиотеке о морских путешествиях, Порт-Артуре, Цусиме, войне на Балтике. Кто бы мог подумать, что библиотечный формуляр с длиннющим списком морских книг станет для него роковым документом? В сорок первом, за неделю до начала войны, чье-то бдительное око усмотрело в его читательских пристрастиях антисоветские настроения (среди прочитанных книг были и мемуары офицеров белого флота), и Транзе-младшего забрали в НКВД. Но тут разразилась война. Всех арестованных погрузили в эшелон для отправки на Восток.

 Спасение пришло воистину с неба. Состав стоял на запасных путях Нарвы, когда неподалеку немецкая авиабомба попала в эшелон, груженный морскими минами. За минуту до чудовищного взрыва он еще беседовал со своими спутниками - бывшим директором эстонского банка и нарвским протоиереем. Заслышав вой падающей бомбы, он инстинктивно бросился под нары. Вагон разнесло вдребезги. Он вылез из-под горящих обломков и, припадая на раненую ногу (осколок прошил мякоть ягодицы), бросился туда, куда бежали оставшиеся в живых, - прочь от горящего эшелона. Морские мины рвались одна за другой. Впереди бежал солдат из охраны. Авенир видел, как ему снесло голову, но солдат еще пробежал несколько шагов. Рельсы и вагонные колеса долетали аж до Ратушной площади.

 Авенир добрался до домика дальней родственницы. Она не сразу узнала в бритоголовом, окровавленном зэке Авенира Транзе, а затем спрятала его в дровяном сарае и сообщила об этом его жене. Несколько дней раненый прометался в бреду. Стоны его могли услышать посторонние. Тогда женщины открылись хозяину дома, и тот ночью перетащил на себе Авенира в подвал. Там он и пролежал до входа в город немцев. Авенир перебрался в Таллинн. Работал подмастерьем на суконной фабрике.
 5 марта 1944 г. в его дом попала авиабомба. Из вещей уцелел только подстаканник. Но его самого судьба незадолго до этого вывела из дому. Умер Авенир Александрович в 1982 г. в Таллинне.
 Теперь о женщинах этого рода. Тамара Транзе, та самая, что переправила брату его фотоархив. И в ее судьбу тоже вмешалось море. Когда во льдах Финского залива затерло бот брата Леонида, и тот по льду добрался до эстонского берега, его рыбацкую лодку выбросило по ту сторону кордона - на советскую территорию. Пока младший брат лежал в больнице, Тамара хлопотала о возвращении лодки ее владельцу. Несколько раз приезжала она в нарвскую таможню. Ее энергия и распорядительность произвели впечатление на начальника таможни Шнейберга. В конце концов все уладилось, и мореходный бот вернули в Тойлу. Каково же было изумление Тамары, когда однажды в их таллиннский дом постучал начальник таможни. В руках он держал огромный букет. Предложение Шнейберга было принято. Это случилось в мае 1926 года.
 Полунемец-полуэстонец, Шнейберг слыл человеком неподкупным. Когда однажды братья жены Александр и Николай приехали из-за границы в гости и привезли подарков чуть больше дозволенного, он конфисковал излишек.
 - Но ведь это мы привезли тебе! - убеждал его Николай.
 Слуга закона был непреклонен. Свой подарок он недрогнувшей рукой отправил в казну.
 Бог не дал им детей. Тамара Александровна фон Транзе скончалась в эстонском городе Пайде в 1975 г.
 Сестра Юлия умерла от голода в сорок втором в Ленинграде.
 Другая сестра - Елена закончила свой век во Франции.
 В середине 50-х годов советские военные корабли посетили с дружественным визитом Данию. И там произошло то, что нередко повторялось потом в других портовых городах, где доживали свой век на чужбине офицеры русского флота.
 Старый копенгагенский переплетчик принес на советский крейсер небольшой сверток. Он развернул его в кают-компании: тускло блеснуло золото орденов, кортика, серебро старинного портсигара с эмалевым Андреевским флагом и накладным силуэтом броненосца "Адмирал Ушаков". Он попросил офицеров передать эти вещи в музей военно-морского флота, а кортик бросить в море возле памятника "Русалки". Моряки выполнили его просьбу, но не полностью.

 Кортик в море не бросили, а все вещи передали в Центральный музей ВМФ в Ленинграде. Там эти реликвии и по сию пору лежат в запасниках. А разыскал их все тот же неутомимый Верзунов.
[attachment=5]
Леонид Александрович Транзе. 1940 г.

 Голос у Леонида Александровича сел вместе с батарейкой диктофона. Мы стали прощаться. И тут Верзунов сделал старику царский подарок.
 - А вы знаете, что в Карском море есть острова Транзе?- Как... Транзе? - растерялся тот.
 - Неужели вы не знали? Вот смотрите... - Верзунов развернул подробную карту Северной Земли и показал два небольших острова в проливе Вилькицкого. Над ними, словно нимб, нет, словно радуга, шла типографская надпись: "Острова Транзе".
 Руки у Леонида Александровича затряслись, губы задрожали, он стащил с головы вельветовый картуз. Карта не уточняла, что это были острова Николая Транзе. В тринадцати буквах надписи увековечилась память всех братьев Транзе и их отца.
 Спустя несколько недель после нашего визита Леонид Александрович тихо скончался. Погребли его на Песчаном кладбище в Таллинне.

 
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 18.07.2011 • 20:44
фон Вах Борис Эммануилович
[attachment=1] [attachment=2]
26 июня 1958г. умер полковник Борис Эммануилович… помянем героя-белоповстанца в наших молитвах:

 Выброшенные волной советского безвременья, сквозь годы и дали, среди чужих, а порой и враждебных людей, они сохранят русское Национальное достоинство. Вот кому должны ставить памятники во Владивостоке и всем Дальнем Востоке.

 Во время боя под Ольгохтой у полковника фон Ваха пулей был разбит бинокль, а другой обожжен подбородок (потом смеялись, что он был ранен в бороду навылет).

 Уходя из Ольгохты на восток, полковник фон Вах увидел на полотне железной дороги раненного в ногу подпрапорщика Добровольческого полка, который идти сам не мог. Полковник фон Вах протащил его на себе примерно примерно от полверсты до одной версты. Полковник уже выбился из сил, когда он наткнулся на трех пеших воткондивцев и передал им подпрапорщика. Воткондивцы вытащили этого подпрапорщика, и последний был отправлен во Владивосток, где ему была ампутирована нога. Фамилия подпрапорщика, к сожалению, забылась. Но не все раненые белоповстанцы были так счастливы, как означенный подпрапорщик, раненные бросались, и вот через несколько дней, при новом наступательном движении белых, последние подбирали не один зверски изуродованный труп; это были бывшие чины 3-го отряда, попавшие в руки красных во время или после боя под Ольгохтой.

Фон Вах Борис Эммануилович, р. 10 мая 1888г. Ротмистр. В белых войсках Восточного фронта; с зимы 1918/19г. в Воткинской дивизии, на 9 мая 1919г. начальник штаба 15-й Воткинской стрелковой дивизии, летом 1919г. начальник той же дивизии (с января 1920г. подполковник). Участник Сибирского Ледяного похода, провел дивизию через Сибирь и в Чите командовал ею, по превращении ее в “Воткинский стрелковый отряд”, затем командир Воткинского полка в Дальневосточной армии до осени 1922г. Полковник. В эмиграции в Китае (в 1923г. в Гирине), затем в США. Умер 26 июня 1958г. в Сан-Франциско. (Б.Филимонов. Белоповстанцы. Последние бои на Дальнем Востоке)
[attachment=3]
фото: Документ-удостоверение из коллекции А.А.Хисамутдинова. Взят с форума http://sammler.ru/
[attachment=4]
фото: Общество русских ветеранов Великой войны в Сан-Францисско, 1932г. 1.Генерал В.Молчанов. 2. Фон Вах.

 Суровые погребальные деревья стоят в замкнутом молчании, свесив свои кроны над могилой полковника Фон Ваха. Только пальцами прощупывается размытое временем и природой место его рождения - Петергоф.
[attachment=5]
фото: Сербское православное кладбище неподалеку от Сан-Франциско, где покоятся белогвардейцы и их потомки (тут нашел место упокоения и полковник Фон Вах).
[attachment=6]
фото: Монумент построен в честь Георгиевских Кавалеров. Надпись гласит: "Вечная Память Георгиевским Кавалерам Императорской России"
[attachment=7]
фото: Со своим уважаемым и любимым генералом Викторином Молчановым. Сколько вместе прошли эти люди. Полк. Ефимов, ген.Молчанов, полк. фон Вах. Гирин, весна 1923г.

 Вечная память рабу Божию воину Борису !
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 18.07.2011 • 20:53
Николай Георгиевич Бутков
[attachment=1]
Бутков Н.Г. в Галлиполи

 П.Н. Бутков
 15 февраля 2006 г.
 Мой отец, заслуженный Военный Протоирей Николай Георгиевич Бутков. Родился 6-го декабря 1889 г. Духовного звания, уроженец Донской области. Окончил по первому разряду Духовную Донскую семинарию в г. Новочеркасске, - Россия.
 Пишу по послужному списку, составленному в 1921 в Галлиполи начальником Дроздовской дивизии генерал-майором Манштейном, когда мой отец был Благочинным Дроздовской дивизии и главным священником лагерного сбора в Галлиполи при ген. Кутепове, который командовал тогда Первым Aрмейским корпусом (т.н. «цветным») и всех воинских соединений, которые тогда находились на острове Галлиполи Белой армии («Русской армии»).
 По этому послужному списку я перечислю также все все ордена и духовные награды, ко-торые мой отец получил за период войны: 1914 г. – 1917 гг. и затем Гражданской войны: 1918 г. – 1920 гг. «Белой Армии».

 Ордена:
 Св. Анны 3-й ст., с мечами.
 Св. Анны 4-й ст., с мечами.
 Св. Владимира 4-й ст., с мечами.
 Знак отличия 1-го Кубанского похода ген. Корнилова, 1-й ст. за №3748.

 Духовные награды:
 Набедренник, Скуфья, Камилавка,
 Золотой наперсный крест на Георгиевской ленте.
 Сан Протоиерея.

 Должность на службе: Благочинный Дроздовской дивизии.
[attachment=2]
Бутков Н.Г. с детьми. Болгария 1927-28гг.
 Закончил Духовную Донскую Семинарию по 1-му разряду в 1912 г. Высокопресвященнейшим Владимиром Архиепископом Донским и Новочеркасским посвящен в сан Священника и назначен настоятелем Рождество-Богородицкой церкви в селе Степановка-Реми, Таганрогского округа, Донской области – 1913 г. Июня месяца.
 Отец очень хотел пойти в военное духовенство, но это было очень трудно, благодаря же прекрасной богословской подготовке и ораторским способностям отца, а также, физической импозантности (выше среднего роста, плечистый, блондин с кудрявыми волосами, небольшой окладистой бородкой и усами) он сразу же завоевал симпатии у своих прихожан, а также у высшего духовенства. Получил прекрасные рекомендации и был приглашен в С.-Петербург на встречу с начальником всего военно-морского духовенства Протопресвитером о. Георгием Шавельским, который также был и личным духовником Императора Николая II-го.
 Отец, об этой встрече в С.-Петербурге с Протопресвитером о. Георгием Шавельским нам рассказывал, но не так красочно, как о. Георгий Шавельский, будучи уже Директором Софийской Русской Гимназии и так же нашим Законоучителем, тогда о. Георгий рассказывал всем в нашем классе о этой встрече с моим отцом будучи в С.-Петербурге начальником военно-морского духовенства…. Так осенью 1913 года мой отец явился на эту встречу и вот как нам рассказывал о. Георгий Шавельский: «Ко мне вошел настоящий русский богатырь, красавец, в голубой шелковой рясе, я был просто очарован этим визитом молодого о. Николая Буткова и по его просьбе сейчас же был зачислен в исторический 17-го ген. Бакланова Донской полк, который считался одним из лучших донских казачьих полков и туда назначались лучшие офицеры Дона.
 И так, отец, приказом Протопресвитера и начальника военно-морского духовенства Российской Императорской Армии и флота, о. Георгия Шавельского, назначен полковым священником в 17-й Донской ген. Бакланова полк Ноября 18-го 1913 г. (по послужному списку отца). Наступил роковой 1914 год, когда в жаркие Августовские дни началась кровопролитная мировая война…
 Россия не была достаточно подготовлена к этой войне и особенно в техническом отношении, но все же в первые месяцы войны русская армия успешно наступала по всему фронту и передовые части армии, состоящие из блестящих кавалерийских и казачьих частей, своими лихими атаками гнали врага. В этих непрерывных атаках отец был ранен и отправлен на излечение (сентябрь 1914 г.), прибыл в полк после излечения от ран в апреле 1915 г. И вступил в исполнение своих обязанностей. За доблестную и самоотверженную службу награжден орденом 3-й ст. Св. Анны с мечами.
 Приказом Протопресвитера военно-морского духовенства за отличную – усердную службу и труды понесенные по обстоятельствам военного времени, награжден набедренником 4-го октября 1915 г.
 Приказом начальника 2-й Сводной Казачьей Дивизии ген. Краснова объявлена благодарность за сооружение и оборудование походного храма и оформление полкового хора. Здесь я хочу добавить. Что во время тяжелого ранения отца (в лоб осколком неприятельской шрапнели) и, находясь в военном тыловом лазарете на излечении, раненных посещала одна из старших дочерей Императора Николая II-го и подходила к койке, где лежал мой отец, это невероятно подняло дух моего отца и он вскоре вернулся к исполнению своих обязанностей на фронт…
 Также, особым приказом за проявленную высшую доблесть и беспримерную доблесть в боях, награжден орденом Св. Анны 2-й степени с мечами…
 В Столице в газетах появились укоры того, что меньше всего потерь на фронте несет военное духовенство, - тогда, чтобы пресечь эти нападки Протопресвитер и начальник военно-морского духовенства послал чудотворную икону с духовенством на фронт, чтобы обходили по траншеям боевые части под сильным неприятельским артиллерийским огнем, и были сразу большие потери военного духовенства, что, по-видимому, удовлетворило недовольных в столице…
 Это было уже во время «окопной» войны и на фронте у русской армии не хватало снарядов, чтобы отвечать на ураганные артиллерийские обстрелы русских позиций. Тогда отец был награжден высшим орденом за высокую доблесть, орденом Св. Владимира 4-й ст. Приказом Протопресвитера военно-морского духовенства, назначен Благочинным 2-й Сводной Казачей Дивизии с оставлением в должности полкового священника 17-го ген. Бакланова полка (1917 21-го октября), тогда же награжден Камелавкой, за усердную службу. Приказом по Донской Армии 17-й Донской казачий полк им. ген. Бакланова, свернут в «партизанский отряд» имени ген. Бакланова, начав военные действия против большевиков (18 ноября 1917 г.). Приказом по Баклановскому Отряду, полковой священник о. Николай Бутков, бывшего 17-го Баклановского полка, зачислен в строй рядовым, в партизанский конный отряд (22-го октября 1917). Приказом по Добровольческой армии, Партизанский Донской отряд им. ген. Бакланова влит в конный партизанский полк Добровольческой армии, под названием Баклановской сотни с которым и вышел мой отец в 1-й Кубанский (Ледяной) поход, имени ген. Корнилова, февраль 1918. Отец был ранен и оставался в строю. Командир этой Баклановской сотни был есаул Власов, старый, близкий друг отца по Баклановскому полку, с которым отец вышел на войну в 1914 году. В этом кровавом и «Ледяном» (как его назвали за свирепую зиму 1918г.) 1-м Кубанском походе был тяжело ранен и скончался этот храбрейший офицер и гордость казачества (высокого роста, атлетического сложения, красавец Тихого Дона).
 Приказом Добровольческой армии Главного священника, отец был назначен военным священником в Самурский пехотный полк (конец 1918 г.) Этот полк был сформирован из новых добровольцев и входил в состав Дроздовской дивизии.
 За отменную доблесть, самопожертвование и высокий пастырский долг представлен к золотому наперсному кресту на Георгиевской ленте с представлением ходатайства командира направлено в штаб Главнокомандующего Белой Армии 18 мая 1919 г. Распоряжением начальника военного и морского духовенства назначен Благочинным военного горнизона в г. Юзовке (Сталино) с сохранением своей должности полкового священника Самурского полка (1919 г. май).
 За отменную доблесть и беззаветную самоотверженность и высокий пастырский подвиг представлен в Сан Протоиерея. Представление направлено Протопресвитеру военного и морского духовенства 14 ноября 1919 г.
 В составе Самурского полка на транспортном пароходе «Св. Николай» из Новороссийска прибыл в Крым, где Самурский полк влился в состав Дроздовской дивизии (май 1920 г). Распоряжением Епископа Армии назначен священником в Дроздовскую дивизию (май 1920 г.).
 В воздаяние доблести и самоотверженности, и высокий пастырский подвиг проявленный в апреле 1919 г., награжден Золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте. За беззаветную самоотверженность и высокий пастырский подвиг, проявленный в ноябре 1919 г. награжден саном Протоиерея.
 В составе Дроздовской дивизии участвует в боях 1-го Армейского корпуса под начальством ген. Кутепова в Северной Таврии, когда была разбита конная бригада большевиков Жлобы.
 Отец свидетель этому разгрому красной бригады Жлобы, когда ядро Белой Армии, т.н. «цветной корпус» под начальством ген. А.П. Кутепова: Корниловцы, Дроздовцы, Марковцы, Алексеевцы, окружили под Каховкой красную бригаду Жлобы и просто с колена расстреливали метущихся в окружении всадников…
 Распоряжением Епископа Белой Армии, Протоиерей о. Николай Бутков назначен Благочинным Дроздовской дивизии (июнь 1920 г).
 В это время начальником Дроздовской дивизии был невероятной храбрости молодой генерал-майор Туркул, который примером своей храбрости восторгал и вдохновлял к победам над большевиками, своих соратников, а враг панически разбегался… Вот в эти трагические и решительные месяцы кровавой Гражданской войны огромные массы беженцев из С.-Петербурга, Москвы и других крупных городов России, русской интеллигенции, бежали на юг, в Крым, где был последний этап отступающих белых частей, где можно было укрыться от большевицкой расправы. Последний Главнокомандующий Белой армии, или как тогда она была переименована в «Русскую армию», старался защитить последнюю пядь русской земли от полного уничтожения…
 Ген. Врангель знал, что ему не отстоять этой последней пяди русской земли и готовился в крымских портах для эвакуации…
 На бывших союзников, французов, англичан и американцев, нельзя было рассчитывать и только лишь оставалась надежда на остатки Белой армии, которые не щадя своих жизней защищали героически массы гражданского населения, которые под защитой белых частей старались спастись от полного уничтожения большевиков.
 Генерал Врангель, также старался спасти остатки Белой армии и ему удалось организовать целую флотилию кораблей, на которых были спасены остатки Белой армии и сотни тысяч беженцев, и с честью ушли на чужбину … в полную неизвестность.
 Вот в эти критические месяцы Дроздовские дивизия со своим начальником ген. Туркулом и показала свой героизм… Когда 1-й Армейский корпус ген. Кутепова вынужден был отступать из Северной Таврии в Крым, под натиском многочисленных большевистких полчищ, командующий 1-м Армейским корпусом ген. Кутепов дал приказ Дроздовской дивизии стоять на Перекопском валу и не дать большевистким полчищам войти в Крым до тех пор, пока из Крыма не будут эвакуированы отступающие белые части и десятки тысяч гражданского населения, желавших эвакуироваться с белыми частями.
 Вот мой отец, как Благочинный Дроздовской дивизии, близко сошелся с ген. Туркулом и пережил тогда с дивизией последнее жестокое, но героическое испытание, благодаря упорным и кровавым боям с большевиками, которые рвались через Перекопский перешеек в Крым, атакуя непрерывно дроздовцев, где ген. Туркул лично поднимал своих дроздовцев в контратаки и, идя во весь рост, и держа в руке свою фуражку, с песнями: «кого-то нет, кого-то жаль, и чье-то сердце мчится вдаль»…. И тогда Дроздовцы устояли и дали возможность эвакуироваться своим соратникам и тысячам гражданского населения… Потом уже, будучи в Европе ген. Туркул написал свои мемуары: «Дроздовцы в огне»…, которые получили известность во всем мире и также уже и в теперешней России… Сами же Дроздовцы с многочисленными потерями, с кровавыми боями, смогли отступить и погрузиться 31-го октября 1920 г. на судно «Херсон», которое благополучно дошло до Босфора, и на котором и мой отец-герой вместе с остатками чудо-богатырей-Дроздовцев, расположились на предоставленном французами полуострове Галлиполи, где был размещен весь 1-й Армейский Корпус – «цветной»: корниловцы, дроздовцы, марковцы и алексеевцы, а также различные военные училища. Галлиполи совершенно заброшенный полуостров с малочисленным населением из греков, во время войны был почти разрушен. На нем не было достаточного числа помещений для расселения более чем 20-ти тысячной армии, и только благодаря невероятной энергии генерала Кутепова при сохранении строгой дисциплины войска, смогли устроиться в самых примитивных условиях.
 Другие же части, главным образом казачьи, под командованием генерал-лейтенанта Ф.Ф. Абрамова, были отправлены на другой остров - Лемнос, который находился ближе к Константинополю.
 За это французы получили почти весь флот, который вышел из Крыма. Цивилизованный мир и бывшие союзники России тогда не уделили никого внимания трагедии России. Ген. Врангель, который последним оставлял русский берег Крыма обратился ко всему миру и сказал: «Оставленная всем миром обескровленная Армия не только за наше русское дело, но и за дело всего мира, оставляет родную землю. Мы идем на чужбину, идем не как нищие с протянутой рукой, а с высоко поднятой головой, с сознанием выполненного до конца долга. Мы вправе требовать помощи тех, кто свободой и своей жизнью обязан этим жертвам».
 Последний Главнокомандующий Белой армии, ген. Врангель, смог при полной дисциплине погрузить не только все воинские части оставшейся армии, но и всех гражданских лиц, которые находились в портах Крыма. Ген. Врангель смог посадить на 126 военных и транспортных кораблей 145.693 человека. Суда были просто облеплены людьми и смогли взять всех, кто хотел оставить Крым. Эти все корабли благополучно в начале ноября 1920 года прибыли в Константинополь.
 Вот на этих островах Средиземного моря, где были размещены остатки Белой Армии, как я уже выше сказал, на полуострове Галлиполи разместился 1-й Армейский корпус – «цветной» корпус во главе с ген. Кутеповым и на острове Лемнос, где разместились казачьи части, во главе с ген. Абрамовым. Несмотря на настойчивые требования французов разоружить части белых, ген. Кутепов сохранял в войсках дисциплину и полную боевую готовность, особенно когда французы решили высадить свои сенегальские части на острове Галлиполи. Также не допускать ген. Врангеля к общению со своими частями, генерал Кутепов вместе с ген. Абрамовым поставили ультиматум французам, что если они будут продолжать настаивать на разоружении белых частей и отправки их в советы , а также не будут пускать генерала Врангеля к своим частям (ген. Врангель находился тогда в Константинополе), то белые части пойдут на Константинополь… Французы и их союзники поняли, что с белыми «шутить» нельзя и прекратили свои домогания к белым. Ген. Кутепов в знак пребывания на полуострове Галлиполи приказал всем частям принести по камню, и соорудить памятник частям, пребывавшим на полуострове Галлиполи (1920-1921 г.г.) Мой отец был очень близок к ген. Кутепову, он являлся старшим священником лагерного сбора Галлиполи. Отцом была оборудована походная лагерная церковь, и также организован церковный хор…
 Союзники всячески старались сокращать помощь белым, продовольственные пайки были сведены до минимум, люди просто голодали… Ген. Врангель, не теряя времени вел переговоры с Балканскими странами, Болгарией и Югославией, чтобы они приняли Белую армию из Галлиполи и Лемноса. Генералу Врангелю это удалось, договорившись с Болгарией и Югославией, но для перевоза частей у ген. Врангеля не было денег, казна Белой армии была пуста, а для переезда и размещения частей в этих странах нужны были большие деньги. Но, к счастью, нашелся еще русский патриот в лице русского посла в Америке – Бахметьева, который собрал 400 тысяч долларов и передал ген. Врангелю. Это тогда была очень крупная сумма денег, которой хватило на перевоз всей армии ген. Врангеля на Балканы в 1921 г.
 В Болгарии они были расквартированы в различных городах Болгарии по предоставленным болгарским правительством казармам, которые пустовали после роспуска болгарской армии по условиям заключенного послевоенного мира. Болгария была побежденной тогда страной и не имела права держать армию, и эти все пустующие казармы были предоставлены белым. Весь 1-й Армейский корпус ген. Кутепова из Галлиполи был перевезен в Болгарию и также большая часть казачьего корпуса ген. Абрамова с Лемноса. Кавалерийские же части из Галлиполи ген. Барбовича и также остальные казачьи части были перевезены в Югославию и приняты на пограничную службу, которая нуждалась тогда в охране своих новых расширенных границ, как победительница после войны. В воздаяние духовного подвига и труда военного протоиерея о. Николая Буткова, понесенным в период операции в Крыму и Северной Таврии, начальником Дроздовской дивизии ген. Туркулом представлен к Палице. Представление отправлено Преосвященному Вениамину Епископу Армии (декабрь 1920 г.) Приказом по 1-му Армейскому корпусу должность священника лагерного сбора в Галлиполи упраздняется (11 мая 1921 г.)
 В составе Марковского полка прибыл в Болгарию на судне «Кирасунд» и принял должность Гарнизонного священника в г. Орехово с оставлением за собой места штатного священника Марковского пехотного полка (декабрь 1921 г.)

 Отец в Болгарии.
 Прибывшие в Болгарию части Русской армии ген. Врангеля должны были существовать на свои средства, но полностью сохраняя свою военную дисциплину и оружие. В Югославии было лучше, т.к. многие части были приглашены на пограничную службу, охранять новые границы победившей Югославии. В Югославию также переехал штаб главнокомандующего Белой армии ген. Врангеля и также различные гражданские учреждения эвакуированные из Крыма.
 В Болгарии в это время было прокоммунистическое правительство Александра Стамболийского, которое без особой симпатии относилось к белым русским и старалось также разоружить их, попросив высшее начальство этих частей покинуть Болгарию. Ген. Кутепов с другими высшими офицерами должен был переехать в Югославию. Напряженная обстановка в Болгарии продолжалась до весны 1923 года, когда в результате государственного переворота правые болгары во главе с очень умным и волевым премьер-министром Александром Цанковым свергли прокоммунистическое правительство Александра Стамболийского и захватили власть в Софии. Но через несколько месяцев вспыхнуло хорошо организованное восстание коммунистов Георгия Димитрова и Коларова. Пришлось белым принять участие в подавлении этого восстания. Было уничтожено более 20-ти тысяч коммунистов, а сам Георгий Димитров сбежал в Советскую Россию. Во Вторую Мировую войну он вернулся в Болгарию на штыках Красной армии и стал таким же диктатором, как и Сталин в СССР.
 Умный и решительный премьер-министр Александр Цанков, который возглавил партию «демократический сговор», восстановил традиционную конституционную монархию в Болгарии с законным Царем Борисом III. Цанков провел очень умные аграрные реформы, которые обеспечивали полное благополучие Болгарии на 20 лет, до Второй Мировой войны. Отец рассказывал, что во время коммунистического восстания происходили жестокие бои марковцев с коммунистами, которые тогда находились в горах у города Белоградчика, на северо-западной границе Болгарии с Югославией. Коммунисты непрерывно атаковали марковцев в их казармах. Отец же, служивший тогда при марковских частях в своем одеянии священника (такое же у болгарских священников) очень удачно поддерживал связь с другими белыми частями и главным штабом в Болгарии. Белые воины в Болгарии не могли просто так жить в казармах, а стали выходить на различные работы. Работали группами, на дорогах, кто был знаком с полевыми работами - по деревням, куда могли устроиться, чтобы заработать себе на пропитание. Ввиду такого распыления воинских частей, ген. Врангель, будучи уже в Брюсселе, издал 1-го сентября 1921 г. приказ о создании Русского Обще-Воинского Союза – РОВСа, чтобы сохранить части по всей Европе. Первым Начальником РОВСа был ген. Кутепов, который тогда находился в Париже, где уже также находились высшие чины Белой Армии. Первый отдел РОВСа был в Париже (ген. Шати-лов), второй – Берлин (ген. фон Лампе), третий – София (ген. Абрамов), четвертый - Белград (ген. Барбович), затем был открыт пятый отдел - в Брюсселе. Бывшие чины Белой армии сохраняли свои воинские ячейки во всех городах, где находились, подчиняясь своему непосредственному начальнику, который в свою очередь подчинялся начальнику отдела той страны, где они находились. Таким образом ген. Врангель и ген. Кутепов сохраняли в своих воинских частях полный порядок и дисциплину. Все эти отделы вели работу на местах, помогая создавать православные храмы, различные культурные заведения, школы для детей, гимназии, особенно обращая внимание на молодежь, чтобы готовить себе молодую смену. Так, в это время в Болгарии, собралось до 100 тысяч русских вместе с белыми частями, беженцев, среди них было много опытных педагогов и стали открываться русские учебные заведения, где также преподавателями и воспитателями стали белые офицеры. В 1925 нам тоже посчастливилось вместе с братом. Наша мать не смогла эвакуироваться из Новочеркасска, когда ген. Богаевский эвакуировал Новочеркасск, главным образом те семьи, у которых отцы или родственники сражались против большевиков. Белая Армия отступала на юг, к Крыму. Мать заболела тифом и меня с братом передали нашему дедушке (отцу нашего отца), который был тогда архиерейским наместником в большом селении и станции Амвросиевке, где жила в красивой усадьбе у реки Миуса вся семья Бутковых. Я об этом пишу подробно в моей книге «За Россию» (изд. 2001 г.). После того, как чудом спаслась из под расстрела большевиков в Новочеркасске (1923 г.), мать «бежала» из Новочеркасска и забрала нас у дедушки и уехала в Одессу, где скрывалась с нами, терпя холод, голод и страх…, и одна полупарализованная женщина приютила нас в своем бывшем красивом особнике на ул. Нежинской №75 (как я пишу подробно об этом в своей книге «За Россию», что ее фамилия была Гудлед - из англичан), мать за ней ухаживала и она смогла через английского консула выхлопотать нам документы. Этот консул уже знал, где находится эвакуированная Белая Армия на Балканах, посадил нас на пароход, который плавал через Босфор в Грецию, в Пирей, где мать на берегу и связалась с болгарским консулом, который получил распоряжение от своего правительства (тогда уже Царя Бориса III), чтобы помогать русским беженцам, посадил нас на болгарский пассажирский параход «Царь Фердинанд», который к счастью тогда стоял в Пирейском порту и отправился в болгарский порт на Черном море Варну, где нас, дорогой наш отец и встретил, получив извещение от болгарских властей о нашем прибытии…
 Вот тогда я впервые увидел своего дорого отца и героя, о котором лишь знал по рассказам матери и семьи Бутковых в Амвросиевке… Отец тогда проживал еще в Белоградчике, как военный священник Марковских частей, которые жили еще в бывших болгарских военных казармах, но выходили на различные работы, чтобы добывать себе средства на пропитание. Вот мой отец также уже служил в болгарской церкви в Белоградчике. Потом, вскоре после нашего приезда, марковцы постепенно разъехались, отец также получил по болгарской духовной иерархии приглашение перейти на постоянную службу в болгарскую Епархию. Отец не старался служить в болгарских городах, т.к. в отношении материальном, болгарские городские священники скудно зарабатывали, и содержать уже целую семью было гораздо дороже. Вот отца и тянуло в деревню, где можно было заняться хозяйством, с которым отец был хорошо знаком по России и вел, как старший сын семьи Бутковых все хозяйство в Амвросиевке. Вот получив такой приход в южной части Болгарии, недалеко от Черного моря у известного порта Бургас, с очень плодородными землями в большом селении Руссокастро (исторические места, где проходила русская Армия, за освобождение Болгарии от Турецкого ига) с приветливыми и трудолюбивыми людьми.
 Отец быстро освоился и, благодаря большому опыту, организовал приход и обновил старую церковь. Выбрал подходящих и церковных людей себе в помощники, которые привлекли к церкви православных крестьян. Благодаря тому, что у отца был красивый голос и церковные службы он вел торжественно и проникновенно, что привлекало молящихся к православным праздникам и традициям православной церкви. Отец также был хоро-ший проповедник, и это помогло ему привлечь симпатии и авторитет прихожан. Православные Богослужения в болгарских церквах также были на церковно-славянском языке, а сам болгарский язык отец очень быстро освоил, и болгары очень хорошо его понимали. Отец также не терял времени и развел хозяйство: куры, свиньи, лошадь, огороды и затем взял в аренду большой участок земли и сеял различные хлеба, и особенно ценно было просо, которое не всем удавалось выращивать, но отец сумел добиться, и завоевал этим себе рынок на экспорт проса, которое с жатвы прямо везли в порт Бургаса, на Черное море, где грузили на пароходы…, это для нас с братом было самое интересное время, когда после жатвы этого волнистого на полях проса, грузили на телеги и везли в порт, в чем и мы принимали участие, сидя на высокогруженных телегах с мешками в теплые августовские ночи под звездным небом ехали целой вереницей… А потом после сдачи проса в порту и получении крупной суммы денег отцом, мы проводили весь следующий жаркий день купаясь, и особенно отец, который умел хорошо плавать, заплывал далеко по волнам оживающего моря. И вот этих вырученных хороших сумм денег нам хватило, чтобы к осени полностью одеться и приготовиться ехать в гимназии. Вот так мы с братом росли в такой обстановке и природе, помогал отец во всем. В это время в Болгарии уже существовали несколько русских гимназий, и мы с братом отправились в Пещерскую Крестовоздвиженскую гимназию, которая находилась в горах, в горах Родопского хребта.
 Когда же приезжали на летние каникулы, отец нам после дневных хозяйственных дел в тихие летние вечера, просто лежа на пахучей траве под звездным небом рассказывал все о России, как он учился, особенно про войну, Первую Великую, гражданскую, все с такой любовью и грустью о потерянной России, родном крае, дорогих родных, близких друзьях, которые отдали свои жизни за свое Отечество и веру Православную…
 У нас была наша семейная икона Николая Чудотворца, с которой отец пошел в Первую Великую войну на фронт, затем в Гражданскую войны и уже с нами в Болгарии перед которой отец всегда молился, отмечая наши все семейные праздники и также тогда, когда находил время, чтобы общаться со своими соратниками, которые осели в различных городах Болгарии, создав свои воинские ячейки по приказу своих начальников и организации РОВСа.
 Отца приглашали на различные исторические даты, которые белые воины отмечали, и где отец служил перед своей иконой и выступал со своим красноречивым словом. Мы с братом также сопровождали отца в такие «боевые» поездки с нашей иконой и помогали отцу в служении.
 Отца переводили на различные приходы в различных местах Болгарии, где он также создавал свои приходы и построил несколько церквей, в чем и мы с братом принимали деятельное участие.
 Когда мы с братом стали учиться в университете и работать с молодежью (организация НОРР – Национальное Организация Русских Разведчиков) и летом бывать с молодежью в лагерях, горах, под Софией, мы уже с отцом мало виделись и отец не занимался больше хозяйством, т.к. у него появилась язва желудка и он вскоре должен был уйти с этих приходов и переехал с матерью в Софию, где стал служить в русской церкви русских эмигрантов и то непостояно, отец встречался со старыми своими соратниками, которые в Софии создали свои организации и клубы.
 Мировые события быстро развивались, и уже на западе Европы немцы своими молниеносными военными ударами разгромили все сопротивление союзников и дошли до Атлантического океана, у нас же немцы забирали также все в свои руки и готовились ударить по СССР…
 Наш же III-й отдел РОВСа тоже лихорадочно готовился к своей мечте, вернуться на свою Родину и помочь своему народу встать на борьбу с ненавистной властью Сталина и коммунизма.
 Вот и для меня пришел также этот счастливый момент и с благословения моего отца, который также мечтал вернуться, но его болезнь сильно измотала и осталось ему лишь молиться за нашу борьбу.
 Как я пишу в своей книге «За Россию», что ранней осенью 1941 г. я вместе с группой белых офицеров пошел в Россию…
 Я не мог попрощаться с моим дорогим отцом, т.к. мой отъезд был такой мгновенный и секретный, будучи в России в разных местах, на юге я посылал весточки моим родителям, особенно отцу, который очень интересовался всем, что происходило у меня в России. Я же все чаще получал нехорошие вести о здоровье моего дорогого отца. Положение в Софии становилось все хуже и хуже, т.к. англичане и американцы бомбили Софию и жизнь для людей, особенно больных, становилась невозможной. У отца уже была операция желудка, но благодаря недостаткам лекарств не вылечили его от этой язвы и госпиталь в Софии, где делали отцу операцию, был эвакуирован в горы под Софией - «Владаи», где расположился в местной школе. Когда я прибыл из России весной 1944 г. мои родители с семьей брата были эвакуированы под Софию в горное село Германово, вот там в тесной комнатке крестьянского домика я застал уже в постели всего изможденного отца. Мать встретила меня у порога, обняла и тихо плача, показала рукою на лежащего в кровати больного отца.
 Мать очень похудела после всех переживаний с отцом. Отец же, как всегда улыбался сквозь запорожские усы, лицо его было бледным и большие впадины на щеках придавали ему страдальческий вид.
 Отец старался быть веселым и разговорчивым, но, по-видимому, все делал через силу. Я сел на кровать рядом с ним и отвечал на бесчисленные вопросы, которые мне задавали родители. Они рассказали, как им пришлось бегать от бомбежек, как Володя вывез их из разбитой Софии…, вообще, эта встреча была совсем не радостной. Я решил долго не задерживаться и пошел в другую хату, которую мне указал мой брат Володя, чтобы там переночевать. Все последующие дни я проводил с моими дорогими родителями и особенно с моим отцом.
 Отец меня все расспрашивал о России... Отцу была назначена вторая операция на 23 июля и это было самое тяжелое время ожидания для всей семьи. Отец также не забывал наши семейные праздники, и на мой день Ангела и рождения 12-го июля также со всей семьей молился перед нашей иконой Св. Николая Чудотворца, которая стояла у изголовья кровати отца.
 Пришло время операции, которой мы очень боялись, т.к. отец был очень слаб, кроме того не было нужных лекарств, и главное антибиотиков для операции, не хватало даже хирургических инструментов для серьезных операций. Хотя проф. Матеев был очень известным хирургом, он сам нам сказал, что не знает, как все будет. Мы с матерью и братом отвезли за несколько дней до операции и поместили отца в общую палату – бывшую классную комнату. К нашему удивлению, там лежал один из секретарей советского полпредства, который заболел желтухой. Отец с ним подружился и часто, сидя на пригорке, мирно о чем-то беседовал. Нам отец рассказывал, что они говорили о войне, о тех местах, где в то время шли бои с немцами. После операции мне пришлось нести отца на руках, т.к. не хватало служащих. На следующий день наш любимый отец скончался от сильного заражения крови… Когда я шел к госпиталю, увидел сидящего на пригорке на том же самом месте советского секретаря. Проходя мимо его, я заметил у него на глазах слезы… и он молча проводил меня взглядом. Отца я нашел в подвале здания, лежащего на какой-то подстилке, а вокруг прыгали и кудахтали куры. Рядом висели седла и конские сбруи, что отцу так нравилось… Я не мог сдержать рыданий и бросился к нему, причитая, «дорогой папочка», но его лицо было совершенно спокойным и мои рыдания были напрасными. Судьба благоволила к нему, его хоронил его духовный начальник по России Протопресвитер о. Георгий Шавельский, бывший духовник последнего Российского Императора Николая II, во время Первой Мировой Войны, он был начальником военного и морского духовенства Российской Армии и Флота.
 О. Георгий Шавельский находился тогда в том же горном местечке под Софией - «Владаи», в монастыре с знаменитым тогда Митрополитом Софийским Стефаном. Я попросил о. Георгия похоронить моего отца. Отец Георгий обнял меня и крепко прижав к себе, сказал: «Господня воля, крепись». И Владыка Митрополит Стефан вышел ко мне и благословил… Похороны состоялись на русском инвалидном кладбище в Княжево, под Софией. Отец Георгий Шавельский в присутствии матери, брата и меня и небольшого количества близких друзей отпевал отца. Не буду рассказывать, что мы тогда пережили…, мать же не забыла привезти нашу семейную икону Св. Николая Чудотворца, спутницу отца по всей его жизни, перед которой о. Георгий Шавельский молился у гроба отца. Тогда я у гроба отца, рыдающей матери поклялся, что я ее никогда не оставлю. И свое слово сдержал до конца. Мать со мной была всюду: и под бомбежками в Германии, затем в Париже, Аргентине и США, где ее похоронили в 1975 г. в Лейквуде, Нью-Джерси. Также и наша икона Св. Николая Чудотворца всюду была с матерью и с нами, и теперь перешла к нам и висит в нашей гостиной в углу с образами и лампадкой в новом киоте, который был специально сделан в Св. Троицком монастыре в Джорданвилле. Мы также молимся перед ней в наши радостные и тяжелые моменты нашей жизни в нашем имении «Павловское», Фрихолде, Нью-Джерси, США.
[attachment=3]
Могила на русском инвалидном кладбище в Княжево, под Софией.
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 18.07.2011 • 20:56
Послесловие.
 После многих лет скитаний по «белу-свету», уже из США мне удалось связаться с некоторыми друзьями из Болгарии, которые уцелели через них и старался узнать о могиле моего отца, похороненного под Софией на русском инвалидном кладбище в Княжево, или как теперь его называют «белогвардейским». Долгие годы мы с братом не могли добиться каких-либо данных о могиле нашего отца. Мы точно узнали, что это «белогвардейское» кладбище совершенно разрушено, могилы провалились, кресты попадали. Мало могил осталось, которые можно узнать, кому они принадлежат. Осталась кладбищенская церковь Св. Пантелеймона и рядом несколько полуразрушенных построек, где ютились последние инвалиды и несколько старушек…
 Это все остатки бывших «белогвардейцев», или военной, когда-то мощной организации РОВСа.
 И вот, благодаря, моим личным друзьям, еще по былой организации молодежи, уцелевшей семьи, с очень преклонным возрастом отца, которые мне помогли договориться с кладбищем поставить мемориальную плиту моему отцу. Мой друг смог найти себе помощника из этой кладбищенской церкви Св. Пантелеймона, довольно еще бодрого, который при этой церкви всем оставшимся старикам помогает, благодаря им удалось получить разрешение на установку этой памятной плиты и моему отцу рядом с вновь поставленным паматником… Это большой крест с изображением на нем Пресв. Богородицы и по бокам два русских святых: Борис и Глеб с церковнославянской прописью: "со Святыми успокой" … вот рядом было расчищено место и была установлена памятная плита моему отцу.
 Я послал свой проект для выделки в Софию фирме по установке памятников, которая под наблюдением моего друга в короткое время поставила на указанное месте памятную плиту моему отцу и к нашему приезду с моей супругой Любовь Павловной было назначено освещение на 29 сент. 2002 г. Несмотря на дождливую и неприятную погоду в Софии, мы отправились на «такси» в Княжево на «белогвардейское» кладбище, где собралось до 20 человек наших старых друзей по Софии и панихиду с освящением памятной плиты совершил болгарский священник…
 На этой плите размещен портрет моего отца с крестом на Георгиевской ленте и всеми его орденами: Военный Протоиерей Николай Георгиевич Бутков, род. 6-го декабря 1889 г. умер – 23 июля 1944 г., также девиз 17-го Донского ген. Бакланова полка: «Чаю воскресения мертвых» ДОРОГОМУ ОТЦУ, ДЕДУШКЕ И ПРАДЕДУШКЕ, СЫН, ПАВЕЛ И ВСЯ СЕМЬЯ.
[attachment=1]
Донская армия, 1918 год.
 Молебен Атаманского полка.
 На этом фото запечатлены:
 - о. Николай (на первом плане),
 - Атаман П.Н.Краснов (через двух человек от о. Николая, левее),
 - Командующий Донскими армиями г. ш. генерал-лейтенант Денисов С.В. (генерал через четыре человека левее от Краснова),
 - Командир Атаманского полка г. ш. генерал-майор Абрамов Ф.Ф. (правее Денисова),
 - начальник штаба Донских армий г. ш. генерал-майор Поляков И.А. (левее Денисова).
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 18.07.2011 • 21:19
Юркевич Владимир Иванович
[attachment=1] [attachment=2]
Родился в г. Москве, из дворян. Поступил на кораблестроительное отделение С.-Петербургского Политехнического института Имп. Петра Великого в 1903, который окончил с званием морского инженера в 1909. Зачислен на службу юнкером флота по кораблестроительной части 3.08.1909. Произведен в корабельные гардемарины-судостроители 18.04.1910. Находился в плавании на КР «Адмирал Макаров» в 1910. Произведен по экзамену в подпоручики кки 6.12.1910. Назначен для службы на Балтийском судостроительном и механическом заводе 14.12.1910. Помощник строителя ЛК «Севастополь» 01-10.1911. Конструктор судостроительной чертежной технического бюро завода 10.1911-12.1915. Участвовал в разработке проекта корпусов линейных ЛКР типа «Измаил», предложил изменение формы носового окончания на бульбовую. Произведен в поручики кки 6.12.1912, в штабс-капитаны кки 6.12.1914. Назначен строителем ПЛ «Форель» и «Ерш» 1.11.1915. Уволен для службы на коммерческих судах 28.12.1915. Уволен для службы на Балтийском судостроительном и механическом заводе 10.02.1916, с отчислением от службы на коммерческих судах. Произведен в капитаны кки 6.12.1916. Приказом начальника завода переведен в Николаев 7.03.1917. Помощник заведующего отделением Балтийского судостроительного и механического завода в Николаеве 03.1917-04.1918. Находился в Николаеве в 1918-1919. Эвакуировался из Николаева в Константинополь в 1919, где работал на маленькой частной верфи, занимался ремонтом и продажей подержанных автомобилей в 1919-1922. Уехал из Константинополя во Францию в 1922. В 1928 поступил на работу в судостроительную фирму «Пенеё» («Chantier du Penhuet») в Сен-Назере. Здесь им был разработан проект обводов корпуса для трансатлантического лайнера «Нормандия», ставшего обладателем кубка «Голубая лента» в 1935 за установление рекорда по скорости перехода через Атлантический океан. В 1933 основал в Париже собственное конструкторское бюро «Бюро проектирования морских судов формы Юркевича» («БЭКНИ»). Бюро занималось постройкой и переоборудованием пассажирских и грузо-пассажирских судов. В 1937 открыл в Нью-Йорке техническую контору «Yourkevitch Ship Designs, Inc», которая проектировала буксиры, паромы и другие суда. Выехал на жительство в США 12.1939. Получил американское гражданство в 1941. В 1939-1945 В.И.Юркевич занимался и научно-педагогической работой. Опубликовал ряд статей посвященных проблемам улучшения формы корпуса, устойчивости, быстроходности корабля, океанским лайнерам будущего. В Мичиганском университете и на морском отделении Массачусетского технологического института читал лекции по теории проектирования судов. С 1940 состоял техническим консультантом Управления морского флота США. Скончался в Нью-Йорке, погребен на кладбище при монастыре Ново-Дивеево в Спринг-Валли, штат Нью-Йорк.
 Был женат вторым браком на Ольге Всеволодовне Крестовской, по 1 браку Петровской [8.02.1898 – 5.12.1976, Нью-Йорк, США], дочери писателя Всеволода Владимировича Крестовского [10.03.1839 – 18.01.1895].
 Награжден орденами: Св. Станислава 3 ст. (1913), Св. Анны 3 ст. (1915), медалями.
[attachment=3] [attachment=4]
Юркевич, Владимир Иванович
 Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Влади́мир Ива́нович Юрке́вич (5 июня 1885, Москва — 14 декабря 1964, Нью-Йорк) — русский и американский инженер-кораблестроитель.
 Биография

 Окончив с золотой медалью 4-ю московскую гимназию, в 1903 поступил на кораблестроительное отделение Санкт-Петербургского политехнического института. Окончил его в 1909 году, защитив дипломную работу «Увеличение полезного действия паровой установки с помощью нагревания воздуха, питающего топки, и воды, питающей котел». Продолжил обучение на последнем курсе Кронштадтского морского училища военного флота и через год, получив диплом корабельного инженера, был произведен в подпоручики.

 Работал в Кронштадтском порту в должности корабельного инженера. Работал в конструкторском бюро Балтийского завода, участвовал в разработке проектов линкоров типа «Севастополь» и линейных крейсеров типа «Измаил». Был строителем подводных лодок «Форель» и «Ерш». Активно содействовал организации в Петербурге в 1915 году Союза морских инженеров, став впоследствии его секретарем.

 В 1918 был назначен помощником руководителя отделения Балтийского завода в Николаеве. В 1920 году Юркевич покинул Россию, преодолев обычный для белых офицеров путь Крым — Константинополь. В Турции работал в авторемонтной мастерской, организованной группой русских эмигрантов.

 В 1922 году перебрался в Париж. Работал токарем, а затем чертежником на заводе Рено. Благодаря рекомендации адмирала Погуляева, Юркевич устроился работать в судостроительную компанию Penhoët, строившую крупные пассажирские корабли. В 1927 году женился на Ольге Всеволодовне Крестовской, дочери писателя В. В. Крестовского. 9 сентября 1932 года у них родился сын Юрий.

 Разработал проект большого пассажирского океанского лайнера для трансатлантических маршрутов, предложив оригинальный профиль корпуса корабля, имевший своеобразные «бульбообразные» обводы (особая конструкция носа корабля получила в дальнейшем название Бульб Юркевича). Опытные испытания модели в гамбургском бассейне подтвердили высокие ходовые качества конструкции. Из более чем 20 представленных вариантов проект Юркевича оказался лучшим и был положен в основу при создании парохода «Нормандия». Построенный в начале 1930-х годов, этот лайнер стал одним из самых больших, быстроходных и комфортабельных судов. После первого рейса в 1935 году лайнер стал обладателем приза «Голубая лента Атлантики», установив рекорды наименьшей продолжительности перехода и наивысшей средней скорости.

 После успеха «Нормандии» Юркевич основал собственное проектировочное бюро, разрабатывал корпуса морских судов. В 1937 году переехал в США. В 1941 получил американское гражданство. Работал техническим консультантом Управления морского флота США. Преподавал в университете Мичигана и Массачусетском технологическом институте. Возглавлял Союз русских морских инженеров в эмиграции.

 Умер в 1964 году. Похоронен на кладбище Новодивеевского монастыря.
 После смерти Юркевича Колумбийский университет обратился к вдове покойного с просьбой передать ему архив выдающегося кораблестроителя. Но в соответствии с желанием самого Юркевича его жена Ольга Всеволодовна Крестовская-Юркевич в 1965 году передала богатое собрание документов в Центральный Государственный Архив Народного Хозяйства СССР в Москве.
 Награды: Орден Святого Станислава 3-й степени (1913), Орден Святой Анны 3-й степени (1915).

Еще о нем: pravmir.ru/article_2499.html
 antibr.ru/studies/ao_yrkev_k.html
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 19.07.2011 • 19:55
Левитов Михаил Николаевич
[attachment=1]
Родился в 1893. Из духовного звания. Окончил Виленское военное училище и вышел в декабре 1914 г. в 178-й пехотный Введенский полк, уже находившийся на фронте. Участвовал во всех боевых действиях полка до конца 1917 г., будучи сначала командиром роты, а затем батальона. Был трижды ранен. В 1917 г. — поручик. В феврале 1918 г. прибыл в Добровольческую армию и вступил рядовым в 1-ю офицерскую роту Корниловского ударного полка. Участвовал во всех боях 1-го Кубанского похода. 28 марта 1918 г. ранен под Екатеринодаром. В июне 1918 г. вернулся в полк и участвовал во 2-м Кубанском походе. Снова ранен в бою под селом Медвежье в сентябре 1918 г. в районе Ставрополя. После выздоровления был отправлен из полка в Крым фельдфебелем в конвой для охраны вдовствующей Императрицы Марии Федоровны. В июне 1919 г., в связи с формированием 2-го Корниловского ударного полка, поручик Левитов был назначен командиром 1-го батальона в новом полку под командой командира полка капитана Пашкевича. 3 августа 1919 г. в бою за город Обоянь был ранен и вернулся в полк уже после занятия Фатежа. 11 октября 1919 г. во главе своего батальона участвовал в штурме Орла. Во время отступления ВСЮР 6 ноября 1919 г. назначен на должность помощника командира 2-го Корниловского полка по строевой части. 9 февраля 1920 г. возглавляемый им полк взял штурмом Ростов, захватив большое количество пленных и трофеев. 13 марта 1920 г. во время последнего боя на подступах к Новороссийску поручик Левитов получил приказ о производстве его сразу в штабс-капитаны, капитаны и подполковники. С мая месяца 1920 г. заменял полковника Пашкевича на должности командира полка. 15 июня в районе Большого Токмака был смертельно ранен полковник Пашкевич (погребен на военном кладбище в Симферополе) и подполковник Левитов был назначен командиром 2-го Корниловского ударного полка. Участвовал во всех боях Корниловской дивизии в Северной Таврии я 7 октября 1920 г. приказом Главнокомандующего был награжден орденом Св. Николая Чудотворца. Тяжело ранен 28 октября 1920 г. в бою на Перекопском валу. После эвакуации из Крыма в Галлиполи при переформировании Корниловской дивизии в Корниловский ударный полк был назначен командиром 2-го батальона. После прибытия полка в Болгарию работал на шахтах в городе Перник. В 1929 г. переехал во Францию и был назначен начальником Корниловской группы на место скончавшегося полковника Щеглова. Тяжелая работа на заводе вынудила его уступить эту должность полковнику Бояренцеву. В начале 1960-х гг. возглавил Объединение чинов Корниловского ударного полка; оставался на этом посту до конца жизни. Скончался 15 декабря 1982 г. в Париже. Похоронен на Галлиполийском участке русского кладбища в Сент-Женевьев де Буа. Составитель и соавтор книги: «Корниловский ударный полк» (Париж, 1974).

Левитова Варвара Сергеевна
Родилась в 1900. Студентка Ростовского медицинского института. В Добровольческой армии; сестра милосердия в отряде полковника Тимановского и Корниловском ударном полку. Участник 1-го Кубанского похода. Во ВСЮР и Русской Армии в Корниловской дивизии до эвакуации Крыма. На 18 декабря 1920 в штабе 2-го батальона Корниловского полка в Галлиполи. Жена полковника Левитова М.Н. В эмиграции во Франции. Помощница Р.Б. Гуля в его работе над мемуарами. Скончалась 18 сентября 1988 в Париже. Похоронена 22 сентября 1988 на Галлиполийском участке русского кладбища в Сент-Женевьев де Буа.
[attachment=2]
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 28.07.2011 • 19:22
Капитан 1-го ранга Меркушов В.А.
[attachment=1]

Полный послужной список В. А. Меркушова, составленный к 1 марта 1919 г. с дополнениями по 23 января 1921 года (РГА ВМФ, ф. Р-2246, оп. 1, д. 94)

 I. Чин, имя, отчество и фамилия

 Старший лейтенант Василий Александрович Меркушов.

 II. Должность по службе

 По назначению.

 III. Ордена и знаки отличия

 Имеет знак об окончании полного курса наук Морского кадетского корпуса; знак об окончании классов Подводного плавания. Светло-бронзовую медаль в память 100-летия Отечественной войны, медаль в память Гангутской победы, медаль за отличное выполнение мобилизации в 1914 году. Орден Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом, орден Св. Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени. Георгиевское оружие.
 Особое вознаграждение за десятилетнюю службу в подводном флоте в размере 75% от основного оклада содержания.

 Иностранные: орден Почетного легиона Кавалерского Креста.

 IV. Когда родился

 8 декабря 1884 года.

 V. Из какого звания происходит и какой губернии уроженец

 Из потомственных дворян Таврической губернии.

 VI. Какого вероисповедания

 Православного.

 VII. Где воспитывался

 В Морском кадетском корпусе.

 VIII. Получаемое на службе содержание

 Получает в год: жалованья... столовых по должности.

 IX. Прохождение службы

 Когда в службу вступил и произведен в первый офицерский чин, производство в следующие чины и дальнейшая служба: военная, гражданская и по выборам; переводы и перемещения из одного места службы или должности в другую с объявлением по какому случаю; по воле начальства или по собственному желанию; когда отправился и прибыл к новому месту службы; награды: чинами, орденами, знаками отличия, Всемилостивейшие рескрипты, Высочайшие благоволения.

 Поступил в Морской кадетский корпус воспитанником 1 сентября 1898.
 Переведен в младший специальный класс 1 сентября 1902.
 Действительная служба считается с 1 сентября 1902.
 Произведен в младшие гардемарины 9 сентября 1903.
 Произведен в старшие гардемарины 9 сентября 1904.
 Высочайшим приказом по Морскому ведомству за №594 произведен по экзамену в мичманы 21 февраля 1905.
 Циркуляром Главного штаба за №48 зачислен в 19-й флотский экипаж 21 февраля 1905.
 Предписанием штаба 2-й флотской дивизии за №436 назначен на подводную лодку "Сиг" для обучения подводному плаванию 28 апреля 1905.
 Отправился в Порт Императора Александра III по назначению 29 апреля 1905.
 Циркуляром штаба Кронштадтского порта за №3444 переведен в 9-й флотский экипаж 19 декабря 1906.
 Приказом по Морскому ведомству за №196 переведен в Сибирский флотский экипаж 3 сентября 1907.
 Приказом и. д. командира Владивостокского порта за №1511 прибывшего по переводу в срок числить налицо с 8 октября и службу в Сибирской флотилии считать с 3 сентября 1907, т. е. со дня перевода.
 Его же приказом за №1520 назначен командовать подводной лодкой "Кефаль" 15 октября 1907.
 Подводную лодку "Кефаль" принял и в командование вступил 20 октября 1907.
 Его же приказом за №1585 назначен помощником командира подводной лодки "Палтус" с оставлением в должности командующего подводной лодкой "Кефаль" с 22 октября 1907.
 В должность помощника командира подводной лодки "Палтус" вступил 24 октября 1907. [570]
 Высочайшим приказом по Морскому ведомству за №486 произведен в лейтенанты 6 декабря 1909.
 Приказом по Морскому ведомству за №24 назначен командиром подводной лодки "Кефаль" 1 февраля 1910.
 Приказом по Морскому ведомству за №98/104 предоставлено право ношения знака об окончании полного курса наук Морского кадетского корпуса 11 мая 1910.
 Приказом по Морскому ведомству за №428/250 отчислен от должности командира подводной лодки "Кефаль" 15 октября 1910.
 Тем же приказом переведен в Балтийский флот 15 октября 1910.
 Приказом начальника Действующего флота в Тихом океане числится выбывшим по переводу в Балтийский флот с 6 декабря 1910.
 Приказом начальника Действующего флота Балтийского моря за №13 назначен старшим помощником командира подводной лодки "Аллигатор" (2-го ранга) 24 января 1911.
 Всемилостивейше пожалован орденом Св. Станислава 3-й степени 6 декабря 1911.
 Приказом начальника Бригады подводных лодок Балтийского моря за №442 назначен временно командующим подводной лодкой "Окунь" 16 ноября 1912.
 Приказом по Морскому ведомству за №362 назначен командиром подводной лодки "Окунь" 23 декабря 1912.
 Приказом командующего флотом Балтийского моря за №264 награжден мечами и бантом к имеемому ордену Св. Станислава 3-й степени 8 марта 1915.
 Его же приказом за №787 пожалован орденом Св. Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени 19 июля 1915.
 Высочайшим приказом по Морскому ведомству за №1502 произведен в старшие лейтенанты за отличие по службе 26 ноября 1915.
 Приказом командующего флотом Балтийского моря за №1423 пожалован Георгиевским оружием 30 декабря 1915.
 Приказом командующего Дивизией подводных лодок Балтийского моря за №32 уволен по болезни в отпуск на два месяца 12 января 1916.
 Циркуляром Главного морского штаба за №214 объявлено о пожаловании французского ордена Почетного легиона Кавалерского Креста 21 марта 1916.
 Приказом по Дивизиону подводных лодок Балтийского моря [571] за №149 награжден медалью за отличное выполнение мобилизации в 1914 году 3 апреля 1916.
 Приказом командующего флотом Балтийского моря за №259 назначен старшим офицером эскадренного миноносца "Гавриил" (2-го ранга) 3 апреля 1916.
 Приказом начальника 4-го дивизиона подводных лодок Балтийского моря за №169 объявлено, что подводную лодку "Окунь" на законном основании сдал 9 апреля 1916.
 Согласно приказу по Морскому ведомству за №3615 от 15 декабря 1916 года (статьи 138-2 и 138-3) получает особое вознаграждение за десятилетнюю службу в подводном флоте в размере 75% от основного оклада содержания с 1 января 1917.
 Приказом начальника 3-го дивизиона эскадренных миноносцев Балтийского моря за №41 командирован в распоряжение начальника Службы связи Балтийского моря 5 марта 1917.
 Циркуляром штаба командующего флотом Балтийского моря за №88 назначен в Службу связи Балтийского моря 9 апреля 1917.
 Приказом командующего флотом Балтийского моря за №115 назначен и. д. штаб-офицера Временного оперативного отделения при начальнике Службы связи Балтийского моря 14 апреля 1917.
 Приказом командира временного Одесского военного порта за №663 зачислен в резерв чинов флота 18 июля 1918.
 Приказом Главного командира флота и портов Черного и Азовского морей за №313 назначен начальником 2-го отделения Отряда средств высадки войск Черного моря 7 сентября 1918.
 Начал службу в Добровольческой армии, состоя в той же должности начальника 2-го отделения Отряда высадки 6 ноября 1918.
 Приказом командующего флотом на Юге России за №139 назначен начальником Дивизиона броневых катеров 2-го отряда судов для действия на реках 14 февраля 1919.

 Подписал начальник 2-го отряда судов для действия на реках капитан 2 ранга Власьев

 * * *
 Приказом Главного командира флота и портов Черного и Азовского морей за №864 зачислен в резерв чинов флота 19 июня 1919.
 Его же секретным приказом за №410/с назначен начальником Отряда высадки для взятия г. Одессы 7 августа 1919.
 Его же приказом за №1870 Отряд высадки расформирован 22 августа 1919. [572]
 Приказом командующего Черноморским флотом за №300 назначен командиром вспомогательного крейсера 2-го ранга "Цесаревич Георгий" 11 сентября 1919.
 Его же приказом за №1146 отчислен от должности командира вспомогательного крейсера 2-го ранга "Цесаревич Георгий" с зачислением в резерв чинов флота 5 ноября 1919.
 Приказом командующего Черноморским флотом за №1380 объявлено, что вспомогательный крейсер "Цесаревич Георгий" на законном основании сдал 25 ноября 1919.
 Приказом Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России за №21 произведен в капитаны 2 ранга за отличие по службе со старшинством с 7 декабря 1918 года 30 ноября 1919.
 Приказом командующего Черноморским флотом за №132 назначен в Морской отдел Особой части штаба Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России при штабе командующего Черноморским флотом 11 января 1920.
 Его же приказом за №892 отчислен в распоряжение начальника штаба флота за расформированием Морского отдела Особой части штаба Главкома ВС на Юге России 26 февраля 1920.
 Его же приказом за №1058 назначен комендантом парохода "Харакс" 3 марта 1920.
 Приказом Главнокомандующего Вооруженными Силами на Юге России за №66 произведен в капитаны 1 ранга согласно статуту ордена Св. Великомученика и Победоносца Георгия 19 мая 1920.
 Состоя в должности коменданта парохода "Харакс" принимал участие в эвакуации из Крыма частей армии генерала Врангеля, доставив из Керчи 2500 казаков 1-й и 2-й Донских дивизий и приведя на буксире пароход "Алкивиадис" с 1000 человек казаков 8 ноября 1920.
 Отчислен от должности коменданта парохода "Харакс" за его демобилизацией 23 января 1921.
 Подписал старший морской начальник в Константинополе инженер-механик генерал-лейтенант Ермаков
 С подлинным верно: старший флаг-офицер старший лейтенант Копытько
 Гербовая печать "Русский Старший Морской Начальник в Константинополе"
 31 мая 1921 года №314.

 X. Бытность вне службы

 В двухмесячном отпуске по болезни; явился в срок 12 января 1916.

 XI. Холост или женат, на ком, имеет ли детей, год, месяц и число рождения детей: какого они и жена вероисповедания

 16 сентября 1907 года вступил в первый законный брак с дочерью генерал-лейтенанта в отставке Воронцова-Вельяминова девицей Марией Ивановной. Детей не имеет.

 XII. Есть ли за ним, за родителями его, или когда женат, за женою недвижимое имущество, родовое или благоприобретенное

 Не имеет.

 XIII. В штрафах по суду или без суда, также под следствием был ли, когда, за что именно и чем дело закончено

 Не подвергался.

 XIV. Бытность в походах и делах против неприятеля с объяснением: где именно, с какого и по какое время; оказанные отличия и полученные в сражениях раны или контузии

 Командуя подводной лодкой "Окунь", в 1914 году совершал выходы на позицию в Финский залив: 18 июля для прикрытия заградителей, занятых постановкой Центрального минного заграждения (острова Нарген-Макилотто).
 20 июля, 29 июля, 24 августа - по тревоге.
 В 1915 году - выходы в Балтийское море:
 7-8 мая - крейсерство при входе в Рижский залив для обеспечения нашим миноносцам свободного возвращения из экспедиции по обстрелу побережья у маяка Стейнорт.
 21-22 мая - крейсерство на параллели маяка Люзерорт для такой же цели.
 21 мая - атака германской эскадры из десяти (10) линейных кораблей, окруженных миноносцами.
 Прорыв охранной линии, столкновение (под водой) с головным линейным кораблем, вышедшим из строя, чтобы таранить лодку; одной из выпущенных перед столкновением четырех мин взорван линейный корабль "Виттельсбах".
 Результатом действий подводной лодки "Окунь" явился отход [574] германской эскадры и отказ от выполнения задуманной операции по прорыву германского флота в Рижский залив.
 14-16 июня - крейсерство в виду г. Виндава.
 15 июня - атака германского легкого крейсера "Аугсбург" во время преследования им наших миноносцев у маяка Люзерорт. Атака эта принудила крейсер прекратить преследование и уйти в море.
 19-21 июня - крейсерство на курсе норд-вест-зюйд-ост 45 градусов от маяка Стейнорт, занятого неприятелем.
 3-4 июля - крейсерство к весту от маяка Люзерорт.
 5 июля - крейсерство у занятого неприятелем г. Виндава для воспрепятствования десанту германских войск, подлежавших перевозке из Либавы.
 Благодаря обнаруженному германскими постами присутствию перед портом Виндава подводной лодки перевозка десанта не состоялась.
 6-7 июля - крейсерство у входа в Рижский залив.
 9-12 сентября - в дежурстве на Аренсбургском рейде, причем 10 сентября отбит налет германского гидроаэроплана.

 Состоя в рядах Добровольческой армии

 10-11 августа 1919 года, командуя Отрядом высадки войск, высаживал десант Сводно-драгунского полка у Сухого лимана и, следуя со своими судами за полком, по мере его продвижения к г. Одессе обеспечивал десанту обратную посадку в случае неудачи.
 11 августа 1919 года с судами своего отряда первым вошел в гавань г. Одесса, первым вошел в город со стороны порта и, заняв телефонную станцию, обеспечил связь между немногочисленными, разбросанными по всему городу частями Добровольческой армии.
 С 3 по 9 октября 1919 года, командуя вспомогательным крейсером 2-го ранга "Цесаревич Георгий" и имея в своем распоряжении транспорт "Виолетта", перевез из Сочи в Мариуполь десант из 1023 человек Кавказского офицерского полка с обозом и лошадьми.
 С 10 по 16 октября 1919 года, командуя вспомогательным крейсером 2-го ранга "Цесаревич Георгий", принимал участие в совместных операциях флота с сухопутными частями по ликвидации на побережье Азовского моря повстанческих банд Махно.
 13 октября 1919 года, командуя тем же крейсером, обстреливал село Петровское, после чего был свезен на берег судовой десант для разведки действий махновцев. [575]
 14 октября 1919 года, командуя тем же крейсером, принял участие в занятии города Бердянска войсками Добровольческой армии.

 XV. Сколько кампаний служил на море, где, на каком военном судне, под чьею командою или сам командиром судна или эскадры; особые поручения сверх прямых обязанностей по Высочайшим повелениям или от начальства

 ВОСПИТАННИКОМ

 В 1901 г. с 12 мая по 11 августа на учебном судне "Моряк" и крейсере 2-го ранга "Вестник" в Учебном отряде судов Морского кадетского корпуса в плавании по Балтийскому морю 92 дня плавания на основании положения о морском цензе.
 В 1902 г. с 5 мая по 4 августа на крейсере 1-го ранга "Князь Пожарский" под командой капитана 1 ранга Купреянова в Учебном отряде судов Морского кадетского корпуса в плавании по Балтийскому морю 92 дня.
 В 1903 г. с 17 мая по 9 августа на учебном судне "Верный" под командой капитана 2 ранга Воеводского в Учебном отряде судов Морского кадетского корпуса в плавании по Балтийскому морю 92 дня.
 В 1904 г. с 10 мая по 24 июня на крейсере 1-го ранга "Адмирал Корнилов" под командой капитана 1 ранга Нельсон-Гирста в Учебном отряде судов Морского кадетского корпуса в плавании по Балтийскому морю 45 дней.
 В том же году с 24 июня по 5 августа на крейсере 2-го ранга "Вестник" под командой капитана 2 ранга Варнека в том же отряде и плавании 43 дня.

 ОФИЦЕРОМ

 В 1905 г. с 25 июля по 1 января 1906 г. на подводной лодке "Сиг" помощником командира во внутреннем плавании под командой лейтенанта Гадда 2-го 212 дней.
 С 1 января 1906 г. по 1 января 1907 г. на подводной лодке "Сиг" помощником командира во внутреннем плавании под командой лейтенанта Гадда 2-го 487 дней.
 С 1 января 1907 г. по 4 сентября помощником командира подводной лодки "Сиг" под командой лейтенанта Кржижановского во внутреннем плавании и в вооруженном резерве 232 дня.
 В 1907 г. с 20 по 22 октября командиром подводной лодки "Кефаль" в вооруженном резерве 3 дня.
 В том же году с 22 октября по 20 ноября на подводной лодке "Палтус" помощником командира во внутреннем плавании 25 дней.
 С 1 января 1908 г. по 1 июля того же года на подводной лодке "Кефаль" сам командиром в вооруженном резерве и внутреннем плавании 90 дней.
 В том же году с 1 июля по 1 января 1909 г. на той же лодке в том же плавании и на той же должности 192 дня.
 В 1909 г. с 1 января по 30 июня на подводной лодке "Кефаль" сам командиром в вооруженном резерве и внутреннем плавании 181 день.
 В том же году с 1 июля по 31 декабря на той же лодке в той же должности и в том же плавании 214 дней.
 В 1910 г. с 1 января по 30 июня на подводной лодке "Кефаль" сам командиром в вооруженном резерве 60 дней.
 В том же году с 1 июля по 2 декабря на той же лодке в той же должности в вооруженном резерве 52 дня.
 В 1911 г. с 24 января по 1 января 1912 г. на подводной лодке "Аллигатор" под командой старшего лейтенанта Безкровного старшим помощником командира во внутреннем плавании и в вооруженном резерве 284 дня.
 В 1912 г. с 1 января по 21 апреля на подводной лодке "Аллигатор" под командой старшего лейтенанта Безкровного в вооруженном резерве в той же должности 37 дней.
 В том же году с 21 апреля по 30 июня на той же лодке под той же командой и в той же должности во внутреннем плавании 98.
 В 1912 г. с 1 июля по 19 ноября на подводной лодке "Аллигатор" под командой старшего лейтенанта Безкровного и старшего лейтенанта Вальронда старшим помощником командира во внутреннем плавании 141 день.
 В 1912 г. с 23 ноября по 31 декабря на подводной лодке "Окунь" сам командиром в вооруженном резерве 13 дней.
 В 1913 г. с 1 января по 30 июня на той же лодке в той же должности в вооруженном резерве и внутреннем плавании 159 дней.
 В том же году с 1 июля по 31 декабря на той же лодке в той же должности во внутреннем плавании и вооруженном резерве 176 дней.
 В 1914 г. с 1 января по 30 июня на подводной лодке "Окунь" сам командиром в вооруженном резерве и внутреннем плавании 65 дней.
 В том же году с 1 июля по 31 декабря на той же лодке сам командиром в плавании военного времени 245 дней.
 В 1915 г. с 1 января по 30 июня на той же лодке сам командиром в плавании военного времени 241 день.
 В том же году с 1 июля по 31 декабря на подводной лодке [577] "Окунь" сам командиром в плавании военного времени 245 дней.
 В 1916 г. с 1 января по 9 апреля на подводной лодке "Окунь" сам командиром в плавании военного времени 132 дня.
 В 1916 г. сб по 31 декабря на эскадренном миноносце 2-го ранга "Гавриил" старшим офицером под командой капитана 2 ранга Шишко в плавании военного времени 26 дней.
 В 1917 г. с 1 января по 6 марта на том же корабле в той же должности под той же командой в плавании военного времени 65 дней.
 В службе сего офицера не было обстоятельств, лишающих права на получение знака отличия беспорочной службы или отдаляющих срок выслуги к сему знаку.

 Подписал начальник 2-го Отряда судов для действий на реках капитан 2 ранга Власьев
 Флаг-офицер прапорщик Федоров

 В 1919 г. с 11 сентября по 11 ноября на вспомогательном крейсере 2-го ранга "Цесаревич Георгий" сам командиром в плавании военного времени 61 день.
 В послужном списке прошито и пронумеровано 14 (четырнадцать) страниц. К послужному списку подшит документ о времени службы в подводном плавании.

 Начальник дивизиона подводных лодок Черного моря
 июля 4 дня 1919 г. № 762, рейд Новороссийск

 УДОСТОВЕРЕНИЕ
 Настоящим свидетельствую, что старший лейтенант Василий Меркушов с 28 апреля 1905 года по 9 апреля 1916 года, т. е. в течение 11 (одиннадцати) лет, состоял на службе в подводном плавании.

 Капитан 2 ранга Погорецкий
 За флаг-офицера лейтенант Звегинский
 Гербовая печать "Дивизион подводных лодок Черного моря"
[attachment=3]
Могила Василия Александровича Меркушова (1884–1949)
 и его жены, Марии Ивановны Меркушовой (урожденной Воронцовой-Вельяминовой, 1887–1962).

 Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, Франция, 2009 год. Автор фото – Николай Горский (С.-Петербург)
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 28.07.2011 • 19:28
[attachment=1]
Экипаж подводной лодки "Окунь". За бой 3 июня 1915 года весь экипаж был награжден Георгиевскими крестами 4 ст. , а командир - старший лейтенант Василий Александрович Меркушов (сидит - третий слева) орден Св. Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени.
 Видно, что герои с приведенной фотографии совершили две самые первые торпедные атаки в истории российского подводного флота, пусть они были не совсем удачными, приобретенный опыт безусловно пригодился в последующих более успешных атаках, но эти были первыми!

 Подводная лодка "Окунь" - заложена на Балтийском заводе в первой половине 1904 г., спущена на воду 31 августа того же года, до сентября 1905 года на подводной лодке производились переделки, необходимость которых была выявлена в процессе испытаний подводной лодки "Касатка" - установили среднюю рубку, увеличили площадь горизонтальных рулей. До 11 марта 1906 г. числилась в классе миноносцев. Два бензиномотора "Панар" в 1911 году были заменены таким же дизелем с динамо-машиной, что и на подводной лодке "Макрель".

 После модернизации была направлена в Учебный отряд подводного плавания, находившийся в Либаве. Участвовала в 1-й мировой войне, совершила 7 боевых выходов.

 3 июня 1915 года, находясь на позиции перед Ирбенским проливом в 20 милях к западу от маяка Люзерорт, обнаружила отряд германских броненосных крейсеров ("Принц Альберт", "Принц Генрих" и "Роон"), шедших в охране 10 миноносцев, и пыталась атаковать крейсеры, прорвавшись через линию миноносцев охранения. Идя под водой и полагая по шуму винтов, что лодка миновала линию миноносцев, командир (ст. лейтенант В.А. Меркушев) всплыл под перископ для атаки. В момент залпа четырьмя торпедами, в перископ был обнаружен в 40 метрах от лодки, идущий на нее полным ходом немецкий миноносец "G-135". Срочно погрузившись, лодка все же оказалась под миноносцем, который, пройдя над ней, сильно согнул перископ, однако не причинил каких-либо более серьезных повреждений.

 Выждав удаления неприятельских миноносцев, предпринявших поиск лодки, командир после четырех часов пребывания под водой всплыл и, осмотревшись, направился под берег к Михайловскому маяку, где находились русские миноносцы. Выпущенные лодкой торпеды попаданий не имели.

 Подводная лодка "Окунь".
 Тактико-технические элементы после модернизации
 Длина, м - 33,5
 Ширина, м - 3,35
 Осадка, м - 3,4
 Водоизмещение надводное/подводное, т - 140 / 177
 Мощность двигателей надводного/подводного хода, л.с. - 1х100 / 1х100
 Скорость надводного/подводного хода, узл. - 8,5 / 5,5
 Дальность плавания надводным/подводным ходом, миль - 700 / 30
 Глубина погружения, м - 50
 Вооружение:
 Торпеды в наружных решетчатых аппаратах Джевецкого - 4.

 Информация по истории п/л "Окунь" взята со страницы - http://www.navy.ru/users/lapin/Imperial/okun.htm
 А вот здесь http://www.tsushima.ru/war1914_baltsea_baltflot_1915.htm есть описание действий Балтийского флота в Первой мировой войне. Привожу текст имеющий отношение к самым первым боевям операциям с участием подводных лодок.

 3.06.1915 г. Подводная лодка "Окунь" атаковала броненосные крейсера "Роон" и "Принц Адальберт", попала под таран миноносца охранения. Погнут перископ и леерная стойка.

 28.06.1915 г. Боевое соприкосновение 6-го дивизиона минной дивизии с броненосцем береговой обороны "Beowule", легким крейсером "Аугсбург", двумя миноносцами и шестью тральщиками противника. Боевое соприкосновение эсминца "Новик" с германским легким крейсером "Любек" у Ирбенского пролива. Подводная лодка "Окунь" атаковала легкие крейсера противника "Аугсбург" и "Любек". Действия русских эсминцев и подводных лодок сорвали артиллерийский обстрел Виндавы (Вентспилса).

 29 - 30.06.1915 г. Немецкие крейсера и эсминцы обеспечивали действия тральщиков, тралящих прибрежные воды между Бакгофеном и Виндавой (Вентспилсом). Им противодействовали русские эсминцы и подводные лодки.

 1 - 3.07.1915 г. …. У Рирксгефта была развернута английская подводная лодка "E 9", у Люзерорта - подводная лодка "Макрель", у Стейнорта - подводная лодка "Окунь"
***********
Без страха и сомнения
     Так назвал свою повесть Василий Александрович Меркушов, рассказав о беспримерном переходе отряда русских судов из Константинополя в Марсель глубокой осенью 1922 года. Эти же слова с полным правом можно отнести к нему самому: бесстрашному моряку-подводнику, не ведавшему сомнений в своей верности России.
     В. А. Меркушов родился 8 декабря 1884 года в Санкт-Петербурге в семье слушателя Военно-медицинской академии Александра Васильевича Меркушова, происходившего из потомственных дворян Таврической губернии. Его отец Василий Сидорович поручиком морской артиллерии участвовал в обороне Севастополя, был награжден орденом Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», произведен в штабс-капитаны и получил права потомственного дворянина. В 1858 году в чине капитана по адмиралтейству он вышел в отставку. Жил в Севастополе, имел троих сыновей: Петра, Митрофана, Александра и дочь Анну.
     Александр Васильевич Меркушов, родившийся в Севастополе в 1862 году, в 1886 году окончил Военно-медицинскую академию со званием военного лекаря. Был женат на Олимпиаде Петровне Гардениной, помимо сына Василия, у них была дочь Антонина. Она окончила Смольный институт и вышла замуж за Виктора Бертрановича Гаазе, морского инженера, выпускника кораблестроительного отделения санкт-петербургского Политехнического института.
     К моменту поступления Василия Меркушова (в дореволюционных списках его фамилия писалась Меркушев) в младший общий класс Морского кадетского корпуса - 1 сентября 1898 года - его отец служил младшим врачом Сухумского отряда Черноморской бригады Отдельного корпуса пограничной стражи и имел чин надворного советника (VII класс Табели о рангах, соответствующий военному чину подполковника).
     По окончании Морского корпуса В. А. Меркушов 21 февраля 1905 года был произведен в мичманы, начав службу на Балтике в 19-м флотском экипаже. 28 апреля того же года [10] он был назначен на подводную лодку «Сиг» «для обучения подводному плаванию», а с 25 июля по 1 января 1906 года плавал на ней помощником командира. В декабре 1905 года в Либаве, где базировался «Сиг», начал формироваться Учебный отряд подводного плавания, официально учрежденный 19 марта 1906 года. Мичман Меркушов стал слушателем офицерского класса Учебного отряда и в сентябре 1907 года окончил обучение. Был направлен в Сибирскую флотилию, где 20 октября того же года во Владивостокском отряде вступил в командование подводной лодкой «Кефаль». 7 декабря 1907 года он получил звание офицера подводного плавания, введенное на флоте и тогда же впервые присвоенное 68 чинам флота и Морского ведомства. В декабре 1908 года во Владивостоке, командуя подводной лодкой «Кефаль», В. А. Меркушов участвовал в уникальном эксперименте - погружении подводной лодки под лед Амурского залива.
     В октябре 1910 года, уже лейтенантом, В. А. Меркушов был переведен на Балтику, а 24 января 1911 года назначен старшим помощником командира подводной лодки «Аллигатор». 19 ноября 1912 года он получил в командование подводную лодку «Окунь» и 23 декабря был утвержден ее командиром.
     На «Окуне» В. А. Меркушов начал Первую мировую войну и стал одним из самых известных командиров-подводников Балтийского флота. 21 мая 1915 года, находясь в Балтийском море, «Окунь» встретил соединение немецких кораблей, шедших в охранении миноносцев. Преодолев охранение, «Окунь» атаковал один из кораблей, который, обнаружив лодку, пытался ее таранить. «Окунь» успел дать торпедный залп и погрузиться, хотя был сильно помят корпусом немецкого корабля. За эту атаку, вынудившую неприятельские корабли к отходу, командир лодки был удостоен ордена Св. Георгия 4-й степени, его помощник мичман З. А. Лисс - ордена Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», а команда - Георгиевских крестов той же степени. Лейтенант Меркушов стал первым офицером Балтийского флота, получившим эту высокую боевую награду во время Первой мировой войны. 15 июня 1915 года близ Виндавы «Окунь» атаковал немецкий крейсер «Аугсбург», за что лейтенант [11] Меркушов был награжден Георгиевским оружием и Кавалерским крестом французского ордена Почетного Легиона. 26 ноября 1915 года В. А. Меркушов за отличие был произведен в старшие лейтенанты, оставаясь в этом чине к 25 октября 1917 года и числясь 57-м по старшинству в общем списке офицеров флота.
     Дальнейшей службе на подводных лодках В. А. Меркушову помешала полученная при таране «Окуня» травма позвоночника; с 17 января по 16 марта 1916 года он находился в отпуске по болезни, а 9 апреля 1916 года «на законном основании подводную лодку «Окунь» сдал». Василий Александрович был переведен в Минную дивизию и назначен старшим офицером эскадренного миноносца «Гавриил». 5 марта 1917 года, в первые дни Февральской революции, по требованию команды В. А. Меркушов как приверженец свергнутого режима отстраняется от должности старшего офицера «Гавриила», которому будет суждено стать одним из действующих кораблей красного Балтфлота, выставленным англичанами для предотвращения возможных действий красных с моря, и погибнуть на минном заграждении в Копорской губе в октябре 1919 года...
     С «Гавриила» В. А. Меркушов переводится на берег, в Службу связи Балтийского моря. Первая мировая война заканчивается для него 25 февраля 1918 года в Ревельском укрепленном районе, в этот день сданном немцам. Сам он после сдачи крепости остается в Ревеле, а после заключения Брестского мира перебирается в Одессу. Здесь с 18 июля 1918 года он числится в резерве чинов флота.
     В сентябре 1918 года В. А. Меркушов уже в Севастополе, где назначается начальником 2-го отдельного отряда средств высадки войск Черного моря. В ноябре 1918 года в составе добровольческих частей генерал-майора А. Н. Гришина-Алмазова участвует в освобождении Одессы от петлюровцев. В январе 1919 года в Одессе по приказу Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России начинается формирование 2-го отряда судов для действий на реках. В феврале начальником отряда назначается капитан 2 ранга С. Н. Власьев, старый сослуживец В. А. Меркушова по подплаву, а сам он занимает должность начальника дивизиона бронекатеров. Однако вскоре бронекатера передаются Кубанской [12] речной флотилии, и старший лейтенант Меркушов зачисляется в резерв чинов флота. 7 августа 1919 года он назначается начальником отряда высадки, с которым уже 10 августа участвует в десанте у Сухого лимана и занятии Одессы Вооруженными Силами Юга России.
     С 11 сентября по 5 ноября 1919 года старший лейтенант Меркушов командовал вспомогательным крейсером «Цесаревич Георгий», совместно с сухопутными частями участвовал в ликвидации повстанческих отрядов Махно на побережье Азовского моря, занятии Бердянска. 30 ноября 1919 года за отличие по службе был произведен в капитаны 2 ранга. С января 1920 года состоял при штабе Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России. 19 мая 1920 года произведен в капитаны 1 ранга. В марте 1920 года был назначен комендантом парохода «Харакс», в ноябре эвакуировавшего из Керчи донских казаков. 23 января 1921 года старший морской начальник в Константинополе подписал приказ о демобилизации парохода, принадлежавшего Русскому обществу пароходства и торговли; на этом закончилась почти двадцатилетняя служба В. А. Меркушова в русском флоте, из которых одиннадцать лет были отданы подводному плаванию.
     Первое время Василий Александрович живет на Принцевых островах, расположенных в Мраморном море неподалеку от Константинополя. В «Списке русских граждан, эвакуированных из России и поселившихся на Принцевых островах», хранящемся в Государственном архиве Российской Федерации (ф. 5982, оп. 1, д. 149), под №69 числятся: «Меркушов Василий Александрович, 36 лет, капитан 1 ранга, прибыл из Севастополя» и «Меркушова Мария Ивановна, 33 лет, прибыла из Севастополя».
     В Константинополе В. А. Меркушов служил в управлении русского транспортного флота, состоял членом Союза морских офицеров. В ноябре 1922 года, командуя буксиром «Скиф», принял участие в перегоне русских тральщиков и буксиров, реквизированных французским правительством, из Константинополя в Марсель. Возглавлял переход все тот же старый сослуживец В. А. Меркушова капитан 1 ранга С. Н. Власьев.
     Первые годы эмиграции В. А. Меркушов провел в местечке [13] Пон-де-Шеруи неподалеку от Лиона, где был рабочим на заводе «Грамон», выпускавшем электрические кабели. Потом обосновался в Париже, жил, преодолевая прогрессирующие болезни; к концу жизни с трудом передвигался и ослеп на один глаз. Скончался 4 декабря 1949 года и был похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. На его надгробии из серого гранита написано: «Командир подводной лодки «Окунь», Георгиевский кавалер капитан 1 ранга В. А. Меркушов 1884–1949». В этой же могиле похоронена и его жена М. И. Меркушова (урожденная Воронцова-Вельяминова, 1887–1982). Детей у супругов Меркушовых не было.
     Помимо того, что В. А. Меркушов был выдающимся русским подводником, он был еще и талантливым морским писателем, летописцем русского флота. Первую свою работу он [14] напечатал в 1904 году в петербургском журнале «Море и его жизнь», еще будучи гардемарином Морского корпуса, и позже продолжал печататься в этом журнале. Печатался также в газетах «Вестник Либавы», «Слово», «Досуги Заамурца».
     Посылая свои статьи в журнал и газету, В. А. Меркушов не спрашивал разрешения начальства и тем вызывал его гнев. В фонде Учебного отряда подводного плавания Российского государственного архива военно-морского флота сохранился любопытный приказ, изданный контр-адмиралом Щенсновичем, командовавшим отрядом. В приказе, датированном 19 мая 1906 года, говорится следующее:
     «Мичман Меркушев позволил себе отправить в «Вестник Либавы» заметку, не испросив разрешения командира. Это уже второй случай такого отправления статьи в журнал мичманом Меркушовым.
     Объяснение, сделанное этому офицеру после первого случая, когда он отправил статью в журнал «Море и его жизнь», не произвело должного влияния на мичмана Меркушева.
     За неисполнение ст. 17 Морского устава («Корреспонденции для напечатания в газетах или иных повременных изданиях направляются не иначе, как с разрешения командира корабля». - Ред.) арестовываю мичмана Меркушева домашним арестом с исполнением служебных обязанностей на одну неделю».
     Позже В. А. Меркушов печатался в «Известиях по подводному плаванию», издававшихся Учебным отрядом подводного плавания в Либаве; в 1916 году был привлечен к сотрудничеству в «Ежемесячнике подводного плавания» - журнале штаба Дивизии подводных лодок Балтийского моря. В июле 1920 года в Севастополе в первом номере журнала «Военный вестник» опубликовал «Записки командира подводной лодки «Окунь», охватывающие период с 12 июля по 23 августа 1914 года.
     В 1923 году в журнале «Морской сборник», издававшемся на Русской эскадре в Бизерте, было напечатано начало повести В. А. Меркушова «Без страха и сомнения», авантюрной по самой жизни, когда отряд еле живых русских буксиров, реквизированных Францией, штормовой осенью 1922 года перегонялся из Константинополя в Марсель: «Карт у нас нет, стоят они слишком дорого. За уничтожение же девиации на компасах всего отряда надо тоже платить порядочную сумму, поэтому - идите так», - напутствовали русских [15] моряков французы. И русские, вопреки всему, дошли, не потеряв ни одного судна.
     В парижской эмиграции В. А. Меркушов написал две книги: «Подводники. (Очерки из жизни русского подводного флота 1905–1914 гг.)» и «Дневник подводника» (в двух томах: «1914 год» и «1915 год»). Первую книгу он охарактеризовал как «ряд отдельных, не связанных между собой мелких рассказов из прошлого подводного плавания в России». Над второй частью книги «1914 год. Война» работал особенно тщательно, считая, что это - «единственный для заграницы документ о деятельности русских подводных лодок в начале войны». В. А. Меркушов, преодолевая болезнь, проделал огромную работу - достаточно сказать, что машинопись «Подводников» насчитывала 233 страницы, а трех томов «Дневника подводника» - 1983 страницы, не считая текстовых приложений, планов, карт и многочисленных специально подобранных иллюстраций! К тому же была и третья рукопись - «Агония Ревеля», посвященная событиям последней недели перед сдачей немцам Ревельского укрепленного района 25 февраля 1918 года.
     К этому необходимо добавить, что В. А. Меркушов с 1929 года сотрудничал с русским военным и военно-морским журналом «Часовой», издававшимся в Париже. В нем имеется 41 его прижизненная публикация, не считая нескольких, опубликованных после смерти.
     Кроме того, с 1927 года статьи В. А. Меркушова появлялись в парижских газетах «Возрождение», «Русский инвалид», «Россия и славянство», а с 1947-го - в «Русской мысли».
     В. А. Меркушову не довелось увидеть изданной ни одну из своих книг. «Всю эмиграцию хранил и берег, благополучно пронес через все испытания, приводил в порядок и печатал на машинке в Морском собрании. ... Будет очень обидно, если все пропадет зря», - сетовал он в письме к своему однокашнику по Морскому корпусу П. Е. Стогову.
     После кончины Василия Александровича часть его материалов оказалась в собрании Общества офицеров Российского Императорского флота в Америке, куда полученные от В. А. Меркушова машинописные тома передал его сослуживец П. О. Шишко. В 1970-е годы эти материалы попали в собрание американо-русского общества «Родина» (г. Лейквуд, шт. Нью-Джерси, [16] США). Другая часть литературного наследия В. А. Меркушова осталась в Париже у родственников его жены Воронцовых-Вельяминовых. В 1996–1998 годах материалы из «Подводников» и «Дневника подводника» вместе с собранием общества «Родина» вернулись в Россию и нашли свое место в документальном фонде Центрального музея Вооруженных Сил.
     К столетию русского подводного плавания, отмечаемому в 2006 году, мы задумали собрать написанное В. А. Меркушовым, чтобы выпустить его книги, так и не увидевшие света. Начали с полученных из Парижа от А. В. Плотто машинописных листов с авторской правкой. Среди них оказалось несколько очерков из книги «Подводники», а также ряд материалов, относящихся к «Дневнику подводника». Наша работа стала целенаправленной, когда в документальном фонде Центрального музея Вооруженных Сил нашлись составленные В. А. Меркушовым подробные оглавления обеих его книг, а также указания, в каких парижских изданиях печатались отрывки из них.
     Завершению нашей работы в большой степени способствовала удача: оказалось, что в России находится большое собрание материалов В. А. Меркушова, в том числе полные авторские машинописные тексты «Подводников» и «Дневника подводника». Их возвращением на родину мы прежде всего обязаны Н. В. Солдатёнкову, внуку старшего лейтенанта К. В. Солдатёнкова, участника Цусимского сражения на крейсере «Олег». Николай Васильевич, ныне священник о. Николай, член парижского Морского собрания, живет в Дижоне. Получив от Воронцовых-Вельяминовых материалы В. А. Меркушова, он в девяностые годы решил вернуть их в Россию.
     Об этом желании Н. В. Солдатёнкова стало известно адмиралу В. И. Панину, председателю правления Всероссийской общественной организации «Традиции и реликвии отечественного флота», служившему на дизельных и атомных подводных лодках трех проектов. Понимая, какую ценность для истории русского флота представляет литературное наследие В. А. Меркушова, Василий Иванович приложил все усилия к его возвращению на родину. Предпринятые В. И. Паниным усилия увенчались успехом, и ныне собрание литературно-исторических произведений и документов В. А. Меркушова [17] находится на хранении в Российском государственном архиве Военно-морского флота (ф. Р-2246, оп. 1, д. 85–95).
     Мы приглашаем читателей к увлекательному и познавательному чтению того, что было написано Василием Александровичем Меркушовым, о котором его друг издатель «Часового» В. В. Орехов сказал следующее:
     «Вся его жизнь была посвящена России и ее флоту. Он не переставал все время эмиграции быть его трубадуром. Одиннадцать лет подводного плавания поставили его имя на одно из самых уважаемых мест среди наших моряков.
     Человек смелого, независимого и рыцарского характера, Василий Александрович был любим, ценим и уважаем всеми его начальниками, друзьями и сотрудниками».
     Пусть настоящие «Записки подводника» станут памятью о «подлинном герое, чье имя должно быть сохранено в анналах истории русского подводного плавания», столетие которого отмечается в России под сенью Андреевского флага, которому с честью служил В. А. Меркушов.
     Владимир Лобыцын
***********
Подвижник
     Подвижники нужны, как солнце. Составляя самый поэтический и жизнерадостный элемент общества, они возбуждают, утешают и облагораживают. Их личности - это живые документы, указывающие обществу, что, кроме людей, ведущих спор об оптимизме и пессимизме, пишущих от скуки неважные повести, ненужные проекты и дешевые диссертации, развратничающих во имя отрицания жизни и лгущих ради куска хлеба, что, кроме скептиков, мистиков, психопатов, иезуитов, философов, либералов и консерваторов, есть еще люди иного порядка, люди подвига, веры и ясно сознанной цели». Эти слова Антона Павловича Чехова о великом русском путешественнике Николае Михайловиче Пржевальском безо всякой натяжки можно отнести и к знаменитому русскому подводнику-первопроходцу Василию Александровичу Меркушову. Его литературные труды, которые полностью удалось собрать по разным странам русского рассеяния, сегодня впервые приходят к читателю в виде книги, воплощая его многолетнюю мечту.
     В издательстве «Согласие» в свое время увидели свет книги по истории русского флота: «Под флагом России» (к 300-летию российского торгового флота), «Бизертинский «Морской сборник» 1921–1923. Избранные страницы», «"Варяг». Столетие подвига 1904–2004», - все это были книги, наполненные новым или мало известным материалом не только для широкой публики, но даже, в определенной мере, для знатоков. Уверен, что «Записки подводника» В. А. Меркушова займут свое достойное место в этом ряду, а ряд продолжится неизвестными нынешнему читателю морскими рассказами писателей русского зарубежья.
     Особо хотел бы обратить внимание читателя на язык книги - свежий, живой, чистый русский язык, а также на безусловный литературный талант автора, талант высокой пробы.
     Вацлав Михальский, лауреат Государственной премии России
*******
Его книга:     Меркушов Василий Александрович Из дневника подводника. Записки командира подводной лодки «Окунь» 1914–1915 гг.
     «Военная литература»: militera. lib. ru Издание: Меркушов В. А. Записки подводника 1905–1915. - М.: Согласие, 2004. Книга на сайте: militera. lib. ru/db/merkushov_va2/index. html

или в бумажном виде:     Меркушов В. А. Записки подводника 1905–1915. Составитель и научный редактор В. В. Лобыцын. - М.: Согласие, 2004. - 624 с. , илл. - ISBN 5–86884–094–1. Тираж 1000 экз.
     Аннотация издательства: В настоящее издание включены произведения В. А. Меркушова, одного из пионеров русского подводного плавания, известного подводника Первой мировой войны. Второе произведение - «Из дневника подводника» - имеет подзаголовок «Записки командира подводной лодки «Окунь» 1914–1915». Автор, воевавший на Балтике и удостоенный высших воинских наград: ордена Св. Георгия 4-й степени и Георгиевского оружия, дает яркую картину боевых действий подводных лодок на Балтийском море и показывает беспримерное мужество русских моряков-подводников, их бесстрашие и верность воинскому долгу.
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 02.09.2011 • 20:35
Некролог:       ЛЕЙТЕНАНТ ВИКТОРИН РОМАНОВИЧ КАЧИНСКИЙ
[attachment=1]
 В Сан-Питерсбурге (Флорида) 3-го февраля 1986г. на 95 году жизни скончался пионер русской морской авиации В. Р. Качинский.
 Покойный окончил Морской кадетский корпус в 1910 г. и в 1912 г. отозвался на призыв вступить в морскую авиацию, в которой и прошла его военная карьера в императорской армии. Закончив курс пилотажа на аппарате Фарман В. Р. был направлен на первую в мире авиоматку, снабженную гидропланами, которые для взлета опускались на воду. Первую мировую войну он провел в составе Черноморского флота отличаясь отвагой и решительностью в действии.
 В 1915 году он был отправлен из Батума бомбить военные склады в турецком городе Архава. За успешное выполнение этой задачи под огнем противника, был награжден орденом Св. Владимира 4-ой степени с мечами и бантом. Налеты на босфорское побережье принесли ему Станислава 2-ой степени. В его боевом списке налеты на Кавказском фронте, разведка у Синопа и налет в 1916 году на Варну отряда гидро-дивизиона которым он командовал.
 Это был первый ночной полет в истории морской авиации. За этот налет он был награжден георгиевским оружием. Кроме русских наград покойный был награжден черногорскими, польскими и британскими наградами и был представлен к награждению орденом св. Георгия и производству в капитаны 2-го ранга. Но революция помешала ему получить эти награды.

 В 1917 году Викторин Романович чудом избежал судьбу своих братьев морских офицеров расстрелянных матросами, этой красой и гордостью октябрьской революции. Через год он все же был арестован и под угрозой смерти был направлен возглавить украинскую морскую авиацию. После побега в Польшу, не зная языка, он становится главою польской морской авиации. Затем Бельгия и в 1928 году Соединенные Штаты Америки, где он сотрудничает с И. Сикорским на его заводах.

 Смитсониевский Институт в Вашингтоне признал В. Р. Качинского как одного из двух русских пилотов-пионеров совершивших первый одиночный полет раньше 17 декабря 1916 года. Другим пилотом был И. Сикорский.
 Мир праху Твоему доблестный русский офицер.
                                                                                                                         Б. В. Драшпиль
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 02.09.2011 • 20:38
Некролог:           ПОЛКОВНИК АПОЛИНАРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ РЯБИНСКИЙ
[attachment=1]
10-го апреля 1982 г. тихо скончался в возрасте 92 лет, последний Апшеронец, Георгиевский кавалер, участник 1-го Кубанского похода, Галлиполиец, военный инвалид, полковник I Ударного Корниловского полка, Аполинарий Александрович Рябинский.
 Окончивши 1911 г. Симбирский Кад. Корпус, поступил в Киевское Военное училище, из которого выпущен подпоручиком 6-го августа 1913 г. в 80 пехотный Кабардинский полк, из которого в ноябре того же года переведен в 81 пех. Апшеронский полк, с которым и вышел на войну 1914 г.
 Всю Первую мировую войну провел в строю на фронте, был несколько раз ранен и награжден всеми очередными боевыми орденами ДО ордена Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом. В октяоре 1915 г. награжден Георгиевским оружием за отличие в ночном штыковом бою.
 После развала фронта в 1917 г. отправляется на Дон и вступает в ряды Корниловского ударного полка, с которым проделал все походы гражданской войны.
 После Второй мировой войны обосновался в Аргентине, где занимаясь физическим трудом, выслужил скромную пенсию, на которую и жил.
 Покойный был образцом Российского кадрового офицера Императорской Армии. Состоял долгое время в правлении Кадетского Объединения, интересовался работой и жизнью Объединения и только физическая немощь отдалила его в последние годы от кадетской среды. Но душою он был до последних дней с нами.
 Похоронен на Английском кладбище в Б.-Айресе. После отпевания, на котором были несколько членов Объединения, с покойным простился от имени кадет и соратников-корниловцев Председатель О.К.Р.К.К. в Аргентине.
 Мир праху твоему, дорогой однокашник и пусть тебе будет между нами вечная память.
==========
«ЮБИЛЕЙ»
/ из номера 27 "Кадетская Перекличка" 1981г./

 14 июня 1980 года полковнику Аполинарию Александровичу Рябинскому исполнилось 90 лет. Правление Объединения кадет Российских кадетских корпусов в Аргентине давно постановило приветствовать в этот день своего старейшего однокашника.
 Так как Аполинарий Александрович не может «выезжать», то решили посетить его в его доме, в городе Оливос, возле Б. Айреса, где он живет со своей сестрой.
 В означенный день, в 16 часов в квартире юбиляра собрались: Председатель Объединения С. А. Якимович и члены правления: Г. В. Войцицкий, А. В. Алферов, И. Н. Андрушкевич, от дамского комитета были: И. И. Энгельгардт, Т. Н. Базаревич, Н. Н. Якимович, Е. И. Алферова.
 К сожалению, в виду эпидемии гриппа, многие однокашники, желавшие принять участие в этом торжестве — не могли присутствовать.
 Председатель в нескольких теплых словах поздравил «новорожденного» провозгласивши тост за его здоровье и пожелавши ему «многая лета» прокричал «Ура!», поддержанное всеми присутствующими. В веселом настроении, в дружной кадетской семье провели больше трех часов.
*****
Рябинский Аполинарий Александрович, р. 15 июля 1890 в Витебске. Из дворян, сын генерала. Симбирский кадетский корпус 1911, Киевское военное училище 1913. Штабс-капитан 81-го пехотного полка. Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии с дек.1917 с Корниловским полком; в боях с 18 янв.1918. Участник 1-го Кубанского похода: командир пулеметной роты Корниловского полка. Ранен 14 окт.1918 под Армавиром. Во ВСЮР и Русской Армии в 1-м Корниловском полку до эвакуации Крыма. Капитан. На 18 дек.1920 в штабе Корниловского полка в Галлиполи. Осенью 1925 в составе того же полка в Болгарии. Полковник. В эмиграции в Югославии, председатель полкового объединения 81-го пехотного полка. Сотрудник журнала "Военная Быль". Умер 10 апр.1982 в Буэнос-Айресе. Жена Агния Николаевна Aгеева)*, сестра. Соч.: воспоминания.
Волков С.В. Первые добровольцы на Юге России. – М.: НП «Посев», 2001
*****
10. РЯБИНСКИЙ Аполлинарий Александрович, Георгиевский кавалер. (1890 – 10.4.1982, Британское кладбище в Буэнос-Айресе).
Симбирский Кадетский корпус (1911 г.), Киевское военное училище (1913 г.).
Полковник Корниловского Ударного полка, первопоходник, галлиполиец.
Выпущен 6 августа 1913 года подпоручиком в 81 пехотный Апшеронский полк. Всю Первую Мировую войну провел в строю на фронте, был несколько раз ранен и награжден всеми очередными боевыми орденами до ордена Св. Владимира IV степени с мечами и бантом. В октябре 1915 г. награжден Георгиевским оружием за отличие в ночном штыковом бою.  После развала фронта в 1917 году вступил в ряды Корниловского Ударного полка, с которым проделал все походы Гражданской войны. В эмиграции жил в Югославии. После Второй Мировой войны переехал в Аргентину, занимался физическим трудом.
                                                                                                                                Русский кадетский некрополь в Аргентине
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 03.09.2011 • 11:41
Некролог:          МАРТОС ГЕОРГИЙ ГЕОРГИЕВИЧ
[attachment=1]
 28 декабря 1998 г. в Montmorency тихо скончался на 100-м году жизни Георгиевский кавалер 12-го гусарского имени Дениса Давыдова, ныне великой княгини Ольги Александровны, Ахтырского полка, корнет Георгий Георгиевич Мартос.
 Покойный родился в военной семье в крепости Ново-Георгиевск и десяти лет был определен в Петровско-Полтавский кадетский корпус.
 В 1918 г. в составе десятка кадет он был зачислен в формировавшийся из добровольцев 12- й гусарский Ахтырский полк, с которым проделал всю гражданскую войну на юге России, будучи три раза ранен и заслуживши Георгиевский крест.

 На Галлиполи из кадет, служивших в кавалерийских полках, было вновь сформировано Николаевское кавалерийское училище, эвакуированное позже в Белую Церковь в Югославии, и по производстве в корнеты бывшие кадеты были зачислены в кадры своих полков.
 После работы по постройке дороги Кральево-Рашка, большинство ахтырцев прибыли во Францию, где работали художниками, шоферами такси или малярами.
 Георгий Георгиевич Мартос избрал профессию маляра и успешно работал самостоятельно сначала на юге Франции, затем в Париже.
 В 1996 г. он поступил в старческий дом в Montmorency, где и скончался. Георгий Георгиевич отличался бодростью, веселостью и неизменно участвовал во всех кадетских и полковых встречах.
 Он был женат на дочери последнего командира лейб- гвардии Павловского полка Елене Эдуардовне Гамбс, скончавшейся намного раньше него.
 Мир праху его и Царствие ему Небесное.

Старый друг и однополчанин, 6-го выпуска РКК в Сараево Владимир ЯГЕЛЛО.
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Санта от 03.09.2011 • 11:52
Думаю эту удивительную историю можно выложить здесь...

(http://i.voffka.com/pic/04img_set/80000d002.jpg)
(http://i.voffka.com/pic/04img_set/80000d003.jpg)
(http://i.voffka.com/pic/04img_set/80000d004.jpg)
(http://i.voffka.com/pic/04img_set/80000d005.jpg)
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 04.09.2011 • 00:03
Вот просто уникальный человек и уникальный офицер, испытавший и повидавший многое и многих...
Андреев Владимир Владимирович
[attachment=1]
Андреев Владимир Владимирович, р. 1878. В службе с 1896, офицером с 1898. Полковник л.-гв. Волынского полка. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского похода. В эмиграции 1930 председатель отдела Союза Первопоходников в Болгарии. Умер 16 апр. 1940 на Шипке (Болгария).
Волков С.В. Первые добровольцы на Юге России. – М.: НП «Посев», 2001
===============
Призовая шашка обр.1881 года, тип Северского Драгунского полка, с эмблемой "За фехтовальный бой" - принадлежавшая полковнику В.В.Андрееву, Россия
[attachment=2]
   Замечательная призовая офицерская шашка казачьего типа 1881 года, принадлежавшая известному мастеру фехтования своего времени, полковнику В.В.Андрееву. Клинок с двумя узкими долами, у основания клинка с оборотной стороны - орнаментальный травленый картуш с Государственным гербом и надписью "Златоустъ Ор. Фабр.". Черен рукояти изготовлен из черно-коричневой кости, прибор рукояти - из серебра 84 пробы, украшен уставным черненым растительным орнаментом. Навершие рукояти украшено накладным вензелем Императора Александра III, в правление которого В.В.Андреев был произведен в офицеры. У основания рукояти оригинально установлена призовая накладка в виде медальона в окружении лавровой и дубовой ветвей под Императорской короной. Накладка на медальоне была утрачена, ее профессионально отреставрировали в наши дни. Ножны шашки дошли до нашего времени в полностью разбитом состоянии, с утраченными призовыми накладками, сохранились лишь устье ножен и гайка. Ножны были отреставрированы, стакан ножен восстановлен.
 Уникальный предмет, принадлежавший известной исторической личности - человеку, сделавшему немало для становления и развития фехтовального искусства в России, а впоследствии в эмиграции в Болгарии.
 Общая длина - 92 см.  Длина клинка - 75 см.
[attachment=3]
Андреев Владимир Владимирович (6.10.1878–16.4.1940, Шипка, Болгария), полковник. Из потомственных дворян, уроженец С.-Петербургской губ., вероисповедания православного. Воспитывался в Михайловском Воронежском кадетском корпусе, окончил Павловское военное училище по 1-му разряду. В службу вступил 31.8.1896 г. из кадет в Павловское военное училище юнкером рядового звания. Унтер-офицером 3.10.1897 г., младшим портупей юнкером 23.4.1898 г., награжден знаком за отличную стрельбу 16.7.1898 г., старшим портупей юнкером 21.5.1898 г. По окончании курса училища 8.8.1898 г. произведен в подпоручики в 184-й пехотный резервный Варшавский полк со старшинством с 13.8.1897 г.; прибыл к полку 28.9.1898 г. 18.11.1898 г. прикомандирован для испытания по службе и перевода впоследствии Лейб-гвардии к Волынскому полку; 30.11.1898 г. зачислен в списки прикомандированных и назначен младшим офицером в 3-ю роту. 20.9.1899 г. переведен Лейб-гвардии в Волынский полк тем же чином со старшинством с 8.8.1898 г. 30.4.1901 г. на окончательном состязании в Варшавском военном фехтовально-гимнастическом зале получил 2-й приз за бой на саблях «шашка». 6.12.1902 г. произведен в поручики со старшинством с 8.8.1902 г. 30.4.1903 г. на состязании офицеров на призы в Варшавском военном фехтовально-гимнастическом зале получил 1-й приз за бой на саблях. 14.2.1904 г. командирован в С.-Петербургское Атлетическое общество на состязание, возвратился 20.2.1904 г. 30.5.1904 г. назначен офицером распорядителем Варшавского военного фехтовально-гимнастического зала. 6.12.1904 г. произведен в штабс-капитаны со старшинством с 8.8.1904 г. 8.2.1907 г. командирован в г. Гаагу на международный военный фехтовальный турнир и награжден 5 призом из 12 призов за бой на саблях «Серебряный кубок», возвратился 7.3.1907 г. 17.5.1907 г. на состязании офицеров Варшавского военного округа награжден первым призом за бой на рапирах. 1.6.1908 г. на окончательном состязании офицеров Варшавского военного округа в фехтовальных боях награжден за бой на саблях I-м Императорским призом. 1.2.1910 г. командирован в Римскую Центральную фехтовальную школу на 3 1/2 месяца, возвратился 15.6.1910 г. 22.11.1910 г. назначен командующим 5-й ротой, принял роту 4.12.1910 г. 6.12.1910 г. произведен в капитаны со старшинством с 8.8.1910 г. 16.6.1912 г. командирован в г. Стокгольм на Олимпийские игры, возвратился 21.7.1912 г. 31.5.1913 г. на окончательном состязании Варшавского военного округа в фехтовальных боях награжден за бой на рапирах I-м Императорским призом. 16.8.1913 г. командирован в г. Киев для участия в Первой Российской Олимпиаде, возвратился 28.8.1913 г. 16.11.1913 г. на состязательной стрельбе из винтовок офицеров Варшавского Гвардейского отряда выполнил условие на получение I-го Императорского приза при сумме квадратов 114 и получил 250 рублей. Участник Первой мировой и Гражданской войн. С 25.7.1914 г. в походах и делах против Австро-Венгрии и Германии, 28.9.1914 г. контужен в бою за переправу через р. Вислу у пос. Гура-Кальвария. Награжден орденами: Св. Станислава 3-й ст. (6.12.1907 г.), Св. Анны 3-й ст. (6.12.1911 г.), Св. Станислава 2-й ст. с мечами (12.12.1914 г.), а также Бельгийским орденом Военного креста 1-го класса (10.5.1909 г.). Имел светло-бронзовые медали в память 100-летия Отечественной войны 1812 года и в память 300-летия царствования Дома Романовых и нагрудные знаки: в память 25-летнего юбилея шефства Государя Императора Лейб-гвардии в Волынском полку, в память 100-летнего юбилея полка и в память 100-летнего юбилея Павловского военного училища. Был женат на девице Варваре Митрофановне Синициной, уроженке Воронежской губ., у них дочь Галина (род. 12.2.1905 г.). (РГВИА. Ф. 409. Оп. 2. Д. 22957. Л. 2–5 об. Послужной список 312–385, 1916 г.).

 После Первой мировой войны прибыл в Болгарию русский полковник Владимир Андреев. Он изучал фехтование в Варшаве, в 1903 году завоевал пятое место и серебряную чашу турнира в Гааге, Нидерланды. В 1910 году он отправился в Италию, где обучался в Риме в одной из лучших фехтовальных школ того времени. После окончания школы Владимир Андреев принял участие в многочисленных турнирах в Гааге, Утрехте (Нидерланды), Остенде (Бельгия), Феррара (Италия), Стокгольм (Швеция), а после его прибытия в Болгарию он был назначен профессором итальянского ограждения в Военно- Его Королевское Высочество школы.
 В 1925 году полковник Андреев написал одно из первых болгарских руководств по фехтованию под названием "Краткий справочник фехтования итальянской школы". Оно начинается со слов: "Я выражаю глубокую признательность моему ученику лейтенанту Д. Н. Бербенко за перевод этого руководства на болгарский язык. Давайте служить на благо родной армии". Андреев также считается основателем спортивного фехтования в Болгарии. В 1926 году по его инициативе был создан Болгарский спортивный союз фехтовальщиков.
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 04.09.2011 • 13:43
Некролог:   ПОЛКОВНИК АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ АЗАРЬЕВ (1887-1965)
[attachment=2] 
 В ноябре этого года исполнилось 100 лет со дня рождения, многим зарубежным кадетам известного, воспитателя, ротного командира и, в разное время, заведующего хозяйством Первого Русского Вел. Князя Константина Константиновича Кадетского Корпуса полковника АЗАРЬЕВА Александра Николаевича.
[attachment=1]
 Покойный родился 16 (29) ноября 1871 года. Кончил Петро-Полтавский Корпус и Первое Военное Павловское Училище по первому разряду. Произведен в подпоручики в августе 1892 года и вышел в 52 Пехотный Виленский пояк. В полку пробыл до августа 1УШ г. когда откомандирован на должность воспитателя в Киевский Владимирский Кадетский Корпус.
 В ноябре 1919 г. в составе Корпуса эвакуирован в Одессу, а в январе 1920 г. за границу.
 В Югославии прослужил в Корпусе до 1942 года, когда вышел в пенсию.

 Кадеты любили своего воспитателя, а он жил всецело интересами Корпуса и кадет и действительно заслужил не быть забытым своими питомцами. Скончался в 1965 г. в Белой Церкви и погребен на кадетском участке кладбища.
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 04.09.2011 • 13:45
Некролог:   Владимир Рудольфович БАУМАН
[attachment=1]
 16 апреля 1976 года, в Аргентине скоропостижно скончался  подполковник Марковской Артиллерийской Бригады
 Владимир Рудольфович БАУМАН.

 Покойный окончил Михайловский Воронежский Кад. Корпус  и в 1912 году  поступил в Константиновское Артиллерийское училище,
 будучи выпущен в сентябре 1914 года  в чине подпоручика  в Действующую Армию.
 Всю Первую мировую войну и гражданскую войну провел в строю, на фронте.
 В Аргентине состоял в Обще Кадетском Объединении, не пропуская никогда ни одной Кадетской встречи.

 Правление О.К.О. в Аргентине выражает свое глубокое и искреннее соболезноваяие  вдове, сыну и родственникам покойного.
***
25. БАУМАН Владимир Рудольфович (18.3.1894, г. Батум – 16.4.1976, Британское кладбище в Буэнос-Айресе).
Воронежский В. К. Михаила Павловича Кадетский корпус (1912 г.), Константиновское Артиллерийское училище (1914 г.). Подполковник артиллерии.
В 1914 г. вышел подпоручиком в действующую армию. Служил в 60-ой артиллерийской бригаде на Западном фронте (Перемышль, Латвия). В Добровольческой Армии воевал в Марковской артиллерийской бригаде в чине подполковника. Эвакуировался из Крыма, в Югославии работал лаборантом – бактериологом. В Аргентине с 1949 года.
                                                                                                                                                              Кадетский некрополь в Аргентине
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 04.09.2011 • 13:50
          Шеншин Петр Петрович

Шеншин Петр Петрович*,   р. 15 августа 1897 в Одессе. Одесский кадетский корпус 1915,   Михайловское артиллерийское училище 1916. Подпоручик (поручик) 30-й [350] артиллерийской бригады. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского похода в 3-й отдельной батарее. Во ВСЮР и Русской Армии в Корниловской артиллерийской бригаде до эвакуации Крыма. Галлиполиец. В фев.1921 в 1-й батарее Корниловского артиллерийского дивизиона. Капитан. В эмиграции в Югославии, 1 мая 1920 - 1 июня 1935 эконом и помощник заведующего хозяйством Первого русского кадетского корпуса. После 1945 - в США, с 1948 секретарь Союза Первопоходников. Умер 21 сен.1980 в Бурлингейме (США). Жена Ксения Александровна (классная дама Донского института; ум. 1975 в Калифорнии).
***
Его отец, также первопоходник:
Шеншин Петр Петрович*, р. 1864. В службе с 1884, офицером с 1886. Полковник, командир роты Одесского кадетского корпуса. В Добровольческой армии. Участник 1-го Кубанского похода в штабе армии, до 30 мар.1918 начальник политической части того же штаба. В Вооруженных силах Юга России; до янв.1920 Ставропольский вице-губернатор. Остался в Одессе. Умер в Центральной России.
Источник: Волков С.В. Первые добровольцы на Юге России. – М.: НП «Посев», 2001

Некролог:       Шеншин Петр Петрович
[attachment=1]
21-го сентября 1980г. в Бурлингейме скончался капитан Петр Петрович Шеншин, В.У.О. 10-го выпуска Одесского Великого Князя  Константина Константиновича Кадетского Корпуса 1915- го года.
 Петр Петрович Шеншин родился 15-го августа 1897 года в Одессе.
 Окончил полный курс Одесского Кадетского Корпуса, по окончании Корпуса поступил в Михайловское Артиллерийское Училище и окончил ускоренный выпуск в 1916 году.
 Участвовал во всех походах и боях против Австро-Германской коалиции в составе 30-ой Артиллерийской Бригады, с июня 1916 года по октябрь 1917 года.
 В 1-ом Кубанском походе находился с февраля 1918 года по май 1918 года.
 Принимал участие во всех боях и походах против большевиков с января 1918 года по ноябрь 1920-го года.
 Служа в Артиллерии получил награды за боевые действия: Св. Станислава 3-ей степени,
 Св. Анны 3-ей степени с мечами и бантом
 и Св. Станислава 2-ой степени с мечами.
 В ноябре 1920 года эвакуирован из города Севастополя на полуостров Галлиполи. В 1921 году прибыл в Югославию и был зачислен на должность вахтера при экономе в Русский Кадетский Корпус. При соединении корпусов Русского в Сараево с Крымским Кадетским Корпусом в Белой Церкви, исполнял должность эконома и впоследствии был помощником заведующего хозяйством. С упразднением должности помощника Хозяйственной части в 1935 году был принужден оставить Кадетский Корпус.

 В Соединенных Штатах Америки состоял в Объединении Кадет Российских Кадетских Корпусов.
 Организовал помощь своим однокашникам Одесситам и держал связь со всеми ими. В кадетской среде был всегда всеми любим и уважаем за его отзывчивость и кадетское сердце.
                                                                                                                                                     П. Гаттенбергер.  
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 23.09.2011 • 02:48
БОГДАНОВ Николай Николаевич
[attachment=1]
БОГДАНОВ Николай Николаевич, р. 1875. Рижский политехнический институт. Офицер с 1894. Полковник артиллерии, комиссар Временного правительства в Тверской губ. В Добровольческой армии; дек. 1917 начальник интендантской части. Участник 1-го Кубанского похода: фев. - апр.1918 заведующий финансовым отделом, затем финансовой и контрольной частью. Весной 1919 министр внутренних дел Крымского краевого правительства. Во ВСЮР и Русской Армии уполномоченный в органах Всероссийского Земского союза до эвакуации Крыма. Эвакуирован на транспорте "Ялта". В эмиграции 1920-1921 член Земгора (Российского Земско-Городского комитета помощи беженцам).
Волков С.В. Первые добровольцы на Юге России. – М.: НП «Посев», 2001

*******
 Фото и выдержка из книги: Петрова М.М. "СИМЕИЗ: путешествие по старым дачам", изд. "Сонат", Симферополь, 2006
..."Рядом с дачей Селям находится дача Карпова, а на противоположной стороне улицы две дачи Н. Н. Боrданова. Первый участок земли под № 15, площадью 500 кв. саж. он приобрел до 1910 г. и начал строительство первой дачи под названием Малый Богдан. 25 июня 1910 г. он купил соседний участок земли под № 14, площадью 200 кв. саж, на котором построил вторую дачу под названием Большой Богдан. Николай Николаевич Богданов с 1910 г. был председателем общества дачевладельцев Симеиза, или в переводе на современный язык - председателем поссовета на общественных началах при двух почетных членах - И. С. Мальцове и Я. П. Семенове.
  Николай Николаевич Богданов был талантливым организатором и смог сам организовать всю работу курорта. В. М. Кузьменко с большой теплотой отозвался об его деятельности на посту председателя общества. Однако документов о нем сохранилось немного и те, что есть в Государственном архиве Автономной республики Крым раскрывают лишь его революционную деятельность.
[attachment=2]
  Наша справка: Богданов Н.Н., из обедневших дворян Рязанскои ryбернии. В родовом имении Браговка жили не только его отец Николай Дмитриевич, но также сестра Софья Дмитриевна и брат Александр Дмитриевич Богдановы. В первом браке Софья Дмитриевна была замужем за Петром Шишкиным. Когда их сыну Анатолию исполнился год, отца не стало. Софья Дмитриевна вышла замуж за Павла Ивановича Коробьина. У них родилось трое дочерей - Елена, Софья, Ольга и сын Константин (впоследствии владелец дачи Селям).
  Н. Н. Богданов родился в 1875 г. С юношеских лет он активно включился в политическую борьбу. В 1892 г. Тамбовским ryбернским жандармским управлением привлекался к дознанию и тюремному заключению на один месяц за хранение нелегальное литературы.
  После чего был подвергнут гласному надзору на два года в избранном им месте жительства. Был освобожден от надзора по собственному ходатайству в апреле 1894 г.
  Вторично бьш подвергнyr гласному надзору в 1899 г. в связи с участием в тайном обществе во время учебы в Рижском университете (на один год).
  С тех пор Н. Н. Богданов постоянно находился в поле зрения жандармского управления, которое следило за его передвижением и посылало отчеты. Иногда Н. Н. Богданову приходилось писать докладные записки о своем передвижении и, в частности, когда он баллотировался в гласные Ялтинской городской Думы для подтверждения благонадежности. В отчете Ялтинской городской Думы от 23 ноября 1912 г. он писал, что ему 38 лет, живет он в собственном доме в Новом Симеизе с 14 февраля 1910 года. Его семья состоит из жены Софьи Павловны, 37 лет, (урождённой Коробьиной) детей Софьи 8 лет и Константина 6 лет. До переезда в Крым на постоянное место жительства служил инспектором в Русском страховом обществе при правлении в С. Петербурге и не имел постоянной квартиры. По делам службы ездил по всей стране, останавливаясь в гостиницах. Семья с 1907 г. жила в Алупке на даче Лутовиновых, куда он приезжал на все праздники. В сентябре 1909 г. жил на даче Я. П. Семенова в Новом Симеизе.
  Положительный отзыв, данный о нем И. С. Мальцовым, сыграл решающую роль в праве его баллотироваться в гласные. Видимо его деятельная натура настолько покорила И. С. Мальцова и Я. П. Семенова, что они его поддержали и на пост председателя Общества курорта Симеиз. Замечательную характеристику дал ему В. А. Оболенский в своих воспоминаниях:
  «Тучный, широкоплечий, с короткою шеею, с круглым широким лицом - с виду увалень, который лучше всего должен был себя чувствовать в покойном кресле, он, однако, был самый подвижный из нас. Даже места постоянного не имел. Все передвигался: то сядет направо, то налево, где случайно свободный стул окажется. Из заседания непрерывно отвлекали его телефоны. Бумаг с собой никаких никогда не таскал; докладывая свои дела, вытаскивал иногда какую-нибудь официальную бумажку то из одного, то из другого кармана. В докладах был очень краток, деловит и решителен. Столь же решителен был и в действиях. Огромная энергия и смелость совмещались в этом человеке с исключительной мягкостью и бесконечным добродушием. Старый земец и кадет, он был членом 2-й Гос. Думы от Рязанской губернии и пользовался огромной популярностью среди местного населения. С 1913 г. он был Председателем Ялтинского уездного Земства. После февральской революции был назначен Комиссаром Таврической Губернии, и о времени его управления сохранились многочисленные рассказы, свидетельствующие об его находчивости и умении мирными средствами справляться с бушевавшей революционной стихией. Когда водворились большевики, и пришла весть об образовании Добр. Армии, он отправился в армию и проделал с Корниловым весь Ледяной поход, верхом на конe, везя с собой, как казначей, все фонды ДА. Ему бьшо вверено Министерство Внутренних Дел, наиболее тягостное для нашей интеллигентной психологии. Приходилось заново создавать кадры местной стpажи, организовывать розыск, охранять внутреннюю безопасность, остерегаясь прибегать слишком часто к помощи несдержанной в своих порывах воинской силы. И всё это он проделал просто, без ужимок, но и без сладостpастия, с обычною энергиею и с обычною улыбкою своих больших голубых глаз. Этот непрезентабельный грузный человек был пожалуй, больше всех других любим в нашей среде. И нежность к нему сказалась особенно ярко в момент, когда всем нам пришлось бежать, когдa правительство погрузилось на пароход, идущий в Европу, а Богданов вдруг явился с нами прощаться.
Как так? Зачем прощаться?
Нет, не могу; еду в Новороссийск, на фелюге, а там дальше в ДА (Добровальческую Армию - Авт.).
А жена и дети? (У него был мальчик и девочка, оба некрепкие здоровьем).
Ничего, поместимся на фелюге.
Мы обнялись, особенно paстpoгaнныe этим характерным для Богданова жестом. Он упльл, явился к Деникину, но не вынес тогдашней атмосферы ДА, двинулся на Восток через Каспийское море в Сибирь, к Колчаку, а после падения Колчака через Владивостoк пробрался в Европу.»

Первоначально семья Богдановых жила в Чехословакии, зaтем перебралась во Францию, в Париж и небольшое курортное местечко Ла Фавьер, где приобрели маленький домик.
Он всегда был принципиально честен и за границей оказался почти без средств существования. Семье приходилось постоянно изыскивать возможности заработать деньги. Но самой большой мечтой было возвращение на Родину. К сожалению, через четыре года не стало сына, а в 1930 году не выдержало сердце и Николая Николаевича. Его жена Софья Павловна и дочь Софья Николаевн в 1947 году все-таки вернулись на Родину. Они побывали на родной рязанской земле, а затем переехали в Крым, в Симферополь к родственникам по линии сводного брата Анатолия Петровича Шишкина. На фото, сделанном в Симеизе, рядом с Николаем Николаевичем Богдановым на скамейке сидит его племянница Вера Анатольевна Шишкина, а за ними стоит Ольга Коробьина. Именно Вера Анатольевна и ее сестра Елена Анатольевна приняли участие в дальнейшей судьбе жены и дочери Богданова. К сожалению, Софья Николаевна не оставила потомства, но историю их семьи продолжают потомки Елены Анатольевны, ее сыновья Константин и Борис, а также внук Дмитрий Борисович Шишкин, несущий через слово Божие не только историю этой семьи, но и великую, бескорыстную любовь к Родине.
Но тогда в 1913 г. он был избран гласным, а затем и председателем Ялтинской Земской Управы. От решения проблем маленького курорта Симеиз он перешел к решению проблем всего Ялтинского уезда. В то время активно развивалось курортное строительство, и все службы Земства были обеспокоены проблемами чистоты курорта, вопросами водоснабжения, канализации, транспорта. Он был сторонником проведения на Южный берег Крыма железной дороги. Под его руководством Ялтинское Земство внесло проект в Государственную Думу о передаче в Земство негосударственного общественного пользования проселочные дороги, и возложить заботы о них на Земство. В Ялтинском уезде было построено несколько дорог: от Скути (Приветное) до Карасубазара (Белогорск), от Скели (Родниковское) до Узунджи (Колхозное).
  Н.Н. Богданов считал, что курорты должны быть доступны всем, без различия вероисповедания и положения в обществе, поэтому подал прошение в Гос. Думу о свободе передвижения евреев на курорты России.
*******
Бывшая дача первопоходника Богданова Н.Н. под названием Большой Богдан в пгт. Симеиз. Крым. Фото октябрь 2010 г.
[attachment=3]
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 12.10.2011 • 22:32
Толмачев Иван Николаевич
[attachment=1]
Толмачев Иван Николаевич (05.01.1861- 28.06.1932). Генерал-лейтенант, Одесский градоначальник, покровитель Черной сотни в Одессе. Из дворян, монархист. Окончил орловскую военную гимназию и Михайловское артиллерийское училище. Действительную военную службу начал офицером 3-й гвардейской артиллерийской бригады в Варшаве. В 1886 поступил в Николаевскую академию Генерального штаба, которую окончил по первому разряду (1889). Автор научного труда, посвященного военно-стратегическому описанию Полесья. Служил в Киевском военном округе на различных штабных должностях, был старшим адъютантом штаба округа, исполнял должность начальника штаба 2-й казачьей сводной дивизии. С 1904 командир 132-го Бендерского пехотного полка, направленного на Кавказ (Озургеты).В годы революции 1905, являясь начальником экспедиционного отряда, отличился решительной борьбой с революционными организациями в Кутаисской губ. За успехи в наведении порядка был произведен в генерал-майоры (1907) и назначен на должность дежурного генерала штаба Кавказского военного округа. Служил при наместнике Кавказа графе И. И. Воронцове-Дашкове, некоторое время занимал пост военного генерал-губернатора Гурии и Мингрелии. В конце 1907 был переведен на должность начальника штаба 16-го армейского корпуса Виленского военного округа, но практически сразу же (2 дек. 1907) по личному настоянию П. А. Столыпина, Толмачев был назначен одесским градоначальником. Свое кредо выразил словами: «О программе моей деятельности я должен заявить, что я солдат и признаю только своего Государя. Его приказания я и буду исполнять в точности, не останавливаясь ни перед чем».«Первое мое усилие будет направлено на то, чтобы в городе наступила тишина  Национального вопроса я не касаюсь, он для меня не существует. Мое дело не вдаваться в политику и партийность».В должности одесского градоначальника покровительствовал право-монархическим организациям города, хотя лично с преде. Одесского отдела Союза Русского Народа (СРН) гр. А. И. Коновницыным находился в натянутых отношениях, поскольку Толмачев стремился подчинить монархические организации Одессы местной власти, а гр. Коновницын, имевший влияние в «высших сферах» в С.-Петербурге, не желал подчиняться градоначальнику. При вступлении в должность градоначальника Толмачев собрал представителей монархических организаций, которым заявил: «Прежде всего — мой низкий поклон вам, господа, за вашу деятельность! Второе, — я всей душой черносотенец, и если я официально не могу быть членом союза, то в семье моей все — кто только может — члены союза». После такого заявления взаимопонимание с одесскими черносотенцами было быстро налажено.  Политика Толмачева, ставшего полновластным хозяином города и, по словам С.Ю.Витте, «с особенной силой преследовавшего евреев», вызывала к нему ненависть левых и либералов. В 1908 кадеты внесли в Гос. Думу запрос о превышении Толмачевым своих полномочий, в связи с тем, что градоначальник энергично взялся за чистку Новороссийского университета от либеральных профессоров и преподавателей. Покровительствовал русскому Академическому движению, а его супруга Л.Д.Толмачева стояла во главе Киевского общества содействия академической жизни. Покровительствовал Одесскому Союзу Русских Людей под председательством Н. Н. Родзевича. Бывая в С.-Петербурге, посещал заседания Русского Народного Союза им. Михаила Архангела и Русского Собрания. Приветствовал Съезд сторонников Маркова (4-й Всероссийский съезд Союза Русского Народа в Санкт-Петербурге 14-16 мая 1912).     

  Правые искренне восхищались твердостью курса Одесского градоначальника. На одном из съездов правых тов. председателя Киевского губ. отдела СРН Н. С. Мищенко, назвав Толмачева «безгранично преданным Престолу и Отечеству русским патриотом», отмечал: «Очень и очень мало у нас на Руси таких генералов Толмачевых. А если бы на Руси было еще два-три генерала Толмачева, да еще два-три генерала Думбадзе, то была бы с корнем вырвана еврейско-инородческая революция, и склонились бы перед священным знаменем Союза Русского Народа все жидовствующие русские».Остро переживал «нелады между правыми», подчеркивая, что после инцидента между Н. Е. Марковым и Б. В. Никольским «в Русское Собрание все высокопоставленные ходить боятся». Относительно политики, проводимой П. А. Столыпиным в отношении черносотенцев, писал: «Угнетает меня мысль о полном развале правых. Столыпин достиг своего, плоды его политики мы пожинаем теперь; все ополчились друг на друга...». После убийства премьера был отправлен в отставку. В 1912 баллотировался в IV Гос. Думу, но нужного числа голосов не набрал. Накануне Первой мировой войны проживал в Калуге. Являлся сторонником объединения СРН и Всероссийского Дубровинского Союза Русского Народа. Резко осудил клеветническую речь В. М. Пуришкевича, произнесенную с думской кафедры 19 ноября 1916.«С какою острой болью в сердце, — писал Толмачев Пуришкевичу, — прочли все русские люди, горячо любящие Россию, вашу речь в Гос. Думе. Как тяжело было сознавать, что вы сознательно проваливаете то, за что боролись много лет. Правда, вы добились пожатия руки кадета, но в этом ли состоит ваша историческая задача? В столь тревожное время, когда в государстве должна быть твердая власть, вы поддерживаете врагов самодержавия. Этого ли ждали от вас люди, искренне любящие Россию. <...> Вы должны сознать, что ваша речь ведет Россию к погибели и русский народ вам этого не забудет».     

После Февральской революции 1917 находился под следствием Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, в связи с тем, что в 1907 в Одессе было совершено убийство «турецкого подданного Мотеля Ише-са», якобы совершенного черносотенцами с его подачи.  Негативно воспринял большевистский переворот, помогал участникам Белого Движения и ВСЮР. Эмигрировал после окончания Гражданской войны. Умер в Берлине 28.06.1932 года. Похоронен на русском кладбище. 
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 12.10.2011 • 22:59
Трухачев Сергей Михайлович
[attachment=1]
Трухачев, Сергей Михайлович (1879 — 26 ноября 1942, Ницца) — русский военачальник, генерал-майор Генштаба, участник Белого Движения. Окончил Тифлисский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище и Николаевскую академию Генерального штаба (1906). Из училища вышел в Кавказскую Гренадерскую артиллерийскую бригаду. С 1908 по 1912 г. — старший адъютант штаба 10-го армейского корпуса. В 1912 г. — и. д. помощника делопроизводителя Главного управления Генерального штаба (в разведывательном отделе 1-го обер-квартирмейстера генерала Монкевица). В июне 1915 г. — полковник, вскоре затем назначенный штаб-офицером для поручений в Управлении дежурного генерала при Верховном Главнокомандующем. 15 декабря 1916 г. назначен командиром 16-го Гренадерского Мингрельского полка.

В Добровольческой армии с самого начала. В январе 1918 г.— командир штабной роты при штабе Добровольческой армии. В марте 1918 г. произведен в генерал-майоры и назначен начальником строевого отдела штаба армии. С июля 1918 г. — дежурный Генерального штаба Добровольческой армии, а затем с января 1919 г. — штаба Главнокомандующего ВСЮР. Находился на той же должности в Русской армии генерала Врангеля. После эвакуации армии генерала Врангеля из Крыма в ноябре 1920 г. — помощник начальника Отдела личного состава штаба Главнокомандующего, сначала в Константинополе, а затем, с переездом в Королевство СХС, в Сремски Карловицы. После расформирования штаба в 1926 г. переехал во Францию, к 1 января 1934 член Общества офицеров Генерального штаба. Проживал в Ницце, где и скончался 26 ноября 1942 г. Похоронен на русском кладбище Кокад.

  "В СЕМ БРАТСКОМ СКЛЕПЕ ОБРЕЛИ МЕСТО ВЕЧНАГО УПОКОЕНИЯ ИЗЪЯТЫЕ ИЗ ЗЕМЛИ
 ПОСЛЕ ПЯТИЛЕТНЯГО ПОГРЕБЕНИЯ НА НИЦЦКОМ ГОРОДСКОМ КЛАДБИЩЕ ОСТАНКИ СКОНЧАВШИХСЯ:", один из которых, генерал ТРУХАЧЕВ Сергей Михайлович:
[attachment=2]
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 12.10.2011 • 23:10
Безак Федор Николаевич
[attachment=1]
Безак Федор Николаевич (21 сентября 1865 года-14 декабря 1940 года), российский государственный деятель, полковник, шталмейстер Высочайшего Двора.

Из дворян, православный монархист, член правления товарищества Юзефовско-Николаевского свеклосахарного и рафинадного завода.Сын генерала Николая Александровича Безака (1836 - 1897), имел брата Александра.Жена — Елена Николаевна (дочь командира Кавалергардского полка генерал-адъютанта Н. Н. Шипова) (1880 - 4 августа 1971). Обучался в Нижегородским графа Аракчеева кадетском корпусе, затем прикомандирован к Пажескому корпусу.1885—1901 — служил в лейб-гвардии Кавалергардском императрицы Марии Фёдоровны полку; уволен со службы в чине полковника.Федор Николаевич был глубоко религиозен, знал С.А. Нилуса и митрополита Антония (Храповицкого).  

В 1902 году в чине полковника Безак вышел в отставку. В знак признательности за верную службу, он был пожалован в камергеры Высочайшего Двора (с 1911 года – шталмейстер). В связи с этим состоялось представление отставного полковника императрице: "Я имел счастье представляться Ее Величеству по случаю назначения камергером и меня предупредили не ждать, чтобы Императрица первая заговорила, а в случае ее молчания немедленно самому начать разговор и говорить как можно больше. Встретила меня Императрица с любезной улыбкой, протянула руку для поцелуя, и мы сели. Видя, что она не знает, что сказать, и что на лице уже начинают появляться красные пятна, я сам начал самый простой разговор о моей военной службе, теперешних занятиях в деревне и о моей семье и детях. Императрица сразу оживилась, вся конфузливость у нее прошла, и уже она сама стала задавать мне разные вопросы, и говорила о своих детях, о их воспитании, и расспрашивала о жизни в деревне и воспитании крестьянских детей. Таким образом, я просидел у Императрицы более получаса, и, когда она, наконец, встала, и я стал откланиваться, она с улыбкой протянула мне руку и любезно сказала, как ей интересно было со мной поговорить. Я положительно утверждаю, что, если бы все поступали так, как поступил я, Императрица со всеми была бы любезна, и уж конечно гордой и надменной считать ее было бы невозможно". В 1907 году Безак был избран депутатом в III Государственную думу, где вошел во фракцию умеренно-правых. Федор Николаевич был русским националистом и приверженцем взглядов П.А. Столыпина, которого, по собственному признанию, хорошо знал, После смертельного выстрела Богрова Безаку довелось выносить на своих руках окровавленное тело Столыпина из Киевского театра. Когда началась Первая мировая война, Безак откликнулся на призыв императора к подданным – вернуть имеющиеся за границей сбережения в Россию. "Он был убежденный монархист, для которого просьба Государя к русским людям, во время войны, вернуть все иностранные капиталы для поддержки военных нужд, была закон. Одним росчерком пера он вернул все, что имела семья за границей", – свидетельствует его дочь Ксения Федоровна.

В 1912 году — с 30 января киевский губернский предводитель дворянства, в 1913 году— сложил с себя полномочия члена Думы, а в сентябре избран членом Государственного совета от Киевского губернского земского собрания, где входил в правый центр. В 1916  году, в сентябре в связи с истечением срока выбыл из состава верхней палаты Госсовета. Творцов Февральской революции Федор Николаевич аттестовал следующими словами:"Кто разрушил могучую, великую Россию? Уж конечно, не крестьянское население, а те, кто во время величайшего напряжения всех сил страны перед самым победоносным окончанием войны, задумали свергнуть ту власть, которая одна могла вывести Россию из тяжелого положения, власть Помазанника Божия, власть русского Царя".  

Как губернский предводитель дворянства в Киеве, Безак заявил о необходимости оставаться верными данной Государю присяге и телеграфировать главнокомандующему, прося его прислать в город Уральскую или Оренбургскую казачью дивизию для наведения порядка. "Мне отвечали, что нельзя идти против народа, – писал он, вспоминая эти трагические для России дни. – Я возразил, что тут никакого народа нет…, и что все это будет сразу прекращено, если принять энергичные меры. Даже стрелять не придется, достаточно появления казаков с нагайками, чтобы все разбежались".В 1917 году Безак был участником монархического съезда в Киеве в июне, на котором избран главой монархического блока., а в 1918 году— участник монархического «Особого политического бюро на Украине».В дни гетманства Федор Николаевич совместно с другими видными правыми деятелями дореволюционной России входил в состав "Южной группы", затем влившейся в состав монархической организации "Союз верных", который был основан в 1918 или 1919 году на базе монархической группы Н.Е. Маркова, возникшей в Петрограде уже в 1917 году и имевшей первоначальной целью спасение Царской Семьи. Союз находился в связи с Киевским Советом обороны, созданным сохранившим свою преданность монарху графом Келлером, с которым Безак был близко знаком. Историк А.А. Иванов отмечает, что этих людей роднило желание в меру своих сил послужить Царскому Делу.  

К сожалению, в своих  воспоминаниях Безак умалчивает о своей монархической деятельности в годы Гражданской войны, хотя по свидетельству А. А. Иванова, до нас дошли свидетельства, говорящие об активной роли Безака в монархической работе и предпринимаемых им попытках по спасению Царской Семьи.Историк А.А. Иванов отмечает, что до сих пор сложно точно установить, какова была действительная роль немцев в данной попытке русских монархистов спасти Царскую Семью.  

Отношение самого Государя и Государыни к немцам хорошо известны. "Я бы никогда не поверил, – говорил император после подписания немцами Брестского мира, – что император Вильгельм и германское правительство могут унизиться до того, чтобы пожать руку этих негодяев, которые предали свою страну".

Когда же Государю стало известно о шагах, предпринимаемых немцами для спасения Царской Семьи, он воскликнул: "Если это не предпринято для того, чтобы меня дискредитировать, то это оскорбление для меня", а Александра Федоровна добавила: "Я предпочитаю умереть в России, нежели быть спасенной немцами".

После падения правительства Скоропадского и захвата Киева отрядами Петлюры, Безак был арестован, как "враг Украйны" и заключен в тюрьму. Стараниями жены вскоре ему удалось вырваться из заточения и отбыть в Германию, где он возглавил Русский комитет в Берлине, продолжил сотрудничество с Н. Е. Марковым и его организацией "Союз верных" и находился в контакте с немецкими правыми кругами. Затем Безак с семьей переехал в Данию, где недолгое время жил неподалеку от императрицы Марии Федоровны, позже навещая ее в резиденции. После Безаки перебрались во Францию, где Федор Николаевич скончался 14 декабря 1940 года. Похоронен на русском кладбище Кокад в Ницце (Франция).

  "В СЕМ БРАТСКОМ СКЛЕПЕ ОБРЕЛИ МЕСТО ВЕЧНАГО УПОКОЕНИЯ ИЗЪЯТЫЕ ИЗ ЗЕМЛИ
 ПОСЛЕ ПЯТИЛЕТНЯГО ПОГРЕБЕНИЯ НА НИЦЦКОМ ГОРОДСКОМ КЛАДБИЩЕ ОСТАНКИ СКОНЧАВШИХСЯ:", один из которых, БЕЗАК Федор Николаевич:
[attachment=2]
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 13.10.2011 • 23:00
БУСЫГИН Валентин Григорьевич      
[attachment=1]   
Родился 29 июля (ст. ст.) 1899 года в г Харькове, сын военного ветеринара полковника Григория Валентиновича и его жены, Веры Несвятайло. Было у него 3 брата и сестра. Православного вероисповедания Окончил Изюмское реальное училище. В Гражданскую войну во ВСЮР ген. А.И. Деникина, Русской Армии ген., барона ПН. Врангеля в команде разведчиков 3-й батареи Дроздовского артдивизиона Дроздовской дивизии. Мл. фейерверкер из вольноопределяющихся (апрель 1920). Переболел тифом. Был ранен в ногу. Награжден Георгиевским крестом 4-й ст. Галлиполиец. Удостоверение №2185 на право ношения особого нагрудного знака с надписью «Галлиполи 1920-1921» выдано 3 июля 1922 г. в гор Тырново (Болгария). Прибыв на Балканы, в первое время работал шахтером. В Болгарии в г. Тырново 12 июля 1923 г. окончил последний 16-й выпуск Сергиевского артиллерийского училища (1921-1923) и был произведен в чин подпоручика со старшинством с 25 июля 1921 г.
[attachment=2]
В. Г. Бусыгин переехал из Болгарии в Чехословакию в сентябре 1925 года, где окончил Агрономическое отделение Пражского политехникума. Служил помощником химика, инженером-агрономом на цементном заводе. Состоял членом Галлиполийского землячества в Праге с 1925 года.
[attachment=3]
В Бразилию переехал в 1930 году, по приглашению Акима Ботовченко. Поездку оплатила Лига Наций. В кармане было 7 американских долларов. Первое время Бусыгины жили в Порто Алегри, на юге Бразилии. Работал Валентин Григорьевич трубочистом, позже таскал мешки и ящики на шоколадной фабрике «Neugebauer».

В 1937 году, по приглашению Феодора Ив. Пивоварова, знакомого еще по Праге переехали в город Cachoeiro de Itapemirim, штат Espinto Santo, в средней Бразилии, где работал химиком на цементном заводе «Barbara».

В декабре 1948 года Бусыгины переезжают в город Londrina, штат Parana, где В.Г. работал землемером (топографом в лесу и чертежником в конторе).
[attachment=4]
В 1957 переселяется с супругой в город Curtiba, где сын, незадолго перед тем, получил университетское образование и работал инженером-строителем.

Валентин Григорьевич женился на Акилине Алексеевне Резниченко в Праге 16 сентября 1928 г. Акилина Алексеевна была сестрой милосердия Белозерского полка Добровольческой Армии и 3-го батальона 1-го Марковского полка Русской Армии, дважды раненой на фронте и награждённой Георгиевской медалью за храбрость.
[attachment=5]
Валентин Григорьевич скончался 4 января 1977 года, а Акилина Алексеевна 29 ноября 1969 года. Сын Григорий (родился 05.01.1934 г.), ныне здравствует и проживает с супругой Еленой Михайловной, ур. Кипман (дочь дроздовца Михаила С. Кипмана) на юге Бразилии. У них трое детей - Константин, Таисия и Валентин. Протоиерей Константин Бусыгин служит настоятелем Свято-Николаевского храма в Сан-Паулу.
                                                                                                                                                              о. Константин
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Игорь Устинов от 19.10.2011 • 21:44
Поистине уникальная личность - участник 1-го Кубанского (Ледяного) и Великого Сибирского походов:

САЛЬНИКОВ Дмитрий Николаевич. Академия Генштаба. Подполковник. В Добровольческой армии и ВСЮР. Участник 1-го Кубанского похода - начальник оперативного отдела штаба армии, на 26 июня 1918 в Донской армии, затем полковник и.д. генерал-квартирмейстера штаба армии, с 27 нояб.1918 - март 1919 командир 1-го Офицерского (Марковского) полка. В белых войсках Восточного фронта; июнь - сен.1919 начальник штаба Восточного фронта, с нояб.1919 командующий войсками Барнаульского и Бийского районов (не прибыл). Участник Сибирского Ледяного похода, в начале 1920, до сер. фев.1920 начальник штаба Северной колонны Генерал-майор. В эмиграции. Умер после 1922.
Волков С.В. Первые добровольцы на Юге России. – М.: НП «Посев», 2004
***
 САЛЬНИКОВ Дмитрий Николаевич, р. 9 окт. 1882 в Шавлях. Холмская духовная семинария,
 Одесское военное училище 1903, академия Генштаба 1912. Офицер 8-го стрелкового
 полка. Подполковник, штаб-офицер для поручений при штабе 13-го армейского корпуса.
 Георгиевский кавалер. В Добровольческой армии и ВСЮР. Участник 1-го Кубанского
 ("Ледяного") похода - начальник оперативного отдела штаба армии, на 26 июня 1918 в
 Донской армии, затем полковник, и.д. генерал-квартирмейстера штаба Добровольческой
 армии, с 27 нояб.1918 - март 1919 командир 1-го Офицерского (Марковского) полка. В
 белых войсках Восточного фронта; июнь - сен.1919 начальник штаба Восточного фронта,
 с нояб.1919 командующий войсками Барнаульского и Бийского районов (не прибыл).
 Участник Сибирского Ледяного похода, в начале 1920, до сер. фев.1920 начальник штаба
 Северной колонны. К 17 июня по 1 окт.1920 начальник осведомительного (особого)
 отдела Дальневосточной армии. Участник Хабаровского похода, затем начальник
 Камчатской области. Генерал-майор. В эмиграции в Китае, техник путей сообщения,
 учитель. Один из организаторов и начальник штаба Союза военных. Ум. 29 мая 1945 в
 Харбине. Жена Анна Ивановна (Ставчикова), дети Николай 1908, Георгий 1910, Антонина
 1912. (С.В. Волков)
***
САЛЬНИКОВ Дмитрий Николаевич (09(21).10.1882, г. Шавли Шавельского уезда Ковенской губ. — 18.05.1945, Харбин, Китай). Окончил Псковскую гимназию, Холмскую духовную семинарию, Одесское военное училище в 1903 и Академию Генерального штаба в 1912 году. Участник русско-японской войны, подпоручик, ранен под Мукденом. Служил в 8-м стрелковом полку. Участник Первой Мировой войны, штаб-офицер для поручений при штабе 13-го армейского корпуса, подполковник. Награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. Служил в Добровольческой армии, начальник отдела укомплектования штаба армии, участник 1-го Кубанского «Ледяного» похода. На 26 июня 1918 г. в Донской армии, затем полковник, исполняющий должность генерал-квартирмейстера штаба Добровольческой армии. С 27 ноября 1918 г. по март 1919 г. командир 1-го Офицерского (Марковского) полка. В марте 1919 г. командирован в армию адмирала А. В. Колчака. С 19 июня по 30 сентября 1919 г. начальник штаба Восточного фронта, и с начала сентября 1919 г. одновременно начальник осведомительного отдела Верховного главнокомандующего. С ноября 1919 г. командующий войсками Барнаульского и Бийского районов (в должность не вступил). Участник Сибирского Ледяного похода, начальник штаба Северной колонны (декабрь 1919 — 20.02.1920). 17 июня 1920 г. награжден знаком отличия военного ордена «За Великий Сибирской Поход». С 17 июня по 1 октября 1920 г. начальник осведомительного (особого) отдела штаба Дальне-Восточной армии (Главнокомандующего всеми Вооруженными силами Российской Восточной окраины). 3 августа 1920 г. убыл в служебную командировку в г. Харбин и г. Владивосток и 1 октября 1920 г., как не явившийся в срок из отпуска, был отчислен от занимаемой должности. В 1921 г. генерал для поручений по военным делам Временного Приамурского правительства. Участник Хабаровского похода, затем начальник Камчатской области, генерал-майор. С 1 июня 1922 г. назначен генералом для поручений при члене Временного Приамурского правительства Н. Д. Меркулове. В эмиграции жил в Китае с 1922 года, работал техником путем сообщения, учителем. В 1933—1935 гг. начальник штаба Дальневосточного отдела Корпуса Императорской армии и флота. С 1 ноября 1935 г. помощник начальника 7-го отдела БРЭМ и одновременно начальник штаба Дальневосточного Союза военных, один из его организаторов. Умер 29 мая 1945 года. Похоронен в Харбине на Новом Успенском кладбище.
Название: РЕЙНГАРДТ Юрий Александрович
Отправлено: Игорь Устинов от 25.10.2011 • 11:02
РЕЙНГАРДТ Юрий Александрович (1897-1976).
(http://www.proza.ru/photos/reingardt.jpg)
 Участник 1-й Мировой войны и Белого движения, в 1917-1920 годах воевал в Добровольческой армии. Почти весь его боевой путь связан с 1-м Офицерским генерала Маркова полком, где он дослужился до звания капитана. Большую часть жизни он прожил в эмиграции в Брюсселе, работал таксистом, но главным делом для него до конца дней было литературное творчество.

 Талант Юрия Рейнгардта проявился уже в гимназические годы, но, к сожалению, основная часть его произведений при жизни не печаталась. Лишь некоторые рассказы-воспоминания о Добровольческой Армии он опубликовал в 1960-е годы в журналах русского зарубежья «Вестник первопоходника», «Первопоходник» и «Связь по цепям марковцев». Самое ценное в этих рассказах - живая передача обстановки Гражданской войны с точки зрения рядового очевидца и образы простых участников событий, многие из которых больше нигде не упомянуты.
 Оригинальность рассказам придаёт умение автора наряду с трагизмом увидеть и комические стороны происходившего.
 К рассказам-воспоминаниям о Добровольческой армии примыкает целый пласт лирики Юрия Рейнгардта. Его перу также принадлежат хорошие поэтические переложения известных сказок «Аленький цветочек» Аксакова и «Дикие лебеди» Андерсена. Вершиной творчества Рейнгардта в этом жанре стала искрящаяся юмором сказка-пародия «Одним махом семерых побивахом» по мотивам русской народной сказки «Фома Беренников» и сказки Андерсена «Храбрый портняжка».
 Все произведения Юрия Рейнгардта независимо от литературного жанра проникнуты любовью к России, русскому народу, родному языку. Несомненно, они найдут отклик в сердцах российских и зарубежных читателей.
 В 2010 году Архив Русской Эмиграции (г. Брюссель) выпускает в свет книгу Ю.А. Рейнгардта "Мы для Родины нашей не мертвы".
=================
Прохождение службы:
 1-го февраля 1917 г.
 Поступил в Александровское военное училище 1-го июня 1917 г.
 Произведен в чин прапорщика 15-го июня 1917 г.
 По особому ходатайству выехал на фронт, не быв в запасном батальоне.
 Прибыл в 175-й Батуринский полк и назначен младшим офицером в 8-ю роту (пехота).
 15-го июля 1917 г.
 Назначен временным и.о. начальника команды траншейных орудий.
 Конец августа 1917 г.
 Утвержден в должности начальника команды траншейных орудий.
 Ноябрь 1917 г.– отбыл на Дон в первых числах месяца 13-го ноября 1917 г.
 Попал в отряд есаула Чернецова 14-го декабря 1917 г.
 Прибыл в 5-ю сводную офицерскую роту 15-го декабря 1917 г.
 При разворачивании роты в 1-й офицерский батальон, был зачислен в третью роту капитана Пейкера.
 Начало января 1918 г.
 Переведен в железнодорожную бригаду (поручик Лысенко) машинистом локомотива связи штаба по линиям Ростов – Батайск, Ростов – Таганрог.
 По оставлении Таганрога переведен обратно в 3-ю роту 1-го офицерского батальона.
 13-го февраля 1918 г.
 При образовании 1-го Офицерского полка, вместе со всем батальоном ставшим 1-й ротой (полковник Н.Б. Плохинский) был зачислен в 3-й взвод.
 В рядах этой роты участвовал в Первом походе, во Втором, очищении Северного Кавказа и Каменно-Угольного района до ст. Енакиево, не занимая никаких командных должностей.
 11-го февраля 1919 г.
 После взятия Енакиево, назначен в Отряд особого назначения (полковник Федотьев): охрана Его Императорского Высочества Великого Князя Николая Николаевича.
 1-го апреля 1919 г.
 Переведен в роту Ставки Главнокомандующего.
 Май 1919 г.
 Вернулся в полк и назначен начальником команды разведчиков 4-го батальона.
 Июнь 1919 г.
 При разворачивании полка в дивизию в городе Белгороде, назначен помощником командира 10-й роты.
 Август 1919 г.
 Назначен командиром 8-й роты.
 В этой должности оставался до окончания Гражданской войны.
 В Крымский период неоднократно временно командовал батальоном.

Знаки отличия: Знак отличия за 1-й Кубанский (Ледяной) поход, орден Николая Чудотворца.

Пятнадцать ранений:
 18 августа 1917 г. под мызой Эрик разрывной ручной гранатой в ногу.
 3 октября 1917 г. под замком Кейпен пулевое ранение в плечо.
 15 марта 1918 г. в Ново-Димитриевке разрывной пулей в лицо.
 25 марта 1918 г. под Григоре-Афинской пулевое ранение в правую руку.
 30 марта 1918 г. под Екатеринодаром пулевое ранение в левый бок.
 Начало мая 1918 г. под Сосыкой (ст. Павловская) тяжелое пулевое ранение в живот.
 Июль 1918 г. под Тихорецкой, под Пласуновкой, под горой Недреманной, под Медведовской (Ставрополь), под Енакиево, под ст. Борки, под Ольгинской.
 15 апреля 1920 г. дважды за Перекопом.

 Примечание: Участие в Добровольческой белой армии начинается с прибытия на Дон, в Алексеевскую организацию.
***********
Жизнь и творчество Юрия Рейнгардта
[attachment=1]
 Юрий Александрович Рейнгардт родился 5 января 1897 года в Орле. Его семья имеет немецкие корни: предки происходят из рейнских баронов, у которых титул и всё состояние переходили по майорату к старшему сыну, а младшие сыновья вынуждены были устраивать свою жизнь на стороне. Так Рейнгардты обосновались в России и обрусели.  Александр Николаевич Рейнгардт, отец Юрия, был известным орловским адвокатом и видным общественным деятелем Орловской губернии. Особое внимание он уделял народному образованию и губернской газете «Орловский вестник». Перу А.Н. Рейнгардта принадлежит единственное в своём роде исследование: «История начальной школы в Орловской губернии. Очерк деятельности уездных земств по народному образованию», вышедшее в Орле в  1897 году.  Александр Николаевич детально рассмотрел школьное дело в Орловской губернии в 1864-1895 годах и дал положительную оценку деятельности земств на ниве народного образования, но подверг критике несогласованность действий губернской и местной властей.  Вместе с единомышленниками А.Н. Рейнгардт, не будучи профессиональным литератором, активно сотрудничал в газете, которая превратилась из официозной и неинтересной в злободневное, популярнейшее в губернии издание.
 Мать Юрия Александровича, Наталия фон Русс, тоже имела немецкие корни. Она умерла от туберкулёза в 1905 году, оставив сиротами двоих детей – Юру и Галю. Смерть матери потрясла впечатлительного мальчика. Он запомнил, как её хоронили в гробу, украшенном алюминиевыми ангелочками: «…я, семилетний ребёнок, утешаемый отцом, верил, что маме, окружённой ангелочками, будет теперь очень и очень хорошо!»
 Через некоторое время отец женился на вдове, в девичестве носившей фамилию Гончарова. У неё было двое своих детей – Лев и Татьяна. Дети быстро подружились, а ровесники Лёва и Юра даже некоторое время учились в одном классе гимназии. Мачеха, занятая светской жизнью, не делала никакой разницы между ними, занимаясь пасынком и падчерицей так же мало, как и родными детьми. Отец уделял им больше внимания, особенно летом, когда семья жила на даче.
 В детстве и отрочестве Юра был очень любознательным, не по годам развитым и непоседливым. Обладая неистощимой фантазией, он выдумывал на редкость остроумные шалости, отчего за годы учёбы переменил несколько гимназий. Учился он не только в Орле, но и в других городах: Карачёве, Рославле, Брянске. Дар юмориста проявился у него уже в гимназические годы. Юра был мастером выдумывать меткие прозвища преподавателям, намертво к ним прилипавшие: Пипифакс, Семисрамида,  Рылорея, Царь-Колокол… В одной из гимназий Орла он «основал» среди учеников «Общество поощрения рысистых бегов». Все преподаватели получили прозвания лошадей, а очерёдность их появления в коридоре рассматривалась как бега на ипподроме, и гимназисты ставили на них мелкие монетки. Выигрывал «банк» тот, кто поставил на преподавателя, пришедшего в коридор первым. Ежедневные «бюллетени котировок» Юра подписывал псевдонимом «Наездник». Раскрытие курьёзного «Общества» стало причиной очередного перевода Юры в другую гимназию.
 Писать рассказы и стихи Юрий начал в годы ученичества. При содействии друга отца его произведение было впервые опубликовано в журнале «Сатирикон», когда юный автор заканчивал 4-й класс гимназии. Это сатирические стишки на Пипифакса  - учителя словесности орловской гимназии Станислава Станиславовича Кржевицкого, на уроке язвительно назвавшего Юру и Лёву Максом и Морицем, именами известных шалунов, персонажей немецкого поэта-юмориста Вильгельма Буша. Одно из  Юриных четверостиший было таким:
 Смотрит Мориц, смотрит Макс,
 Как учитель Пипифакс,
 На ошибки страшно зол,
 Ставит в балльник частокол.

 Юрий делал и переводы стихов с латыни, чем приводил в восторг преподавателей этого предмета, который многие гимназисты не любили. Литература стала его самым серьёзным увлечением. Он восхищался произведениями А.С. Пушкина, но особенно любил читать А.К. Толстого и Ф.М. Достоевского. И, конечно, Юрий не пропускал ни одного сколько-нибудь значительного произведения, появлявшегося в России в начале XX века.  Основы стихосложения юный автор постиг ещё в гимназии, и его сатирические опыты свидетельствуют о немалом техническом мастерстве. Примером может служить сатира на одного из преподавателей:
 Нил Сысоич Гваделупа
 Относился к делу строго,
 Баллы ставил очень скупо,
 Задавал ужасно много,
 Объяснял довольно глупо,
 С тонкой вычурностью слога…

 Последним местом учёбы Юрия стал Лазаревский институт восточных языков (ныне Московский институт востоковедения), который ему не суждено было закончить. Шла Первая мировая война, обстановка на фронтах усложнилась, и 1 февраля 1917 года юноша поступил в Александровское  военное училище на ускоренный юнкерский курс. Уже 1 июня его произвели в прапорщики, а 15 июня по особому ходатайству он прибыл на фронт в район Риги. Его зачислили офицером в 8-ю роту 175-го Батуринского полка. Через месяц Юрию Рейнгардту доверили должность начальника команды траншейных орудий. Летом и осенью 1917 года он был дважды легко ранен.
 Семья Рейнгардтов традиционно сочувствовала левым взглядам. А.Н. Рейнгардт в марте 1917 года стал председателем временного революционного исполнительного комитета в г. Карачёве.  Но дальнейшие события отрезвили и отца, и сына Рейнгардтов. Уже летом 1917 года они поняли, какая опасность грозит России. 24 июля, находясь на фронте, Юрий пишет восторженное, образное, полное надежд  стихотворение «На назначение генерала Корнилова Главнокомандующим Русской армии».
 Этим надеждам не суждено было сбыться. Корниловское выступление в конце августа 1917 года было подавлено Временным правительством, а в конце октября власть захватили большевики. Гражданская война стала неизбежной. Для Юрия не стоял вопрос, к какой стороне примкнуть. В ноябре 1917 года он едет в Новочеркасск и становится членом Алексеевской организации, предтечи создаваемой генералом М.В. Алексеевым Добровольческой армии. Вначале Рейнгардт попадает в партизанский отряд есаула Чернецова, а через месяц - 15 декабря 1917 года – в 3-ю роту 1-го сводного Офицерского батальона. С приездом на Дон генерала Л.Г. Корнилова белое движение активизируется, всё больше добровольцев вступает в армию, представляющую уже значительную силу. В январе 1918 года некоторое время Юрий Рейнгардт в составе железнодорожной команды связи был машинистом локомотива на линии Таганрог-Батайск-Ростов, но в феврале после оставления белыми Таганрога он вернулся в свой батальон, ставший 1-й ротой 1-го Офицерского полка, которым командовал генерал С.Л. Марков.
 Юрий, как и многие его сослуживцы, боготворил отважного генерала Маркова, впоследствии командира дивизии, за его личную храбрость, воинское мастерство и верность России. Все они с гордостью называли себя марковцами. Рейнгардт посвятил любимому генералу такие строки из стихотворения «Старая русская быль»:
 Вечны картины сражения жаркого,
 И средь стрелковых цепей
 Всюду фигура виднеется Маркова
 С верной нагайкой своей.

 И за мелькающей белой папахою
 К стану заклятых врагов,
 Как ураган, неудержной атакою
 Рвётся щетина штыков.

 Девизами марковцев были: «Да здравствует Россия!», «Крест и меч!», «Доблесть и скромность!», «Без страха и упрёка!», «Жизнь и смерть за счастье России!» Гибель прославленного генерала в бою 12 июня 1918 года стала трагедией для них. Именем Маркова сначала был назван его полк, а позднее дивизия Добровольческой армии. Ещё раньше, в апреле 1918 года, погиб генерал Корнилов, а 8 октября в Екатеринодаре – генерал Алексеев.
 Рейнгардт участвовал в 1-м и 2-м Кубанских походах в составе 1-го Марковского Офицерского полка, оставаясь в чине прапорщика и не занимая командных должностей. Весной 1918 года он был неоднократно легко ранен, а в начале мая 1918 года получил серьёзное ранение в живот в бою у станции Сысока близ станицы Павловской. Вернувшись после госпиталя в Добровольческую армию, он продолжал отважно воевать, получив в разное время ещё несколько ранений (всего он был ранен 15 раз). В феврале-марте 1919 года Юрий служил в Отряде особого назначения, охранявшем Великого Князя Николая Николаевича Романова, но уже в апреле его перевели в Роту Ставки Главнокомандующего А.И. Деникина. В это время Рейнгардт не раз нёс охрану у прославленного генерала, относясь к нему с большим благоговением.
 В мае 1919 года Юрий вернулся в свой полк, будучи назначен начальником команды разведчиков 4-го батальона. Когда в июне в г. Белгороде полк был развёрнут в дивизию, Рейнгардт стал помощником командира 10-й роты, а через месяц командиром 8-й роты в чине капитана. В этой должности он оставался до конца Гражданской войны, а в 1920 году в Крыму не раз временно командовал батальоном. Рейнгардт был удостоен знака отличия за 1-й Кубанский поход и ордена Святителя Николая Чудотворца за воинскую доблесть.
 К крымскому периоду, вероятно, относится трагический случай, оставивший глубокий след в душе Юрия Александровича. Тогда в селе Покровском, что между Керчью и Феодосией, жил с семьёй его отошедший от политической деятельности отец. Это были места, где особенно активно действовали красные партизаны, прятавшиеся в горах и каменоломнях. Видимо, именно они во время налёта схватили и расстреляли Александра Николаевича Рейнгардта.  Вскоре населённый пункт был занят марковцами, и потрясённому Юрию довелось держать на руках ещё неостывшее тело отца, о чём он с болью рассказывал впоследствии своей дочери Наталье.
 Сам Юрий Рейнгардт в Крыму был несколько раз ранен в упорных боях под Перекопом. Одно из ранений было довольно серьёзным. Об этом эпизоде он рассказал подполковнику В.Е. Павлову, который работал над историческим трудом "Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне 1917-1920 годов". Павлов писал во 2-м томе книги, что 29 июня 1920 года в бою недалеко от немецкой колонии Гейдельберг марковские части понесли серьёзные потери. В разгар боя красные кавалеристы в сопровождении броневиков неожиданно зашли с тыла полка. Их ошибочно приняли за своих. Рейнгардт поднялся им навстречу и был сражён очередью с броневика. Вечером его вместе с другими ранеными красные приказали привезти в колонию. Один немец, у которого незадолго до этого Юрий был на постое, узнал его, привёз к себе и укрыл, чем спас ему жизнь. Дня через три колонию занял Дроздовский полк, и Рейнгардт попал к своим. Немец рассказал, что 30 человек раненых красные взяли в плен и расстреляли.
 Это была тяжёлая борьба, в которой немногие боевые друзья Юрия Рейнгардта уцелели. Генерал И.П. Романовский, начальник штаба Добровольческой армии, говорил: «Мы не могли победить, всё было против нас. Но Россия потеряла бы последнюю честь, если бы среди неё не восстали люди, которые боролись против её унижения и порабощения!»
 После поражения Белого движения Ю.А. Рейнгардт эвакуировался из Крыма вместе с однополчанами в Галлиполи, где все они пережили большие трудности, едва не умерли с голода, но выстояли духом. Следующим местом их служения была Болгария. Здесь в 1923 году марковцы приняли участие в подавлении коммунистического восстания, а позднее работали на лесоповале. Жили они очень бедно. Юрий Александрович рассказывал дочери, как однажды проникшие в их убогое жилище грабители положили им на стол немного своих денег.
 Сестра Галина, в замужестве Шинкаренко, в 1927 году помогла Ю.А. Рейнгардту перебраться в Бельгию, где она работала сестрой милосердия в военном госпитале. В Брюсселе Юрий Александрович, как и большинство военных первой волны русской эмиграции, устроился на работу таксистом. В этот же город через Сербию перебралась семья генерала Романовского, убитого в 1920 году в Константинополе, и молодой Рейнгардт познакомился с его дочерью Ольгой Ивановной. Их венчание состоялось в 1928 году в храме святителя Николая Чудотворца. Обладая прекрасным голосом, Ольга Ивановна многие годы была ведущим сопрано в хоре этого храма и несколько лет секретарём Приходского совета. Юрий Александрович был человеком верующим, но совсем не церковным, и никакой работы в приходе не вёл.
 Дочь, появившуюся на свет в 1929 году, молодые супруги назвали Натальей в честь матери Юрия Александровича, а сын, родившийся три года спустя, был назван Сергеем в честь генерала Маркова. Заработка таксиста было недостаточно для содержания увеличившейся семьи, и Ольга Ивановна подрабатывала, как могла: раскрашивала сувениры, была продавщицей на Всемирной Парижской выставке в 1935 году. Впоследствии Ольга Ивановна выдержала экзамены по бухгалтерскому учёту и работала по этой специальности.
 Летом она обучала детей церковному пению в русском детском православном лагере. Дети Наташа и Серёжа с ранних лет часто посещали вместе с матерью службы, участвовали в жизни прихода. Юрий Александрович очень любил детей, племянницу Ирину (дочь сестры Галины Александровны и её мужа Василия Михайловича Шинкаренко), а впоследствии внуков, писал для них забавные стихи и интересные сказки. Его перу принадлежат хорошие стихотворные переложения известных сказок «Аленький цветочек» Аксакова и «Дикие лебеди» Андерсена. Оставленные без существенных изменений сюжеты сказок Рейнгардт опоэтизировал.
 Вершиной его творчества в этом жанре стала сказка-пародия «Одним махом семерых побивахом». Отправные идеи были им заимствованы из «Храброго портняжки» Андерсена  и русской народной сказки «Фома Беренников». Героями сказки Рейнгардта стали Фомка Беренник, напоминающий Иванушку-дурачка, былинные богатыри Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алёша Попович, киевский князь Владимир Красное Солнышко, безымянный татарский хан с несметным войском и глуповатым богатырём-бугаём. Эта искрящаяся юмором сказка написана богатым, исконно русским языком. В некотором смысле противоположна ей мистико-фантастическая страшная повесть «Волк», посвящённая дочери Наталье.
 Безусловно, самой важной частью творчества Юрия Рейнградта являются рассказы-воспоминания о событиях 1917-1923 годов. По свидетельству дочери, не все рассказы сохранились: «Папа писал очень много, но писал для себя или же для нас - детей и внуков. Не придавая особого значения своим сочи¬нениям, он их не хранил и, к сожалению, часто не оканчивал». Часть рассказов была опубликована в журналах «Вестник первопоходника» (№ 20-25, 33), «Связь по цепям марковцев» (издавался однополчанином В.Е. Павловым) и «Первопоходник», членом редколлегии которых Юрий Александрович состоял в 1960-е годы. Он поддерживал дружеские связи со многими уцелевшими участниками Белого движения, отмечал с ними полковые праздники, хотя, по словам дочери, официально не был членом эмигрантских организаций.
 Самое ценное в рассказах-воспоминаниях - живая передача обстановки как бы «снизу» (с точки зрения рядового очевидца) и образы простых участников событий, многие из которых у других авторов не упомянуты. В рассказе «Мой взвод» Юрий Александрович пишет: «На тускнеющем экране моей памяти ещё ярко проходят картины эпохи Белой борьбы и оживлённая толпа фигурантов, из которых ни один не играл сколько-нибудь ответственной роли, но участие которых создавало яркий фон для следовавших одно за другим происшествий. Со своих заранее распределённых мест не могла эта толпа фигурантов охватить всего разворачивавшегося на огромной сцене, вмещавшей и степи, и горы, и леса, и реки, и большие губернские города, и малолюдные хутора и деревеньки. Представляя собой лишь крохотную единичку в этой толпе, я и не собираюсь описывать ни общих картин, ни широких сцен, а только маленький кусочек, который был доступен моему наблюдению из отведённого мне тесного уголка». Повышает интерес читателя к рассказам-воспоминаниям оригинальный взгляд автора, умеющего наряду с трагизмом увидеть и комическую сторону некоторых событий, примером чего могут служить рассказы «Верблюд», «Я и свинья», «Аблимантес!», «Горлач сметаны», «Алёшка».
 К рассказам-воспоминаниям о Добровольческой армии примыкает целый пласт лирики Юрия Рейнгардта: «Марковцы», «А.И. Деникину», «Старый гвардеец», «Песенка русских полей» и другие. Все они проникнуты любовью к Родине и её защитникам, ностальгией о России:
 Не грусти ж, моя память, не плачь,
 А ещё и ещё мне поведай
 Про тяжёлую боль неудач,
 Про великую радость победы.
 Подтверди, что и впредь, как и встарь,
 Мы для Родины нашей не мертвы,
 На её лучезарный алтарь
 Принесли не напрасные жертвы.
 Говори, не устав повторять,
 Что не будет Россией забыто,
 Как была её каждая пядь
 Добровольческой кровью залита.
 Расскажи про исполненный долг
 В дни крушенья моральных устоев,
 Про мой траурный сказочный полк,
 Про его незаметных героев…

 И в этом стихотворении, и в других Юрий Рейнгардт предстаёт как зрелый поэт, свободно владеющий разными стихотворными размерами и выразительными средствами поэзии. Есть в его творчестве и духовно-философская лирика, и немного любовной и пейзажной лирики, и переводы любимых французских авторов (в основном пейзажных и духовных стихов), но особое место занимают юмористические и сатирические произведения (к примеру, «Басни Зои Колючкиной»).  Многие произведения в этом жанре посвящены детям и внукам. Юрий Александрович продолжал участвовать в жизни своих взрослых детей, хотя развёлся с женой в 1947 году и жил отдельно.
 Старшей дочери Наталье Георгиевне довелось работать личной секретаршей второй супруги бельгийского короля Леопольда III Марии Лилиан Бельс, в 1954-1956 годах она была переводчицей в бельгийском посольстве в Москве, потом ответствнной за проведение концертов в Бельгийской филармонии. Она активно участвовала в жизни православного прихода, с 1956 года являясь псаломщицей в храме свт. Николая Чудотворца. Ещё в 1950 году Наталья Георгиевна основала в Брюсселе Русский любительский театр и с тех пор бессменно руководит этим коллективом.
 Сергей Юрьевич Рейнгардт окончил агрономический институт, но работал не по специальности, в основном гидом. В 1968 году он был рукоположён во диакона, затем в 1975 году возведён в сан протодиакона. Сергей Юрьевич 38 лет, до своей кончины в 2006 году, служил в храме Святителя Николая, где регентом хора с 1988 года является его жена Татьяна Михайловна, урождённая Судакова, по основной профессии воспитатель. В 1971 году Сергей Юрьевич побывал в России в качестве делегата Поместного Собора Русской Православной Церкви, избравшего Святейшего Патриарха Пимена.
 Юрий Александрович Рейнгардт любил возиться со своими внучками Людой (Мимилкой) и Мариной, дочерьми сына Сергея, внучатым племянником Юрой (сын племянницы Ю.А. Рейнгардта Ирины от первого брака), названным в его честь, писал для них сказки, весёлые стишки и пьески. В них героями были сами дети под разными забавными прозвищами, их родители, пёс Трезорка, котёнок Пушок и, конечно, автор – «дед».
 Юрий Александрович с детства любил и умел не только собирать грибы, но и сажать их. Неслучайно один из его семейных опусов называется «За грибами». Сюжет его прост и забавен - дети с родителями и дедом собирают грибы в замусоренном лесу:
 Перед нами под крапивой
 Козелок растёт червивый.
 Рядом с рваною калошей
 И другой растёт – хороший,
 А у дедовых «копыт»
 Подберёзовик торчит.
 Чуть подалее - бок о бок
 С кучею гнилых коробок –
 Всем законам вопреки
 Разрослися синюки.
 Вот и первый белый гриб,
 Будто к дереву прилип.
 Вкруг под кочкой и на кочке
 Всюду белые грибочки.
 Всё собрали без разбора,
 Все мешки набили скоро.
 Солнце идет на закат,
 Ехать надобно назад…

 Особого внимания заслуживает пародийная юмористическая поэма «Не Женя Онегин», написанная онегинской строфой. Главным героем поэмы является …спаниель Лайка. Среди других персонажей сам автор, он же хозяин Лайки, его близкий друг Ольга Владимировна Веселовская, её дочь Наташа, зять Женя и внук Жорка, а также другие знакомые. Избалованного шкодливого Лайку, или иначе Лаюка, в связи с появлением на свет малыша Жорки отдаёт автору семья Веселовских:
 Друзья, восхвалим Провиденье,
 Прогнавшее кошмарный сон!
 В моё бесспорное владенье
 Теперь Лаюк переведён.
 Сияй же, солнце новой жизни,
 Своим лучом на Лайку брызни
 И укажи его стопам
 Счастливым следовать тропам!
 И да устелют эти тропы
 Ковры, сплетённые из роз,
 И аромат вливают в нос
 Нарциссы и гелиотропы,
 И чтобы каждый тот цветок
 Пах, как говядины кусок.

 В поэме юмористически описаны забавные проделки Лайки и его с хозяином будничная жизнь, причём с подчёркнутой пародийностью:
 Что в день грядущий мне готовить?
 Чего б такого изобресть?
 Коль недоволен будет, он ведь,
 Пожалуй, и не станет есть.
 Чем ублажить его сегодня?
 Что милости его угодней?
 Во власти этих тяжких дум
 Брожу, нахмурен и угрюм.
 Стал равнодушен он к курёнку…
 Быть может, ныне на обед
 Ему поджарю я котлет,
 Так как вчера он ел печёнку?
 Причиной множества забот
 Является его живот.

 Поэма «Не Женя Онегин» - не просто поэтическая шалость. В ней в комической форме описана жизнь того слоя русской эмиграции в Брюсселе, к которому принадлежал автор, высмеяны пороки людей, не любящих домашних животных и строящих козни их владельцам.
 Юрий Александрович Рейнгардт был талантливым человеком, на досуге он увлекался художественным выпиливанием и своими руками сделал множество красивых вещей. Но главным делом его жизни до конца дней оставалось литературное творчество, основная часть которого публикуется в настоящей книге.
 Юрий Александрович скончался 5 апреля 1976 года на 80-м году жизни. По свидетельству его дочери, «он жил и умер с любовью к России и страстным желанием вновь её увидать». Любовью к Родине, русскому народу, родному языку проникнуты все его произведения независимо от литературного жанра.

     Протоиерей Павел Недосекин, настоятель храма Живоначальной  Троицы в Брюсселе и храма Живоначальной Троицы в Шарлеруа
     Елена Николаевна Егорова, литературовед, член Союза писателей и Союза журналистов России

Здесь можно скачать замечательную книгу воспоминаний Ю.А. Рейнгардта:[attachment=2]
Название: Русский генерал. - Ник. БРЕШКО-БРЕШКОВСКИЙ
Отправлено: Игорь Устинов от 25.10.2011 • 22:03
Русский генерал. - Ник. БРЕШКО-БРЕШКОВСКИЙ

Я давно хотел написать о нем. Об оклеветанном русском генерале.

Если в так называемом «прогрессивном» обществе и в так называемой «прогрессивной» печати хорошим либеральным тоном, этаким демократическим шиком считалось поносить русскую армию, поносить русских офицеров, то в этой подлой травле больше всего доставалось русским генералам. На их головы с особенным остервенением выливались ушаты самых зловонных помоев...

Казалось, — хотя, чего тут казаться, на самом деле так было — темным силам, добившимся в конце концов великого всероссийского мятежа, хотелось всемерно заплевать русского генерала, безмерно унизить его и сделать одновременно предметом, как глумления, так и отвращения...

Вспомните, ведь, это все еще так свежо в памяти...

Вышучивалась красная подкладка, проводилась параллель с напыщенным индюком. Желание сделать крылатым словечко: «глуп, как генерал». А разве вам не приходилось иногда слышать от людей вовсе уж не такого левого образа мыслей и говоривших об армии спокойно, безо всякого зубовного скрежета:

— Да, да, Петров... В чине полковника был человек, как человек, а произвели в генералы — поглупел сразу...

И улыбался тот, кто говорил, улыбался тот, кто слушал. Хотя, повторяю, тот и другой разве, что в правые кадеты годились по своей «платформе», если, вообще, имели какую-нибудь «платформу»...

А беллетристика? «Изящная» литература?

В романе, или повести, особенно, если предназначалось это для «Русского Богатства» или даже для более умеренного и благовоспитанного «Вестника Европы», был установлен раз навсегда утвержденный «генеральский шаблон». Допускались те, или иные варианты, но основной тип таков: Напыщенная тупица. Холодный развратник. Мордобой. Отчаянный ретроград-крепостник.

Основной тип делился на две разновидности: бурбонистого генерала из армейской среды и генерала светского с вылощенной внешностью, но обязательно с душою кровожадного зверя.

Генерал умный, образованный, культурный — не допускался за редким исключением, подтверждавшим правило. Эти исключения, да и то с оговорками — фельдмаршал граф Милютин и генерал-адъютант граф Лорис-Меликов.

Вспомните, с каким уничтожающим презрением говорили о генералах помощники присяжных поверенных, студенты, земские деятели, фармацевты, слушательницы акушерских курсов?..

Но вот грянула всевеликая, всебескровная, всепозорная... пал «ненавистный царский режим» с его сановниками и генералами. В архив и тех и других! В покойницкую!.. А пока еще не пришел октябрь с его чрезвычайкою, генералам позволено было до поры до времени оставаться в «живых мумиях»... Хотя и во дни разудалой Керенщины солдатская и матросская чернь безнаказанно поубавила и еще как поубавила количество этих «живых мумий»...

Итак, революция. Какой простор! Какой неограниченный простор выявить свои таланты, государственные и всякие иные доблести всем этим адвокатам, земцам, фармацевтам, радикальным акушеркам и, конечно, прежде всего ремесленникам-профессионалам революции, которые давно мечтали уже о власти и сидя на левых скамьях государственной думы И сидя в прокуренных И пропахших пивом кофейнях Женевы и Цюриха.

И что ж мы увидели? Мы увидели такое убожество, такую мразь, слякоть, что среди нее даже Керенский считался орлом. Керенский, эта общипанная курица для еврейского шабаша с пятницы на субботу, где-нибудь в Волковышках, или в Ямполе...

И вот, именно он-то, Керенский, этот митинговый болтун-демагог, ненавидит генералов и ненавидя, боится.

Во имя ненависти и боязни ссылает он адмирала Колчака в Америку, под видом какой-то командировки, высылает заграницу, продержав его в крепости, генерала Гурко, а Корнилова и Деникина сажает в Быховскую тюрьму, в надежде, что солдатская чернь растерзает их там. Да и растерзала бы, если б польские уланы не выгнали из Быхова бердичевский батальон «сознательных» дезертиров, присланных комиссаром Иорданским из желания угодить Александру Федоровичу.

Не у дел очутился М. В. Алексеев. Не у дел и под подозрением, очутилось все яркое, талантливое, патриотическое и самостоятельное, все что только было такового на командных постах...

Первый этап революционной трагикомедии — Керенский, закончился постыднейшим, омерзительнейшим, образом. Народных «вождей», которые десятками лет готовились в своем подполье к управлению демократическими массами и к жизни в императорских дворцах, всю эту никчемную, привыкшую только языком трепать дрянь, кучка большевиков с легкостью необычайной вышвырнула прочь, как негодную ветошь...

И вожди смиренно подчинились и разбежались, кто в мужском, а кто и в бабьем платье, разбежались без борьбы, без протеста, без гнева. Как жулье, пойманное с поличным. Да и разве не были жульем, не только политическим, а и уголовным, все эти Керенские, Черновы, Некрасовы, положившие начало социализаций имущества, особняков, дворцов и ценностей государственного банка?..

Когда в Гатчине Керенский то умолял генерала Краснова, имевшего 700 казаков «итти» на Петербург, то истерически топал ножкой, он «забыл» о группе Быховских узников, великолепно зная, что взявшие верх большевики не пощадят контрреволюционных генералов.

Но их пощадил Господь Бог.

Двоим из Быховских узников, двум царским генералам суждено было спастись и далеко на юге, среди студеных Кубанских степей, зажечь прекрасный священный пламень борьбы с большевиками.

Да, они, эти царские генералы Корнилов и Деникин, вместе с третьим царским генералом Алексеевым показали миру, что не вся Россия подобно бараньему стаду, безропотно подчинилась кучке презренных эмигрантов и каторжников, что не весь русский народ беспросветно исподличался и что есть еще благородные, гордые, чистые, смелые...

И вот тут-то и напрашивается целый ряд вопиющих параллелей.

Те, которые годами готовились к захвату власти и наконец захватили ее, эту вожделенную власть, шутка ли сказать, над всей необъятной Россией, как пришли недоносками, так семимесячными недоносками и ушли, получив не совсем изящный удар пониже спины. Ушли, расписавшись в собственной бездарности, никчемности, трусости, ушли, показав, что великие потрясения ничему не научили их и, повалявшись в царских постелях Зимнего дворца, ОНИ остались такими же мелкими конспирантами, такими же никудышными болтунами, какими были перед этим в своих конспиративных квартирах и на митингах исступленной черни.

А теперь сделаем беглый смотр тем самым генералам, которых эти головотяпы так презирали с высоты своего ничтожества, да и все продолжают еще презирать...

Генералы не готовились к власти. Революция застала их командирами и вождями, привыкшими повиноваться. Это были техники — специалисты военного дела, не произносившие политических речей, не занимавшиеся литературой, а если и писавшие книги, то, опять таки, по своей специальности.

И вот безо всяких средств, вместо помощи, встречая только противодействия, создают они крохотную армию в тысячу с чем-то бойцов, от которых в панике бегут красные полчища.

Разве не достоин преклонения организаторский и творческий талант генерала Алексеева, совмещавшего в себе и военного министра и главного интенданта и руководителя внешней и врутренней политики? Сколько государственной мудрости в его деловых речах!..

А генерал Деникин? Вспомните его выступления! Каким чудесным, поистине милостью Божьей оратором оказался он! В его речах так богато всегда сочетались и пламенный патриотизм, и железная покоряющая логика, и внешняя красота, и подкупающий голос...

Прошло несколько лет. Генерал Деникин выпустил целый ряд своих книг. Ими зачитываются и русские и чужеземцы, этим ценнейшим вкладом и в историю великой войны и в историю великой российской смуты...

Прочтите содержательные, такие интересные воспоминания генерала Лукомского. Прочтите книгу генерала Сахарова о трагических днях эпопеи адмирала Колчака. А воспоминания Головина и Данилова?..

Диву даешься, откуда у этих генералов, служивших в строю, занимавших те, или иные штабные должности, откуда у них взялась эта блестящая форма, форма, в которую они облекают такое разностороннее содержание своих книг, книг, где с каждой страницы так и брызжет обширная всеобъемлющая эрудиция?...

Особняком стоит художественное творчество генерала Краснова. Все его политические романы — это уже вклад не только в отечественную, а несомненно и в мировую литературу.

Генерал Врангель, и в период Вооруженных сил Юга России, и в свой собственный Врангелевский период в Крыму, показал себя не только блестящим вождем на поле брани, но и большим политическим человеком-правителем, у которого можно было многому поучиться.

Вся эта плеяда белых героев-освободителей золотыми буквами начертала славные имена свои на скрижалях русской истории.

Вот они, те самые генералы, что, начиная с шестидесятых годов, были мишенью устной и печатной травли левых кругов с их профессорами, общественниками, адвокатами и фармацевтами.

Так боролись за свою родину и продолжают бороться и оружием, и словом, и пером, люди красной подкладки, золотых погон, как называют их слева и люди долга и чести — добавим мы от себя, справа.

Теперь же сравните с ними тех, которые с таким презрительным апломбом критиковали, сравните и что останется от господ Керенских, Черновых, Авксентьевых, Лебедевых и прочия, и прочия и прочия с их узким демагогическим кликушеством и такой же узкой демагогической «литературою»?

Ничего! Жалкая кучка захолустных поповичей, танцующих от печки, то есть от революции.

Да, да они все продолжают бубнить о завоеваниях революции и дальше — ни туда, ни сюда. Вместо того, чтобы на веки вечные покраснеть от стыда, эти живые покойники с развязностью наглецов окрестили все белое движение с его вождями «генеральской авантюрой» и самодовольно успокоились На этом.

Успокоились, откровенно мечтая вернуться вновь к власти, что бы издавать декреты: «всем, всем, всем», пожить во дворцах и поживиться в государственных банках, откуда во дни своего семимесячного периода тепленькие ребята эти выкачивали понемногу золотую наличность по своим товарищеским запискам карандашом на клочке бумаги.

Напрасные мечты.

Кто однажды не умел править, тому никогда уже не видать власти.

— Ваше постыдное правление было правлением адвокатишек! — вспомним меткое словечко Наполеона.

Вспомним и другое словечко великого императора:

— Править и могут, и умеют, и должны — люди в ботфортах и со шпорами.

И когда падет большевизм, — а он падет, это вопрос времени — власть возьмут именно люди в ботфортах, а не друзья и пособники большевиков, имя которым — Керенские, Милюковы, Черновы...

Ник. БРЕШКО-БРЕШКОВСКИЙ
Название: РОДИОНОВ Иван Александрович
Отправлено: Игорь Устинов от 26.10.2011 • 01:03
РОДИОНОВ Иван Александрович
(http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/80/Rodionov_ia.jpg)
Родионов Иван Александрович. Есаул. Писатель, редактор газеты "Армейский вестник" Юго-Западного фронта, член Главного комитета Союза офицеров Участник выступления ген. Корнилова в авг.1917, быховец. В Добровольческой армии с нояб. 1917. Участник 1-го Кубанского похода в штабе армии. Полковник. В эмиграции в Германии. Умер 24 янв.1940 в Берлине. Сын Гермоген (в эмиграции в Югославии, 1934 окончил Первый русский кадетский корпус 1934). Соч.: Жертвы вечерние.
Волков С.В. Первые добровольцы на Юге России. – М.: НП «Посев», 2001
*******
Иван Александрович Родионов (21 октября (2 ноября) 1866, станица Камышевская, Первый Донской округ, область Войска Донского — 24 января 1940) — русский писатель, общественный и политический деятель России и русской эмиграции. Монархист, участник Белого движения.
Родился в станице Камышевской области Войска Донского в семье помещика (из донских казаков).
Получил военное образование. В качестве командира казачьей сотни участвовал в подавлении революционной смуты 1905 года. Выйдя в отставку, получил должность земского начальника в Боровичах Новгородской губернии.
Как казачий офицер Родионов в годы Первой мировой войны служил при штабе главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Брусилова, участвовал в «Брусиловском прорыве», был награжден 4 боевыми орденами. В то же время он не оставлял занятий публицистикой, являясь до окт. 1916 редактором ежедневной газеты Юго-Западного фронта «Армейский вестник».
В 1917 году Родионов отказался присягать Временному правительству. В мае 1917 участвовал в работе 1-го Всероссийского офицерского съезда в Могилеве и был избран членом Главного комитета «Союза офицеров армии и флота». В сент. 1917 как активный участник корниловского выступления Родионов был заключен в быховскую тюрьму. После освобождения корниловцев, он, вернувшись на Дон, вступил в ряды Добровольческой армии, участвовал в 1-м Кубанском Ледяном походе, издавал официальную газету Всевеликого Войска Донского «Донской край» и новочеркасскую газету «Часовой» (с сатирическим приложением «Крапива»). В нояб. 1918 Родионов принимал участие в проходившем в Ростове-на-Дону монархическом съезде по итогам которого был избран членом Юго-восточного краевого монархического центрального Комитета, созданного в целях «дальнейшего содействия пропаганде монархических идей и восстановлению монархии в единой неделимой России». В 1920 по просьбе генерала Врангеля был организатором печатного дела на юге России.
Закончив Гражданскую войну в чине полковника, Родионов эмигрировал. В эмиграции продолжал активно участвовать в монархической работе. Он был помощником председателя Берлинского монархического объединения (1923), избирался делегатом на Российский зарубежный съезд в Париже (апр. 1926). В мае 1938 на организованной им в Белграде «встрече русских людей, верных заветам великого прошлого императорской России», произнес «красивую речь о монархизме и монархичности всего Русского».
Умер в возрасте 74 лет и похоронен в Берлине на православном кладбище (район Тегель).
Взгляды:
Страшным злом для страны Родионов считал народное пьянство. Он постоянно заявлял: «По моему глубокому убеждению — Россия гибнет от двух главных причин: еврея и алкоголя».
Убежденный монархист Родионов принимал участие в монархическом движении. В 1912 году выступил в Русском собрании с двумя докладами («Неужели гибель?»), в которых показал, как «мы, арийцы, передовой авангард и главные силы созидательного человечества, приняли и беспрерывно принимаем на себя самые сокрушительные удары еврейства». И выступил с призывом: «Единственно идеальное решение еврейского вопроса, это полное изгнание евреев из русской земли».
Имел в двух браках имел пятерых детей: архиепископ Цюрихский Серафим (Владимир), Ярослав, диакон Святослав, Гермоген и София (в замужестве Боговут).
Книги:
«Решеніе еврейскаго вопроса»(1912)
«Жертвы вечерние: Не вымысел, а действительность» (1922)
«Любовь» (1922)
«У последних свершений»(1922)
*************************
Биография.
Писатель и общественный деятель. Родился в станице Камышевской области Войска Донского в дворянской казачьей семье. Получил военное образование. В качестве командира казачьей сотни участвовал в подавлении революционной смуты 1905. Выйдя в отставку, проживал в Новгородской губернии.
Большую известность Родионову принес роман «Наше преступление» (СПб., 1909), впоследствии неоднократно переиздававшийся. В нем Родионов ярко показал «разобщение русского культурного класса с народом», что грозило России падением в «бездну, провал, дно».
Страшным злом для страны Родионов считал народное пьянство. Он постоянно заявлял: «По моему глубокому убеждению — Россия гибнет от двух главных причин: еврея и алкоголя».
Убежденный патриот-монархист Родионов принял участие в монархическом движении. В 1912 выступил в Русском собрании с двумя докладами («Неужели гибель?»), в которых показал, как «мы, арийцы, передовой авангард и главные силы созидательного человечества, приняли и беспрерывно принимаем на себя самые сокрушительные удары еврейства». И выступил с призывом: «Единственно идеальное решение еврейского вопроса, это полное изгнание евреев из русской земли».
Тогда же Родионов стал членом сформированной В.М. Пуришкевичем «Комиссии по разбору имеющихся на книжном рынке учебников». Результатом работы Комиссии стал коллективный труд «Школьная подготовка второй русской революции» (СПб., 1913), направленный на оздоровление начальной школы.
Произведения Родионова печатались в издании Русского народного союза им. Михаила Архангела журнале «Прямой путь».
Как боевой офицер Родионов в годы первой мировой войны был награжден 4-мя боевыми орденами. В 1917 отказался присягнуть Временному правительству. Поддержал выступление генерала Л. Г. Корнилова, был арестован и заключен в Быховскую тюрьму вместе с будущими вождями Белой добровольческой армии. Вышел на свободу накануне большевистского переворота и уехал на Дон.
Во время гражданской войны Родионов участвовал в 1-м Кубанском Ледяном походе белых добровольцев, о чем впоследствии написал книгу «Жертвы вечерние» (Берлин, 1922). Затем был редактором органа правительства генерала П. Н. Краснова газеты «Донской край». Одновременно издавал в Новочеркасске патриотическую газету «Часовой» (с сатирическим приложением «Крапива»). На страницах этой газеты Родионов опубликовал в 1918 «Сионские протоколы», вскоре вышедшие 2-мя отдельными изданиями и получившие широкое распространение на юге России.
В нояб. 1918 Родионов принял участие в проходившем в Ростове-на-Дону монархическом съезде, на котором, в частности, присутствовали видные монархисты Г. Г. Замысловский и В. А. Образцов. По итогам съезда Родионов был избран членом Юго-восточного краевого монархического центрального Комитета, созданного в целях «дальнейшего содействия пропаганде монархических идей и восстановлению монархии в единой неделимой России».
Гражданскую войну Родионов закончил в чине полковника. В эмиграции жил в Германии и Югославии. По-прежнему участвовал в монархическом движении: в 1923 стал помощником председателя Берлинского монархического объединения, избирался делегатом на Российский зарубежный съезд в Париже в апр. 1926. В мае 1938 в Белграде под председательством Родионова состоялась «встреча русских людей, верных заветам великого прошлого императорской России», на которой он произнес «красивую речь о монархизме и монархичности всего Русского» («Партизан» [Белград], 1938, № 9).
В эмиграции Родионов выпустил ряд новых книг, наполненных размышлениями о трагической судьбе России. Главного виновника русской трагедии он видел в «гангренозной заразе человечества — вездесущем жиде». Описывая кошмары большевистской революции, Родионов подчеркивал: «И над этим бездонным ужасом, сплошными муками и смертью царит налившийся христианской кровью ненасытный паук-жид.
Его нечистые ноги осквернили нашу священную землю, его зловонные уста заразой смерти наполнили наш родной воздух, наши богатства перешли в его карманы».
Ведь «жиду надо истребить нас, чтобы некому было протестовать, чтобы не осталось под небом живых свидетелей его вопиющих злодеяний, спорщиков и наследников к украденному им русскому имуществу, чтобы имущество это в конце концов оказалось выморочным».
Когда же «русский народ вымрет поголовно… на месте недавней великой Российской империи окажется необъятная пустыня, куда со всех концов земли нахлынут новые насельники».
И Родионов делает пророческое предупреждение: «Теперь у нас, русских, нет друзей. Мы почти сплошь окружены врагами. Человечество, как черное воронье перед издыхающей скотиной, алчными глазами следит за нашим умиранием, чтобы накинуться на нас, как на падаль, и каждый из народов ревниво следит за другими, чтобы конкуренты не опередили его в наживе нашими землями и нашим добром, когда нас не будет на свете.
Каждый из народов облюбовал себе жирные куски и уже заранее подсчитывает барыши.
В этом они ошибутся и ошибутся жестоко. Они сами упадут в ту самую яму, которую всеми мерами помогали жидам вырывать и углублять для нас, и упадут в тот момент, когда мы уже выкарабкаемся из нее» («Казачий сборник» [Берлин], 1922, № 1).
Итоговым произведением Родионова стало большое сочинение «У последних свершений», отрывки из которого были изданы в виде самостоятельных книг — «Сыны дьявола» (Белград, 1932) и «Царство сатаны» (Берлин, 1937).
=====================
Родионов Иван Александрович (21.10[2.11].1866, ст. Камышевская (Камышовская) области Войска Донского - 24.01.1940, Берлин) - общественный деятель, писатель, публицист, белогвардейский офицер. Родился в казачьей семье, получил военное образование. В годы Первой мировой войны служил при штабе Брусилова; награжден медалями Святых Анны, Владимира и Станислава - за боевые заслуги. До революции получил чин полковника. В 1917 г. сближается с генералом Корниловым, участвует в создании Добровольческой армии. Участник Ледяного похода на Кубань в 1918 г. Выйдя в отставку, жил в Новгородской губернии в имении "Устье". Служил земским начальником в Боровичах. В 1920 г. эмигрировал из России. Долгое время жил в Югославии, Германии.
 Творчество
Произведения И.А. Родионова:
"Казачьи очерки" (1894),
"Наше преступление: Не бред, а быль" (1909),
"Москва-матушка" (1911),
"Тихий Дон" (1914),
"Жертвы вечерние: Не вымысел, а действительность" (1922),
"Любовь" (1922).
"Дети Дьявола" (1932), "Царство Сатаны" (1937) - из неоконченной трилогии "У последних свершений".

Известность писателю принес роман "Наше преступление: Не бред, а быль", неоднократно переиздававшийся. В нем остро поставлена проблема нравственной деградации в среде сельской молодежи, причину которой Родионов видел в отношении интеллигенции к "низам", в "разобщении русского культурного класса с народом". Произведение основано на реальных событиях, свидетелем которых был сам писатель во время земской службы в Боровичах. Выдающийся юрист А.Ф. Кони выдвигал "Наше преступление" на литературную премию им. А.С. Пушкина. Книга широко обсуждалась крупнейшими русскими писателями, современниками автора; читал ее и император Николай, но, не поверив в правдивость изображенного, утверждал: "Тот, кто написал это, просто не любит народа". Все же в целом роман был высоко оценен как произведение "сельской прозы".
Книга очерков "Тихий Дон" стала причиной известных споров в науке о литературе. Некоторые исследователи склонны считать, что М.А. Шолохов пользовался рукописью белогвардейского офицера, работая над своим "Тихим Доном". Однако эта гипотеза в настоящее время остается бездоказательной.
Неоконченная трилогия "У последних свершений" пропитана духом антисемитизма. В книге "Дети дьявола" изложена в художественной форме сущность "Протоколов сионских мудрецов". Н.Е. Марков, бывший лидер Союза русского народа, рекомендовал каждому русскому патриоту иметь эту книгу Родионова; положительно оценил ее и глава Русской Православной Зарубежной церкви митрополит Антоний. Отмечают высокую публицистичность "Детей дьявола", подвергая сомнению художественность. В светском обществе писатель одобрения не получил и считался убежденным антисемитом и бунтарем.
Произведения Ивана Родионова долгое время оставались запрещенными на родине. Наследие писателя в полном объеме в наши дни пока не доступно.
Ниже можно скачать рассказ И.А. Родионова "Тамба", о его личных последних препятствиях, на пути в 1-й Кубанский (Ледяной) поход: [attachment=1]
Его книги "Дети дьявола" и «Решеніе еврейскаго вопроса»(1912): [attachment=2][attachment=3]
Название: Рымаренко Адриан Адрианович
Отправлено: Игорь Устинов от 29.10.2011 • 18:41
Архиепископ Андрей (Рымаренко Адриан Адрианович) (Rimarenko) (1893 - 1978)
(http://zarubezhje.narod.ru/photos1/AndreiRym.jpg)
 Родился 15/28 марта 1893 г. в г. Ромны Полтавской губ. в состоятельной купеческой семье. Окончил реальное училище и Политехнический институт (1917) в Санкт-Петербурге. Окормлялся у оптинских старцев Анатолия и Нектария. Диакон (1921). Священник (1921). Назначен священником Александро-Невской церкви г. Ромны. В 1930 г. арестован. Во время Второй мировой войны духовник киевского духовенства и Покровского женского монастыря в Киеве. В 1945 г. эвакуировался с группой духовных детей в Южную Германию. Служил в церкви под Штутгартом, в Вендлингине. В 1949 г. вместе с церковной общиной переехал в США. В 1955 г. упомянут как митрофорный протоиерей, основатель, строитель и духовный окормитель Успенского женского Ново-Дивеевского монастыря в мест. Новое Дивеево (Спринг-Валлей, шт. Нью-Йорк, США) в юрисдикции Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ). Овдовел в 1963 г. В 1964 г. упомянут как протопресвитер, продолжал духовное окормление Ново-Дивеевского монастыря. В феврале 1968 г. принял монашество и хиротонисан во епископа Роклендского, викария Нью-Йорской епархии, в марте 1968 г. Архиепископ (1973). Скончался 12 июля (по другим данным, 13 июля) 1978 г. в Ново-Дивеевском монастыре после тяжелой и продолжительной болезни.

Священник Адриан Рымаренко в молодости
(http://zarubezhje.narod.ru/photos1/adrian_rymarenko.jpg)

*********
Портрет-икона преподобного Серафима Саровского из Ново-Дивеево, США.
(http://www.st-nikolas.orthodoxy.ru/ikons/serafim_ny_div.jpg)
Этот подлинный портрет Преподобного, писанный при жизни угодника Божия, находится в женском монастыре "Ново Дивеево" близ Нью-Йорка. Преподобный изображен во весь рост на склоне своих лет. Правой рукой он опирается на посох, левой, опущенной к низу - он держит четки. Как сообщают видевшие этот портрет - "дивный лик преподобного остался совершенно неповрежденным от времени. На бледном, изможденном подвигами, лице Преподобного смотрят голубые, изумительно переданные глаза св. Старца. От этого взгляда нельзя оторваться: он смотрит прямо в душу и кажется, что взор Преподобного временами то благостный, то суровый, проникает во все уголки вашей души."

В дни прославления Преподобного в 1905 году, перед этим образом горячо молилась вся Царская Семья. Во время разорения обители большевиками, образ был перевезен в Киев, где находился в Набережно-Никольском храме, а в 1945 году был перенесен в новооткрытый при немцах Покровский храм на Подоле. При отступлении немцев из Киева, образ в последнюю минуту был вывезен одним из переводчиков при немецкой комендатуре (русским и православным) в Лодзь, а затем передан протопресвитеру Адриану Рымаренко, который тогда был настоятелем берлинского русского Собора. В один из жестоких ночных налетов на Берлин, вернувшись из убежища, увидели, что зажигательная бомба, пробив пупол собора, упала в левый его придел. Стоявшая там плащаница и лежавший на ней образ Преподобного были объяты огнем, рядом горела подставка креста и близ находящийся образ святых Гурия, Самона и Авива, Пожар быстро потушили и поразительно, что ни плащаницы, ни образа. преп. Серафима совершенно не коснулось пламя, хотя все вокруг обгорело. Прошла ночь. Началось утреннее богослужение, но запах гари не исчезал, а наоборот все усиливался. Бросились вновь искать, и вот на чердаке собора обнаружили вторую, тлевшую зажигательную бомбу. Едва ея коснулись, как огромный сноп пламени взметнулся от нея вверх. Таким образом 12 часов тлел огонь, но не разгорался. С этого момента уже никогда более Собор не страдал от огня, хотя все вокруг него было сожжено и разрушено.

По неисповедимым путям Божиим, хлынул поток русских людей в Америку, а с ними прибыла и дивеевская святыня - образ преподобного, частица его св. мощей и кусочек его мантии. Икона-портрет не разу не реставрировалась, она в натуральный рост.
Название: Спасибо Игорь Устинов,
Отправлено: Александр_ от 29.10.2011 • 18:59
[spoiler]
Архиепископ Андрей (Рымаренко Адриан Адрианович) (Rimarenko) (1893 - 1978)
(http://zarubezhje.narod.ru/photos1/AndreiRym.jpg)
 
[/spoiler]

Спасибо, большое Вам спасибо Игорь Устинов, за столь интересные публикации.
Название: Киевский протоиерей о. Адриан Рымаренко
Отправлено: Игорь Устинов от 29.10.2011 • 19:40
Александр Алексеевич Корнилов
(Нижний Новгород)
Подвижники гонимой Церкви.
 Киевский протоиерей о. Адриан Рымаренко.


Ист.: http://www.russian-church.de/muc/konferenz/detail.php?nr=54&kategorie=konferenz, доклад на карловацкой конференции 2001 г.
Могила архиепископа Андрея на православном кладбище Успенского женского Ново-Дивеевского монастыря в мест. Новое Дивеево (Спринг-Валлей, шт. Нью-Йорк, США), им основанного. (Второе надгробие с крестом красного цвета, слева направо)
(http://www.travelingtreby.org/novo-diveyevo/1772e370.jpg)
В церковной литературе сложилось довольно устойчивое мнение о том, что деятели Гонимой Церкви – непременно явные мученики, исповедники, репрессированные священнослужители и миряне, прославленные явно и или не известные миру, но получившие венцы от Господа. Новейшая история Русской Православной Церкви знает и других подвижников. Они скрывались и служили на тайных квартирах, незаметно приходили в храм, окормляли паству, находясь в статусе незарегистрированного священника. Они, неизвестные миру, творили большую работу и, молясь втайне, готовили явное возрождение веры.

К таковым подвижникам относится киевский протоиерей о. Адриан Рымаренко. Будучи духовным сыном о. Нектария Оптинского, он будто выполнял его завет: «Наступает век молчания. Молчи, молчи». Соблюдая внешнее молчание, скрываясь от мира сего, отвергшего Бога, о. Адриан созидал. Он созидал «тихие гавани», где укрывались от волн житейского моря христиане. Он спасал «малое стадо» православных.
О. Адриан Рымаренко был духовным сыном оптинских старцев, Анатолия-младшего (Потапова) и, в значительной степени, Нектария (Тихонова). В то время, как о старце Нектарии составлено немало свидетельств и воспоминаний, в них мало места оставлено для одного из ярких духовных чад — о. Адриана Рымаренко.

Адриан Адрианович Рымаренко родился 28 марта (по новому стилю) 1893 г. в г. Ромны Полтавской губернии, в семье промышленника, некогда богатой, но разорившейся. По окончании Роменского реального училища он поступил в Петроградский политехнический институт, где с отличием проучился 3 года. Будучи инженером, А. Рымаренко тем не менее всегда интересовался областью гуманитарной, увлекался Ф.М. Достоевским, встречался и беседовал с православными пастырями[1]. Поиски истинного смысла жизни привели молодого человека в Оптину пустынь, где он обрел духовника и путеводителя своей жизни — старца иеромонаха Нектария. Именно в Оптиной пустыни инженер Рымаренко определил свой дальнейший жизненный путь и получил благословение старца Нектария рукополагаться в священники[2].

К иерейской жизни у А. Рымаренко было одно необыкновенное предзнаменования. Будучи еще молодым человеком, А.А. Рымаренко на должности статистика работал в Полтавской губернии и по долгу службы объезжал с другими статистиками села и деревни. Он уже тогда решил принять священство, но никто из попутчиков сего не знал. Во время поездки каждый раз происходило что-то странное. Всякий раз, когда подвода приближалась к очередному селу, раздавался колокольный звон. Мог быть в одном селе престольный праздник, но не во всех же! — вспоминал позже, уже в США, Владыка Андрей (Рымаренко). — Мог архиерей объезжать свою епархию, но архиерея нигде не встречали. Тем не менее колокольный звон повторялся у каждого села. Один из статистиков тогда сказал: "Это неспроста: быть кому-нибудь из нас архиереем"[3]. Слова эти оказались пророческими — в США протопресвитер Адриан после кончины супруги, принял монашеский постриг и был хиротонисан во епископа, а затем архиепископа Роклэндского.

1 октября (по ст. стилю) или 14 октября (по н. ст.) 1921 г., в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, архиепископ Парфений рукоположил в Полтаве А. Рымаренко в диаконы, а через три дня в священники[4]. В тяжелейшие годы преследований, разгула атеистической политики состоялась хиротония. Однако хиротония состоялась в знаменательный день — Сама Пречистая Дева, Царица Небесная брала под Свой Омофор жизнь и деятельность молодого пастыря. У о. Адриана был также видимый помощник и молитвенник — оптинский старец Нектарий. Жизнь под водительством старца необходима православному человеку во всякое время, тем более водительство является насущным в годы преследований, общественной смуты и церковных настроений. Скажем и о дне хиротонии диакона Адриана в пресвитеры. 17 октября Церковь вспоминает священномученика епископа Иерофея Афинского. А ведь это был свидетель погребения Пресвятой Богородицы. Присутствуя с апостолами при погребении Царицы Небесной, св. Иерофей, говорится в житии, «воспевал божественные песнопения, когда провожал ко гробу Пречистое тело Божией Матери, так что все слышавшие и видевшие то, признавали его за праведного и святого мужа» (Жития святых по св. Димитрию Ростовскому. Октябрь). Таким образом и здесь Пресвятая Богородица напоминала о. Адриану о Своем заступничестве.

Советы старца Нектария не только поддерживали о. Адриана, но и готовили батюшку к испытаниям будущего. Об одном пророческом совете Е.Г. Рымаренко вспоминала словами старца Нектария: "Ты скажи о. Адриану, чтобы он ничего не начинал без православного епископа. Иерей может устраивать свое благосостояние с благословения епископа; хоть бы он был другой епархии или на покое. Непременно, если иерей обратится к епископу, это послужит ему во спасение..."[5] Впоследствии, будучи священником в Киеве, о. Адриан обращался за духовным советом к архиепископу Антонию (Абашидзе).
О другом случае помощи старца Нектария рассказывал сам о. Адриан. В свое время старец вручил ему "Правила благочестивой жизни" со словами: "Это тебе мой именинный дар". "Преподал его Батюшка, держа листок приподнятым на руках, — вспоминал о. Адриан. — На этом листке начертан крест со словами: "Господи помилуй!" Это было 26 августа 1925 года. Я в первый момент не понял значения для меня этого святого листка, и только после кончины старца, скончавшегося 29 апреля 1928 года, мне стало ясно значение этого — батюшкиного дара: "Правила благочестивой жизни" в сущности были для меня живым старцем"[6].

Старец Нектарий Оптинский, молитвенник за Россию и многострадальный русский народ, скончался под епитрахилью о. Адриана, который сподобился читать отходную по великому духовнику. После о. Нектария оставался еще о. Никон Оптинский, но с кончиной о. Нектария, словно не стало Оптиной Пустыни как светоча благодати и старчества. Однако оптинское дело, оптинскую любовь к Богу и ближнему сумели сохранить и умножить духовные дети старцев — архиереи, иереи, диаконы, миряне. Одним их таких наследников оптинского духа был о. Адриан Рымаренко.
Кончина старца Нектария была особенно тяжела в связи с гонениями и репрессиями, которое православное духовенство испытывало от советской власти. По сведениям В. Самарина в 1926 г. церковь во имя св. Александра Невского была закрыта, а ее настоятель о. Адриан был выслан в Киев[7].

Духовное чадо о. Адриана, князь Димитрий Владимимрович Мышецкий к 50-летию пастырской деятельности владыки Андрея (Рымаренко) написал большой стих, точнее стихотворение в прозе. В нем он так описывал этот период:

А потом Вашу церковь закрыли

И выслали Вас из Ромен.

Одно время Вы в Киеве у меня жили,

А потом с Евгенией Григорьевной вдвоем.


Жили Вы в Десятинном переулке.

Это уж был настоящий подвал.

Вы его превратили почти что в молельню.

Я часто, часто там бывал.


Помню я вашу хозяйку Мелитину Лукиничну,

И дочь ее Нину, и Настиньку помню я,

И Веру Владимировну, и всех, всех приходящих…

Что-то в них родное было для меня, -

так вспоминал Д.В. Мышецкий духовную семью о. Адриана[8].

Это было очень тяжелое время, когда необходимо было определить свое отношение к атеистической власти партии большевиков и в то же время оставаться священником. О трудном выборе, который должен был сделать о. Адриан, свидетельствует заполненная им советская анкета. Приведем, в качестве примера, несколько вопросов и ответов:

"21. Взгляд на утерю церковью государственного значения (отделение церкви от государства и школы от церкви).

[Ответ]. Православная христианская церковь по самому своему существу должна быть аполитична; ея объектом должен быть внутренний человек — изгибы его души, а не устроение (внешних) форм жизни.

22. Отношение к Советской власти.

[Ответ]. Отвечу из Св. Писания. "Нет власти аще не от Бога, вся власть от Бога установлена. Противящийся власти противится (Божьему) повелению...

24. Отношение к коммунистической партии (большевиков), или какой политической парти сочувствует, или в какой партии состоит.

[Ответ]. Для меня (как) христиан (...) Правосл. Свящ. люди не разделяются на партии. Альфа и Омега моей деятельности — человек, по словам (...), я должен быть для всех всем"[9].

После высылки из Ромен, наступила еще более трудная полоса жизни. Семья о. Адриана осталась без средств к существованию. Приписаться высланному священнику к какой-либо церкви в Киеве было невозможно, настоятели боялись ареста. О. Адриану приходилось нелегально жить попеременно у своих киевских знакомых, на богослужениях он бывал только тайно, прячась в углу алтаря в буквальном смысле этого слова, причем, не во все церкви его пускали, ибо он оставался незарегистрированным священником.
"Впереди была как бы непроницаемая мгла, — вспоминал впоследствии архиепископ Андрей (Рымаренко), — руки опускались. Я чувствовал себя и слепым и немым, в духовном смысле. И вот блеснула мысль: побывать в Лавре, в Пещерной Церкви преп. Антония на ранней литургии. Хотелось верить, что, может быть, там, у мощей Угодников Божиих пелена спадет с моих глаз, и я увижу Промысел Божий о себе"[10].
Ранняя литургия в Пещерной церкви действительно оказалась промыслительной для о. Адриана, рукоположенного в день Покрова. Царица Небесная никогда не оставляла его долго безутешным.

"Начиналась литургия. Я увидел, как все молились. А я..., я не мог молиться. — рассказывал Владыка Андрей. — Что-то ужасное происходило со мной. Своды пещеры давили меня. Я задыхался. И не столько физически, как духовно. Тоска просто разрывала грудь. Если бы можно было выбежать, я бы выбежал, но... невероятным усилием воли я заставил себя хоть внешне присутствовать на богослужении, которое только автоматически доходило до меня. Я был и слеп и нем. Минуты казались часами. Я чувствовал, что погибаю и, как немой, без слов, кричал в сердце: "Господи, помилуй!", не понимая даже значения этих слов. Если бы богослужения продлилось еще с минуту, я бы не выдержал... Но вот конец. Я просто выбежал на поверхность земли. И тут для меня совершилось чудо... Солнышко уже стояло высоко, трава, лисья, деревья, покрытые утренней росой, казались обсыпанными бриллиантами. Вдали синел Днепр, и эта синева преломлялась ярким отражением восходящего солнца. Это отражение было подобно золоту, упавшему с неба. А за Днепром — поля, леса... Мир Божий! Я дышал полной грудью. Передо мной была надежда. Господь снял камень с сердца. Я был слеп и вдруг прозрел: все эти земные красоты были только символами для меня. Символами неземной красоты и вечной жизни. Хотелось жить для вечности, и хотелось поделиться этой радостью с окружающими меня. Немота прошла, и я заговорил с людьми, которые теперь все были близки и милы для меня. Вот как Бог исцеляет нашу духовную слепоту и немоту!"[11]

Чувство отчаяния сменилось прозрением. "Приидите, отвалите камень от гроба", “отошел камень” от сердца, и за святые молитвы старца Нектария Оптинского и Киево-Печерских угодников о.Адриан обрел благодатные силы жить дальше. И не только жить, но и служить. "Хотелось жить для вечности", и о. Адриан, вероятно, понял, что впереди лежит наполненная скорбями и лишениями жизнь, которую предстояло пройти сквозь унижения, гонения, преследования и полуголодное существование. Пройти, держа в руках "одно только" оружие — молитву. И этот путь должен был спасти – спасти его душу и души к нему обращавшихся.
В 1930 г. о. Адриана все-таки арестовали. В. Самарин, ссылаясь на князя Д.В. Мышецкого, сообщает, что из тюрьмы батюшка вырвался "буквально чудом. Его освободили только потому, что тяжко заболел"[12]. Д.В. Мышецкий так описывал эти события:

«А потом Вы жили на Гоголевской улице.

Оттуда Вас забрали в тюрьму.

Пришли за вами после полуночи, сделали обыск,

И увели в ночную тьму.


На рассвете прибежала ко мне Евгения Григорьевна.

«Батюшку арестовали», - сказала она.

Она стояла прямо как героиня,

Только была страшно бледна.


Уже не помню, что мы тогда сделали.

Но после мы в очередях стояли у тюрьмы,

Сменяя друг друга.

Она часто на Подол бегала к Отцу Михаилу,

(Борисоглебская церковь на Подоле – А.К.)

Прося молитв. Вот за это время родными стали мы.


А потом опять Евгения Григорьевна,

В день Казанской, двадцать второго октября,

Рано утром она у моей двери,

Как вестник небесный, восторгом горя.


Она пришла сказать, что Батюшку освободили,

Что вернулся домой отец двух детей.

Но это было не всё. Её радость превосходила даже это.

Что-то неземное было в ней.


А было это то, что молитва услышана,

Что в Богородичный День Господь помог.

Доказательство опытом того, что есть безсмертье,

И что действительно есть Бог.»[13]

 Мы не знаем, сколько раз арестовывался о. Адриан, однако располагаем другой, очень любопытной, с духовной точки зрения, версией освобождения. Бывший близким к Владыке Андрею о. Александр Федоровский из Ново-Дивеевского монастыря рассказал автору доклада следующее.После ареста о. Адриан попал на допрос к следователю ОГПУ, от которого никто никогда не выходил живым, все получали смертный приговор. Был ли следователь из известной в Киеве Лукьяновской тюрьмы, о которой упоминает В. Самарин, мы также утверждать не можем. Вероятно, точный ответ на этот вопрос, хранится в архивах бывшего киевского ОГПУ.

По словам о. Александра Федоровского, супруга и духовные дети о. Адриана, узнав об аресте и о том, какой следователь должен его допрашивать, стали усиленно молиться и служили молебны. Допрос оказался очень коротким. О. Адриан вошел в кабинет к следователю, тому самому страшному следователю. Тот говорит: "Садитесь, гражданин". Только батюшка хочет садиться, как в кабинет входит незнакомый человек и убирает из-под него стул со словами: "Выйдите в коридор!" Оказалось, что пришли другие чекисты и арестовали этого страшного следователя. В коридоре о. Адриану стало плохо, и в связи с арестом следователя, батюшку отпустили домой[14]. Так, в очередной раз Господь не допустил расправы над своим служителем. Повторяем, мы не уверены, что эта история случилась в 1930 г. Может быть, она произошла и в конце 1930-х годов, незадолго до советско-германской войны. Тем не менее, история свидетельствует об особом Божием попечении и покрове над священником о. Адрианом.
В 1934 г. батюшка вновь "легализуется" из Катакомбной Церкви для священнослужения. В Ново-Дивеевском архиве хранится справка № 971 от 20 мая 1934 г., выданная и подписанная архиепископом Киевским Сергием:

"Справка. Протоиерей Адриан Рымаренко назначается настоятелем Николаевской церкви на Аскольдовой могиле в гор. Киеве"[15].

Через год вышла резолюция Экзарха Украины, Высокопреосвященнейшего Константина, митрополита Киевского от 8 мая 1935 г., согласно которой протоиерей А. Рымаренко был назначен настоятелем Св.-Пантелеймоновской церкви на Куреневке. Утверждение на должность, говорилось в документе Экзарха, "последует после взятия его [о. Адриана — А.К.] на учет в местном отделе культов, о чем сообщается о. Рымаренко для сведения и исполнения"[16].
Прослужив какое-то время в Киеве, о. Адриан вынужден был вновь перейти на нелегальное положение. Он переживал годы скитаний, переезды из города в город, совершал тайные богослужения и требы, постоянно рисковал и свободой, и самой жизнью — т.е. вел настоящую жизнь священника Катакомбной Церкви. Д.В. Мышецкий свидетельствовал, что о. Адриан одно время жил на Татарке, организовав тайный домашний храм, имея для богослужений антиминс[17]. «У нас на квартире, Татарская ул., д. 21, в Киеве совершались Богослужения. – вспоминал сын батюшки, Сергей Адрианович. – Это, конечно, отражалось на моем брате и на мне. Всегда присутствовали два или три самых близких духовных детей о. Адриана»[18]
 Трудно представить себе, как можно в таких условиях жить, кормить живущую где-то семью и служить, подвергаясь опасности быть арестованным. Поэтому, когда мы слышим порой обвинения в адрес духовенства за то, что оно открыто служило при Советской власти, то сложно подобрать "черно-белый" ответ. О. Адриан Рымаренко служил в рядах катакомбников и среди "сергианского духовенства", очевидно, руководствуясь не принципом, "какой ты юрисдикции", а направлялся туда, где более всего нуждалась паства.

В последние месяцы перед войной 1941 г., о. Адриан, по его собственному выражению, "гнил за шкафами", т.е. лежал и прятался в домах знакомых. Как-то во время очередной "волны" массовых ночных арестов НКВД в Киеве о. Адриан получил прибежище в доме профессора-протестанта, женатого на православной. И батюшка, не желая подвергать риску семью профессора, выходил ночью (напомним, что в Киеве шли ночные аресты) во двор дома. "Встанешь, возьмешься за дерево и так всю ночь простоишь", — вспоминал уже в США Владыка Андрей Рымаренко[19].
Нужно ли объяснять, что после такого многолетнего существования на грани жизни, ареста и смерти начавшаяся 22 июня 1941 г. война между СССР и нацистской Германий казалась избавлением. Избавлением от нескончаемого террора, репрессий и гонений.

Однако, прежде чем говорить о жизни о. Адриана в период оккупации, необходимо упомянуть еще одну важную грань его священнослужения в СССР.
Оптинский старец Нектарий говорил о. Адриану: «Ищи в Киеве православного епископа и по всем вопросам к нему обращайся». Действительно, после кончины перп. Нектария, на киевскую квартиру Рымаренко пришла одна знакомая и сообщила, что на Печерске живет владыка Николай (Парфенов), что он большой молитвенник и прозорливец. Живет, почти никого не принимая,и не совершая Богослужений, бывая только в храме Введенского женского монастыря. Владыка в свое время служил архимандритом скита под Саратовым, в 1922 г. хиротонисан во епископа, затем жил в Москве. Город Киев был местом очередной ссылки. Рымаренко через знакомых просили владыку принять о. Адриан, но владыка Николай не благословил, сказав: «Когда нужно будет, я сам приеду к о. Адриану».

Действительно, епископ посетил о. Адриана в Киеве, причем, в момент, когда батюшка болел туберкулезом. По словам матушки Е.Г. Рымаренко, «владыка был маленького роста и горбатенький, но во всем его облике было что-то необыкновенное: какая-то благостность, духовность; глаза были большие вдумчивые и ласковые, но манеры были повелительные, чувствовалось, что он привык начальствовать и распоряжаться»[20]. Матушка Евгения Григорьевна приводит целый ряд примеров молитвенной помощи и прозорливости владыки Николая. Вот один из них.
В 1931 г. началась у нас история с квартирой. – писала Е.Г. Рымаренко. – Мы тогда уже жили не в подвале, а занимали 2 комнаты у знакомых. Но дом, в котором мы жили, перешел в жилкоп, нам нужно было искать квартиру у частного домовладельца; а когда мы ее с таким трудом нашли, у нас ее чуть не отнял один человек, который вошел в нашу квартиру, поставил кровать в одну из комнат и заявил, что квартира его!» Более того, новый жилец стал регулярно устраивать попойки с друзьями. Матушка с двумя детьми каждый день слушала пьяные оргии и крики: «Она где-то прячет своего попа!». Матушка и няня детей (Поля) решают идти в суд, так как няня была работающей на заводе. Переживая все это, матушка пришла к владыке Николаю, рассказала историю, сказала, что надо брать поверенного, а владыка сказала: «Какого поверенного, твой поверенный Николай чудотворец». О.Адриан с матушкой отслужили молебен свт. Николаю. На следующий день из суда приходит Поля и говорит, что дел решено в ее пользу, значит – в пользу Рымаренко. Квартирант освободил жилплощадь[21]. Впоследствии епископ Николай жил в Киржачах Владимирской области, в 1936 г. арестован, сидел в Суздальской тюрьме, а позднее был выслан неизвестно куда.

Так, о. Адриан выполнял завет Оптинского старца.
Летом 1941 г. в Киев пришло избавление от коммунистического режима. Избавление пришло от внешнего врага России – нацистской Германии.

Известная писательница Зарубежья Т. Фесенко, жившая в Киеве в 1941 г., следующим образом описывала свои чувства в день прихода солдат вермахта:

"Как красивы киевские парки, расцвеченные золотом и багрянцем осени! Какой нарядный сегодня Крещатик, нарядный и незнакомый. Сотни подтянутых свежевыбритых молодых солдат, сияющих победной радостью... Но сколько молодых людей в штатском! Откуда только они взялись? Ведь, казалось, кампания по вывозу (вернее, выводу) из города всего мужского населения до 50 лет была проведена прямо идеально. О, это те, кто ждал прихода немцев, как друзей, хотя бы потому, что они грозили гибелью сталинской клике, это те, кто по много дней прятался в погребах, кладовках, шкафах и даже... диванах, кто впрыскивал в ноги, и они покрывались страшными ранами и нарывами, давшими возможность не покидать родной город... Все шли в город посмотреть на огромные, невиданно мощные немецкие грузовики, на ослепительных жандармов с серебряными бляхами и коричневыми бархатными воротниками, на стройных офицеров с блестящими жгутами на фуражках и погонах... Многие шли отнюдь не потому, что сердца их были преисполнены симпатией к завоевателям. Нет, их гнало любопытство людей, в течение четверти века оторванных от внешнего мира... С какой жадностью люди, привыкшие к драконовской советской цензуре, годами не видавшие иностранных изданий, хватали немецкие журналы и газеты, где можно было, наконец, прочесть слова, не совпадавшие с генеральной линией партии"[22].
Таким запомнилось Т. Фесенко 23 сентября 1941 г. В этот день вышел на улицы "гнивший за шкафами" протоиерей о. Адриан.

После занятия Киева немцами о. Адриан стал духовником возрождающегося Покровского женского монастыря, одновременно организовал дело помощи нуждающимся, создал дом для престарелых и увечных, больницу[23], — впоследствии эта социальная активность была развернута о. Адрианом в США в устроенным им Ново-Дивеевском женским монастырем.
Получив долгожданную свободу служения, киевский священник хорошо помнил завет дорогого своего старца Нектария Оптинского, сказанный Е.Г. Рымаренко: "Ты скажи о. Адриану, чтобы он ничего не начинал без православного епископа... Непременно, если иерей обратится к епископу, это послужит ему во спасение". В оккупированном немцами Киеве проживал уже на покое архиепископ Антоний (Абашидзе), к нему-то и обращался за советом как к духовному отцу протоиерей Адриан[24].

Схиархиепископ Антоний (1867-1942 гг.) был замечательной, а для сталинского времени, исторической личностью. В миру это был князь Давид Ильич Абашидзе. Он окончил Новочеркасский университет, а в 1892 г. принял монашество с именем Димитрий. В 1896 г. окончил Казанскую Духовную академию, получив ученую степень кандидата богословия, и был рукоположен в священный сан. С 1897 по 1902 гг. занимался педагогической и административной работой в духовных учебных заведениях. Именно в это время будущий архиерей служил инспектором Тифлисской семинарии, в которой учился Иосиф Джугашвилли (будущий Сталин). Этого ученика часто сажали в карцер, а добрый инспектор посылал ему покушать. Сталин помнил добро. Когда волна арестов угрожала захватить Владыку, Сталин защитил своего доброго инспектора. С 1902 по 1903 гг. — бывший инспектор служил епископом Димитрием Алавердским в Грузии, вслед затем он служил на других архиерейских кафедрах. В 1912 г. был назначен епископом Таврическим и Симферопольским. С началом Первой мировой войны добровольно отправился на флот и служил корабельным священником Черноморской эскадры. С 1915 г. — архиепископ. В 1919 г. эмигрировал за границу, но в 1920-е годы возвратился в Киев, жил в Киево-Печерской Лавре, до ее закрытия, потом в Китаевой Свято-Троицкой пустыни также до ее закрытия. Принял схиму с именем Антония[25].
Современница Владыки, монахиня Сергия (Клименко) писала, что схиархиепископ жил в Киеве на Кловском спуске, близ закрытой Лавры. "Был он такой чудесный, маленький, весь серебряный, с большими "восточными" глазами, глядевшими так приветливо и как-то молодо"[26]. После оккупации Киева немцами открылась Лавра, и Владыка Антоний возглавил обитель, и многие обращавшиеся к нему любили его за доброту и человечность. Владыка любил повторять: "Епископская власть дана мне не для того, чтобы наказывать, а чтобы прощать". 1 ноября 1942 г. Владыка Антоний скончался и был погребен возле Крестовоздвиженского храма у входа в Ближние Пещеры[27].

Под благодатным водительством старца, советы которого нередко оказывались прозорливыми, о. Адриан Рымаренко вступил в новый этап своего служения. Как и многим его собратьям по служению, о. Адриану очень быстро пришлось убедиться в том, что гитлеровская Германия не только избавила народ от власти большевиков, но и принесла "новый порядок", означавший порабощение и расчленение России. Оккупационная политика не оставляла на этот счет никаких сомнений. Завершая разговор о владыке Антонии, скажем, что история его деятельности пока еще остается открытым вопросом и требует дальнейшего исследования.
Архивные документы свидетельствуют о том, что протоиерей Адриан был заметной личностью в среде киевского духовенства. Распоряжением управляющего Киевской епархией, епископа Львовского Пантелеймона от 1 мая 1942 г. о. Адриан был награжден митрой. "За Ваши многолетние и многокорыстные пастырские труды для Церкви Божией, — писал протоиерею епископ Пантелеимон, — а также за верность и стойкость в период небывалого в мире безбожного лихолетья, Вы награждаетесь мною ко дню Св. Пасхи 1942 году митрою"[28]. В одном из документов 1943 г. мы находим упоминание о том, что о. Адриан был духовником киевского духовенства — очевидное признание его духовной величины и авторитета, уходящих корнями в Оптину пустынь, уходящих в годы внешне жалкого, а внутренне богатого плодотворного служения на ниве Христовой в рядах Катакомбной Церкви. Осенним сентябрьским днем 1943 г. о. Адриан получил Удостоверение, подписанное Управляющим Киевской епархией Украинской Автономной Церкви епископом Пантелеимоном:

"Дано настоящее удостоверение Митрофорному Протоиерею Адриану Адриановичу Римаренко [в тексте фамилия написана через "и" — А.К.] в том, что он действительно является Духовником Духовенства гор. Киева, Товарищем Председателя Епархиального Общества помощи лицам духовного звания и Преподавателем Киевской Духовной Семинарии"[29].

Имя о. Адриана было хорошо известно многим православным киевлянам, оставшимся жить под немецкой оккупацией: научной и творческой интеллигенции, рабочим, домохозяйкам, священнослужителям и причетникам, а также многочисленным беженцам, которых в Киев приносили "волны" наступления Красной Армии. Просматривая различные воспоминания, свидетельства и отклики соотечественников о батюшке Адриане, понимаешь, что уважение и авторитет этого пастыря гонимой Церкви происходили не только от оптинского прошлого.
Его уважали и любили за твердое стояние в вере, за то, что не "сломался" в 1920-30-е гг.; за то, что всегда помнил о своем пастырском назначении и притекал к пастве открыто в храм или в условиях катакомбной конспиративности в молельный дом; за то, что при новой, гитлеровской власти не стал служить миру сему и его страстям, из которых одна — политика — более всего могла одолеть сердце обиженного, затравленного, униженного священника; за то, что "смоковница" о. Адриана не высохла, а дала многоплодие. Плодами же было: истовое служение в киевских храмах, проповедничество, забота о старых, больных и беженцах, наконец, воспитанные и подготовленные старцами дары рассуждения духовности и мудрости. Эти дары особенно дали себя знать в завершающий период и после второй мировой войны, на территории Германии и США. Не случайно, что вокруг духовного сына о. Нектария сложилась, объединилась группа лиц, которые последовали за о. Адрианом на Запад не только потому, что опасались возмездия со стороны Советской власти, но и потому, что не желали лишаться такого ценного духовного руководства.

Осенью 1943 г. фронтовая ситуация стала указывать на возможно скорое занятие Киева силами Красной Армии. Как известно, И. Сталин настаивал на том, чтобы город был взят к ноябрьским праздникам 1943 г., что собственно и произошло. 6 ноября советские войска заняли Киев. Следовательно, предполагаем, что в октябре 1943 г. состоялась эвакуация протоиерея о. Адриана с семьей и общиной духовных чад на Запад, в сторону третьего рейха. Сын о. Адриана называл автору цифру – 20-25 человек, которые входили в группу о. Адриана. Здесь были брат и сестра Олег Михайлович и Вера Михайловна Концевичи, духовные чада старца Нектария, теперь – о. Адриана. Движение на запад, подальше от власти И. Сталина началось с первых дней наступления Красной Армии под Москвой. Крестьяне, рабочие, граждане, интеллигенция, духовенство собирали семьи, небогатые пожитки и отправлялись с отступающими частями вермахта на Запад. Можно ли утверждать, куда и почему они шли? Почему значительное количество советских граждан так стремительно уходило от Красной Армии, которая очень желала их "освободить"? Неужели третий рейх с его расистской, антиславянской по сути, политикой привлекал их больше? Ответ скорее всего состоит в том, что наши беженцы шли не к Гитлеру, а уходили от Сталина, Они испытывали ненависть к режиму нацистов, но еще более ненавидели режим большевиков, который создал гигантскую систему концлагерей, тотальной слежки и принуждения к труду во имя построения социализма в одной, отдельно взятой стране. Наши беженцы уходили от одного тоталитарного государства к другому, в котором, по крайней мере, была возможность свободного вероисповедания и организации антикоммунистической борьбы.

О. Адриан, уже находясь в эмиграции в США, будучи архиепископом Андреем (РПЦЗ), написал целый доклад на тему "Православие, большевизм и наша эмиграция". В этом докладе он более реально изложил свою точку зрения на молитвы русского исхода в годы второй мировой войны. По его словам, многие бежали в Германию не из страха перед расстрелом или коммунистическим режимом, а для того, чтобы не потерять уже раз найденный путь христианской жизни, чтобы освободить свой дух, чтобы продолжать жить по-христиански и строить христианский быт. И в Германии, в тяжелых условиях остовских лагерей, русские люди продолжали стремиться к Церкви и к православному быту, видя в них единственное утешение и надежде. К Церкви тянулась и "остовская" молодежь, не знавшая на родине Бога и теперь только в горе и страданиях почувствовавшая Его[30].
Мы не располагаем точными данными относительно того, каков был маршрут и когда достигли Берлина семья и духовные чада о. Адриана, и был ли, вообще говоря, Берлин целью их передвижения.

Так или иначе, 17 ноября 1943 г. митрополит Берлинский и Германский и Средне-Европейского Митрополичьего Округа Серафим (РПЦЗ) направил о. Адриану официальное письмо, в котором сообщалось: "Резолюцией Преосвященного Серафима, Митрополита Берлинского и Германского, от 17 ноября 1943 г. поставлено:

1) Митрофорного протоиерея Адриана Рымаренко, согласно прошению, причислить к причту Кафедрального Воскресенского собора гор. Берлина, с правом получения содержания, положенного соборному священнику;
2) Протоиерею Адриану Рымаренко поручить исполнение обязанностей настоятеля Берлинского Кафедрального собора;
3) возбудить надлежащее ходатайство пред Имперским Министерством Церковных Дел о согласии правительства на назначение протоиерея А. Рымаренко на должность священника при Берлинском Кафедральном соборе.
О сем сообщается Вам для сведения"[31].

К сожалению, автору пока не удалось выяснить в связи с этой резолюцией митрополита Серафима целый ряд вопросов. Когда (и только ли в Берлин) подавал прошение о. Адриан о причислении к причту? Где находился батюшка, когда письмо митрополита было составлено и передано? Сколько дней ожидал о. Адриан согласия германского министерства церковных дел и где проживал в этот момент? Почему выбор митрополита Серафима при решении вопроса о настоятеле собора в столице Третьего рейха пал именно на о. Адриана?
Как показывает следующий документ, у Высокопреосвященнейшего Серафима с духовником киевского духовенства были заочно теплые, дружественные отношения. Митрополит Серафим 3 декабря 1943 г. направил личное, очень дружественного характера, письмо о. Адриану. Митрополит находился в то время в Торгау и потому часть письма посвятил конкретным инструкциям, которые о. Адриану, служившему в Берлинском Кафедральном соборе, надлежало исполнить. Письмо свидетельствует, что Владыка Серафим еще не отправлял ходатайство в министерство церковных дел об утверждении о. Адриана в должности священника при кафедральном соборе Берлина. Приводим полный текст этого интересного документа.

Торгау, 3 декабря 1943 г.

Ваше высокопреподобие! Досточтимый Отец Адриан!

Я благодарю Господа Бога, что Вы уцелели. Я очень беспокоился, получив вначале неблагоприятные известия о Вас и всех Ваших близких. Да хранит Вас Господь и в будущем!
Я почти каждый день собираюсь в Берлин, но на вокзале я получаю стереотипный ответ: въезд в Берлин запрещен, и потому продажа билетов в Берлин прекращена. Был я в Церковном Министерстве, там мне советовали вообще воздержаться от поездки в Берлин до наступления более тихого времени. Конечно, из опасения, что епархия может остаться без управляющего. Не знаю, как быть, ибо прекрасно понимаю, что мое место не здесь, где я живу, наслаждаясь почти полной безопасностью и покоем; за что совесть не дает мне покоя. Но мысленно и в молитвах я все время вместе с Вами.
Будьте любезны и пришлите мне краткие сведения о себе, чтобы я мог возбудить ходатайство о Вашем утверждении в должности при нашем соборе.

Для заведования ризницею назначьте лицо по своему усмотрению. Мне кажется, что самое лучшее — поручить это дело многоуважаемому Вашему профессору [видимо, профессор относился к группе духовных чад о. Адриана — А.К.]. Впрочем, решение этого дела я предоставляю Вам как своему заместителю (временно до утверждения Вас в должности настоятеля). Вообще, очень прошу Вас наводить порядок и мир в соборе. К несчастью, все воображают себя должностными лицами и распоряжаются по своему усмотрению, не имея на то никаких прав. Настоятель Вы и никто иной, поэтому все распоряжения должны исходить только от Вас. Самый худший способ управления — это двоевластие; этого не должно быть у нас! Я заранее одобряю все ваши мероприятия.

Прошу Ваших святых молитв и призываю на Вас и всех Ваших близких и духовных чад Божие благословение. Молитесь за моих усопших: Марину и отр. Василию и всех сродников их.
С искренней любовью и преданностью М. Серафим[32].

Письмо митрополита — в высшей степени интересный и откровенный документ. Он отражает, во-первых, перемену ситуации на фронтах не в пользу фашистской Германии. Столица рейха Берлин стала подвергаться достаточно регулярным бомбардировкам со сторон ВВС стран антигитлеровской коалиции. Бомбардировки препятствовали нормальному функционированию имперских правительственных учреждений, в том числе министерства церковных дел, и свободному передвижению ответственных светских и духовных лиц. Митрополит Серафим, правящий в Германии православный архиерей, временно должен был находиться в Торгау и только по письменным и иным сообщениям знал о том, что происходит в берлинских приходах.
Во-вторых, Высокопреосвященнейший Серафим имел очень хорошие рекомендации и отзывы о киевском протоиерее о. Адриане Рымаренко. Но письмо из Торгау не дает оснований утверждать, что Владыка и духовник Киева ранее были лично и хорошо знакомы[33]. Тем не менее, Владыка Серафим настаивает на том, чтобы о. Адриан еще до утверждения в рейхсминистерстве устраивал дела в Берлинском кафедральном соборе, как настоятель. Следовательно, в Берлинской епархии очень хорошо знали об о. Адриане (может быть, по "катакомбным связям"), а также по его плодотворной деятельности в оккупированном немцами Киеве. О последнем, вероятно, свидетельствовали эвакуировавшиеся на Запад епископы Украинской Автономной Православной Церкви. Заметим, что письмо из Торгау дает возможность предполагать о состоявшемся ранее обмене письмами между митрополитом и киевским протоиереем.
В-третьих, судьба о. Адриана в Берлине, как видно их текста письма, была еще не решена. 17 ноября 1943 г. вышла в свет резолюция митрополита Серафима о назначении о. Адриана в кафедральный собор, но это назначение должно было быть утверждено имперским министерством. 3 декабря 1943 г. Владыка Серафим еще просит киевского священника-беженца сообщить краткие сведения о себе, чтобы возбудить в рейхсминистерстве ходатайство об утверждении резолюции от 17 ноября. Таким образом, в начале декабря о. Адриан уже находился и служил в Берлинском кафедральном соборе и был настоятелем собора де-факто. Видимо, между 17 ноября и 3 декабря митрополит получил какие-то ужасные известия о вероятной гибели семьи о. Адриана, ибо письмо начинается словами: "Я благодарю Бога, что Вы уцелели" и т.д.

Наконец, письмо правящего архиерея содержало предписание о. Адриану взять на себя обязанности настоятеля кафедрального собора и "наводить порядок и мир в соборе". Предполагаем, что большой наплыв в Берлин эвакуированных православных в добавление к уже имевшимся группам послереволюционной эмиграции, военнопленных и "восточных рабочих" в какой-то степени осложнил церковное окормление паствы. В Берлин приехали не только светские лица, но и бежавшее от Красной Армии духовенство, некоторые представители которого были авторитетные архиереи и священники. Кроме того, столица рейха подвергалась постоянным авианалетам. Все это создавало непростую ситуацию, если еще не хаоса, то определенной путаницы в отношениях среди духовенства и в организации богослужений и социальной работы Церкви. Безусловно, это тревожное положение не обошло и Берлинский кафедральный собор.
Следует несколько слов сказать о том, какая ситуация сложилась в Берлине конца 1943 – начала 1944 гг. среди православного населения российского происхождения. Как уже говорилось, в пределах третьего рейха сосредоточилась большая масса военнопленных, "остарбайтеров", беженцев, послереволюционных эмигрантов и участников антикоммунистического Освободительного Движения Народов России. Верующая часть этого огромного российского исхода устремлялась в немногочисленные православные храмы рейха и, конечно же, в Берлин, где пыталась с помощью Божией найти ответы на мучающие душу вопросы и сомнения, обрести утешение, подкрепить дух истинной верой.

Протоиерей Александр Киселев, служивший в то время в Берлине, очень часто шел к бесправным военнопленным и "остовцем" для духовного окормления. "Дело это, — вспоминал о. Александр, — сочетало в себе самое радостное и самое горькое. Горькое — от бессилия помочь, от скорби видеть, как вымирали, как мучились, сколько скорби переносили люди... радостное, как пасхальное ликование, от встречи с такой высотой духа, терпения, такой веры, о которой до того только читал в Евангелии. Во время этих путешествий я научился верить в русский народ. Не в существование в его среде только отдельных праведников, но в сам народ, в его массу, в которой, несмотря на множество грехов, ощущаешь неистребимость образа Божия"[34].
По некоторым оценкам, общее число православных в Германии 1943 г. составляло не менее 700 тысяч человек. Тем не менее, имперские ведомства, прежде всего восточное министерство А. Розенберга и, в меньшей степени, министерство церковных дел, всячески препятствовали делу духовного окормления русских в Германии. С большим трудом митрополиту Серафиму удалось добиться разрешения назначить 15 разъездных священников для обслуживания лагерей военнопленных и "остовцев", однако и там наши пастыри встречали различный прием. Добавим, что германские власти не разрешали восточным рабочим посещать приходские церкви, в т.ч. в Берлине[35]. Митрополиту Серафиму были “нужны священники и вообще церковные люди, которые вплотную занялись бы лагерями остарбайтеров и военнопленных”, — вспоминал протоиерей Димитрий Константинов[36], и в этом смысле приезд о. Адриана Рымаренко, как, впрочем, и некоторых других священников, оказался своевременным.
Берлинский кафедральный собор Воскресения Христова[37] в 1943-44 гг. стал в буквальном смысле слова центром, притягивавшим множество русских людей, оказавшихся в Берлине и вообще в Германии[38]. Несмотря на запреты немецких властей, несмотря на варварские бомбардировки города, в собор по воскресениям съезжались сотни людей. В этот своеобразный "центр" и был назначен духовный сын преп. Нектария Оптинского киевский священник о. Адриан, который энергично взялся за обязанности настоятеля.

8 марта 1944 г. митрополит Серафим подписал распоряжение, в котором говорилось:
Берлин, 8 марта 1944 г.

Его Высокопреподобию Протоиерею о. Адриану Рымаренко,

Настоятелю Кафедрального Воскресенского собора гор. Берлина

Определением Преосвященного Серафима, Митрополита Берлинского и Германского, от 8 марта 1944 г. постановлено: Преосвященного Филиппа, Епископа Потсдамского, освободить от занимаемой им должности при Кафедральном Воскресенском соборе гор. Берлина и назначить на должность настоятеля означенного собора протоиерея Адриана Рымаренко, на каковое назначение получено согласие Имперского Министерства Церковных Дел 25 февраля 1944 за № 111 102/44.

О сем сообщить Преосвященному Епископу Филиппу, прот. А. Рымаренко, Приходскому Совету Берлинского Кафедрального собора и Имперскому Министерству Церковных Дел.
Митрополит Берлинский и Германский: (подпись) Митрополит Серафим[39].

С этого времени, а возможно, и с того момента, как о. Адриан предписанием митрополита Серафима стал настоятелем собора де-факто, жизнь Берлинского Воскресенского храма круто переменилась. Собор перестал открываться только в определенные дни и часы для богослужений. Он превратился в круглосуточный пункт оказания помощи и участия. Под собором находился большой подвал с огромной печью для центрального отопления. В этой печи, в большом подвешенном чугуне, всегда варилась похлебка для каждого голодного. В связи с этим просятся в текст слова Христа: "Когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих, ни братьев твоих, ни родственников твоих, ни соседей богатых, чтобы и они тебя не позвали, и не получил ты воздаяния. Но, когда делаешь пир, зови нищих, увечных, хромых, слепых: и блажен будешь, что они не могут воздать тебе; ибо воздастся тебе в воскресение праведных". (Лк. 14, 12-14). Протоиерей Адриан исполнял именно эту евангельскую заповедь, ибо многих из тех, кого он звал в скромную приходскую столовую, он уже никогда не увидел, да и не надеялся увидеть — молох войны пожирал без разбора всех и вся. В подвале кафедрального собора кормили именно нищих остовцев, беженцев и нелегально проходящих через Берлин неизвестно откуда и неизвестно куда соотечественников, а также увечных, хромых и просто больных. Настоятель собора ни у кого не спрашивал аусвайса (удостоверения личности), он просто шел за Христом, хотя его личное будущее было закрыто очень грозными военными тучами. Службы теперь стали ежедневными и утром и вечером, а с учетом молебнов и панихид — практически непрерывными. "Душой всего этого, — вспоминал тогдашний священник собора о. Александр,, — был молитвенный и мудрый батюшка отец Адриан, новый беженец с юга России, прибывший с большой группой верных Церкви и ему людей"[40].

По словам близкого о. Адриану князя Д.В. Мышецкого, который все годы войны прошел с батюшкой и был его переводчиком с немецкого и английского языков[41], настоятеля интересовали две основные вещи: богослужения и помощь ближнему. Настоятель восстановил полный круг богослужений, организовал ежедневно поющий хор под руководством одной монахини (вероятно, подвизавшейся в свое время в киевском Покровском женском монастыре), доставал продукты и наладил работу столовой, которая кормила сотни человек. О. Адриан, сам ежедневно рискующий погибнуть от авиабомбы, дарил столько утешения и уверенности людям, открыто или нелегально пришедшим в собор из остовских бараков[42]. В. Самарин, живший тогда в Берлине (впоследствии известный русский журналист и публицист в США), хорошо помнил службы в Воскресенском соборе. Люди приезжали в метро, приходили пешком из разных концов Берлина — собиралось до тысячи и больше молящихся. "Как молились тогда, как молились!" — восклицал В. Самарин, очевидец тех богослужений[43].
О том, как молились и как утешались прихожане собора, мы не узнаем во всей полноте, ибо это, наверное, удел века будущего. Однако история собора сохранила потрясающие свидетельства веры и стойкого православного духа, которые здесь просто необходимо привести.
 Как уже говорилось, столицу рейха интенсивно бомбили ВВС союзных стран. Превращение Берлина из города в развалины приняло систематический характер с 22 ноября 1943 г. Прежние налеты, хотя и бывали порой серьезные, носили случайный характер и осуществлялись достаточно редко. С конца ноября 1943 г. Берлин подвергался ужасным, варварским (поскольку сбрасывали бомбы не только на объекты военно-политического значения, но и на жилые кварталы) бомбардировкам с воздуха уже постоянно[44]. Как раз на печальном этапе авианалетов прибыл в Берлин о. Адриан. Чудо состояло в том, что русские православные церкви Берлина уцелели, и остались живы те богомольцы, которые не захотели покинуть храм во время налета и уйти в бомбоубежище.

Свидетельств об этих чудесах было много, некоторые запечатлены в мемуарах очевидцев[45]. Мы хотели бы рассказать о Литургии 1945 г., которую в кафедральном соборе служил о. Адриан. Рассказ о Литургии можно прочитать поспешно, но, если, не торопясь, вчитаться в текст воспоминаний очевидца, то станет ясно: вопреки логике, вопреки законам физики православные, молившиеся в соборе, "прошли по морю, яко по суху". Станет ясно, что вновь "побеждаются естества уставы", что Господь сотворил чудо с верными ему русскими людьми.
Весенним солнечным воскресением 1945 г., вспоминал очевидец события С.М. Чернов, литургию совершал настоятель кафедрального собора протоиерей Адриан Рымаренко. Уже пели "Херувимскую", как вдруг унылые жуткие завывания сирен ворвались в благостное молитвенное песнопение. Некоторые богомольцы, поспешно крестясь, поторопились уйти из храма, чтобы найти бомбоубежище. Но огромное большинство осталось. Отец Адриан спокойно продолжает служить. Началось таинство св. Причащения, все причащаются Святых Тайн под нарастающий рокот моторов приближающейся эскадрильи дневных бомбовозов. Их летят сотни на беззащитный Берлин, так все средства ПВО Германии отправлены на фронт. Третий рейх платит за агрессию, но в кафедральном соборе молятся невинные русские люди.

"Наконец, литургия окончилась, но уйти из церкви уже нельзя. Вокруг начались пожары, и бомбы рвутся на самой соборной площади. О. Адриан призывает к спокойствию и начинает служить молебен Пресвятой Богородице перед чудотворным образом Почаевской Божией Матери, привезенным из Лавры и водруженным над царскими вратами.
В русском соборе в Берлине, — отмечает С.М. Чернов, — нет в стенах боковых окон. Построенный в древнем псковском стиле храм освещается лишь несколькими узкими цветными стеклами под куполом. Света мало, и во время богослужений в соборе всегда горят громадное тяжелое паникадило и электрические лампочки на стенах". Однако, еще в начале молебна близко упавшие бомбы, по-видимому, прервали провод, и электричество в храме погасло[46].
Напряжение нарастает, но, кажется, нет страха... Представь себе, дорогой читатель. Молятся русские прихожане, многие из них на коленях, вместе с настоятелем, плачут и обращаются к Единственной Заступнице. Кто сохранит, спасет, Кто объяснит смысл их ужасных военных страданий, Кто даст облегчение сердцу, недоумевающему. Молятся Скоропослушнице и Нечаянной Радости, молятся Владимирской и Казанской, Тихвинской и Знамению, просят Иверскую открыть врата, чтобы выйти из кромешного берлинского ада. Молят скорбящие Всех Скорбящих Радость: "Заступи, услыши, помози, помози, укрепи, поддержи, утверди, спаси, сохрани, отведи. вразуми, исцели, спаси, спаси нас". Неужели не услышит?

Тяжелая бомба, продолжает рассказ очевидец, ударяет в минарет близкой к собору мечети, и из-под церковного купола сыпятся на молящихся осколки последних уцелевших стекол. Земля под собором колеблется. Грозно качается над головами многопудовое кадило, ежеминутно готовое сорваться и похоронить под собой многие жертвы. Но погруженный в молитву люди не замечают опасности. Особенно истово они молятся перед иконой святителя Николая Чудотворца.

"Молебен кончается. — вспоминал С.В. Чернов. — За стенами собора продолжается адский грохот разрывов, все время колеблются крепкие стены.

Отец Адриан отходит от алтаря и становится на амвоне лицом к прихожанам, собираясь сказать им свое, может быть, уже последнее слово. Тут он замечает качающееся над их головами паникадило.

— Отойдите к стенам, — заботливо говорит настоятель. — Паникадило может оборваться и убьет вас.

— Нет, мы останемся здесь, — отвечают неожиданно богомольцы, — Пресвятая Владычица оградит на святым Своим Омофором.

И все они еще больше теснятся к алтарю, стоя под грозящим им смертью паникадилом. На их лицах видна восторженная решительность, и вдруг все они начинают петь молитву Пресвятой Богородице:

"Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе, Владычице...", — торжественно разносится по храму их, может быть, предсмертная молитва, под непрерывный гул бомбардировки.

Этот день, эту вдохновенную молитву после св. Причащения, в ожидании гибели, никто из молившихся никогда не забудет. Для меня это — незабываемая литургия"[47].
Мы не знаем, живы ли Вы ныне, дорогой во Христе С.М. Чернов, но читая Ваши записки, сами видим, что это была необыкновенная служба. В горячей молитве русских изгнанников нашла выражение такая любовь к России, не к самим себе, а именно к России, частью которой они являлись, которую не может, не способна проявить ни одна из нынешних политических партий, ни один из выбранных политиков, которые очень уверенно пророчат о судьбе страны и государства. В кафедральном соборе Берлина, весенним днем 1945 г. стояла и молилась частичка Святой Руси, покаявшаяся, охваченная страхом Божиим, просветленная надеждой, не верившая ни в какие блага мира сего, а верившая в Промысел Божий. И об этом знал о. Адриан.

Подтверждением вышесказанного является заключительная часть воспоминаний С.М. Чернова:
"После молитвы о. Адриан произносит слово о грозящей, возможно, нам смерти и вспоминает наших соотечественников в России [это тоже незабываемо — в час своей, может быть, смерти помнить и молиться об оставшихся на родине — А.К.], многие из которых, казалось, утратили веру во всемогущего Бога.

— Но, как и вы, перед своей кончиной вспомнят они о Боге. В последнюю тяжкую минуту свет Христов просветит их заблудшую душу...

И при этих словах вдруг ослепительно, после долгой темноты, вспыхивает паникадило, загораются на стенах электрические свечи. Неизреченным светом сияет чудотворная икона Божией Матери, весь храм сверкает золотом иконостаса, блеском множества икон. Видимо, на улице еще под огнем починили уже провода... Бомбардировка постепенно стихает, передвигается дальше к центру города. Полторы тысячи самолетов, сбросив на нас свой дьявольский груз и разрушив все окрестности храма, полетели сеять смерть дальше.

Мы спасены"[48].

Не ведаем, о чем после литургии размышлял о. Адриан. Мы же вспомним здесь другое молитвенное стояние. Также решительно молились наши предки во Владимире, осажденном в 1237 г. войсками хана Батыя. Боголюбивый "епископ Митрофан, и княгиня Юрьева с дочерью и со снохами и с внучатами, и другие княгини с детьми, и многое множество бояр и иные люди затворились в церкви святой Богородицы, и их без милости запалили огнем"[49]. Во Владимире погибли за веру Христову, а в Берлине за веру Христову остались живы. Но всюду — та же вера, то же упование, та же горячая молитва, в которой забываешь пространство и время.

У кафедрального собора в Берлине был еще один заступник — молитвенник и чудотворец Земли Русской преподобный Серафим Саровский. Весь период бомбардировок в соборе находился портрет батюшки, история этого портрета не менее любопытна.
Как известно, преп. Серафим очень неохотно соглашался, чтобы с него писали портрет, и только снисходя к усердию почитателей разрешил списать с себя несколько изображений. К числу прижизненных изображений относится портрет преподобного, находившийся в Берлине в 1944-1945 гг. Этот замечательный портрет видел дивеевских монахинь, царскую семью, паломников со всей Российской империи, видел унижения сирот серафимовых. По особому произволению Божьему образ преподобного оказался в Киеве до 1943 г., а с отступлением немцев был "случайно" взят русским переводчиком, неким Ц. из Покровского храма на Подоле. От переводчика Ц. портрет перешел в Берлинский кафедральный собор[50]. И вот с этим образом батюшки связан один случай.

В один из авианалетов на Берлин, служители собора, вернувшись из убежища, увидели, что зажигательная бомба, пробив купол собора, упала в левый его придел. Стоявшая там плащаница и лежавший на ней образ преподобного были объяты огнем, горела также подставка креста и образ свв. Гурия, Саммона и Авива. Пожар быстро потушили и увидели, что пламя совсем не коснулось ни плащаницы, ни образа преп. Серафима, хотя все вокруг горело и обгорело. Прошла ночь. Началось утреннее богослужение, но запах гари по-прежнему был устойчивым и даже усиливался. Смотрители собора вновь бросились искать и на чердаке собора обнаружили вторую, тлевшую зажигательную бомбу и едва коснулись ее, как огромный столп пламени взметнулся вверх. 12 часов тлел огонь, но не разгорался[51]. Это было чудо, явленное заступничеством преп. Серафима Саровского. С тех пор собор уже более не страдал от бомб и пожаров.
Страшно ли было о. Адриану во время бомбардировок? Может быть, и страшно, но страх преодолевался молитвой прихожан. По словам о. Александра Федоровского (Ново-Дивеевский монастырь), о. Адриан боялся грозы, а бомб он не боялся. Не боялся батюшка и мнительности гестапо и других немецких ведомств, которые были очень недовольны открытием при соборе пункта питания остарбайтеров и заботами настоятеля привечать всякого к нему обращавшегося[52].
Берлинское пребывание о. Адриана подходило к концу. К столице рейха неудержимо приближались армии антигитлеровской коалиции.
На этом я бы хотел завершить свой доклад, хотя цепь удивительных событий с о. Адрианом и семьей духовных чад на этом не прерывается. Подведем некоторые итоги.

Киевский протоиерей по праву может назваться подвижником Гонимой Церкви. В условиях репрессий со стороны атеистического государства он продолжал нести крест священника, пастыря овец словесных. В СССР он постоянно находился между жизнью и смертью, но Бог и Пречистая Матерь хранили его. И в этом режиме существования о. Адриан приобретал венцы спасения. Он находился в ряду тех немногих, может быть, десятков священнослужителей, которые втайне спасали православных в эпоху гонений, которые верно хранили заветы и традиции старцев. Зададим себе вопрос: а перестал ли о. Адриан быть гонимым, уехав из СССР? Нет, не не перестал. В Германии он жил в тисках гитлеровского режима. После второй мировой войны он был под угрозой насильственной выдачи в СССР. Переехав в США и даже став епископом Церкви, владыка Андрей Роклендский вынужден был защищать Ново-Дивеевский монастырь от посягательств американского частного бизнеса. Он оставался везде гонимым, так как был служителем Христа, которого мир ненавидел и ненавидит до сих пор.

Для священников и мирян подвиг о. Адриана служит примером, потому что ныне в России настало время внешне спокойное. Битва же за душу человека продолжается с небывалой силой. Закончить доклад я бы хотел словами молитвы из акафиста святителю Иоанну Шанхайскому и Сан-Францисскому. Эта молитва обращена к священникам: «О святителю отче наш Иоанне…призри на уныние изнемогающих пастырей от утеснения тлетворного духа мира сего и томящихся в нерадении праздном и ускори на молитву, слезно вопием ти, о теплый молитвенниче…»

 [1] Анкета, заполненная священником церкви св. Александра Невского о. Адрианом Рымаренко. Б.г. (далее — Анкета о. Адриана Рымаренко) // г. Ромны. Архивные материалы Свято-Успенского женского монастыря в Ново Дивеево, штат Нью-Йорк, США (далее —архив Ново-Дивеево); Самарин В. Путь подвижничества (Памяти Архиепископа Андрея) // Русское Возрождение. 1979 г. № 7-8. С. 263-264.
[2] В 1921 г., когда А. Рымаренко был рукоположен, еще был жив старец Анатолий (Потапов), о встречах с которым пишет Е.Г. Рымаренко, супруга о. Адриана. Так что не следует забывать и влияние старца Анатолия, хотя весь священнический скорбный путь о. Адриана, по крайней мере, до 1928 г. проходил под молитвенным покровительством старца Нектария. Подробнее о влиянии Оптиной пустыни на семью Рымаренко см.: Житие Оптинского старца Нектария. г. Козельск: Издание Введенской Оптинской Пустыни, 1996. С. 212-291; Концевич И.М. Оптина пустынь и ее время. Репринтное издание. Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, Издательский отдел Владимирской епархии, 1995. С. 452-579; Рымаренко Е.Г. Воспоминания об Оптинском старце иеромонахе Нектарии. Ново-Дивеево. Спринг Валлей, Нью-Йорк, 1974.
[3] Самарин В. Ук. соч. С. 265-266.
[4] Анкета о. Адриана Рымаренко; Самарин В. Ук. соч. С. 267. 20 октября 1921 г. Епархиальное Постоянное Совещание при Епископе на Полтавщине выдало А.А. Рымаренко справку № 2740 следующего содержания: "Постоянное Совещание при Епископе сообщает Вам для сведения, что 3 октября 1921 года Вы рукоположены Архиепископом Парфением в сан священника к Александро-Невской церкви гор. Ромен" // Архив Ново-Дивеево.
[5] Рымаренко Е.Г. Ук. соч. С. 31.
[6] Правила благочестивой жизни // Архив Ново-Дивеево.
[7] Самарин В. Ук. соч. С. 268.
[8] Мышецкий Д.В. К Пятидесятилетию Пастырской Деятельности Преосвященного Андрея Епископа Роклендского. 1921-1971. Спринг Валлей, Нью-Йорк, 1971. С. 6.
[9] Анкета о. Адриана Рымаренко. Современник и духовный сын о. Адриана, князь Дмитрий Владимирович Мышецкий так писал о служении в г. Ромны: "Было это в 1921-м году на Украине, в Полтавской губернии. Время было трудное. Полный упадок духовной жизни. Многие доходили до отчаяния. В одном городе, расположенная в живописном месте, была Александро-Невская церковь, которая, как и все еще оставшиеся открытыми церкви, обычно пустовала. Но вот в ней начал служить молодой священник... Служил он проникновенно, а проповеди его, в которых сразу же стал обнаруживаться талант выдающегося проповедника, зажигали сердца слушающих тем огнем, которым горел и сам проповедник. Церковь его стала наполняться народом. Среди этого народа все больше и больше стали появляться монахи уже закрытых монастырей. Ни в какой другой церкви не могли они найти того аромата духовной жизни, того благоговения, ради которого они оставили мир". Мышецкий Д. Отец Адриан // Русское Возрождение. 1989 г. № 47-48. С. 197-198
[10] Архиепископ Андрей. Единое на потребу. Форествилл: Свято-Ильинское Издание, 1977. С. 82.
[11] Там же, С. 82-83.
[12] Самарин. В. Ук. соч. С. 268-269.
[13] Мышецкий Д.В. К Пятидесятилетию. С. 6-7.
[14] Интервью автора с прот. о. Александром Федоровским. Ново-Дивеево, 9 декабря 1997 г.
[15] Московский Патриархат. Сергий, Архиепископ Киевский. Справка № 971, г. Киев. 20 мая 1934 г. // Архив Ново-Дивеево. Уже поминавшийся князь Д.В. Мышецкий рассказывал, что о. Адриан буквально "пропадал" в этом храме-памятнике, построенном над могилой князя Аскольда: приезжал туда ранним трамваем, проводил в церкви целый день и только поздно вечером возвращался домой. Храм постепенно, изо дня в день все более наполнялся народом — Мышецкий Д. Отец Адриан. С. 198-199
[16] Канцелярия Патриаршего Экзарха всея Украины, Митрополита Киевского. 11 мая 1935 г. № 490. Киев, 14-У-7. Ст. Забарская 7-з. Протоиерею Адриану Рымаренко // Архив Ново-Дивеево. Предписание имеет подпись и печать управляющего Канцелярией Экзарха архиепископа Волынского и Житомирского Филарета.
[17] Самарин В. Ук. соч. С. 269; Мышецкий Д.В. К Пятидесятилетию. С.7.
[18] Письмо С.А. Рымаренко автору от 19 августа 2001 г.
[19] Интервью автора с прот. о. Александром Федоровским. 9 декабря 1997 г.
[20] Рымаренко Е.Г. Воспоминания о владыке Николае (Парфенове). Машинопись. С. 1 - 2.
[21] Там же. С. 4.
[22] Фесенко Т. Повесть кривых лет. Нью-Йорк: Издание "Нового Русского Слова", 1963. С. 72.
[23] Самарин В. Ук. соч. С. 269-270; Интервью автора с прот. о. Александром Федоровским. Ново Дивеево, 8 декабря 1997 г.
[24] Интервью автора с прот. о. Александром Федоровским. Ново Дивеево, 8 декабря 1997 г.
[25] Монахиня Сергия (Клименко). "Минувшее раскрывает свиток". М.: Издательство Московской Патриархии, 1998. С. 25, 37, 38.
[26] Там же. С. 25.
[27] Там же. С. 38. О других событиях в жизни архиепископа Анония см.: Псарев А.В. Архиепископ Леонтий Чилийский (1904-1971 гг.) // Православная Жизнь. Джорданвилл. Апрель 1996 г. № 4. С. 6, 7, 9, 14; Житие иже во святых преподобного и Богоносного отца нашего Алексия Голосеевского, старца и сподвижника Киево-Печерской Лавры // Русский Паломник. Валаамское общество Америки. Чико. 1993 г. № 8. С. 92-93; Митрофорный протоиерей Владимир Востоков. Розы и шипы. Сан-Франциско, 1953. С. 10-19.
[28] Пантелеимон, Епископ Львовский, Управляющий Киевской Епархией Высокопреподобному П. Отцу Протоиерею Адриану Рымаренко. 1 мая 1942 г. № 500 // Архив Ново-Дивеево.
[29] Епископ Пантелеимон. Управляющий Киевской Епархией. Удостоверение № 1584. г. Киев. 20 сентября 1943 г. // Архив Ново-Дивеево.
[30] Архиепископ Андрей (Рымаренко). Православие, большевизм и наша эмиграция // Русское Возрождение. 1986 г. № 34. С. 44-45.
[31] Серафим, Митрополит Берлинский и Германский и Средне-Европейского Митрополичьего Округа, Митрофорному Протоиерею о. Адриану Рымаренко. № 849/43. Берлин, 17 ноября 1943 г. // Архив Ново-Дивеево.
[32] Письмо Митрополита Берлинского и Германского Серафима митрофорному протоиерею о. Адриану Рымаренко от 3 декабря 1943 г. // Архив Ново-Дивеево.
[33] Мы не исключаем, однако, что Владыка Серафим Ляде и о. Адриан знали друг друга раньше. Еще до первой мировой войны Ляде служил священником Волынской епархии, а в революционные годы — Харьковской епархии. В 1924 г. по избранию Священного Синода архимандрит Серафим был хиротонисан во епископа Змиевского. С 1925 г. епископ состоял председателем Учебного Комитета и председателем Комиссии по борьбе с неверием на Украине. В 1930 г. Владыка Серафим, бывший все время немецким подданным, был уволен в заграничный отпуск, из которого он уже больше не вернулся в Россию. Таким образом, можно предположить, что пути епископа Серафима и о. Адриана до 1930 г. где-то пересекались или что оба они могли знать друг друга заочно — см.: Православная Русь. 1947 г. № 14. С. 14.
[34] Протоиерей А. Киселев. Облик генерала А.А. Власова (Записки военного священника). Нью-Йорк: "Путь жизни", 1975. С. 62.
[35] Иерей И. Зализецкий. Сотрудники вымышленные и явные. С. 1,4 //Библиотека Джорданвилля; Православная Русская Зарубежная Церковь. Монреаль,1980.С.15-16.
[36] Константинов Д.В. Через туннель XX-го столетия. Под ред. А.В. Попова, В.С. Карпова // Материалы к истории русской политической эмиграции.
Название: КОЛОКОЛЬЦОВ Василий Григорьевич
Отправлено: Игорь Устинов от 31.10.2011 • 14:22
КОЛОКОЛЬЦОВ Василий Григорьевич
[attachment=1]
Колокольцов В.Г. в должности главы земской управы Волчанского уезда Харьковской губернии. Фото до 1910 года.

Справка: Колокольцов Василий Григорьевич - глава земской управы Волчанского уезда Харьковской губернии до 1917 г. Начальник (министр) управления земледелия и землеустройства Особого Совещания при Главкоме ВСЮР генерале Деникине до июля 1919 г. Умер в эмиграции во Франции в 1934 г. Похоронен на кладбище в Бийанкуре под Парижем.

Василий Григорьевич КОЛОКОЛЬЦОВ родился в 1867 году, является младшим сыном Григория Дмитриевича КОЛОКОЛЬЦОВА и Прасковьи Станиславовны. 
Его отец, Колокольцов Григорий Дмитриевич (1802 - 1872 г.г.) - жандармский офицер с 1829 года, двоюродный брат М.П.Огарева, губернатор Львова, позднее - Вильно, в 1843 и 1846 годах - предводитель дворянства Волчанского уезда. В первом браке был женат на графине Гендриковой Софье Ивановне, с которой у него не было детей. В пожилом возрасте он во второй раз женился на вдове морского офицера, соседа по одному из имений - Пасека Леонида Васильевича (брата известного этнографа, историка и археолога Вадима Пасека), Прасковье Станиславовне (урож. - Вишневской). Он унаследовал от родителей и родных, и получил в приданное от жены, большие имения и другое недвижимое имущество (имения Верхняя Писаревка, Романовка, Пассековка, Леонидовка, Лосевка, Марьевка, Ильмень) с многими тысячами десятин земли, дома в Санкт-Петербурге и Харькове, Ильменьский винокуренный завод при деревне Симоновка.

Когда Г.Д. Колокольцов умер, дочь Анна осталась в Писаревке при матери, а сына Василия отдали на воспитание в кадетский корпус, так что он приезжал в имение Писаревку только на каникулы. Все эти имения он получил по наследству.
До 1861 года в России существовало еще крепостное право. Поэтому родители Василия владели не только землями, были собственниками не только обширных имений, но и собственниками деревень, крестьян, их семейств и имущества.
Василий, еще не окончив кадетского корпуса, и приезжая в Писаревку, сошелся с намного старшей, но очень красивой дочерью крестьянина. От этой связи родился сын. В это время умерла мать Василия, и он закончив кадетский корпус, открыто признал ребенка своим.
[attachment=2]
На фото: Колокольцов В.Г. с первой женой Галиной Александровной и сыном Николаем
Но в среде, к которой и по происхождению, и по воспитанию, и по всей жизни принадлежал В. Колокольцов, не столько сама связь и такое рождение ребенка, сколько то, что он сохранил связь с женщиной, как говорилось, «ниже себя», с простой неграмотной дочерью крестьянина, который к тому же был крепостным, а также, что он признал родившегося ребенка своим расценивалось не только, как нечто недопустимое, но и как страшный удар по престижу класса.
Сам же Василий был упорен, шел на жертвы и боролся против всех имея поддержку лишь у немногих друзей. А его сестры и все остальные отвернулись от него. Но с другой стороны оторвавшись от своей бывшей среды, консервативной и реакционной, и как бы бросив ей вызов, В. Колокольцов увлекся прогрессивными идеями того времени – народовольцами, декабристами и т.д.
По окончанию Кадетского корпуса он, отбросив все перспективы придворной карьеры, к негодованию своих противников, поступил в Петровско-Разумовскую сельскохозяйственную и лесную академию в Москве. Одновременно начал хозяйничать и управлять унаследованными огромными имениями, развил бурную деятельность в возникшем тогда земстве.

Достигнув совершеннолетия, Василий преодолел все препятствия и женился на крестьянке – матери его сына.
Узнав о том, как поступил его отец при освобождении крестьян, не дав им достаточно земли, он решил исправить эту неправду. Немедленно были даны дополнительные наделы бывшим крепостным крестьянам и преступлено к реорганизации хозяйства и управления оставшимися земельными угодьями.
Весь отдавшись общественной деятельности, работе в земстве, он свои средства, семейную жизнь, все свое время и личные удобства пожертвовал этой деятельности. Имения быстро распродавались, раздавались, жертвовались. Неизбежно дала трещину семейная жизнь. В. Колокольцов разошелся с женой-крестьянкой, выделив ей и сыну часть еще оставшейся земли по правую сторону реки Донец. Затем появилась новая жена – учительница начальной школы. Она жила с В.Колокольцовым по левую сторону реки, где находились и все постройки имения Писаревка и где появились: детский приют на 100-150 детей, земская больница с амбулаторией, земская конно-почтовая станция, участок, где строилось здание школы для дефективных детей, отделение заразной больницы, участок союза земских служащих, школа садоводства и огородничества, двухклассное училище и квартиры для учителей, оборудованная машинами сушилка для консервирования фруктов и овощей. Когда началась мировая война 1914 года, то винокуренный завод со всеми зданиями был превращен в Брусиловский госпиталь, также под госпиталь был отдан обширный «Большой дом».

Особенно активную, бурную деятельность развил В.Г. Колокольцов, став председателем Волчанского земства.
В 1917 году свершилась революция. Пришла власть Советов. Имения были отобраны. Бывшим помещикам и их семьям грозил расстрел. Вторая жена Колокольцова (учительница) была расстреляна большевиками. Разведенная первая жена смогла скрыться с сыном, невесткой и внуком среди близких крестьян.
Когда был заключен с Германией мир, и Украина отделилась от России, Колокольцов стал министром земледелия, сначала Украины при гетмане Скоропадском, потом при генерале Деникине. После разгрома «белых» в феврале 1920 года эвакуировался вместе с офицером из с.Графское по фамилии Таран через Новороссийск на пароходе «Константин», который шел во Францию. Но на нем он заболел сыпным тифом и был выгружен больным в Греции (Салоники), отвезен в русский госпиталь.

После выздоровления Колокольцов приехал в Сербию, где устроился на службу в отдаленном глухом лесном имении лесником и работал около 2-х лет. В 1923 году он переехал в Берлин, где работал бухгалтером и женился в третий раз. В 1925 году его позвала к себе во Францию первая жена сына Николая, мать его внука Юры, которая там неплохо устроилась (после развода с Николаем, она уехала во Францию вместе с сыном Юрой к своей тетке и устроилась на работу к владелице парфюмерной фабрики "Кис-Кис"). Колокольцов жил у нее, в Париже, где работал заведующим складом на автомобильном заводе «Рено». Но эта работа была не для него. Он не мог терпеть такое унижение - он ведь привык быть везде первым, уважаемым, главным руководителем, быть на виду, большие дела творить... А тут - кладовщик.

После того, как с ним случился инсульт, чтобы не рисковать и не стать безжизненной обузой для жены в 1934 году он покончил с собой, надев парадный российский мундир.

По другим данным*, Василия Григорьевича "одолевали безрадостные мысли о ненужности его существования". Однажды, когда никого не было дома, он выкупался, накрыл стол, одел парадный русский мундир, в котором он ездил по Волчанскому уезду, и включил газ... Он покончил с собой, отравившись газом, на 67 году жизни.

В.Г.Колокольцов похоронен на кладбище в Бийанкуре в пригороде Парижа.

В памяти близких и современников он остался человеком большой воли, энергии, организаторских талантов, направленных на процветание родного края.

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

После окончания академии Колокольцов возвратился в Волчанский уезд. В конце 90-х годов его избирают председателем земской управы. И после этого тихая, крестьянско-провинциальная жизнь уезда буквально взорвалась. Масштаб реформ, задуманных и осуществленных Колокольцовым был грандиозным. Эти реформы были направлены на благоустройство уезда, развитие культуры, образования. Планировалось широкомасштабное строительство земских школ, больниц, мостов, дорог, конно-почтовых станций, участков почтово-телеграфной связи.
В уезде поистине со сказочной быстротой начались строиться новые школы, училища, библиотеки. Согласно данных статистического справочника Харьковской губернии за 1910 год в Волчанском уезде уже было 153 земских школы, 14 сельских библиотек, 15 врачебных участков, 13 фельдшерских пунктов. А сам уезд по темпам благоустройства, развития культуры и образования занял второе место в Российской империи после Московского уезда (1910-1913 гг.).
Причем в строительство Колокольцов вкладывал собственные средства, дав команду управляющему продавать земли своих усадеб и имений. Одновременно он искал единомышленников из числа прогрессивной интеллигенции, специалистов, купцов – ведь богатые земские деятели в силу своей консервативности его идеи напрочь отвергали.
Стал регулярно проводить на базарной площади города ярмарки и лотереи, собирая таким образом деньги на строительство. И все это строительство осуществлялось без материальной поддержки губернии – только за счет средств бюджета уезда. Кстати большинство из построенного при Колокольцове сохранилось и функционирует поныне.
Главное же его дело – облесенение Волчанского уезда. Все великолепные сосновые боры вдоль Донца, которые мы сейчас видим - это именно результат его идеи и труда. А раньше на их месте были сплошные пески. Сам ездил во Францию за опытом, закупал саженцы, сам лично контролировал все работы. Вот такой вечный памятник и оставил после себя на всю жизнь.

* Из воспоминаний Е.П.Битус (1883-1975), из книги Н.Бражник, С.Бражник "Василий Григорьевич Колокольцов (Альбом фотографий)" серии "Музейные издания", с. Верхний Салтов, 2008
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Ольга от 31.10.2011 • 17:11


   Кошко Аркадий Францевич
 


  Кошко Аркадий Францевич  родился в 1867 г., Российская империя, умер 1928 г., Париж Франция) — Начальник Московской сыскной полиции, позднее заведовавший всем уголовным сыском Российской империи, в эмиграции писатель-мемуарист. Родился в 1867 году в Минской губернии в богатой и знатной дворянской семье. Выбрав карьеру военного, заканчивает Казанское пехотное юнкерское училище и получает назначение в полк расквартированный в Симбирске. Об этих годах сам Аркадий Францевич писал, что они протекали спокойно и беззаботно, однако монотонно. Молодой офицер стал думать о другой профессии которая больше отвечала бы складу его характера и которая по его словам, могла бы быть полезна и в мирное время. С детства он зачитывался детективными романами и понял, что истинное его призвание криминалистика. В 1894 г. он подал в отставку и поступил рядовым инспектором в Рижскую полицию. С первых же дней молодой сыщик хорошо зарекомендовал себя. Высокая раскрываемость преступлений, личная смелость, применение на практике всего лучшего, что было на то время известно европейской криминальной науке… Отсюда награды и быстрое повышение по службе. Через шесть лет А. Ф. Кошко был назначен начальником Рижской полиции, ещё через пять — заместителем начальника Петербургской сыскной полиции, а в 1908 г. его назначили начальником Московской. Большой результат давала разработанная А. Ф. Кошко новая система идентификации личности, основанная на особой классификации антропометрических и дактилоскопических данных. Московский сыск благодаря своим фотографическим, антропометрическим, дактилоскопическим кабинетам создал исключительно точную картотеку преступников. Позднее эта система была заимствована Скотланд-Ярдом. Когда после революции генерал Кошко вынужден был бежать из России, именно англичане предложили ему возглавить у них исследовательский отдел. Московский период в жизни А. Ф. Кошко принес ему славу, ордена, и новое повышение. Он был назначен заведующим всем уголовным розыском Российской империи.

   

Революция 1917 г. прервала блестящую карьеру Кошко. Он не принял большевистский переворот. В 1918 году был вынужден уехать в Киев, затем из Киева в Одессу. И уже оттуда под нажимом красных на пароходе добрался до Турции. Небольшие накопления, которые удалось вывезти, быстро закончились, и бывшему полицейскому пришлось тяжело — требовалось кормить семью. Он создал своё частное детективное бюро в Константинополе, начал с советов и рекомендаций, появились заказы. Он сам выслеживал неверных мужей и жён, находил награбленное, давал ценные советы богатым, как сберечь своё имущество от воров. Постепенно дело стало приносить доход. Однако неожиданно среди российских эмигрантов прошел слух, что Мустафа Кемаль собирается выслать всех эмигрантов из России назад к большевикам. Кошко уехал на пароходе из Константинополя во Францию, где в 1923 году получил политическое убежище. В Париже ему долго не удавалось найти работу: в полицию не брали, на создание детективного бюро требовались деньги. С трудом удалось устроиться управляющим в магазин по торговле мехами. Он всё ещё надеялся, что строй в России изменится, ждал, что его попросят вернуться на Родину. К нему поступали предложения от англичан, которые его хорошо знали и готовы были предоставить ему ответственный пост в Скотланд Ярде, но он отказывался. Скончался генерал Кошко в Париже 24 декабря 1928 года, там же и похоронен. В последние годы своей жизни Аркадий Францевич Кошко успел написать три тома воспоминаний состоящих из коротких и динамичных рассказов. В них Кошко подробно описал свои наиболее громкие расследования. Первый том состоящий из 20 рассказов увидел свет ещё при жизни автора в 1926 году и снискал ему громкую известность в русских эмигрантских кругах, удостоились похвалы известного писателя А.Амфитеатрова. После смерти автора в 1929 году вышли в свет ещё два тома. Все три тома имели общее название: «Очерки уголовного мира царской России. Воспоминания бывшего начальника Московской сыскной полиции и заведывающего всем уголовным розыском Империи.»
Название: Re:Белоэмиграция в биографиях
Отправлено: Ольга от 31.10.2011 • 19:16
  Материалы презентации: Михайлов М.А. ТНУ им. Вернадского (Симферополь)
"АРКАДИЙ ФРАНЦЕВИЧ КОШКО и его "Очерки уголовного мира царской России"
Название: Варнек Александр Иванович
Отправлено: Игорь Устинов от 21.11.2011 • 16:53
Варнек Александр Иванович (1858–1930)
(http://i58.beon.ru/17/24/2152417/19/74537319/Alexander_varnek.jpeg)
гидрограф, генерал-лейтенант (1912), исследователь Арктики
Выдающиеся заслуги Варнека перед Россией отмечены многочисленными наградами, среди которых ордена Св. Станислава трех степеней, Св. Анны 2 и 3 степеней, Св. Владимира 3 и 4 степеней и другие.

Александр Варнек родился 27 июня (по старому стилю –15 июня) 1858 года в Петербурге в семье видного зодчего города, академика архитектуры Ивана Александровича Варнека (1819–1877). Следует заметить, что дедом его был известный художник-портретист Александр Григорьевич Варнек (1782–1843), прах которого покоится в Некрополе мастеров искусств Александро-Невской лавры. Семья архитектора, в которой помимо Александра был еще один сын и две дочери, проживала на Васильевском острове: в 1850-е годы в деревянном доме на углу Малого проспекта и 15-й линии; в 1860-е годы – в доме № 15 на Большом проспекте; в более поздние годы – в доме № 14 на Малом проспекте, построенном по собственному проекту отцом Александра. Сведений о том, где учился Александр до и после учебы в гимназии, нет. Но хорошо известно, что в 1874 году отец определил 15-летнего юношу на воспитание в Морское училище, взяв обязательство забрать сына, если он окажется неспособным к морской службе, а также в случае его дурного учения или поведения. Весьма возможно, что на выбор Александром профессии моряка повлияла книга «Путешествие вокруг света» знаменитого мореплавателя, капитана О.Е. Коцебу (1787–1846), портрет которого для этой книги еще в 1818 году написал дед юноши, и есть все основания считать, что её прочитал и внук художника. Так или иначе, но Александр полюбил море и дальние плавания, успешно учился, и забирать его отцу из училища не пришлось. В 1878 году он окончил Морское училище, был произведен в гардемарины и на фрегате «Князь Пожарский» отправился в свое первое заграничное плавание, по возвращении из которого уже в чине мичмана был принят в Николаевскую морскую академию. Окончив ее по первому разряду в 1882 году, А.И. Варнек был прикомандирован к Гидрографическому департаменту и стал специализироваться в дальнейшем в гидрографии–науке об обеспечении безопасности судоходства. В последующие годы Александр Иванович еще трижды участвовал в зарубежных плаваниях, в том числе и в кругосветном (1883–1886) на клипере «Опричник» под командою капитана 2 ранга Ивашинцова. А всего за свою жизнь он участвовал ровно в 20 плаваниях и был награжден за свою работу двенадцатью орденами и медалями, в том числе серебряной медалью Русского географического общества за большой вклад в географическую науку, которую он получил в 1894 году. В 1895 году А. И. Варнек начал сотрудничать с Главной физической обсерваторией и все в большей степени стал заниматься научными исследованиями в своей сфере деятельности. Тем временем в Главном гидрографическом управлении вынашивались серьезные планы по освоению Северного морского пути, в связи с чем в 1898 году была организована Гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана. Начальником ее назначили полковника А. И. Вилькицкого (1858 – 1913), а его помощником – капитана 2 ранга А.И. Варнека, который стал одновременно командиром гидрографического судна «Пахтусов», приобретенного в Англии специально для этой экспедиции. В 1902 году А.И. Варнек был назначен начальником экспедиции, а одним из двух его помощников стал поручик по адмиралтейству Г.Я. Седов (1877–1914). Александр Иванович весьма высоко ценил молодого исследователя – знающего, смелого, но осторожного. Каждое лето, после того как моря Северного Ледовитого океана освобождались ото льда, суда экспедиции отправлялись из Архангельска в районы запланированных исследований, находящиеся в Белом и Карском морях, в частности, вблизи острова Вайгач. В задачи экспедиции входило изучение глубин морей, рельефа дна, течений, береговой линии, ледовой обстановки и определение зон, пригодных для мореплавания. В 1903 году А.И. Варнек отходит от непосредственного участия в арктических исследованиях и начинает заниматься педагогической, организационной и научно- исследовательской работой. В разные годы он был инспектором классов Александровского лицея, членом комиссий, занимающихся вопросами организации гидрографических исследований и созданием проектов судов для Арктики, членом Морской академии и ученого совета по гидрографии. В 1904 году он был произведен в капитаны 1 ранга, а в 1909 году - в генерал-майоры по адмиралтейству. В 1912 году А.И. Варнек ушел с военной службы в звании генерал-лейтенанта по адмиралтейству и поступил на работу в Северное пароходное общество, в 1914–1916 гг. работал в центральном управлении Морского министерства. С 1908 года Александр Иванович стал владеть имением Москалевка на побережье Черного моря вблизи Туапсе. Здесь он с семьей бывал обычно в летние месяцы после своей отставки, а на зиму возвращался в Петербург. Вернулся сюда он и осенью 1917 года, однако вскоре ему стало ясно, что оставаться здесь опасно. Поэтому семья уехала обратно в имение. Когда началась гражданская война, бывшему царскому генералу и здесь стало опасно находиться. Сначала он с семьей перебрался в Туапсе, затем – на Крымский полуостров, а осенью 1920 года с женой и старшей дочерью А.И. Варнек вынужден был эмигрировать за границу (два сына генерала тогда же покинули Россию вместе с Морским корпусом, в котором они в то время учились). В эмиграции А.И. Варнек находился вначале полгода в Константинополе и три года на Сицилии, затем переехал во Францию, где проживал в Лионе и Гренобле, а два последние года жизни – под Парижем. Здесь он умер 10 июня 1930 года и был похоронен на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа. Имя А.И. Варнека носят бухта на юго-западном побережье острова Вайгач и мыс на северо-западной оконечности Новой Земли, который в честь своего наставника назвал в 1913 году Г.Я. Седов. А еще в 1934 году на острове Вайгач появился населенный пункт (поселок) Варнек, который в книге С.М. Успенского «Живая Арктика» назван островной столицей. Плавает в северных морях также небольшой пароход «Варнек», доставляющий продукты и жизненно-необходимые товары населению северных островов.

Информация получена от Варнека Владимира Алексеевича, дед которого, учитель математики Варнек Александр Николаевич (1892–1972), репрессированный и высланный из Ленинграда в 1935 году, был племянником А.И. Варнека.

Литература:
1. В. Варнек, А. Варнек //«Исследователь Арктики А.И. Варнек»– Новосибирск , 2004
2. Болгурцев Б. Н., Грибанов О. Л., Корякин В. И., Попов Б. Г. История гидрографической службы российского флота (в 4-х томах).– СПб, 1997.
3. Аветисов Г. П. Арктический мемориал.– СПб: Наука, 2006.
4. Никитенко Г. Ю., Соболь В. Д. Василеостровский район. Энциклопедия улиц Санкт-Петербурга (с.338).– СПб: Белое и Черное, 1999.
5. Варнек Т. А. Воспоминания сестры милосердия (1912–1922). Сборник «Доброволицы» под редакцией Н.Д.Солженицыной. – М.: Русский путь, 2001.*
6. Варнек В. А. Оборванная жизнь. Газета «Наука в Сибири», 14 августа 2008г. (http://www.sbras.ru/HBC/hbc.phtml?16+470+1)
***********
Оборванная жизнь

27 июня 2008 года исполнилось 150 лет со дня рождения исследователя Арктики, ученого-гидрографа Александра Ивановича Варнека — одного из тех первопроходцев, которые стояли у истоков освоения Северного морского пути. Судьба его была непростой — после революции он вместе с семьей вынужден был эмигрировать за границу, несмотря на то, что всю свою жизнь посвятил служению Отечеству.

Материал данной статьи собирался по крупицам, начиная с 1969 года. Именно в этом году я прочитал заметку в Большой советской энциклопедии, из которой узнал, что на севере нашей страны, там, где находится остров Вайгач, южный берег его омывает бухта, носящая имя начальника русской гидрографической экспедиции 1902 г. А. И. Варнека. В заметке сообщалось также, что на берегу бухты находится населенный пункт Варнек.

В 1975 году у меня появилась новая крупица информации об А.И. Варнеке. Оказалось, что он был дядей нашего с братом Александром деда Александра Николаевича Варнека, школьного учителя, репрессированного в 1935 году и высланного вместе с семьей из Ленинграда в район Башкирии. Об этом нам сообщила Елизавета Александровна, дочь А.Н. от второго брака, с которой мы в те годы познакомились.

В 1987 году я приобрел и с интересом прочитал книгу известного полярного зоолога и путешественника С. М. Успенского «Живая Арктика». В книге имеется глава, посвященная острову Вайгач, в которой упоминаются бухта и поселок, носящие имя А. И. Варнека. Приведу несколько строк из этой главы, передающих величие и суровую красоту Севера: «Остров Вайгач как бы втиснулся между материком и Новой Землей... Летом равнины и склоны гор Вайгача зеленеют, пестрят многоцветьем. А под берегами острова — то голубизна морских вод, то хаос торосов, а чаще беспорядочное движение стай льдин. Можно сказать, что он красив, но красота его непроста. Есть в ней что-то загадочное, настораживающее и тревожное... Не случайно в прошлом остров внушал человеку суеверный страх, считался у ненцев священной землей, и здесь находилась вотчина главных ненецких святилищ — „Вясака“ (старик) и „Ходато“ (бабушка). Местом жительства Вясака был крайний юг Вайгача, точнее, юго-восточный мыс бухты Варнека.... Но это было в прошлом. Давно рассеялся тот суеверный страх вокруг Вайгача, хотя у его скал по-прежнему дико свистит и жутко воет ветер... Невдалеке от бывшего „жилища“ Вясака вырос поселок Варнек — островная „столица“...»

Написав письмо автору книги, я поинтересовался, не знает ли он что-нибудь о человеке, именем которого названы бухта и поселок на острове? Ответ оказался отрицательным, и я подумал: если даже писатель, изучающий Север, не знает ответа на этот вопрос, значит имя А. И. Варнека предано глубокому забвению.

В начале 1990-х гг. брат Александр стал работать в Институте химии при Страсбургском университете им. Луи Пастера. Однажды я получил от него письмо, содержащее ксерокопию глав книги «Колыбель флота», изданной в Париже в 1951 году. В них рассказывалось о Морском корпусе, который в конце октября 1920 г. эвакуировался из Крыма на борту линкора «Генерал Алексеев» в Северную Африку, в Бизерту. Автором глав был неизвестный нам тогда П. А. Варнек — бывший выпускник Морского корпуса. Пройдут годы и мы узнаем, что материалы эти принадлежат перу историка-эмигранта Петра Александровича Варнека — старшего сына Александра Ивановича Варнека.

Так постепенно в моем архиве появлялись разнообразные материалы об А.И. Варнеке и его семье (книги, статьи, копии старых писем и архивных документов). Среди них имеется и рукопись воспоминаний самого Александра Ивановича, которую он назвал словами «Оборванная жизнь. Воспоминания эмигранта с покинутой России». Все эти материалы позволили автору статьи воссоздать биографию исследователя Арктики.

Александр Иванович Варнек родился в Петербурге 15(27) июня 1858 г. в семье академика архитектуры Ивана Александровича Варнека, строившего в городе на Неве жилые дома, больницы и церкви. С 1874 по 1878 гг. юноша учился в Морском училище, по окончании которого был произведен в гардемарины и находился в течение двух лет в заграничном плавании на фрегате «Князь Пожарский», в 1879 г. был произведен в мичманы. Вернувшись из плавания, учился в Морской академии, которую закончил по первому разряду в 1882 г. и был прикомандирован к Гидрографическому департаменту.

С 1883 по 1886 гг. А.И. Варнек участвовал под командою капитана 2 ранга Ивашинцова в кругосветном плавании на клипере «Опричник», во время которого был произведен в 1884 г. в лейтенанты. Затем в должности старшего штурмана он плавал по Балтийскому морю и Финскому заливу, а с 1890 по 1892 гг. вновь находился в заграничном плавании на фрегате «Минин», по завершении которого был прикомандирован к Главному морскому штабу. В этот небольшой период работы на суше А. И. Варнек женился на дочери петербургского адвоката П. П. Москальского Надежде Петровне, и 4 апреля 1894 г. у них родилась первая дочь Татьяна.

В одном из первоисточников говорится: «Служба А. И. Варнека русскому морскому делу не ограничилась работой в военном флоте; уже в 1895 году он назначается в распоряжение Главной физической обсерватории по разряду метеорологии, получает звание корреспондента последней и в дальнейшем посвящает себя гидрографическим работам». В первой научной работе Александра Ивановича, выполненной им в обсерватории, был проведен анализ температур на пространстве Российской империи. Она была доложена на заседании физико-математического отделения Императорской Академии наук 18 декабря 1896 г. и опубликована в конце 1897 г. в трудах Академии. Знакомясь с этой и другими работами ученого (всего их было тринадцать), обращаешь внимание на лаконичный слог и великолепное владение основами измерений физических величин.

1 января 1897 г. А.И. Варнек был произведен в капитаны 2 ранга, а с наступлением лета на канонерской лодке «Гремящий» он отправился в свое последнее зарубежное плавание, в котором произошло одно удивительное событие. О нем сообщается в мемуарах старшей дочери А. И. Варнека — Татьяны, опубликованных А. И. Солженицыным в книге «Доброволицы» в 2001 году (М.: Русский путь). Трудно представить, что в те времена было возможно такое, но Александр Иванович взял в это плавание свою жену Надежду Петровну, находящуюся в положении. Дочь Анна родилась во Владивостоке 18 августа 1897 г., после чего новорожденная побывала с родителями в Японии и Америке, а возвращаясь домой в Петербург, пересекла два океана.

Тем временем в Главном гидрографическом управлении вынашивались серьезные планы по исследованию Северного Ледовитого океана, в результате чего в 1898 г. учредили Гидрографическую экспедицию (ГЭ СЛО), которая должна была регулярно в течение ряда лет проводить обширные исследования северных морей — изучать их глубины, рельеф дна, течения, ледовую обстановку и определять зоны, пригодные для мореплавания. В состав экспедиции, начальником которой в первые годы ее работы был полковник КФШ А. И. Вилькицкий, вошли наиболее опытные специалисты-гидрографы того времени, включая А. И. Варнека, который являлся вначале помощником начальника экспедиции, а в 1902 г. возглавил ее.

Специально для экспедиции в апреле 1898 г. в Англии приобрели за 11700 фунтов стерлингов пароход водоизмещением 1545 тонн (экипаж — 52 человека), который являлся в то время одним из лучших гидрографических судов. Пароход назвали именем известного русского полярного исследователя П. К. Пахтусова (1800-1835), а командиром его был назначен капитан 2 ранга А. И. Варнек, который командовал данным судном в течение пяти лет работы ГЭ.

Каждое лето, после того как моря Северного Ледовитого океана освобождались ото льда, суда ГЭ отправлялись из Архангельска в районы запланированных исследований. Холодным летом 1902 г., когда начальником ГЭ СЛО стал А. И. Варнек, данные исследования проводились сначала в Белом море, затем вблизи острова Вайгач (в проливах Югорский шар и Карские ворота) и в юго-западной части Карского моря.

Особенно основательно экспедиция поработала в районе губы Дыроватой на северо-западе Вайгача, где нашли и описали новую бухту, закрытую от всех ветров, которая оказалась очень удобным местом якорной стоянки судов у входа в Карские ворота. В самом проливе экспедиция описала целую группу островов и заливов, которым А. И. Варнек дал имена лиц, известных своими исследованиями северных морей. Интересный результат был получен экспедицией при изучении глубоководной части Карского моря у восточного берега Вайгача: оказалось, что глубины, определенные ранее самим Крузенштерном в 1862 г., были завышены практически в 4 раза! Но следует заметить, что А.И. пишет о допущенных ошибках своих коллег деликатно, связывая их с бедственным положением шхуны Крузенштерна.

Одним из помощников А. И. Варнека в экспедиции 1902 г. был поручик по адмиралтейству Георгий Яковлевич Седов (1877-1914). Александр Иванович весьма высоко ценил молодого исследователя — знающего, смелого, но осторожного. Во время этой первой экспедиции у Г.Я. Седова и возникла мечта о путешествии к Северному полюсу. В своем отчете А. И. Варнек с удовлетворением отмечает тот факт, что результаты мензульной съемки береговой линии острова Вайгач, выполненные Г. Я. Седовым, с очень хорошей точностью совпали с результатами, полученными более опытным капитаном Н. В. Морозовым. Высокая оценка работы и деловых качеств Г. Я. Седова послужила основанием к тому, что один из заливов на севере Вайгача А. И. Варнек назвал его именем. Пройдет одиннадцать лет, и Г.Я. Седов отблагодарит своего наставника тем, что назовет мыс на западном берегу Новой Земли в Баренцевом море его именем.

В 1903 г. ГЭ СЛО возглавил подполковник КФШ Ф. К. Дриженко, а А.И. Варнека назначили командиром крейсера «Вестник», на котором он вместе с гардемаринами совершал в 1903-1904 гг. внутренние учебные плавания. Помимо этого, в 1904 г. А.И. Варнек вошел в комиссию А. И. Вилькицкого по освоению Северного морского пути (СМП) и был назначен инспектором Александровского лицея, а 6 декабря 1904 г. он был произведен в капитаны 1 ранга. Комиссия А. И. Вилькицкого, в которую входило порядка десяти известных специалистов и ученых в области гидрографии и океанологии, разработала проект, включающий обширные гидрографические исследования Северного морского пути на всех участках. Однако царским правительством проект этот не был принят из-за его высокой стоимости (около трех миллионов рублей).

Только после тяжелого поражения России в войне с Японией 1905 г. царские власти оказались вынужденными обратить внимание на Северный морской путь, по которому, как писал Д. И. Менделеев, «наша эскадра могла бы пройти во Владивосток, минуя и Немецкое море и Цусиму». В результате этого в середине 1906 г. была создана новая комиссия по освоению СМП под председательством адмирала В. П. Верховского, в которую вошли такие опытные морские офицеры, как генерал-майор А. И. Вилькицкий, капитан 1 ранга А. И. Варнек, генерал-майор Ф. К. Дриженко, подполковник И. С. Сергеев, капитан 2 ранга Н. Н. Коломейцев и лейтенант А. В. Колчак, ученые Ю. М. Шокальский и Л.Л. Брейтфус.

На этот раз проект освоения СМП, подготовленный комиссией, был принят царем. Он включал, в частности, разработку и постройку двух однотипных ледокольных транспортных судов «Таймыр» и «Вайгач», которые были изготовлены Невским судостроительным заводом и 28 октября 1909 г. вышли из Петербурга в море, открыв новую страницу освоения Северного ледовитого океана. Несомненно, что пятилетний опыт работы А. И. Варнека в арктических морях был востребован при реализации этого проекта. Он сам, в свою очередь, был назначен 31 октября 1908 года членом Совета Императорского Александровского лицея, а 29 марта 1909 г. произведен в генерал-майоры по адмиралтейству.
(http://i58.beon.ru/17/24/2152417/31/74537631/varnekmog.jpeg)

Могила полярного исследователя в Сен-Женевьев де Буа (фото 2003 г.).
В первом десятилетии XX в. произошли некоторые события и в семейной жизни А. И. Варнека: 1 июля 1902 г. родился сын Петр, а 13 апреля 1906 г. — сын Евгений; в 1908 г. умерла жена (спустя несколько лет Александр Иванович вступит в брак с Анной Романовной Гернгросс, которая заменит его детям мать).

Хронология последних лет жизни А. И. Варнека:

1912 — назначен 30 сентября непременным членом Морской академии и Учебного совета по гидрографическому отделу, а 24 декабря произведен в генерал-лейтенанты по адмиралтейству с увольнением от службы на льготном основании, после чего поступил на службу Северного пароходного общества.

1914-1916 — работал в центральном управлении Морского министерства.

1917 (октябрь) — покинул Петербург и уехал в имение Москалевка близ города Туапсе.

1918-1920 (весна) — жил в имении Москалевка, затем в Туапсе в тяжелых условиях гражданской войны на Кавказе.

1920 (март) — эвакуировался с женой и дочерьми из Туапсе на Крымский полуостров, в пути умерла младшая дочь Анна.

1920 (30 октября) — 1921 (весна) — эвакуировался из Севастополя на транспортном средстве «Рион», проживал с женой в Константинополе; чтобы обеспечить существование, вынужден был продавать ордена и медали, полученные за службу и исследования в Арктике (всего их было свыше десяти).

1921 (весна) — 1924 — проживал с женой в Мессине на Сицилии.

1924 — переехал во Францию, проживал в городах Лион (1924-1926) и Гренобль (1926-1928).

1928-1930 — находился в «Русском Доме» Сен-Женевьев де Буа под Парижем, тяжело болел и полностью ослеп.

1930 — умер 10 июня и похоронен на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа. В эмигрантской газете «Возрождение» был опубликован большой некролог, содержащий информацию о жизненном пути и заслугах ветерана русского флота, названного в некрологе человеком редкой души.
(http://www.polarpost.ru/forum/download/file.php?id=17386&t=1&sid=63ba213ab893912e8f2005ebdedf0dd8)

В заключение хотелось бы сказать несколько слов об упомянутых выше мемуарах Т. А. Варнек «Воспоминания сестры милосердия». В них Татьяна Александровна Протопопова (ур. Варнек) (17.04.1894 - 10.01.1990) довольно подробно рассказывает о жизни ее семьи на юге России в период с 1918 по 1920 гг. Особой опасности в это время подвергалась жизнь хозяина семьи Александра Ивановича — уже одного того, что он имел генеральское звание, было вполне достаточным, чтобы его расстреляли без суда и следствия. Поэтому вопроса — эмигрировать или нет — для А.И. и его семьи практически не было.

И еще одна деталь. Рассказывая в своих мемуарах об отце, Татьяна Александровна называет его папой, упоминает, что он был генералом, но ни разу не называет его имени-отчества и не сообщает ничего о его прошлой работе. Поэтому малоосведомленный читатель ни за что не догадается, что отец сестры милосердия, о котором говорится в книге — это никто иной, как исследователь Арктики А. И. Варнек.

Здесь можно скачать очень интересную книгу мемуаров его дочери, Варнек Т.А.:
[attachment=1]
Название: КОНОНОВИЧ Иосиф Казимирович
Отправлено: Игорь Устинов от 04.12.2011 • 09:59
КОНОНОВИЧ Иосиф Казимирович

(http://i62.servimg.com/u/f62/13/32/84/46/dsndnd10.jpg)

КОНОНОВИЧ Иосиф Казимирович, 1863 г.р. , сын генерал-майора. В службе с 1881 г., офицером в 1883 г. Офицер гвардии. Генерал-майор. В Добровольческой армии и ВСЮР, с 22 января 1919 г. - в резерве чинов при штабе войск Юго-Западного края, с 31 января 1919 г. - в резерве чинов при штабе Главнокомандующего ВСЮР, с 11 марта 1919 г. - член Особой комиссии при Главнокомандующем ВСЮР, с 22 июля 1919 г. - прикомандирован к отделу Генерального штаба военного управления, на 8 ноября 1919 г. - начальник Новороссийской местной бригады. Ранен 15 декабря 1919 года. С 8 ноября 1919 г. - генерал-лейтенант.
*******
(http://s54.radikal.ru/i146/1008/8c/fec6b3a5bd4d.jpg)

КОНОНОВИЧ Иосиф Казимирович
род. 13.05.1863 - ум. 15.12.1921 н.ст.

Православный. Сын генерал-майора Казимира Иосифовича Кононовича, брат генерал-майора Н.К. Кононовича. Образование получил в 1-м кадетском корпусе. В службу вступил 17.08.1881. Окончил 1-е военное Павловское училище (1883). Выпущен в л-гв. Гренадерский полк. Подпоручик гв. (ст. 12.08.1883). Поручик (ст. 12.08.1887). Штабс-Капитан (ст. 02.04.1895). Капитан (ст. 06.05.1900). Командовал ротой (8 л. 10 м.). Участник русско-японской войны 1904-05. Полковник (ст. 02.04.1906). Командир 138-го пех. Болховского полка (с 18.11.1910). Участник мировой войны. Ген-майор (пр. 17.11.1914; ст. 19.08.1914). В 07.1916 командир л-гв. Литовского полка. Награжден орденом Св. Георгия 4-й ст. (ВП 27.07.1916). За отличия командующим 2-й бригадой 75-й пех. дивизии награжден Георгиевским оружием (ВП 16.08.1916). Командир 1-й бригады гв. стр. дивизии (с 29.10.1916). С 07.04.1917 командующий 83-й пех. дивизией. В резерве чинов при штабе Киевского ВО (с 31.11.1917). Участник Белого движения на юге России. В Добровольческой армии и ВСЮР. В резерве чинов при штабе Главнокомандующего ВСЮР (с 31.12.1918). В резерве чинов при штабе войск Юго-Западного края (с 22.01.1919). В резерве чинов при штабе Главнокомандующего ВСЮР (с 31.01.1919). Член особой комисии при Главнокомандующем ВСЮР (с 11.03.1919). Прикомандирован к отделу Генштаба Военного управления (с 22.07.1919). В штабе войск Новороссийской обл. (19.06.-15.10.1919). На 08.11.1919 начальник Новороссийской местной бригады. Ранен 15.12.1919. Ген-лейтенант (08.11.1919). В эмиграции в Югославии. Умер в Дубровнике.

Награды: ордена Св. Станислава 3-й ст. (09.04.1900); Св. Анны 3-й ст. (15.06.1903); Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом (30.12.1906); Св. Станислава 2-й ст. с мечами (13.05.1905); Св. Анны 2-й ст. (06.12.1909); Св. Владимира 3-й ст. (13.05.1914); мечи к нему (04.02.1915); мечи и бант к ордену Св. Анны 3-й ст. (14.06.1915); Св. Станислава 1-й ст. с мечами (03.08.1915); Св. Георгия 4-й ст. (ВП 27.07.1916); мечи к ордену Св. Анны 2-й ст. (23.03.1916); Георгиевское оружие (ВП 16.08.1916); Св. Анны 1-й ст. с мечами (21.11.1916); Св. Владимира 2-й ст. с мечами (12.05.1917).
Примечание: в справочнике С.В. Волкова сообщается что К. умер в эмиграции во Франции после 1939, что противоречит данным справочника "Незабытые могилы", если идентификация лица верна.

Примечание к примечанию (И.У.):Генерал Кононович И.К. действительно похоронен на православном кладбище Бониново в г. Дубровнике (Хорватия): "Кононович Иосиф Казимирович (ок. 1863,С-Пб -1921), генерал*" - информация из "Русский некрополь в Дубровнике" (составитель Арсеньев Н.С.).
Название: Памяти полковника Шатилова Б.Н.
Отправлено: White cross от 21.03.2012 • 09:13
Памяти полковника Шатилова Б.Н.


Тито Броз, друг Сталина презренный.
Масс твоих не страшна нам волна:
"ПАК" у нас Шатилова отменный,
Пушек ряд лихого Мурзина.


Такими строками корпусник А.А. Навроцкий отметил храбрость командира взвода противотанковых орудий полковника Шатилова Бориса Николаевича в знаменитых боях под Травником и Бусовачей. На славном жизненном пути полковника Шатилова было множество подобных эпизодов. 20 марта сего года исполняется сорок лет со дня его смерти…

Родился Борис Николаевич 23 сентября 1891 г. в г. Курск. Окончил Орловский Бахтина кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище (1912) и поступил лейб-гвардии подпоручиком в 1-ю артиллерийскую бригаду. Участник Первой мировой войны. Ранен и контужен (1915), но остался в строю. За отличия в боях награжден орденом св. Владимира IV степени с мечами и бантом, Георгиевским оружием.

С лета 1918 г. в Добровольческой армии. Участник 2-го Кубанского похода 1918 г. На январь 1919 г. - командир взвода Сводно-гвардейского полка 2-й бригады 1-й пехотной дивизии. На сентябрь 1919 г. - командир пулеметной команды в частях гвардейской артиллерии. За отличия награжден британским орденом. Эвакуировался из Крыма в составе русской армии в ноябре 1920 г. В 1920-1921 гг. - в Галлиполи в составе отдельной гвардейской батареи.

С 1921 г. в эмиграции в Болгарии. Работал чертёжником в Министерстве земледелия, преподавал математику в старших классах. Долгое время работал в известной не только в Болгарии, но и за ее пределами «Русской смешанной гимназии новых языков В.П. Кузьминой» секретарем в дирекции и, по сути, правой рукой самой Кузьминой. Воспитанникам гимназии Борис Николаевич запомнился тем, что не расставался с охотничьей собакой.

На 1925 — в кадрах Гвардейского отряда. На 22 сентября 1931 — действительный член Общества господ офицеров Лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады в Болгарии. Председатель Благотворительного Дружества «Галлиполи» в 1939 г.



(http://pics.livejournal.com/pereklichka/pic/000s0cky)




С 1942 г. в Русском Корпусе, участвовал в боевых действиях на территории Югославии против коммунистических партизан И.-Б. Тито и советских войск. По прибытии в Корпус назначен младшим офицером 8-й сотни 3-го отряда. Затем служил командиром взвода противотанковых орудий. С 22 октября 1944 г. - командир сводной артиллерийской роты противотанковых орудий в составе сводного полка полковника А. И. Рогожина. Отличился в тяжелых боях под Травником и Бусовачей (1945) в рядах 5-го “Железного” полка Русского корпуса. За боевые отличия награжден Железным крестом II класса (1945). После сдачи Русского Корпуса британскому командованию (май 1945 г.) - командир 5-й роты 5-го полка. Затем был командиром 27-й лесной роты на работах в Австрии, откуда прибыл в русский белый лагерь Келлерберг. В лагере вел большую общественную деятельность, став одним из ближайших соратников А.И. Рогожина. После 1948 г. - в США. Состоял председателем Общества михайловцев-артиллеристов, членом Союза Георгиевских Кавалеров, Гвардейского и Общекадетского объединений. Вице-председатель Союза чинов Русского корпуса (СчРК) и Фонда св. Александра Невского. Скончался 20 марта 1972 г. в г. Нью-Йорк.

А. Тлустенко (2-й Отдел РОВС)




http://pereklichka.livejournal.com/147548.html
Название: Последний командир Русского Корпуса. (памяти полковника А.И. Рогожина)
Отправлено: White cross от 06.04.2012 • 19:32
(http://pics.livejournal.com/pereklichka/pic/000sfcgw)


Так уж получилось, что этот год богат на скорбные юбилеи и два из них стоят несколько особняком: это 40-летия со дня смерти полковников Шатилова Б.Н. и Рогожина А.И. Только на две недели пережил Командир своего ближайшего соратника и заместителя в делах Союза чинов Русского Корпуса…

Анатолий Иванович Рогожин родился 12 апреля 1893 г. в станице Червленной, Терской области в семье казачьего офицера. Окончил Владикавказский кадетский корпус (1911 г.), Николаевское кавалерийское училище портупей-юнкером и Высочайшим приказом 6 августа 1913 г. был произведен в хорунжие и выпущен в 1-й Кизляро-Гребенской генерала Ермолова полк Терского казачьего войска в то время находившийся в составе русских войск в Персии. В составе полка возвратился в Россию (24 апр. 1914) и был откомандирован с пулемётной командой в Штаб 3-й Кавказской казачьей дивизии (1 авг. 1914) с которым прибыл на Юго-Западный фронт. За участие в боевых действиях был награждён всеми боевыми орденами до ордена Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом включительно.

24 мая 1915 г. прикомандирован, а 4 октября 1915 г., переведен в Собственный Е.И.В. Конвой в 4-ю Терскую казачью сотню. 25 февр. 1916 г. переведён Л.-Гв. в 3-ю Терскую сотню и командирован для службы при Его Императорском Величестве во время Высочайшего пребывания в действующей армии. Из Ставки Верховного Главнокомандующего в июле 1916 г. хорунжий Рогожин, как выдающийся офицер, назначается командиром полусотни, несущей службу охраны в Киеве, где пребывает вдовствующая Императрица Мария Федоровна, во дворце Удельного Ведомства. 24 февраля 1917 г. было получено известие о начавшихся беспорядках в Петрограде и с этого момента у Анатолия Ивановича было уже особенно тревожное состояние. На молодого офицера, на четвертом году его службы, ложится ответственность за спокойствие и жизнь Государыни Императрицы не только перед начальством, но и перед всей Россией. Но всегдашняя выдержка и наружное спокойствие ( дорого стоящее сердцу) особенно благотворно влияло на казаков, которые заверили своего командира – «мы хорошо помним присягу!».

8-го марта хорунжий Рогожин получил предложение принять участие со своими казаками Конвоя на параде перед исполкомом общественных организаций и перед командующим войсками Киевского военного округа ген. Ходоровичем. На это Анатолий Иванович, совместно с командиром роты Л.-Гв. Сводно-пехотного полка, капитаном Богенским, ответил категорическим отказом. Казаки Конвоя были размещены в казармах понтонного батальона, который вызывающе держал себя по отношению к конвойцам. Возможно было даже и столкновение. Тогда командир понтонеров попросил хор. Рогожина или увести казаков из казарм, или «хотя бы для видимости казаться РЕВОЛЮЦИОННЫМИ». После этого Анатолий Иванович приказал своим казакам прекратить всякое общение с понтонерами и не пускать их в свое помещение. В результате подобных инцидентов, сам командующий войсками округа вызвал к себе хор. Рогожина. Генерал Ходорович, ранее неоднократно бывавший по торжественным и не только дням во дворце, стал раздраженно упрекать, хорошо известного ему, командира полусотни Конвоя в том, что «конвойцы своей контрреволюционностью доставляют ему много хлопот», а в конце настойчиво пожелал, чтобы Конвой поскорее покинул г. Киев. В ответ, хор. Рогожин доложил генералу, что пока ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВО находится в Киеве, он с вверенной ему полусотней будет продолжать нести службу при Государыне Императрице, а в дальнейшем поступит по приказанию командира Конвоя.

С отъездом вдовствующей Императрицы в Крым Анатолий Иванович получает приказание командира Конвоя следовать в Петроград. 23 марта 1917 г. хор. Рогожин был произведен в чин сотника. После переформирования Конвоя в два дивизиона назначен в Терский Гвардейский казачий дивизион (1 мая 1917), в составе которого прибыл на Терек, где принял участие в борьбе с анархией. Назначен временно исполняющим должность адъютанта дивизиона (24 марта 1918).

Участвовал в восстании терских казаков против большевиков (июнь 1918). Назначен командиром Л.-Гв. 2-й Кубанской сотни (начало 1919), действовавшей в Каменноугольном бассейне. Тяжело ранен в боях на Царицынском фронте (1919). Назначен командиром 1-й сотни Терского Гвардейского дивизиона (1 авг. 1919) и принял участие в боях с красными под г. Святой Крест. Произведён в чины подъесаула и есаула (янв. 1920). Назначен командиром Терского Гвардейского казачьего дивизиона (весна 1920) и прибыл в Крым, где дивизион был переформирован в сотню. Прибыл на о. Лемнос, откуда вместе с сотней был вызван для несения службы в личном Конвое Главнокомандующего генерала П. Н. Врангеля.

В Югославии, после службы в пограничной страже назначен помощником командира Кубанского Гвардейского казачьего дивизиона, а затем – командира Собственного Е.И.В. Конвоя (1937). В 1941 г., будучи в чине полковника, прибыл в Белград на формирование Русского Корпуса и был назначен командиром батальона 1-го полка. Назначен командиром 5-го полка (11 февр. 1944). Во время боёв в долине р. Ибра назначен командиром боевой группы «Ибр». Назначен командиром Сводного полка (26 окт. 1944), за умелое руководство боевыми операциями которого награждён Железным крестом 2-го класса. За бои под г. Бусовача, где полк действовал в полном окружении, награждён Железным крестом 1-го класса (февр. 1945).

После скоропостижной смерти генерал-лейтенанта Б.А. Штейфона полковник Рогожин принял командование Русским Корпусом (30 апр. 1945). Настало самое тяжелое время отхода из Югославии в Австрию. Русский Корпус часто идет в арьергарде, прикрывая отходящие немецкие части. После Загреба, в районе около Люблян, корпус поступает в подчинение командиру боевой группы, оберсту фон Зеллеру, который отдает приказ полк. Рогожину вместе с Корпусом идти в Австрию на Филах, а не на Клагенфурт, куда отходили немецкие части, боевые группы сербских четников и словенцев. Выполнить этот приказ было невозможно, так как по сведениям разведки 1-го полка, там были взорваны все мосты и путь преграждался крупными силами партизан и танками. Анатолий Иванович, понимая, что Корпус будет принесен в уже ненужную жертву, на совещании в штабе оберста Зеллера встал и взволнованно произнес:
- Этого приказания я выполнить не могу!

Позже полковник Рогожин вспоминал этот эпизод: «Логика и здравый смысл указывали мне, что я поступил правильно и во имя спасения остатков Корпуса от безусловного разгрома не мог слепо подчиниться нелепому приказанию, но, как офицеру, воспитанному в лучших традициях, мне было тяжело от сознания, что я отказался выполнить приказ начальника и нарушил основное правило воинской дисциплины. Это случилось первый раз в моей жизни и эта душевная раздвоенность создавала чрезвычайно нервное настроение» («Русский Корпус» стр. 364)

Этим поступком полк. Рогожин спас остатки Корпуса, а оберст фон Зеллер, как солдат, после понял побуждение полковника Рогожина, отменил свой приказ и путь на Клагенфурт был открыт. Перейдя границу Австрии 12 мая 1945 г. Русский Корпус сложил оружие перед англичанами. Уже в плену, оберст фон Зеллер отдал свой прощальный приказ, в котором отдельно благодарил полк. Рогожина за лучшую походную дисциплину Русского Корпуса при переходе перевала и австрийской границы.

Настало время плена. Сначала это был лагерь в районе Клагенфурта, затем легендарный Белый лагерь Келлерберг. Везде полк. Рогожину удалось сохранить воинский порядок и дисциплину исключительно своим авторитетом, боевым обаянием и твердостью, без всяких мер строгости. С таким же тактом и спокойствием Анатолий Иванович общался и с английским командованием, что, в итоге, спасло Корпус от выдачи советчикам в тогдашних условиях непревзойденной по своей наглости «охоты за черепами» со стороны красных. Опасность грозила и лично полк. Рогожину, которого хотели отделить от Корпуса и выдать Советам наравне с «виновниками войны». Но Корпус, несмотря на тяготы плена, поддерживал высокий моральный дух и дисциплину. И это дало свои плоды - Русский Корпус стал первой воинской частью находящейся в плену на территории Австрии, чины которой были демобилизованы.

Осенью 1945 г. бывшие чины Русского Корпуса были переведены в лагерь Келлерберг на положение «перемещенных лиц» и перед командованием встал вопрос о сохранении от распыления кадров Корпуса. 1 ноября 1945 г. приказом полковника Рогожина был основан «Союз чинов Русского Корпуса». А потом начались хлопоты и борьба за вывоз чинов Корпуса за океан. И этот послевоенный период жизни и деятельности А.И. Рогожина полностью выявил в нем исключительные качества ума, такта и выдержки, способствовавших благополучному расселению и устройству на новых местах многих тысяч корпусников, их семей и всех «перемещенных лиц», вверивших свои судьбы в руки командира. Полковник Рогожин один из последних (конец 1951г.) покинул лагерь, после того, как основная масса соратников была уже устроена.



(http://pics.livejournal.com/pereklichka/pic/000sg97q)



После переезда в США возглавлял СЧРК и продолжал вести большую активную работу в русских воинских и общественных организациях. Отказавшись от материальной помощи, предложенной ему Советом Союза чинов Корпуса, устроился на работу: вначале физический труд, затем, почти до самой смерти, работа в конторе. В свободное время, кроме заботы о семье, организация отделов и представительств Союза во всем мире и легализация его в США, активное участие в общественно-политической жизни в качестве вице-председателя Представительства Русской Эмиграции, создание «Фонда св. Александра Невского» долгое время оказывавшего помощь престарелым и нетрудоспособным корпусникам, создание прихода с храмом в честь св. благов. вел. князя Александра Невского в Нью-Йорке, в котором долгое время был церковным старостой, постройка часовни на кладбище монастыря Ново-Дивеево в память о погибших и скончавшихся чинах Русского Корпуса и мн. другое… Скончался Анатолий Иванович 6 апреля 1972 г. и похоронен на кладбище Успенского Ново-Дивеевского женского монастыря в Спринг-Валлей (штат Нью-Йорк, США).

Вечная и светлая ему память!

А.А. Тлустенко (2-й Отдел РОВС)



http://pereklichka.livejournal.com/152076.html
Название: Два брата – две судьбы
Отправлено: Игорь Устинов от 23.04.2012 • 23:05
Выпуск  № 071  от  20.04.2012   Издательский дом "С.-Петербургские ведомости"
Два брата – две судьбы
Во время Гражданской войны они оказались по разные стороны баррикад
Лариса КУЗНЕЦОВА

Александр и Юрий Александровичи Милюковы – два брата, разлученных жестоким временем. Два достойных сына своего многострадального Отечества. Два офицера, которые в переломный период истории России, в период национальной катастрофы выполнили свой военный долг и остались верны присяге, данной Родине.

(http://www.spbvedomosti.ru/images/upload1/2012/4/5Milukov.jpg)

Если бы не революция...

В их судьбах отразилась сложнейшая эпоха истории нашей страны, о которой часто пишут в книгах «это было время, когда брат пошел на брата». Но братья Милюковы (дальние родственники «того самого» Павла Николаевича Милюкова – лидера кадетской партии, министра Временного правительства) оказались в разных станах противоборствующих сил не из-за непримиримых разногласий, а в силу того страшного потрясения, сравнимого с мощным ураганом, разметавшим многие семьи по разным концам России, а часто и по разным государствам.

Оба росли в семье со сложившимися устоями. Родители – Александр Иванович Милюков (родной брат Антонины Ивановны Чайковской, урожденной Милюковой) и Анастасия Александровна, урожденная Хвостова, были представителями известных дворянских родов. Милюковы – дворянский род, происходящий, по преданию, от выходца «из немец» Семена Милюка, бывшего воеводой в сторожевом полку и убитого в 1380 году в Куликовской битве. Родоначальником старинного дворянского, потом графского рода Хвостовых был выехавший из Пруссии при великом князе Данииле Александровиче в 1267 году Аманда Басавол.

По сложившейся сословной традиции, Александра и Юрия Милюковых определили в военные заведения. Это было началом их военной карьеры.

[attachment=1]
Старший, Александр, родившийся 9 сентября 1874 года, воспитывался в 1-м Московском кадетском корпусе и Николаевском инженерном училище, где окончил курс трех классов по 2-му разряду, и офицерский класс Военной электротехнической школы по 1-му разряду. Юрий Милюков, который был на 8 лет моложе своего брата, родился 15 декабря 1882 года, был зачислен в 3-й Московский кадетский корпус, а затем окончил Александровское военное училище по 1-му разряду.

Милюковы имели владения в Тверской губернии. После смерти отца, Александра Ивановича, владельцами поместий стали Анастасия Александровна и ее сыновья. В послужном списке А. А. Милюкова читаем: «Имеет после отца в неразделенном владении с матерью Анастасией Александровной и несовершеннолетним братом Юрием Александровичем имение в Кашинском уезде Тверской губернии». Александр Иванович умер от воспаления легких и был похоронен на кладбище при церкви села Карабузино. Где находится могила Анастасии Александровны, остается неизвестным.

Далее послужные списки обоих братьев содержат обычные сведения офицеров: различные места службы, сведения о служебных командировках, передислокациях полков. Военная карьера братьев складывалась весьма успешно. В 1904 году Александр был награжден орденом Св. Станислава III степени, а в 1906 году орденом Св. Анны. В 1904 году его прикомандировали к постоянному составу Военной электротехнической школы, находившейся в Петербурге на Садовой улице, 2.

6 мая 1915 года он был произведен в полковники. Личная жизнь также сложилась удачно. Александр Александрович был женат на дочери инженера Елизавете Дмитриевне. 31 декабря 1901 года в семье родился сын, которого назвали Александром.

С 1904 года вся дальнейшая жизнь Александра Милюкова была связана с Петербургом. В справочнике «Весь Петербург» за 1910 год про Александра Александровича Милюкова говорится: «Капитан. Военная электротехническая школа. Учебная электрическая станция. Инженерная улица дом 6. Преподавание и руководство практическими занятиями».

Судьба же Юрия Александровича Милюкова была связана с Москвой. В справочнике «Вся Москва» за 1905 год читаем: «Милюков Юрий Александрович, подпоручик. Хамовнический плац», а в том же справочнике за 1910 год есть такая запись: «Милюков Юрий Александрович, 3-й гренадерский Перновский короля Фридриха Вильгельма полк».

Юрий Милюков принимал участие в Русско-японской войне, сражался при Мукдене, был участником Первой мировой войны. В фондах РГВИА хранится документ, датированный 7 января 1914 года: «Капитану Милюкову Юрию Александровичу приказом по полку № 10 от 7.01.1914 года объявлена от лица службы благодарность за выдающуюся работу по подготовке учебной команды». Юрий Милюков был награжден орденами Св. Станислава III степени с мечами и бантом, Св. Станислава II степени с мечами, Св. Анны IV степени с надписью «За храбрость», Св. Анны III степени с мечами и бантом, Св. Анны II степени с мечами, Св. Владимира IV степени с мечами и бантом.

В неразберихе первых дней после Октябрьской революции офицеров («золотопогонников», как говорили тогда в народе) расстреливали без предъявления обвинений – уже только за то, что служили в царской армии. Александра Милюкова и всю его семью спасла военная профессия, которой он владел в совершенстве. Красной армии нужны были специалисты по минному, электротехническому, радиотелеграфному делу.

Еще после Февральской революции остро встал вопрос об организации воздушной обороны Петрограда. В Офицерской электротехнической школе и в запасном батальоне при ней шла усиленная подготовка кадров. Были привлечены все специалисты, способные изготовить необходимое оборудование для вновь соз-даваемых войск. В годы Гражданской войны школа продолжала готовить военные кадры для частей Красной армии. В РГВИА хранится список офицеров постоянного состава школы от 27 июля 1917 года. Под № 1 указан помощник начальника школы военный инженер полковник Муромцев, а под № 2 – полковник Милюков.

20 октября 1918 года на базе Офицерской электротехнической школы открывается Военная электротехническая школа, где началась подготовка специалистов высшей квалификации. Далее школа была переименована в Электротехнический отдел Советской инженерной школы на правах самостоятельного заведения, а 8 ноября 1919 года отдел преобразовали в Высшую электротехническую школу командного состава Рабоче-крестьянской Красной армии. Именно эта дата и стала официальным днем создания Военной ордена Ленина Краснознаменной академии связи имени Буденного (ныне — Военный университет связи). Всю свою активную жизнь А. А. Милюков прослужил в этом учебном заведении, затем много лет проработал на заводе «Красная Заря».

Он умер в первую блокадную зиму, в декабре 1941 года, похоронен на Пискаревском кладбище в 10-й братской могиле. Его сын Александр, тоже работавший на «Красной Заре», был эвакуирован с семьей в Уфу, где в кратчайшие сроки запустили военный завод, остался жив и после возвращения в Ленинград продолжил работу на предприятии. Сейчас в Петербурге проживают потомки Александра Александровича Милюкова.

Спасенное знамя

О судьбе Юрия Александровича Милюкова после революционных событий стало известно из статьи А. М. Кручинина, опубликованной в историческом научно-популярном альманахе «Белая армия. Белое дело» (№ 8 за 2000 г.). В ней говорилось, что в бывшем областном партийном архиве Свердловской области (ныне — Центр документации общественных организаций Свердловской области) сохранилась подшивка военно-литературной газеты «Голос Сибири» за 1918 – 1919 годы, которую издавал штаб 7-й Уральской дивизии горных стрелков. В нескольких ноябрьских номерах 1918 года газета опубликовала материалы о знамени 3-го Перновского гренадерского полка.

4 ноября 1918 года в приказе № 75 начальник 7-й Уральской дивизии горных стрелков генерал-майор В. В. Голицын объявил, что к нему явился подполковник Милюков из 3-го Перновского гренадерского полка и вручил знамя полка. Его приказывалось передать в 28-й Ирбитский полк горных стрелков.

13 ноября на Монастырской площади Екатеринбурга прошло торжественное вручение старого знамени горным стрелкам, в котором участвовал вице-адмирал А. В. Колчак. Вечером этого же дня состоялся банкет, на котором корреспонденту дивизионной газеты удалось взять интервью у подполковника Ю. А. Милюкова. По его словам, знамя было пожаловано полку в 1910 году в честь двухсотлетнего юбилея. После Брестского мира полк отправился в Москву, где его последний выборный командир при демобилизации спрятал знамя и сохранил у себя. Группа офицеров решила вступить в формируемую в Перми советскую дивизию, чтобы, выбрав удобный момент, уйти со знаменем к белым. Из Москвы знамя повезли прапорщики В. З. Коссополянский и А. А. Александрович (младшим офицером это было проще) и благополучно добрались до Перми. Оттуда бежали втроем – Милюков, Коссополянский и Александрович – и после 40 дней скитания по уральским лесам и деревням перешли фронт и добрались до Екатеринбурга.

По данным А. М. Кручинина, остатки Ирбитско-Перновского полка горных стрелков попали к красным в плен перед Ачинском. Отдельные группы и одиночные бойцы 28-го полка в составе колонн из различных частей прорвались дальше на восток. Что стало с Юрием Александровичем Милюковым, удалось ли ему вырваться из изнуряющих кровопролитных боев, до сих пор остается неизвестным...

Дополнительно по братьям Милюковым А.А. и Ю.А. можно прочитать здесь: http://photo-antiq.ru/forum/index.php?threads/%D0%9F%D0%BE%D0%B4%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D0%BD%D0%B8%D0%BA-%D0%9C%D0%98%D0%9B%D0%AE%D0%9A%D0%9E%D0%92-%D0%90-%D0%90.425/

и здесь: http://lisabella.narod.ru/letter3.html
Название: Борис I – король Андоррский
Отправлено: Игорь Устинов от 10.05.2012 • 13:07
Борис I – король Андоррский

(http://www.rimv.ru/pic/jornal/37/Boris_I1.jpg)

Самый популярный оратор на улице – какой-то щеголеватый господин. Цветок в петлице, монокль в глазу, блестящие от бриолина волосы: «Хватит жить на задворках истории! Андорра должна впустить банковский и торговый капитал, должна сама распоряжаться своими природными богатствами. До каких пор можно терпеть этот овечий суверенитет, которым на паях управляют испанцы и французы? Не лучше ли Андорре гордо избрать своего короля?!» – «А кто вы, месье?» – робко поинтересовались из толпы. «Я – барон Борис де Скосырефф, граф Оранский! Испанский король Хуан III – мой лучший друг! Я сделаю вашу страну сказочно богатой!» Голос оратора победно звенел, и уже через полчаса народ был готов нести его на руках прямо в Генеральный Совет Андорры.

Цветы эмиграции

Сейчас какое-либо упоминание имени Бориса Скосырева считается дурным тоном. Официальные власти Андорры словно бы стесняются того политического казуса, который приключился в их маленькой стране в начале 30-х годов прошлого века. И тем не менее царь Борис I Андоррский все-таки был, и именно в период его правления страна сделала первые шаги по пути обретения независимости.
Юный отпрыск дворянского рода сбежал от пролетарской революции в конце 1917-го. Фамильных драгоценностей родители ему в наследство не оставили, посему у Бори Скосырева, которому минул 21 год, не было никакой возможности купить себе поместье под Парижем. Просить же милостыню на окраинах Стамбула или Константинополя у молодого человека просто не было желания. Оставалось одно – податься на казенную службу. В России Скосырев успел немного послужить на Балтийском флоте, даже заработал ранение под Кронштадтом. Королевские морские силы Великобритании приютили русского офицера, но Борис вскорости ушел по-английски – не понравилась ему здешняя муштра и педантичность. Позже он будет говорить, что не просто в наемниках прозябал, а «выполнял ряд секретных поручений», которые ему чуть ли не лично давала сама Ее Величество королева. Еще одна венценосная особа – на сей раз королева Нидерландов – вроде как пожаловала ему титул графа Оранского. Это так господин Скосырев утверждал. Правда, при этом не уточнял, ни за какие именно заслуги ему такое счастье перепало, ни документа на гербовой бумаге не представлял. А зачем? Джентльмены должны верить друг другу на слово! И ему верили.
В июле 1932 года Борис Скосырев решил посетить Испанию и зарегистрировался в отеле городка Ситгес на Плайя де оро как подполковник голландской армии. И тут же направился в дорогой ресторан, где по-русски широко гулял, щедро угощал своих новых знакомых, местных светских выпивох, и те после ночи кутежа были уверены, что подружились с родственником чуть ли не половины королевских династий Европы. Борис и дальше продолжал жить на широкую ногу, благо за все удовольствия было кому платить – за Скосыревым, словно привязанная, повсюду следовала некая Полли П. Херрд или «Ламарес», как изысканно величал ее Боря. Имя этой английской миллионерши местные полицейские были вынуждены доподлинно установить после того, как задержали Бориса Скосырева в Барселоне, где он сдавал в ломбард драгоценности и подарки своей богатенькой подруги. Узнав об этом, загоревавшая Полли тем не менее Бореньку не бросила и, как русская жена-декабристка, самоотверженно последовала за ним на Мальорку после того, как «королевского любимца» объявили в Испании персоной нон грата. Но Мальорка – тоже испанская территория, пришлось «сладкой парочке» бежать и оттуда, но на сей раз – порознь.

Он тоже шёл «другим путём»

В Андорру Борис Скосырев прибыл в 1933 году после того, как его, обладателя «нансеновского паспорта» лица без гражданства, выслали с Балеарских островов. И тут ему крепко подфартило – он официально стал андоррским подданным. «Неплохо для начала!» – наверняка подумал про себя 37-летний мужчина «в самом расцвете сил» и стал вживаться в роль гражданина этой малюсенькой страны.
«Он был высок, голубоглаз, лицо всегда свежевыбрито. Нос прямой, как говорится, греческий, под которым геометрически правильно располагались светлые усики. Узкая дорожка пробора разделяла белокурые волосы на две неравные части. Правая рука всегда занята серебряной рукояткой излюбленной тросточки...»
Борис Скосырев, без сомнения, личностью был весьма колоритной, к тому же держал нос по ветру, старательно изучал историю Андорры и старался глубоко вникнуть в политическую ситуацию, сложившуюся в стране.

А дело было вот в чем. Давным-давно, в 1278 году епископ Урхельский, представлявший интересы Мадридского дворца, подписал с сеньором французского графства Фуа договор «Акт-пареаж» (совместное обязательство об опеке), который лег в основу двойного суверенитета спорной территории Шести Долин, которая приняла статус нейтральной и в обмен на гарантии своих соседей отказалась от собственной армии. С тех пор княжество Андорра управлялась двумя копринцами, которые каждые полгода сдавали друг другу дела: с испанской стороны это был епископ Урхельский, а с французской – сначала сеньоры графства Фуа, впоследствии короли, а потом президенты Франции.
И вот через шесть с половиной веков, осенью 1933-го, почти все взрослое население «пиренейского карлика» потребовало от местных властей, а также от Парижа и Мадрида всеобщего избирательного права и преимуществ в пользовании природными богатствами, которые успешно осваивали французские и испанские компании. Андорра – это не только курортные зоны и минеральные источники. В недрах имеются месторождения железной и свинцовой руды, энергетический уголь (лигнит), медь, серный колчедан. На горных склонах немало ценных пород деревьев, причем у многих из них нет аналогов в Европе и по сей день. Одним словом, бороться андоррцам было за что.
Республиканская Испания согласилась с их требованиями, а вот Франция угрожала военным вторжением. Пресса обеих стран называла эти события не иначе как «Андоррской революцией». И дальновидный Борис Скосырев писал своим друзьям, что, мол, у андоррцев «нет вожака, нет должной организации, да и программы дальнейших действий тоже не имеется». Нет – так будет! И автором этой программы стал русский эмигрант.
Для начала Скосырев решает действовать вполне миролюбиво и официально. Он представляет Генеральному Совету, который являлся высшим законодательным и исполнительным органом Андорры. план осуществления реформ по превращению страны в настоящий «финансовый рай». Правители Андорры, даже не подозревая, с кем имеют дело, не обращают на инициативу чужеземца ровным счетом никакого внимания.
Тогда Борис «идет другим путем»: выпускает прокламации, в которых объявляет себя королем Андорры и при поддержке срочно прибывших приятелей из бывших русских офицеров организует митинги, на которых «глаголом жжет сердца» и без того взволнованных андоррцев.
«Мы не отказываемся от опеки, – глашатайствует импозантный блондин, – но опекунов надо заменить! Пусть вместо епископа Урхельского Андорру патронирует мой друг король Испании Хуан! А я «граф Оранский», стану наместником французского королевского двора! Да здравствует просвещенная монархия!» Толпа взрывается аплодисментами и готова всячески поддерживать новоявленного кандидата на трон.

Король на неделю

7 июля 1934 года «барон-граф-наместник» снова в Генеральном Совете. Но на сей раз он не рядовой проситель, а выдвиженец всего 5-тысячного населения Андорры! А кто же пойдет против народа?! Большинство членов Совета голосуют «за», и Скосырев объявляет себя королем Андорры Борисом I. За время своего правления он успевает сочинить самую короткую Конституцию в мире: 17 пунктов, всего одна колонка в «Ведомостях Временного правительства Андорры». Одним из своих королевских указов он дарует избирательное право всем мужчинам страны, а не только главам семейств, как это было раньше.
Плюс к тому запрещает частную собственность на землю и ее ресурсы.
Все шло замечательно и не было никаких сомнений, что на первых всеобщих выборах, назначенных на 1 августа, победят сторонники короля Бориса. Потерпи он всего три недели, и воцарился бы вполне легитимно. Но «Манифест», в котором Скосырев объявил войну епископу Урхельскому, решил его судьбу. В Андорру были посланы четыре испанских гвардейца во главе с офицером, которые, без труда преодолев «сопротивление» местной регулярной армии в количестве 16-ти полицейских, арестовали свежеиспеченного монарха прямо в королевском саду, где Борис I попивал утренний чаек. Правил Андоррой он в общей сложности чуть больше недели.

В Барселоне, куда Скосырева препроводили для допроса, он, видимо, не успев еще выйти из образа короля Андорры, уверенно заявил главному комиссару правительства Каталонии по делам иностранных граждан сеньору Бакуэру: «У меня много сторонников! Кроме андоррского народа, я рассчитываю на шестьсот испанских добровольцев и на многочисленных симпатизантов во Франции. Европа вернется к монархическому порядку. Я готов возглавить эту борьбу!». Его выслали в Португалию, и там следы Бориса I Андоррского затерялись. Но это лишь одна из версий.
Согласно другой, более оптимистической, Скосырев правил Андоррой аж до 1941 года. Во время войны в Испании он якобы негласно поддерживал республиканцев и, когда весной 1939-го некоторые части республиканской армии и беженцы были прижаты к испано-андоррской границе, Борис I разрешил им, несмотря на угрозы Франко, проследовать через Андорру во Францию, причем обязал местное население оказывать необходимую помощь эмигрантам. После этого он вроде бы запретил «международным наблюдателям» контролировать нейтралитет Андорры, что вызвало резкую критику Чемберлена, тогдашнего премьера Великобритании. Он назвал Скосырева «агентом если не Москвы, то уж республиканцев или испанских коммунистов во всяком случае». После 22 июня 1941 года он объявил войну Германии, и уж тогда его совместными усилиями свергли с престола и арестовали вишисты и франкисты, дабы «красная Андорра» и «русский царь Борис» не мешал немцам оккупировать Европу. Но все это – лишь предположения.
Авторы различных версий жизни и деятельности Бориса Скосырева сходятся в одном: скончался он в фашистском концлагере Верне, под Перпиньяном в 1944 году. Суверенитета, за который ратовал король Борис I, Андорре пришлось ждать без малого 60 лет, когда в 1993 году власть соправителей «пиренейского карлика», епископа Урхельского и президента Франции, была ограничена, а сама Андорра провозглашена суверенным парламентским государством. И, может быть, в память о русском правителе в андоррском городе Эскальдес был организован Музей русской матрешки, в котором представлено более 200 экспонатов. А местный писатель Антони Морель-и-Мора написал документальную книгу «Борис I, король Андорры», которую он посвятил своей бабушке, лично знавшей Бориса Скосырева.
********
Жизнь за царя  

(http://www.chas.lv/pics/2011/07/04/n126_skosyrev_boris_boris_i_de_andorra-02.jpg)

Маленькая прекрасная страна между Испанией и Францией: чистейший воздух, горы, солнце, цветущие луга. Вы хотели бы стать королем такой страны, причем в двадцатом веке? Невозможно, говорите? А вот барон Борис Скосырев так не считал. И стал королем Андорры.

Он не любитель женщин, он профессионал

Борис Михайлович Скосырев, гениальный авантюрист и очень талантливый человек, родился в 1896 году в Вильно. Блестяще окончил гимназию, в совершенстве владел пятью языками, обладал прекрасным вкусом и благородными манерами.

В 1917 году офицер Балтийского флота Скосырев был ранен в Кронштадте – и благоразумно решил эмигрировать. Сначала была Англия, где он, поступив в военно-морские силы, одновременно выполнял секретные поручения английской разведки. Потом перебрался в Голландию, где королева непонятно за какие заслуги пожаловала ему титул графа Оранского. Может, он ей просто понравился?

Вполне возможно – ведь высокий голубоглазый элегантный блондин пользовался бешеным успехом у женщин. Он уже был женат на богатой французской вдове, на двенадцать лет старше, которая оставила ему приличные деньги. А новая подруга – английская красавица миллионерша Поли Херд, была от него без ума. В июле 1932 года Скосырев вместе с англичанкой поселился в первоклассном отеле испанского городка Ситгес на Плайя-де-Оро. И началось: шикарные рестораны, разгульная светская жизнь, масса высокопоставленных знакомых, которые уверены, что этот русский аристократ – родственник чуть ли не половины королевских династий Европы.

Ежедневно в десять утра Скосырев с подругой выходят на пляж. Монокль в глазу, царственная осанка, неизменная тросточка с серебряным набалдашником... Периодически он исчезает на несколько недель, но администрация отеля спокойна – ведь Поли Херст оплачивает все счета. А испанская полиция, которая вскоре заинтересуется странным русским, выяснит, что он ездит в Барселону, где продает подарки и драгоценности возлюбленной.

После очередного очень громкого кутежа испанские власти объявили Скосырева персоной нон грата. И он решил перебраться в Андорру, поскольку с юности мечтал жить в маленькой европейской стране и даже изучал историю княжества, часами просиживая в библиотеках.

Монархия – мать порядка

Как заметил однажды Наполеон, «Андорра – политический курьез, который необходимо сохранить». Крохотное, богом забытое княжество в самом центре Европы. С 1278 года управляется двумя принцами: с испанской стороны – епископом Урхельским, с французской – сначала королями, а потом президентом страны. Феодальный строй, местные жители – тихие, бедные, неграмотные. Двадцатый век, а телеграфа и телефона нет, дороги чудовищные, чем андоррцы гордятся: ведь их землю не будут использовать в случае очередной войны. Территория – всего 468 квадратных километров. Красота неописуемая – 68 гор, между которыми лежат узкие долины, горные реки с чистейшей водой, прекрасные озера, сосновые и буковые леса, альпийские луга, плодородная земля. И еще – огромные запасы железной и свинцовой руды, медь, уголь, серный колчедан, а на горных склонах немало ценнейших пород деревьев...

В начале тридцатых годов местные жители стали потихоньку роптать: в Андорре нет всеобщего избирательного права, природными богатствами андоррцы не пользуются, а сливки снимают испанцы и французы. Европейские газеты писали о тихой андоррской революции.

Так что Скосырев со своей подругой прибыл в княжество очень вовремя. Купил на денежки Поли прекрасный трехэтажный особняк на окраине городка Санта-Колома, выхлопотал андоррское гражданство и активно занялся политикой. Каждый день Скосырев выступает на крохотных улочках и площадях Андорры. «Хватит терпеть власть чужих копринцев! Андорре нужен свой просвещенный монарх! – вдохновенно вещает барон. Я – Борис де Скосырефф, граф Оранский, сделаю страну сказочно богатой!»

Популярность барона растет не по часам, а по минутам. В начале 1934 года он обращается в Генеральный совет, предлагая себя в качестве князя Андорры. И 23 члена совета из 24, которые съехались на внеочередное заседание по горным тропам на мулах, его поддерживают! Борис Первый немедленно сочиняет конституцию из 17 пунктов – самую короткую в мире. Всего одна колонка в «Ведомостях Временного правительства Андорры». Всеобщее избирательное право, свобода слова, собраний, религии. А земля и другие природные богатства объявляются всеобщим достоянием. Короче говоря: управляемая демократия под эгидой просвещенного монарха.

Но уже через неделю король Борис допустил катастрофическую ошибку: он издал «Манифест», в котором зачем-то объявил войну епископу Урхельскому. Испанцы тут же прислали в Андорру армию – четырех жандармов. Те, разогнав неприятельские войска (шестнадцать местных полицейских), арестовали короля Бориса и доставили в Барселону.

Кстати, при этом произошло вопиющее нарушение международного права: арест произвели на территории соседней суверенной страны, а кроме того, глава государства вообще не может быть арестован иностранными силовыми структурами.

Король – и шут с ним!

Что произошло дальше – серьезные историки спорят до сих пор. Ни в архивах, ни в газетах того времени нет практически никакой информации. Основная версия: после допроса испанский суд обвинил Скосырева в тунеядстве (больше ничего не пришьешь!) и выслал из страны.

Скосырев с Поли уехали во Францию, в Сен-Канна, а в 1941 году он оказался в фашистском концлагере Верне около города Перпиньяна. В 1945 году его якобы освободили американцы.

По другой версии, фашисты, оценив блестящие языковые способности Скосырева, отправили его на восточный фронт, где он работал военным переводчиком.

Сдался советским войскам, отсидел в ГУЛАГе до 1956 года, а потом вернулся в Германию, где прожил до глубокой старости.

Самую экзотическую версию выдвинул российский историк Андрей Гончаров.

Якобы король Борис I правил Андоррой не две недели, а продержался на троне до осени 1941 года. А потом объявил войну немцам и с горсткой андоррцев ушел в пиренейские ущелья. Попал в плен и был помещен в Верне...

Неоспорим только один факт: на старом кладбище западногерманского городка Боппард есть надгробная плита с надписью «Борис Скосырев» и датой смерти – 1989 год.

...Сейчас жить в процветающей Андорре – несбыточная мечта даже для благополучного европейца. Бедная страна превратилась в крупнейший (это не шутка!) туристический, банковский и торговый центр. Налоги не платит никто – ни местные жители, которых уже больше десяти тысяч, ни приезжие рабочие, которых в четыре раза больше. Тюрем нет, преступности – тоже. Природа по-прежнему сказочная.

В учебнике истории Андорры Скосыреву посвящен один абзац. Упоминать его имя – моветон, неблагодарные андоррцы начисто забыли своего короля. А ведь если бы не Скосырев – так и ездили бы на мулах и жили при феодализме. Помнят прогрессивного царя Бориса единицы – в их числе писатель Антони Морель-и-Мора, написавший документальную книгу «Борис I, король Андорры». Он посвятил ее своей бабушке, лично знавшей Скосырева...
04.07.2011  Михаил БОЛОТОВСКИЙ
Название: Конради Морис Морисович
Отправлено: Игорь Устинов от 10.05.2012 • 14:04
10.5.1923. – В швейцарской Лозанне белым офицером Морисом Конради был убит большевицкий деятель В. Воровский

(http://www.rusidea.org/picts/kalendar/M_Konradi.jpg)

Морис Морисович Конради (29.5.1896–7.2.1947) родился в Санкт-Петербурге, в семье переселившихся в Россию швейцарцев (основателей кондитерских фабрик в Петербурге и Москве). Окончил реальное отделение училища при Реформатских церквах в Петрограде. С началом Первой мiровой войны в Павловском военном училище окончил 4-месячный курс военного времени по первому разряду и ушел на фронт. В июле 1917 г., участвуя в боях на Буковине, был дважды ранен. В августе 1917 г. награждён орденом Св. Анны 4-й ст. с надписью “За храбрость”. (Сведения из послужного списка М. Конради за 1917 год, хранящегося в РГВИА, ф. 409, оп..1, № 40-193.) Далее, в феврале 1918 г. в составе отряда М.Г. Дроздовского отправился с Румынского фронта в легендарный поход из Ясс на Дон в самом начале становления Белого движения.

В 1919 г. служил в Дроздовской стрелковой дивизии помощником полкового адъютанта по оперативной части. Был произведён в штабс-капитаны, а в 1920 г. – в капитаны, был ординарцем и личным адъютантом командира Дроздовского полка, полковника Туркула. Был вновь ранен. Отличался храбростью, вследствие чего его имя попало в популярную песню дроздовцев: «Вперед проскачет Туркул славный, / За ним Конради и конвой…» Эвакуировался из Крыма в Галлиполи с армией генерала П.Н. Врангеля.

Будучи швейцарского происхождения, в июне 1921 г. Конради получил разрешение швейцарских властей поселиться в Цюрихе вместе с женой Владиславой Львовной, беженкой из Польши. Работал в торговом доме "Бехер Всей" на скромной должности. В Швейцарию к нему присоединились мать и четверо младших братьев, сумевших выехать из совдепии как швейцарские граждане. Во время красного террора семья потеряла отца (умершего после избиения в ЧК), его брата (был расстрелян большевиками как заложник), убили также одного из братьев Мориса, тетю. Таким образом, налицо личные мотивы мести большевикам, что подчеркивают многие авторы по этой теме.

Однако дело было не только в этом. Белые воины в эмиграции считали, что их отступление временное и готовились к продолжению войны за освобождение России. Генерал Врангель заботился о сохранении духа армии, ее состава, преобразовав вскоре остатки Белых армий в Русский Обще-Воинский Союз. В марте 1923 г. Конради приехал в Женеву, где встретил своего товарища по Белой армии штабс-капитана Аркадия Павловича Полунина, служившего в Фонде Императрицы Марии Федоровны при Международном Красном кресте в Женеве и связанного с генералами Врангелем и Кутеповым (который стремился организовать антибольшевицкий террор в России). Конради поделился с Полуниным своим желанием продолжить белую борьбу также и за границей: карать видных большевиков. Полунин обещал материальную помощь. Поначалу они намеревались убить наркома иностранных дел Г. Чичерина и посла СССР в Англии Л. Красина, однако 13-14 апреля, приехав в советское полпредство в Берлине, где они в это время должны были находиться, Конради их не застал и вернулся в Женеву.

Здесь он узнал о приезде в Лозанну советской делегации во главе с Воровским. Найти его гостиницу было нетрудно. Вот выдержка из обвинительного акта о происшедшем 10 мая 1923 г. в ресторане отеля "Сесиль", где Морис Конради застрелил Воровского и ранил двух его помощников – Ивана Аренса и Максима Дивилковского: «…Конради встает, делает несколько шагов в направлении Воровского, держа правую руку в кармане брюк, выхватывает револьвер, целится Воровскому в голову, чуть повыше правого уха, и стреляет. Воровский падает – убит на месте. Убийца стреляет второй раз, в воздух, чтоб напугать других. Аренс, испуская крики ужаса, пытается укрыться за столом и падает. Конради дважды разряжает в него свой браунинг, раня его в плечо и бедро. Тем временем Дивильковский силится разоружить убийцу, схватив его за правую руку, но Конради ударом кулака повергает его на землю и делает в него три выстрела, раня его в правый и левый бок». После этого М. Конради отдал оружие метрдотелю, попросил вызвать полицию и сдался ей, заявив: «Я сделал доброе дело – русские большевики погубили всю Европу… Это пойдет на пользу всему мiру».

Несмотря на то, что преступление было признано политическим, по швейцарским законам дело не подлежало юрисдикции федерального суда, а было передано в уголовный суд Лозаннского округа и рассматривалось согласно уголовному кодексу кантона Во, в котором было совершено убийство. В ходе следствия свидетельскими показаниями была установлена также причастность Полунина к покушению.

Судебный процесс по делу Конради и Полунина начался в Лозанне 5 ноября 1923 года и продолжался десять дней. Адвокатом Конради был Сидней Шёпфер, Полунина защищал Теодор Обер. Во вступительном слове на суде Конради сказал: «Я верю, что с уничтожением каждого большевика человечество идет вперед по пути прогресса. Надеюсь, что моему примеру последуют другие смельчаки, проявив тем самым величие своих чувств!» Причастность своего друга Полунина к покушению Конради отрицал, однако сам Полунин не стал отпираться, решив разделить участь Мориса.

Прокурор в своём выступлении заявил, что преступлением является любое убийство, даже тирана: «В наше просвещенное время недопустимы ни самосуд, ни расправа... право наказания принадлежит только Государству...». В ответ адвокат Теодор Обер указал в окно на памятник Вильгельму Теллю, предложив снести памятники национальному герою Швейцарии (который убил жестокого наместника германского императора). Сторона защиты сделала все возможное, чтобы превратить процесс во впечатляющий суд над большевизмом. За 10 дней слушаний перед судьей и присяжными выступило около 70 свидетелей (это были не только русские эмигранты, но и пострадавшие от большевиков швейцарцы), рассказывавших о массовых преступлениях большевиков. Большое впечатление на швейцарцев произвели также подробности антирелигиозной кампании, в которой участвовал Воровский. Советский представитель на суде пытался прекратить изложение Обером подобных фактов и после отказа судьи покинул зал заседаний. В результате суд, получивший широкий международный резонанс, большинством в девять против пяти голосов оправдал М. Конради, сочтя его поступок актом справедливого возмездия большевицкому режиму за его злодеяния. Речь адвоката Т. Обера была напечатана в нескольких газетах, процесс привлек внимание мiровой печати. Вскоре он создал в Женеве "Международную лигу борьбы против III Интернационала".

Варшавская эмигрантская газета "За свободу!" писала: «Перед ужасом большевицкого режима, очерченным на суде, умолкли всякие другие соображения, и карающая длань правосудия, поднятая над головами подсудимых, остановилась в воздухе. Покарать совершивших убийство Воровского оказалось невозможным. Тем большим осуждением звучит этот приговор присяжных тому режиму и той морали, которых не в состоянии были оставить безнаказанными Конради и Полунин». Лишь леволиберальные круги эмиграции ("милюковские "Последние новости" и др.) осудили акцию Конради.

В ответ на оправдательное решение суда в июне 1923 г. правительство СССР издало декрет о бойкоте Швейцарии с разрывом государственных торговых отношений со Швейцарией и запретом въезда в СССР швейцарских граждан, не принадлежащих к рабочему классу. Дипломатические отношения между СССР и Швейцарией были восстановлены лишь в 1946 году.

Сразу после окончания процесса швейцарские власти издали постановление о высылке Полунина из страны за злоупотребление правом убежища и нарушение общественного порядка. Конради после освобождения также переехал во Францию, затем вступил рядовым во Французский Иностранный легион и несколько лет провел на военной службе в Африке, дослужившись до сержанта. Незадолго до присвоения офицерского звания был уволен из легиона за то, что ударил своего командира, который назвал Конради "грязным русским".

(http://www.rusidea.org/picts/kalendar/A_P_Polunin.jpg)

Аркадий Павлович Полунин

Полунин внезапно скончался 23 февраля 1933 г. во французском городе Дрэ. Ему было всего сорок лет. Соратники его писали: "умер при странных обстоятельствах", намекая на возможную причастность к случившемуся ОГПУ. Ведь Феликс Дзержинский еще в ноябре 1923 г. заявил на митинге: "Мы доберемся до негодяев". То есть – до убийц Воровского.

Согласно опубликованным некрологам, Морис Конради якобы умер в марте 1931 г. в Африке. Некрологи были напечатаны в эмигрантских изданиях: "За свободу" (Варшава, 1931, 14 марта, № 70 (биография); "Новое русское слово" (Нью-Йорк, 1931, 16 марта, № 6623); "Россия и славянство" (Париж, 1931, 18 апреля, № 125). Однако, вероятно, это было сделано Морисом Конради в целях дезинформации (из опасения мести чекистов, учитывая судьбу Полунина). На самом деле, Морис Морисович вернулся на родину предков, в кантон Граубюнден, и умер своей смертью в Куре 7 февраля 1947 года, на что есть совершенно четкие свидетельства местных органов ЗАГС.

Использованы частично сведения из публикаций:
Грезин Иван. Убийство Воровского и процесс Конради: жертвы, палачи и герои // Наша газета. Лозанна, 18.01.2012 (http://www.nashagazeta.ch/news/12653). Из этой статьи заимствованы фотографии Конради и Полунина, взятые в свою очередь из книги: A.Gattiker. L’affaire Conradi. Berne-Francfort/M., 1975.
Спасовский М.М. "Я cовершил хороший поcтупок" // Знамя Роccии. Нью-Йорк. 1962. № 226. Окт.
В.Г.Чичерюкин-Мейнгардт. Лозаннский процесс (http://www.officer-prav.narod.ru/lozansk_bel.htm)
Чистяков К.А. Покушение М. Конради на главу советской делегации В. В. Воровского в Лозанне 10 мая 1923 г. // Новый исторический вестник. 2002. № 1(6).
Тюляков С.П. Почему был оправдан судом убийца Воровского // Независимое военное обозрение. 2006. 29 сент.

Постоянный адрес данной страницы: http://www.rusidea.org/?a=25051008
==========
«Это пойдет на пользу всему мiру»

Вацлав Воровский (1871-1923) – участник антирусского революционного движения с 1890-х гг., был арестован и выслан в Вятскую губернию. После ссылки жил в эмиграции в Женеве; стал сотрудником большевицкой газеты "Искра", в смуту "первой революции" переправлял оружие боевикам и сам нелегально ездил в Россию; в 1906 г. участвовал в работе IV съезда РСДРП в Стокгольме. После очередной ссылки жил в Москве, в 1915-1916 гг. в Петрограде. Печатал глумливые фельетоны под псевдонимами Фавн, Профан и др. В 1917 г. вместе с Ганецким и Радеком вошел в состав Заграничного бюро ЦК РСДРП(б) в Стокгольме, которое было сформировано по распоряжению Ленина как основной канал финансирования партии немецкими (еврейскими) деньгами через Гельфанда-Парвуса, с которым велась шифрованная переписка.

После прихода большевиков к власти Воровский стал советским полпредом в Скандинавии, где контролировал счета в банках для поддержки "международного рабочего движения"; был участником I конгресса Коминтерна (1919). Затем Воровский вернулся в советскую Россию и стал одним из инициаторов гонений на Церковь.

В дальнейшем он, как обладавший важными связями с мiровой закулисой, активно включился в "дипломатическую" работу по признанию власти большевиков западными державами. С 1921 г. – полпред и торгпред в Италии. В 1922 г. принимал участие в Генуэзской конференции, на которой Западом была признана власть большевиков. В 1923 г. был назначен в состав советской делегации на Лозаннской конференции, где 10 мая был убит белогвардейцем Морисом Конради.

(http://www.rusidea.org/picts/kalendar/pamyatnik_Vorovskomu.jpg)

Памятник Воровскому в Москве (скульптор М.И. Кац) – один из самых нелепых даже с точки зрения канонов соцреализма. Охраняется государством РФ.

За свои заслуги перед оккупантами России Воровский похоронен ими на Красной площади в Москве. Памятник ему стоит на площади Воровского у бывшего здания НКИД. Именем Воровского были названы населенные пункты, корабли, различные учреждения, киевский Крещатик и улицы во многих городах СССР, которые в большинстве случаев сохраняют это имя по сей день.
Название: Заев Алексей Николаевич
Отправлено: Игорь Устинов от 15.05.2012 • 12:00
Заев Алексей Николаевич

(http://voldrozd.narod.ru/proekt/usa/novo-diev/zuev/Zaev-admira.jpg)

В службе с 1899 г. Окончил Морской корпус в 1902 году. Участник русско-японской и Первой Мировой войн. 1903-1904 гг. - Офицер миноносца "Выносливый". Мичманом ушел на эскадренном миноносце "Выносливом" с отрядом адмирала барона Штакельберга на Дальний Восток на соединение с Тихоокеанской эскадрой в Порт-Артуре. Управляя огнём кормовых орудий на эскадренном миноносце "Выносливый" в бою с отрядом японских миноносцев 26 февраля 1904 г. был тяжело ранен. Несмотря на тяжелое ранение (один осколок выбил ему глаз и раздробил глазницу, другой попал в правую руку) А.Н.Заев остался на службе во флоте. В 1907 г. окончил офицерский артиллерийский класс. С конца 1907 г. - Офицер канонерской лодки "Хивинец". В 1910–1911 гг. — флагманский артиллерийский офицер штаба командующего Учебного отряда Морского корпуса. 06.04.1914 произведен в Kапитаны 2-го рaнга. 1914 - 1915 гг. - Старший офицер яхты "Алмаз". C концa 1915г. - старший офицер линейного корабля «Три Святителя». C февраля 1916 г. - Командир посыльного судна "Имп. Александр I". C февраля 1917 г. - Начальник 3 дивизиона миноносцев Черноморского Флота. 1917 г. произведен в Капитаны 1-го рaнга. После революции в Донской армии и ВСЮР. В 1918 г. — при морском управлении Донского атамана генерала Краснова. В 1919 г. — прикомандирован к начальнику военных сообщений Кавказской Aрмии генералу П.С.Махрову для организации транспортной флотилии на Волге. C июля 1919 г. пo осень 1920 г.— командующий Волжской флотилией. С февраля 1920 г.- начальник штаба Черноморского флота. Звание контр-адмирал присвоено генералом Врангелем 14 апреля 1920 г. — "за отличия".В русской Армии летом 1920 г. командир судна "Веста", участвовал в операции по высадке десанта генерала Улагая на Кубань. Затем начальник службы связи флота, в конце ноября 1920 г. командир транспорта "Самара" на котором прибыл в Константинополь, Турция. Член Союза морских офицеров в Константинополе. С 1922 г. в эмиграции в США. Сначала был рабочим в Филадельфии, затем работал на спичечной фабрике в Нью-Йорке. Почётный член Морского Собрания в Париже и Зарубежного Cоюза Русских Инвалидов. В 1941-42 и 1945-47 годах председатель Общества бывших русских морских офицеров в Америке. Участник монархического движения. Умер в Нью-Йорке 04.12.1966г. Похоронен на православном кладбище Новое Дивеево (Ново-Дивеево), г. Нануэт, Нью-Йорк (США)

[attachment=2]

Заседание Совета Директоров Общества бывших русских морских офицеров в Америке 7 июня 1957 г.
Н.Н.Александров, Ю.К.Дворжицкий, Ю.В.Соловьев, Б.М.Бачинский, А.В.Смирнов, Я.В.Шрамченко, А.Н.Заев.

Награды: Владимир 4-й ст. c бантом (27.03.04), Серебрянная медаль "За спасение погибавших" (1910), Анна 3-й ст.(1910), Станислав 2-й ст. (14.04.13), Станислав 2-й ст. (18.05.15), Анна 2-й ст. (27.06.16), Владимир 4-й ст. c бантом - "За храбрость и мужество выказаныя при нападении и ночном бое отряда миноносцев, под начальством капитана 1 го ранга Матусевича на превосходящий силой японский отряд миноносцев 26-го февраля."
Aвтор воспоминаний «Начало войны с Японией. По впечатлениям и переживаниям мичмана с миноносца в Порт-Артуре», Морские Записки. Т.2, №1, 1944.

[attachment=1][attachment=3][attachment=4]      
Название: Памяти генерал-майора В.Г. Харжевского, Председателя РОВ Союза 1967-1979 гг.
Отправлено: White cross от 21.05.2012 • 10:11
(http://pics.livejournal.com/pereklichka/pic/000t87cx)



Сегодня, 19 мая, исполняется 120 лет со дня рождения генерал-майора В.Г. Харжевского. Редакция Переклички предлагает очерк о его жизни от друга РОВС Владимира Григорьевича Чичерюкин-Мейнгардта

Владимир Григорьевич Харжевский родился 19 мая 1892 г. в семье личного почетного гражданина Литинского уезда Подольской губернии. По вероисповеданию был православным. Окончил Винницкое реальное училище с дополнительным курсом.

30 сентября 1911 г. Владимир Харжевский поступил на военную службу вольноопределяющимся. 17 октября был приведен к присяге, а 11 декабря произведен в ефрейторы. 18 февраля 1912 г. ефрейтор Харжевский был зачислен в учебную команду 47-го пехотного Украинского полка и 5 ноября произведен в младшие унтер-офицеры.

По тогдашним правилам унтер-офицеры из вольноопределяющихся могли пройти испытания на чин прапорщика армейской пехоты запаса (этот чин на действительной воинской службе в русской императорской армии был отменен в конце XΙX в. и оставался только для офицеров запаса). Когда документы В.Г. Харжевского о производстве в прапорщики были получены и рассмотрены в Главном штабе, петербургское начальство запросило штаб 12-й пехотной дивизии, в которую входил 47-й полк, к какой национальности принадлежит унтер-офицер Харжевский и его однополчанин унтер-офицер Пенджула. Из штаба дивизии в Главный штаб пришел ответ: «Унтер-офицеры Харжевский и Пенджула принадлежат к русской национальности».

В итоге, выдержав соответствующие испытания в летнем лагере, Владимир Харжевский был произведен в чин прапорщика армейской пехоты запаса и 4 августа 1912 г. уволен в запас с зачислением по Литинскому уезду Подольской губернии. В документе, приложенном к его послужному списку, отмечалось, что он «может быть учителем новобранцев».

Поскольку в запас Харжевский ушел в августе, то поступать в какое-либо учебное заведение было уже поздно. Вероятнее всего в следующем, 1913 г., он поступил в престижный Екатерининский Горный институт в Петербурге (корпуса этого института и сегодня можно видеть на Васильевском острове, на набережной Невы).

Учебу прервала начавшаяся 1 августа 1914 г. мировая война. Студент Владимир Харжевский был призван на действительную воинскую службу в чине прапорщика армейской пехоты и направлен в один из второочередных пехотных полков, формировавшихся уже после начала военных действий. В составе этого полка прапорщик Харжевский принял участие в боях на Северо-Западном фронте. Позднее, в 1916 г., его полк среди других частей был переброшен на Юго-Западный фронт, где летом 1916 г. велись наиболее активные операции против австро-германских войск. Позднее полк был переброшен на новый фронт - Румынский.

С определенными оговорками В.Г. Харжевского можно было бы отнести к категории кадровых пехотных офицеров русской армии, которые почти полностью были выбиты за три года войны (осенью 1917 г. в пехотных полках оставалось по 1 - 2, в лучшем случае по 3 – 4, кадровых офицера из тех, с кем полк выступил на войну летом 1914 г.). За годы войны он был неоднократно ранен. О его храбрости свидетельствует производства в следующий чин и полный набор орденов, полагавшийся офицеру–фронтовику: он дослужился до чина капитана и был награжден орденами Св. Анны VI ст. с надписью «За храбрость», Св. Станислава III ст. с мечами и бантом, Св. Анны III ст. с мечами и бантом, Св. Станислава II ст. с мечами, Св. Владимира IV ст. с мечами и бантом.

На Румынском фронте и застал капитана В.Г. Харжевского октябрьский переворот. Армия разлагалась на глазах, хотя на Румынском фронте части сохраняли свою дисциплину и боеспособность дольше, чем на других. В этих условиях офицер–фронтовик вступил в Отряд русских добровольцев Румынского фронта, который формировал в Яссах полковник М.Г. Дроздовский.

В рядах отряда капитан В.Г. Харжевский совершил поход на Дон. Затем в составе 3-й дивизии Добровольческой армии участвовал во 2-м Кубанском походе, обороне Донецкого каменноугольного бассейна. Весной 1919 г., уже произведенный в чин подполковника, как и другие дроздовцы–первопоходники, был награжден медалью за поход Яссы – Дон.

Во время наступления Добровольческой армии на Москву летом – осенью 1919 г. В.Г. Харжевский в чине полковника командовал стрелковым батальоном, а позднее 2-м Дроздовским стрелковым полком. В марте 1920 г. вместе с Дроздовской дивизией эвакуировался из Новороссийска в Крым, затем в составе Русской армии воевал в Северной Таврии, за боевые отличия был произведен в генерал–майоры.

В октябре 1920 г. генерал В.Г. Харжевский временно принял командование Дроздовской дивизией. В этих последних боях большие потери понес именно 2-й Дроздовский стрелковый полк, которым он прежде командовал. 27 октября был получен приказ генерала П.Н. Врангеля о сосредоточении ударной группы, в состав которой были включены 1-й и 2-й Дроздовские стрелковые полки и части генерала Ангуладзе. Начальник Дроздовской стрелковой дивизии генерал–майор А.В. Туркул из-за приступа возвратного тифа выбыл из строя, и дивизию возглавил В.Г. Харжевский; ему же было приказано возглавить и ударную группу. Утром 28 октября началось наступление ударной группы. Прорыв удался, было захвачено около тысячи пленных и два орудия, но красные подтянули резервы, и наступление стало захлебываться. Усилив нажим, красные вынудили дроздовцев отступить. Пришедшая на подмогу белая конница опоздала на два часа и лишь отчасти смогла повлиять на исход боя. Днем красным удалось овладеть Юшуньской и Чонгарской позициями, но усилия дроздовцев не были напрасными: благодаря их отчаянно храбрым атакам красных удалось задержать и дать возможность эвакуацию Севастополя провести организованно (в отличие от Новороссийска и Одессы).

Пришедшие в Севастополь дроздовские части погрузились на транспорт «Херсон», который 2 ноября 1920 г. взял курс на Константинополь. В числе других подразделений 1-го армейского корпуса генерала А.П. Кутепова дроздовцы высадились на полуострове Галлиполи, где разместились в палатках. В Галлиполи Дроздовская стрелковая дивизия была сведена в Дроздовский стрелковый полк; командиром его был назначен генерал А.В. Туркул, командиром 1-го стрелкового батальона - генерал В.Н. Чеснаков, 2-го стрелкового батальона – подполковник А.З. Елецкий, Офицерского батальона – генерал В.Г. Харжевский.

В 1921 г. вместе с другими частями Русской армии дроздовцы были перевезены в Болгарию и размещены в городах Свищеве, Севлиево, Орхание (ныне Ботевград).

В Болгарии В.Г. Харжевский прослужил до 1924 г., когда стало ясно, что весенний поход, планировавшийся первоначально на весну 1921 г., откладывается на неопределенный срок. Уже отбыли в Чехословакию первые сотни студентов–галлиполийцев. В Болгарии и Сербии русские военные уже перешли на самообеспечение.

1 сентября 1924 г. главком Русской армии генерал-лейтенант П.Н. Врангель издал свой приказ № 82 о преобразовании армии в Русский общевоинский союз. Именно этим днем датируется послужной список генерал-майора Харжевского. С декабря 1923 г. он был заместителем председателя Общества галлиполийцев в Болгарии, должность по службе – председатель суда чести офицеров гарнизона города Севлиева. В послужном списке была, помимо даты, указана болгарская столица – София - как место, где он был составлен и заверен подписями командира Дроздовского полка генерала Туркула и полковника Андреевского.

Из Софии В.Г. Харжевский в сентябре 1924 г. уехал в Прагу.

Ко времени его переезда в Праге и ее пригородах проживали несколько сотен чинов белых армий. Главным образом это были студенты–галлиполийцы. В Чехословакии существовали отделы и отделения русских эмигрантских воинских организаций, в первую очередь РОВС и Галлиполийское землячество. Первым председателем Галлиполийского землячества Праги был поручик Г.И. Ширяев. Он приехал из Галлиполи в 1922 г. и тогда же основал землячество. В 1923 г. Г.И. Ширяев был приглашен ассистентом на кафедру ботаники в Брно, в тамошний университет, и новым председателем землячества стал дроздовец капитан П.М. Трофимов. Приехав в Прагу, В.Г. Харжевский поступил в Горный институт. Учебу он совмещал с работой в русских воинских организациях: он возглавил галлиполийские организации в Чехословакии, которые к середине 1920-х гг. образовались в крупных городах по всей стране, включая Подкарпатскую Русь, которая считалась бедной и отсталой окраиной.

В Галлиполийском землячестве Праги заметную роль играли именно дроздовцы: заместителем председателя был капитан Г.А. Орлов – офицер 3-й Дроздовской артбатареи, в правление избирались капитаны А.К. Павлов и Г.В. Студенцов, поручик М.М. Ситников. В Галлиполийском землячестве также состоял седоусый ветеран четырех войн полковник А.К. Фридман, в прошлом заместитель командира 1-го Дроздовского стрелкового полка.

Помимо легальной работы – руководство галлиполийскими организациями - генерал В.Г. Харжевский вел еще и нелегальную работу по линии РОВС. Б.Н. Прянишников в своей книге «Незримая паутина» упоминает о том, что после трагической гибели генерала А.П. Кутепова из всего его наследия сохранялась небольшая группа в Чехословакии, подчинявшаяся генералу В.Г. Харжевскому. С некоторой уверенностью можно утверждать, что в состав этой группы входили капитан 1-го ранга Я.И. Подгорный, подполковник В.В. Альмендингер, капитан П.М. Трофимов и подпоручик Д.Ф. Пронин. (Именно Пронин, артиллерист-дроздовец, предупреждал дроздовца П.М. Трофимова накануне его вылазки в СССР о возможном предательстве со стороны одной из иностранных разведок. В конце 1929 г. капитан Трофимов нелегально перешел советскую границу, был схвачен чекистами и погиб. Спустя несколько недель погиб и генерал Кутепов.) Генерал Кутепов, лично знавший Харжевского, неоднократно в 20-х гг. посещал Чехословакию. В январе 1927 г. в сопровождении Харжевского он приезжал в Братиславу. Пробыв в словацкой столице два дня, Кутепов провел многочисленные встречи и беседы с офицерами, солдатами и казаками. Из Братиславы вернулся в Прагу, а оттуда в Париж. В марте 1929 г. он вновь посетил Прагу, где встречался с генералом Харжевским.

В 30-х гг., после похищения генерала Кутепова и в связи с изменившейся международной обстановкой, нелегальная работа группы генерала Харжевского была свернута. Одновременно активизировалась работа с подрастающим поколением русской эмиграции. Многие эмигранты, жившие в Чехословакии, отдавали своих детей в летние лагеря, которые организовывали галлиполийцы. Воспитательницами в детских садах работали русские дамы – галлиполийки (в частности, супруга полковника Фридмана Вера Александровна Фридман, урожденная Андреянова, и Наталия Геннадиевна – супруга инженера-поручика П.Ф. Умрихина, тоже дроздовца). Многие русские дети были крестниками и духовными чадами архимандрита Исаакия, в прошлом капитана Дроздовской дивизии И.В. Виноградова. Помимо пастырского служения, о. Исаакий работал с организацией «Витязи».

Тем временем сам генерал В.Г. Харжевский, в 1920-е гг. успешно закончивший Горный институт, работая горным инженером, имел возможность использовать свои служебные командировки для поддержания связей между галлиполийскими организациями в самой Чехословакии и в некоторых других европейских странах. В частности, бывая в Болгарии, он всегда находил время для встреч со своими боевыми товарищами, в первую очередь - с полковником В.П. Коньковым. (Вернувшийся в Россию из германского плена в 1919 г., полковник Коньков добровольно вступил в Вооруженные силы на юге России, из штаба Дроздовской дивизии его направили в Ворожбу, где стоял стрелковый батальон 1-го полка, которым командовал Харжевский, и где состоялось их знакомство. Позднее, уже в Крыму, полковник Коньков командовал батальоном в 1-м Дроздовском стрелковом полку.)

Так прошли для генерала В.Г. Харжевского 30-е гг. В то время он встречался и с приезжавшим в Прагу генералом Е.К. Миллером, сменившим генерала А.П. Кутепова на посту председателя РОВСа и также похищенным ОГПУ.

В 1939 г. Чехословакия была оккупирована нацистской Германией. Не желая сотрудничать с немцами, В.Г. Харжевский отошел от дел, тем более что оккупационные власти решили установить свой порядок в русских эмигрантских воинских организациях в Богемско-Моравском протекторате. Часть русских военных, живших в протекторате, признала главенство генерал-майора А.А. фон Лампе, проживавшего в Берлине (германские власти назначили его председателем Объединения русских воинских союзов).

Неизвестно, встречался или нет В.Г. Харжевский со своим старшим товарищем – генералом Туркулом, когда тот приезжал в Прагу в ноябре 1944 г. и принимал участие в работе съезда Комитета освобождения народов России. В отличие от Туркула, Харжевский уклонился от участия в Русском освободительном движении. Тем не менее весной 1945 г. при приближении советских войск генерал Харжевский, как и многие другие галлиполийцы и чины РОВСа, не сотрудничавшие с немцами и не принимавшие участия в Русском освободительном движении, покинул Прагу: он вполне резонно полагал, что большевики будут сводить счеты со своими противниками и спустя четверть века после окончания Гражданской войны.

После капитуляции нацистской Германии генерал В.Г. Харжевский какое-то время жил в западной зоне оккупации. Но позднее он переехал в Северную Африку – в Марокко. Там он принял деятельное участие в организации отделений РОВСа и Общества галлиполийцев, став председателем последнего. Так, при его участии в ноябре 1952 г. в Марокко русская эмигрантская колония отметила День непримиримости в годовщину большевистского переворота.

Спустя несколько лет В.Г. Харжевский смог эмигрировать в США (с начала 1950-х гг. в США, дождавшись эмиграционных квот, эмигрировали из Старого Света многие члены белых армий, как участвовавших в годы Второй мировой войны в Русском освободительном движении, так и уклонившихся от участия в нем). Поселился он в Нью-Йорке. В самом Нью-Йорке, в штате Нью-Йорк и в соседнем штате Нью-Джерси еще в начале 1950-х гг. обосновалось немало русских военных, включая галлиполийцев и ветеранов Дроздовских частей.

В 50-х гг. генерал В.Г. Харжевский вместе с полковником А.М. Лавровым и капитаном А.К. Павловым выпускал ежемесячный журнал Общества галлиполийцев в США «Перекличка». Была налажена связь с руководством РОВСа в Европе, с отделами РОВСа и галлиполийцами в различных странах мира. Журнал и должен был заменить недостающее звено в цепи, связывавшей ветеранов Белой борьбы, ибо прежние издания галлиполийцев («Галлиполиец», выходивший во Франции, и «Галлиполийский вестник», выходивший в Болгарии), закрытые в годы Второй мировой войны, не возобновлялись. Со своим однополчанином А.К. Павловым Харжевский был знаком хорошо: они вместе работали в пражском Галлиполийском землячестве в 20 - 30-е гг. А.М. Лавров возглавлял Галлиполийское землячество в Братиславе и, как говорили русские люди, знавшие его, в первые послевоенные годы он активно помогал бывшим советским гражданам, которые пытались избежать насильственной выдачи советской стороне.

К сожалению, на рубеже 1950 - 1960-х гг. между издателями «Переклички» произошло недоразумение, и в итоге капитан Павлов основал свой журнал, который стал называться «Наша перекличка», а подполковник Лавров основал журнал «Единая Россия». Однако обоим изданиям была суждена недолгая жизнь: после выхода одного или двух номеров перестало выходить издание подполковника Лаврова, а в 1963 г. со смертью капитана Павлова закрылся и журнал «Наша перекличка». Возможно, что генерал Харжевский и пытался наладить выпуск какого-либо нового издания галлиполийцев в США, но оно так и не появилось.

В 1967 г., в связи с кончиной начальника РОВСа генерал-майора А.А. фон Лампе, генерал В.Г. Харжевский вступил в должность начальника РОВСа, одновременно оставаясь председателем Общества галлиполийцев. В это время политический строй СССР казался незыблемым. Демократические правительства Западной Европы и США строили отношения с наследниками кровавого большевистского режима как с равноправными и легитимными партнерами. Во Вьетнаме войска США увязали все глубже и глубже в трясине локальной войны. В Латинской Америке то там, то здесь заявляло о себе левое партизанское движение прокубинской и просоветской ориентации. В этих условиях перед руководством РОВСа вставали иные задачи, нежели до 1945 г., когда Российское зарубежье жило надеждами на новый «Кубанский поход». Теперь нужно было направить усилия на сохранение памяти о Белом движении в надежде на то, что ее удастся в будущем донести до русских людей. Именно поэтому в 70-х гг. столь актуальной задачей стало написание истории Дроздовской дивизии. К тому времени уже были изданы книги о своих прославленных частях корниловцами и марковцами. Теперь очередь была за дроздовцами.

Еще в 1937 г. в Белграде вышла книга воспоминаний генерал-майора А.В. Туркула «Дроздовцы в огне», в подзаголовке которой стояло: картины гражданской войны 1918 - 1920 гг. в обработке Ивана Лукаша. По свидетельствам детей русских эмигрантов «первой волны», чьи отрочество или юность пришлись на вторую половину 1930-х гг., «Дроздовцы в огне» были их настольной книгой. Уже после Второй мировой войны вышли в свет сборник воспоминаний дроздовцев–артиллеристов «Седьмая Гаубичная, 1918 - 1921» и мемуары бывшего начальника Дроздовской дивизии генерала В.К. Витковского «В борьбе за Россию». Однако дроздовцами, по сравнению с их коллегами – ветеранами именных полков Добровольческой армии, было сделано мало.

Нельзя сказать, что такой работы не велось вовсе. Сам Харжевский, еще живя в Праге, вел активную переписку со своими однополчанами, жившими не только в Чехословакии, но и во Франции и в Болгарии. Помимо сбора материалов по истории Дроздовской дивизии, Владимир Григорьевич собирал материалы по истории своего полка, в котором служил в войну 1914 - 1917 гг. Однако весь свой архив он вынужден был оставить в 1945 г. Тем не менее что-то удалось восстановить по памяти, какие-то бумаги, по всей вероятности, он смог сберечь.

Наконец в 1973 - 1975 гг. в Мюнхене вышел двухтомник капитана В.М. Кравченко «Дроздовцы от Ясс до Галлиполи». И среди источников, указанных Кравченко, фигурируют неизданные «Заметки» генерала Харжевского.

1970-е гг. были годами медленного угасания русских эмигрантских воинских организаций: возраст и нездоровье давали о себе знать.

В 1979 г. по состоянию здоровья генерал В.Г. Харжевский был вынужден оставить пост начальника РОВСа. Его преемником стал капитан М.П. Осипов, проживавший во Франции.

Скончался В.Г. Харжевский в городе Лейквуде, штат Нью-Джерси, 4 июля 1981 г. Похоронили его на кладбище Ново-Дивеевского монастыря в Лейквуде. 29 декабря 1986 г. скончалась его вдова - Лидия Петровна Харжевская.

В 1980-х гг. в «Часовом» появилось сообщение о сооруженном на могиле генерала Харжевского памятнике. Само Ново-Дивеевское кладбище является ныне одним из наиболее значительных воинских некрополей Российского зарубежья.

В.Г. Чичерюкин-Мейнгардт

Источник: сайт "Антибольшевистская Россия"



http://www.antibr.ru/dictionary/ae_harzh_t.html
Название: Мария Михайловна Бауман (Борель) (1927 – 2012)
Отправлено: White cross от 25.05.2012 • 08:32
19 (6) мая 2012 года в Аргентине, в городе Буэнос-Айресе скончалась Мария Михайловна Бауман (в девичестве Борель), внучка основателя Добровольческой Армии, генерала-от-инфантерии Михаила Васильевича Алексеева.

Её родители – штабс-ротмистр Л.-Гв. Уланского Его Величества полка Михаил Константинович Борель (1895-1978) и Вера Михайловна (1899-1992), младшая дочь генерала Алексеева – были знакомы ещё по Добровольческой Армии, а поженились уже в эмиграции, в 1921 году.

Семья Борелей жила в Белграде, столице Югославии, где 16 ноября 1927 году и появилась на свет маленькая Маша. «В каждой русской семье, – шутила Мария Михайловна, – обязательно должна быть своя Маша!..»

Во время Второй Мировой войны, когда к Югославии стали приближаться красные, семья Борелей, вместе с многочисленными родственниками, была вынуждена уехать в Германию – другого пути для эвакуации не было, а оставаться в Белграде родным генерала М.В. Алексеева было небезопасно…


Сначала Мария Михайловна вместе с родителями оказалась в Берлине, затем – в Познани, в западной части Польши. Но и оттуда вскоре пришлось отступать через Германию, ближе к швейцарской границе, где семью и застал конец войны.

До 1947 года Мария Михайловна, её родители и родственники находились во французской оккупационной зоне, затем переехали под Мюнхен, в организованный американцами лагерь для перемещённых лиц. Только в феврале 1949 года открылась возможность уехать оттуда в далёкую Аргентину, куда всё многочисленное семейство и прибыло 1 марта того же года.

Жизнь в Аргентине поначалу была очень трудной: первые дни жили в иммиграционном доме, затем семью приютил русский офицер, имевший небольшой собственный домик. Лишь впоследствии, когда отцу, старшему брату и самой Марии Михайловне удалось найти в новой для них стране работу, жизнь вошла в нормальную колею.

В Аргентине Мария Михайловна работала в одной немецкой фирме. Вышла замуж за Александра Владимировича Бореля, сына русского белоэмигранта. Муж, Александр Владимирович, был медиком, работал в лаборатории. У Александра Владимировича и Марии Михайловны родились две дочери – Вера и Елизавета…

Ко всем этим фактам биографии необходимо добавить, что всю свою жизнь, до самой смерти, Мария Михайловна душой болела за Русское Дело и вела активную общественную работу.

Автору этих строк довелось познакомиться с Марией Михайловной Бауман ещё в середине девяностых годов прошлого века. Это личное знакомство оставило тогда глубокий след, вылилось в обширную переписку, тесное сотрудничество и ту дружбу, которая, вне зависимости от возраста, возникает между очень близкими по духу и идейным взглядам людьми…

Тогда, в середине 1990-х годов, общая атмосфера в Русском Зарубежье стала сильно меняться. Увы, не в лучшую сторону. Из жизни уходили последние Белые Воины, а большинство их потомков – «уходило в быт»; членство в Белых организациях, продолжавших идейную борьбу с коммунизмом и его наследием, сделалось в эмигрантской среде, мягко говоря, уж очень «не модным»… О продолжении Белой борьбы стали говорить как о деле «не актуальном»… Начинались игры в согласие и примирение с наследниками большевицкого режима, зародилось движение «красных кадет» – новое сменовеховство, а через несколько лет – и подготовка к предательскому «объединению» Русской Православной Церкви Заграницей с Московской Патриархией…

В этих условиях начавшегося духовного, физического и идейно-политического умирания Русской эмиграции очень немногие отваживались отстаивать те традиции и принципы, на которых более 70 лет стояла Русская Белая военная эмиграция.

Но Мария Михайловна всегда гордилась тем, что её дед стоял у истоков Белой борьбы, подчёркивала, что отец был участником Белого движения, состоял членом Русского Обще-Воинского Союза. По мере возможности и сама она принимала участие в делах РОВСа.

Внучка основателя Добровольческой Армии всем сердцем поддержала осуществлённое Председателем РОВСа поручиком В.В. Гранитовым перенесение Белой работы на Родную Землю и активно содействовала этому процессу, пересылая единомышленникам в Россию столь редкие в 1990-е годы книги по истории и идеологии Белого движения, уникальные материалы о Русской эмиграции.

«Глубоко мною уважаемый мой дед, – писала Мария Михайловна в одном из своих писем к членам РОВСа в России, – светлой памяти генерал Михаил Васильевич Алексеев, в 1917 году говорил и писал в своих письмах супруге: «Надо зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка в охватившей Россию тьме» и также – «Надо не бояться дерзать!»

Я счастлива сознавать, что зажженный светоч генералом М.В. Алексеевым, великим русским патриотом, горящим пламенной любовью к России, не угас, а, благодаря… продолжателям его дела, как вы… – разгорается и набирает силу. Моля Господа о возрождении дорогой нашей Родины и следуя примеру моего деда, я дерзаю сказать: «Россия, восстань из окутавшей тебя тьмы! Пусть заветы Господни – вера в Бога, чувство чести, долга и искания правды – снова станут твоими путеводителями! И, если пойдёшь ты по этому пути, то, как предсказано великими русскими святыми, засияешь ты всему миру ярким светом в непоколебимой силе и славе!»

Всем вам, дорогие и глубокоуважаемые соотечественники, от души желаю сил, здоровья, энергии и бодрости духа донести с помощью Божией знамя Белой России до победного конца…»

Поддерживая контакты с членами РОВСа в России и по мере возможности помогая им, Мария Михайловна в то же время неодобрительно относилась к идее передачи реликвий и архивных материалов эмиграции в музеи и архивы Российской Федерации. Внучка основателя Добровольческой Армии считала такую передачу преждевременной, не соответствующей политической ситуации на Родине (отметим здесь, что архив генерала Алексеева был вывезен в РФ вопреки её желанию и мнению).

Её принципиальная непримиримая позиция по отношению к наследникам коммунистического режима очень часто входила в острое противоречие с хотениями окружавшей её «примирявшейся и соглашавшейся» эмигрантской массы. Она – маленькая, хрупкая женщина – твёрдостью своей позиции как бы подавала пример равнодушным, отступившим и приспосабливавшимся. А ведь среди этих равнодушных, отступивших и приспосабливавшихся было немало мужчин, когда-то носивших погоны – кадетские или даже офицерские!..

Надо ли удивляться, что в критический для всей Православной Церкви момент так называемого «объединения», Мария Михайловна оказалась среди верных чад РПЦЗ, не поддержавших кремлёвско-лубянскую политическую афёру?..

Близко к сердцу принимала Мария Михайловна и трагедию своей второй Родины – Сербии. В одном из своих писем, в мае 1999 года, она писала:

«Сербскую трагедию, трагедию славянского православного народа переживаем всем мы, русские, особенно же родившиеся в Сербии, невероятно, болезненно. Дико возмущает бесконечная ложь и дезинформация западных стран. Ведь территория Косова с VII века принадлежит Сербии. Там множество стариннейших православных монастырей и церквей, как и исторических сербских памятников – албанского же ни одного! Сатанистами совершается не только геноцид, а ритуальное уничтожение. Причины лежат много, много глубже, чем защита албанцев…

Иногда приходит ещё и такая мысль в голову: под видом защиты «беззащитных» не затевается ли 3-я Мировая!? Теми же силами, которые рушат все устои во всём мире!»

Мария Михайловна была настоящей внучкой Верховного руководителя Добровольческой Армии и свято чтила память своего деда, ревностно оберегая её от нападок со стороны врагов и недоброжелателей.

Благодаря её кипучей энергии в 2000 году в России была издана объёмная, снабжённая большим количеством документов, книга Веры Михайловны Алексеевой-Борель «Сорок лет в рядах Русской Императорской Армии: генерал М.В. Алексеев» – уникальный труд, посвящённый жизни генерала Алексеева, истории Русской Императорской Армии и Белого движения.

Смерть Марии Михайловны Бауман – большая потеря для русской эмиграции в Буэнос-Айресе, для всех её родных и друзей в Аргентине и России.

От лица Русского Обще-Воинского Союза и от себя лично выражаю искренние соболезнования дочерям Марии Михайловны, Вере Александровне и Елизавете Александровне, её внукам и внучкам – Софии, Александре, Николаю, Марине, Александру, брату Михаилу, всем родным, близким и друзьям почившей.

Вечная память!

И.Б. Иванов, Председатель РОВСа



http://pereklichka.livejournal.com/163194.html
Название: фон Ирман (Ирманов) Владимир Александрович
Отправлено: Игорь Устинов от 27.05.2012 • 21:21
фон Ирман (Ирманов) Владимир Александрович
* 18.10.1852    + 27.09.1931 н.ст.

(http://www.grwar.ru/data/persons/200/163.jpg)

  Православный. Из дворян Киевской губ., сын полковника. Образование получил в Московской военной гимназии. В службу вступил 26.08.1868. Окончил 3-е военное Александровское училище (1870). Выпущен Подпоручиком (ст. 21.07.1870) в 134-й пех. Феодосийский полк. Поручик (ст. 07.10.1872). Переведен в артиллерию чином Подпоручика (ст. 07.10.1872). Поручик (ст. 29.12.1873). Штабс-Капитан (ст. 09.12.1876). Участник русско-турецкой войны 1877-78. Капитан (ст. 18.12.1878). Командир 2-й батареи 1-го Мортирного арт. полка (11.06.1892-07.04.1893). Подполковник (ст. 07.02.1893). Командир 6-й батареи 18-й арт. бригады (07.04.1893-13.10.1898). Командир 2-й батареи 21-й арт. бригады (13.10.1898-25.02.1900). Командир 1-го дивизиона 2-й гренад. арт. бригады (25.02.1900-06.07.1901). Участник Китайского похода 1900-01. Полковник (пр. 1900; ст. 25.02.1900; за отличие). Командир отд. Забайкальского арт. дивизиона (06.07.1901-18.02.1904). Участник русско-японской войны 1904-05. Командир 4-й Вост-Сибирской стр. арт. бригады (18.02.1904-07.03.1906). Ген-майор (пр. 22.10.1904; ст. 13.07.1904; за боевые отличия) с утверждением в должности. Герой обороны Порт-Артура. Награжден орденами Св. Георгия 4-й ст. (ВП 30.09.1904), 3-й ст. (ВП 04.01.1905), Св. Владимира 3-й ст. с мечами (24.10.1904). После падения крепости - в плену. Пытался бежать из лагеря в Нагасаки. Комендант Владивостокской крепости и командир 4-го Сибирского арм. корпуса (07.03.1906-11.05.1912; утв. 13.07.1908). Ген-лейтенант (пр. 1908; ст. 13.07.1908; за отличие). Командир 3-го Кавказского арм. корпуса (с 11.05.1912). Участник мировой войны. Награжден Георгиевским оружием украшенным бриллиантами (ВП 04.11.1914). Генерал от артиллерии (доп. пр. 06.12.1914; ст. 06.12.1914; за отличие). В 1916 сменил фамилию на "Ирманов". 08.06.1917 зачислен в резерв чинов при штабе Кавказского ВО. После Октябрьской революции уехал на Юг России и присоединился к Белому движению. Переименован по Кубанскому казачьему войску в чин Генерала от кавалерии (23.10.1919). Командовал 1-й бригадой 1-й Кавказской каз. дивизии в корпусе ген. А.Г. Шкуро. Врид командира 3-го Кубанского конного корпуса (07.1919). С 01.02.1920 в резерве чинов при штабе главнокомандующего ВСЮР. После поражения белых армий эмигрировал в Югославию. Член Общества кавалеров Ордена Св.Георгия, председатель отдела монархистов-легитимистов в Нови Саде. Начальник Новисадского района Корпуса Императорской армии и флота. Умер в г. Нови Сад. Похоронен там же 29.09.1931.

Награды: Золотое оружие (ВП 21.12.1901); ордена Св. Анны 2-й ст. с мечами (1903); Св. Георгия 4-й ст. (1904); Св. Владимира 3-й ст. с мечами (1904); Св. Георгия 3-й ст. (1905); Св. Станислава 1-й ст. с мечами (1905); Св. Анны 1-й ст. (06.12.1911); Св. Владимира 2-й ст. (06.12.1913); Георгиевское оружие украшенное бриллиантами (ВП 04.11.1914); мечи к ордену Св. Владимира 2-й ст. (ВП 06.12.1914); Белого Орла с мечами (18.03.1915); Св. Александра Невского с мечами (29.04.1915, бриллиантовые знаки – 1915)
=======
Монархист-легитимист Ирман Владимир Александрович

"Я уверен, что нет такого врага, который мог бы сломить нашу твердыню Владивосток - оплот России на Дальнем Востоке". Герой обороны Порт-Артура, комендант Владивостокской крепости генерал-лейтенант В.А. Ирман. Приказ по Владивостокской крепости и 4~му Сибирскому армейскому корпусу 24 июля 1912 г. № 271.

(http://www.srpska.ru/articles/15780/kadet-general-06.jpg)

Владимир Александрович Ирман, участник войны с Турцией и герой Порт-Артура, родился в 1852 году, воспитывался в Москве в военной гимназии и Александровском училище. Будучи начальником западного фронта сухопутной обороны Порт-Артура, ген. Ирман под убийственным орудийным и ружейным огнем, верхом на коне, во главе войск бросился в контратаку на занятую японцами нашу траншею. В 30 шагах от японцев под ним была убита лошадь. Контратака удалась. Наступление японцев было надолго задержано. 7-го окт., обходя позиции и открыто идя вдоль окопа, ген. Ирман был ранен пулей в ногу навылет, но остался в строю до конца. 16-го окт. на военном совете ген. Ирман самым решительным образом высказался за дальнейшую оборону крепости, не допуская и мысли о сдаче: «Надо обороняться до последнего человека, до последнего дома в городе». Когда стало известно о сдаче П.-А., ген. Ирман просил у ген. Стесселя разрешения пробраться в маньчжурскую армию, но получил отказ. Тогда, чтобы разделить участь нижних чинов, ген. Ирман пошел в плен. В Нагасаках ген. Ирман сделал попытку бежать, но был задержан. Только как известный японцам своей выдающейся храбростью, ген. Ирман не был предан суду за побег.

После окончания русско-японской войны в 1906 году стал комендантом Владивостокской крепости. Для Российской империи подобное назначение на должность, приравненную к командиру отдельного корпуса, человека без академического образования, недолгое время в чине полковника командовавшего артиллерийской бригадой было событием экстраординарным, поэтому до 1908 года и производства в генерал-лейтенанты Ирман лишь исполнял должность. По свидетельству самого Ирмана, крепость находилась в тяжёлом положении после увеличения постоянного гарнизона. Войска часто размещались в землянках и бараках, жилищное положение офицеров часто не отличалось от положения нижних чинов.

В подчинении у Ирмана оказались многие из его соратников по обороне Порт-Артура: генерал-лейтенант В. Ф. Белый, генерал-майор И. А. Тохателов, полковник Р. Ф. Зейц, генерал-лейтенант Н. А. Третьяков и другие. Боевая подготовка гарнизона проводилась с учётом опыта прошедшей войны. Велось активное строительство новых укреплений, казарм, дорог, полигонов. По предложению Ирмана полуостров Испания на побережье был переименован в полуостров генерал-лейтенанта Кондратенко.

16 октября 1907 года во Владивостокском крепостном минном батальоне началось восстание, вызванное крайним изнеможением инженерных войск гарнизона. Сапёры и минёры жили в неотапливаемых помещениях, ходили в изношенном обмундировании, недоедали. Владимир Ирман узнав о готовящемся выступлении заблаговременно выслал стрелковые части, которыми восстание было быстро подавлено. После выступления на миноносцах Сибирской флотилии поднял по тревоге и выслал на побережье полевую артиллерию и привёл в готовность крепостную, однако флотское командование подавило выступление своими силами. После подавления восстаний Ирман реорганизовал инженерную службу в крепости, добился отставки начальника инженеров крепости. Владивостокская организация РСДРП выпустила листовку:

…Жизнь и свобода граждан Владивостока крепко зажата в руках ирманов, руках, забрызганных кровью павших борцов…

В 1910 году Ирман стал командиром 4-го Сибирского армейского корпуса, в который вошли стрелковые части Владивостокского гарнизона. Тогда же в крепости развернулось строительство новых долговременных оборонительных сооружений, строившихся с учётом новейших достижений фортификации. Возглавлял специальную комиссию по усилению Владивостокской крепости сам комендант. По завершении строительства Ирман писал:

Боевая готовность крепости за это время, благодаря дружной по долгу присяги, работе всех чинов гарнизона крепости возросла на столько, что я уверен, что нет такого врага, который мог бы сломить нашу твердыню Владивосток — оплот России на Дальнем Востоке, особенно когда ее будут защищать такие доблестные боевые войска, какие составляют ее гарнизон (ГАПК, научно-справочная библиотека. Приказы по Владивостокской крепости и 4-му Сибирскому армейскому корпусу. Приказ № 271 от 24 июля 1912 г.).

Сменил немецкую фамилию на русскую Ирманов.

После Октябрьской революции Владимир Ирманов находившийся на Кавказе присоединился к Белому движению.

В 1918 году в возрасте 66 лет Ирманов вступает в ряды Добровольческой армии, где командовал 1-й бригадой 1-й Кавказской казачьей дивизии в составе корпуса генерала А. Г. Шкуро. Приказом Главнокомандующего Вооружёнными Силами Юга России А. И. Деникина Ирманов был переименован из генералов от артиллерии в генералы от кавалерии и зачислен в Кубанское казачье войско.

Владимир Ирманов во время отсутствия А. Г. Шкуро исполнял обязанности командира 3-го Кубанского конного корпуса, он руководил им в разгар решающих боёв в ходе наступления на Москву. Он участвовал в сражении 19 октября 1919 года, когда на небольшом участке фронта столкнулось 15 тысяч кавалеристов. Однако будённовские войска опрокинули фланг корпуса и Ирманов временно потерял управление войсками и потерпел поражение.

Вместе с корпусом он отступал от Воронежа до Новороссийска и Крыма. С 1 февраля 1920 года был переведён в резерв при штабе командующего. В ноябре 1920 года покинул Россию.

Очевидцы впоследствии с возмущением писали, что молодые генералы белой армии, многим из которых не было и тридцати лет занимали отдельные каюты, «…а наряду с этим, генерал Ирманов, гордость военной истории, скромно прижавшись в углу палубы под буркой со своей семьей, под открытым небом ежился от 12 градусного мороза бок-о-бок с нами, страждущим офицерством…»

Вместе с казаками Владимир Ирманов перенёс «галлиполийское сидение» и вместе с ними же перебрался в Югославию, в Нови-Сад, где поселился как частное лицо.

В эмиграции несмотря на преклонный возраст Владимир Ирманов не оставался в стороне от политики: он возглавил Новосадский отдел Союза монархистов-легитимистов, руководил изданием газеты «Вера и Верность». В 1924 году по повелению Кирилла Владимировича возглавил и Корпус офицеров Императорских российских армии и флота.

Умер 27 сентября 1931 года от апоплексического удара, был похоронен на русском участке местного кладбища. Семья Ирманова покинула Нови-Сад в 1944 году перед вступлением в город частей Красной армии. Могила Владимира Александровича Ирманова не сохранилась.