Автор: Михаил Ордовский
19 сентября 2013 года в городе Маракай (Венесуэла) у себя дома скоропостижно скончался человек уникальной судьбы, обер-ефрейтор Русского корпуса Николай Николаевич Толмачевский.
Мне посчастливилось познакомиться с Николаем Николаевичем и его семьей в 2011 г., во время съемок фильма «Русский корпус. Свидетельства». Я помню этот долгий, очень непростой разговор так, словно это произошло буквально неделю тому назад; почти год ушел на монтаж фильма, и весь этот год мы общались с ним глаза в глаза. Вот почему известие о его уходе, всего через восемь дней после кончины еще одного корпусника и моего давнего друга, Алексея Борисовича Легкова, такой болью отозвалось в душе. Они уходят…
Николай Николаевич Толмачевский родился 86 лет тому назад, 21 января 1927 г. в Кишиневе. Это — Бессарабия, вошедшая в состав Российской Империи еще при Петре Великом. Так что отец Николая Николаевича, тоже Николай Николаевич, старший, родившийся в 1880 г. в Тирасполе, был российским подданным. У семьи было небольшое имение недалеко от Тирасполя, так и называвшееся — Толмачевка. Учиться мальчика отправили в Кишиневскую гимназию, а затем в Харьков, в университет, по окончании коего Николай Николаевич-ст. стал присяжным поверенным.
Началась Великая война, но в армию его не взяли по причине глухоты на одно ухо — следствие детской травмы. Тогда он ушел на фронт вольноопределяющимся и был назначен на управляющую должность в один из госпиталей. И это факт, что человек с университетской «пломбой» ушел в армию рядовым. Там он и встретил известие о большевистском перевороте в Петрограде. Как известно, Бессарабия в годы Гражданской войны была воровски захвачена Румынией, и Николай Николаевич-ст. неожиданно стал подданным румынского короля.
Русское и украинское население Бессарабии несколько раз восставало против румынского режима, но эти выступления жестоко подавлялись. Из-за этого между Румынией и СССР на протяжении 1920–1930-х годов постоянно возникали серьезные политические трения.
Николай Николаевич-мл. родился в Кишиневе. Мама его происходила из стариннейшего французского рода Де Бонди и была «смолянкой». Семья мамы владела имением в 20 км от Кишинева, большим даже по российским меркам. Во время съемки Николай Николаевич-мл. сказал так: «Вся моя семья — чистокровно русская, и у нас всегда в доме был настоящий русский дух. Меня воспитали по-русски». В Кишиневе мальчик пошел в местную школу. «Я не говорил по-румынски до восьми лет. … Я научился, конечно — обязательно было говорить по-румынски, и я научился румынскому языку. Но после русского. Так что у меня в сердце Россия осталась очень глубоко». (Это к нашим сегодняшним разговорам о воспитании патриотизма!)
1 сентября 1939 г. началась Вторая мировая война, в которую СССР вступает активным союзником нацистской Германии. 28 июня 1940 г. советские войска вошли в Кишинев. Так неожиданно вся семья Толмачевских стала гражданами Советского Союза. На территории Бессарабии и Буковины была создана Молдавская АССР, и в ней сразу же начались массовые репрессии. Из семьи Толмачевских спасся только отец, который весь этот год жизни «под советами» то появлялся, то надолго исчезал из дома. Николай Николаевич вскользь упомянул, что папа прятался у местных евреев. Вся родня со стороны матери и даже 75-летняя бабушка, мать отца, были арестованы и высланы.
Мальчик Коля жил в семье своего крестного отца. Тем не менее, он продолжал ходить в кишиневскую школу. Вот один из рассказов Николая Николаевича о том времени.
«Где я учился? В советской школе, правильно? … я ненавидел большевиков. И ненавидел Сталина, конечно. И один раз один из моих учителей мне что-то такое сказал, что мне не понравилось. О России. … Я ему сказал, что я этому не верю, потому что я читал русскую историю. Он мне на это ответил, что русская история — это все выдумки богачей и т.д. И я, в общем, с ним… я-то не поругался, потому что это было невозможно. Мне сколько было? 13-14 лет. Но я себя чувствовал вправе говорить о том, что я защищаю, верно, да? Ну, кончился этот разговор, я, когда вышел из класса… Мы всегда носили с собой чернильницы. Вышли на улицу, где, в общем, собирались, и там был огромный портрет Сталина. Тогда ко мне подошел один из мальчишек, из моих мальчишек. … Он мне говорит, как ты смеешь о Сталине говорить такие вещи? Я тогда взял чернильницу и бросил ее в морду Сталину. Тут все перепугались. … В общем, мы все разошлись. И тогда мне один из моих приятелей сказал: «Слушай, ты лучше больше туда не возвращайся». Я сказал, нет, я вернусь, почему я не буду возвращаться? Никто меня не тронул. Не знаю. Наверное, никто на меня не донес. Никто не сообщил директору, что… Скандал поднялся страшный. Кто это бросил туда? Нужно узнать. Почему? Ну, это я вам рассказал этот анекдот только для того, чтобы было ясно, что мои друзья в школе, в общем, были на моей стороне».
Наступил 1941-й год, а с ним очередной поворот в судьбе Николая Николаевича: Бессарабия вновь вернулась в состав Румынии. Кстати, изрядно поредевшее население «Молдавии» повсеместно с радостью встречало румын и немцев. И в один прекрасный день в доме появился отец. И — снова стал вести себя совершенно неординарно. Он нашел каналы, по которым начал переправлять в Палестину семьи кишиневских евреев. Ни одного из них Николай Николаевич-мл. лично не знал. Конечно, сын узнал об этих тайнах лишь спустя много лет, когда ему ценой неимоверных усилий удалось вызволить отца из Советского Союза и перевезти в Венесуэлу. Рассказывая нам об этом через 60 лет, Николай Николаевич не смог, да и не хотел скрывать гордости за действия отца, хотя тот фактически сделал сына своим заложником.
Тем временем в далеком Белграде 12 сентября 1941 г. был создан Русский охранный корпус. Сведения о нем дошли до Кишинева лишь в 1943-м году, когда, остро нуждаясь в пополнениях, командование корпуса отправило в Бессарабию, Буковину и в Одессу группы вербовщиков, для приема добровольцев. Николай Николаевич познакомился с ними. «Говорили по-русски. Я с ними разговаривал, они мне сказали, что если я хочу быть добровольцем, то они меня с удовольствием примут. … Мне было почти что 17 лет. Но я подделал мой… Мой аттестат зрелости я подделал. Сделал, в общем, сказал, что мне уже 18. И у меня была морда такая похожая на 18-летнего мальчишку. Так что меня приняли в корпус».
Что же творилось в его душе, чтобы не по призыву, а добровольно вступить в корпус осенью 1943-го года, когда любой 16-летний юноша, вероятно, догадывался, что немцы уже не смогут выиграть войну!
«Большевик для меня — это Антихрист! Во-первых. Потому что я — православный человек. … Я был уверен в том, что то, что я делал добровольно — это было правильно. Потому что для меня, если вы поставите немца с одной стороны или большевика — я предпочитаю 10 немцев за одного большевика. Потому что для меня большевик действительно ненавидим и неприятен. … Я говорю о большевике. … Ну, вы можете понять, почему эта группа, которая была в Екатеринбурге, убили эту семью. Почему? Слушайте, для меня они уже не были ни царями, они были русскими людьми. Вы в состоянии убить русского человека? Хладнокровно, а? Вот вы могли б выстрелить в меня, зная, что я русский?».
И вот он уехал в Белград, прошел военную подготовку и попал в полк. Надо сказать, что, начиная с лета 1944-го года, Русский корпус вступил в полосу тяжелейших боев с титовскими партизанами, медленно отступая из Сербии на северо-запад. К этому времени партизаны уже были совсем не те, что в 1941-42 годах. По свидетельству корпусника Олега Николаевича Плескачева, они были прекрасно организованы, вооружены автоматическим стрелковым оружием, тяжелыми пулеметами, минометами, имели собственную артиллерию… «Но против русского штыка — ни-ни… Не выдерживали», — говорил Плескачев.
Случались и боевые контакты с частями Красной армии. Поздней осенью 1944 г. стрелок Толмачевский оказался под Травником и принял участие в продолжительных тяжелых боях.
«Мы шли на Травник, по лесам… Травник в горах. Так что по лесам, по всяким обрывам, переходили через реки до сих пор в воде. Стрельба с одной стороны, стрельба с другой стороны. Наши пушки стреляли через наши головы так, что мы не знали, стреляют по нам или стреляют по партизанам. Так что… Слушайте, я не могу описать, чтобы… чтобы это вот, чтобы это было ясно. … Слушайте, война — это ужас. Да? Убивать противника или убивать своих людей для меня это с детства… Слушайте, это грех! Лишать жизни людей, правда? А?»
В феврале 1945-го Николай Николаевич был ранен осколками разорвавшейся вблизи мины. Его вывезли в село Бусовачу, а оттуда госпитальным поездом, шедшим из Греции, доставили на излечение в Дрезден. Он покинул этот несчастный город за день до той страшной экзекуции с воздуха, которой союзники подвергли Дрезден. И вернулся в строй — в апреле 1945-го года!!!
Он еще успел, стоя в почетном карауле, отдать последние почести умершему командиру Русского корпуса генерал-лейтенанту Борису Александровичу Штейфону.
Чины Русского корпуса сложили оружие в Австрии, в зоне ответственности Великобритании и впоследствии чудом не были выданы в СССР, несмотря на требования Молотова и Вышинского. Самого же Николая Николаевича спасло как раз владение румынским языком: специальная комиссия убедилась в том, что он румын. И до конца жизни в документах Николая Николаевича местом рождения значился Бухарест.
Как и многие корпусники, Николай Николаевич перебрался из голодающей разрушенной Европы в Венесуэлу. Он обосновался в городе Маракай, работая сначала шофером, затем был принят индустриальным техником в компанию Ron Santa Teresa и далее 52 года служил в компании Central El Palmer в штате Арагуа. Был невероятным тружеником, как, впрочем, и большинство русских эмигрантов. Женился, но детей Господь не дал. Тогда Николай Николаевич с женой взяли на воспитание и вырастили как свою дочь местную девочку. Он еще успел посетить свою любимую Россию, но поехал только после того, как убедился, что коммунистический режим на родине пал.
«Слушайте, я считаю, что я исполнил мой долг как русский человек. Я обязан России моей верой, моим языком, моей душой. И во мне русский дух. И я считаю, что я чем мог помочь избавить мою Родину от большевиков, я должен был это сделать. И я это исполнил. Мне не удалось, чтобы это исполнилось так, как я хотел, — это не моя воля. Это Божья воля. Но я сплю спокойно, и я думаю, что я исполнил мой долг русского человека в то время».
Теперь он спокойно заснул вечным сном. Да будет земля тебе пухом, дорогой Николай Николаевич! Светлая тебе память!
http://beloedelo.ru/actual/actual/?171
