Гражданская война и военная интервенция в России (1917–1922 гг.) > Казачьи войска в Гражданской войне в России (1917–1922 гг.)

И.Г. Акулинин. Оренбургское казачье войско в борьбе с большевиками. 1917–1920

<< < (2/3) > >>

Александр Гирин:
Пятый период
(С июня по сентябрь месяц 1919 года)
В июне 1919 года в г. Троицке возобновил свои заседания Войсковой Круг. Им было санкционировано вступление Войскового Атамана генерал-лейтенанта Дутова в должность Походного Атамана и Инспектора Кавалерии.

Вызванная к жизни искусственно и получившая задачу действовать в пределах Башкирии и Оренбургского Войска, вновь сформированная Южная армия в начале себя ничем не проявила. Командующий армиейгенерал-майор Белов производил перегруппировку войск, получал укомплектование, налаживал тыл и штабной аппарат. Период реорганизации и формирования новой армии продолжался весь июнь и часть июля.

В конце концов, Южная армия составилась из пяти корпусов: 4-го, 5-го и 11-го армейских, 1-го Оренбургского казачьего и Сводно-Туркестанского.

2-й Оренбургский казачий корпус был расформирован; части его пошли на усиление 4-го и 11-го армейских и 1-го Оренбургского корпусов; командир корпуса генерал-майор Акулинин был отозван в Омск на должность начальника штаба Походного Атамана.

4-й Оренбургский армейский корпус генерал-майора Бакича, усиленный казачьими частями, вошел целиком в состав Южной армии.

5-й армейский корпус генерал-майора Элерц-Усова прибыл из Сибири.

11-й армейский корпус был сформирован генерал-майором Галкиным (генерал-майор Галкин раньше состоял Управляющим Военным Ведомством при Самарском Комитете Членов Учредительного Собрания) в районе г. Троицка из пленных красноармейцев, добровольцев и частью мобилизованных.

На формирование Сводно-Туркестанского корпуса была обращена Оренбургская казачья пластунская дивизия с 1-м линейным конным полком, выделенные из состава 1-го Оренбургского казачьего корпуса; пластуны и линейцы, после занятия Актюбинска, наступали вдоль Ташкентской железной дороги в сторону Туркестана; туда же были отправлены из Орска два стрелковых полка.

В состав 1-го Оренбургского казачьего корпуса, кроме его двух основных дивизий (1-й и 2-й) была включена еще одна (4-я) из расформированного 2-го корпуса. 1-й корпус в течение двух летних месяцев простоял под Оренбургом, не предпринимая никаких активных действий, т.к. не получал соответствующих директив из Штаба Армии.

Весенние успехи армии Верховного Правителя сильно встревожили большевиков, но они как раз к этому времени покончили с Украиной и захватили Крым: у них освободились значительные силы, которые были немедленно переброшены на Восточный фронт, после чего красное командование повело здесь решительное наступление, особенно со стороны Самары.

К моменту перехода большевиков в наступление Сибирская и Западная армии, пройдя с непрерывными боями громадные пространства, понесли большие потери; части были измотаны, наступательный порыв в нихослабел; необходима была временная передышка и укрепление за собой занятой территории. Но желание поскорее выйти к Волге побудило высшее командование безостановочно двигаться вперед; тыл, как всегда, не поспевал за фронтом; части текли все больше и больше, причем выбывали из строя главным образом лучшие элементы: добровольцы и молодежь, для пополнения убыли была произведена мобилизация и сформировано несколько частей из пленных красноармейцев.

Но мобилизованные – большей частью развращенные и зараженные большевизмом еще на фронте Великой войны – комитетчики, и бывшие красноармейцы, в первых же боях по одиночке, партиями и даже целыми частями с оружием в руках переходили на сторону красных или разбегались.

В первых числах июня Западная и Сибирская армии, под давлением большевиков, стали отходить на восток; за ними потянулся и правый фланг Южной армии. Были оставлены: Пермь и Уфа, а затем Екатеринбург и Челябинск. К концу июля весь Уральский горнозаводской район находился в руках красных. Остатки Сибирской и Западной армий, а в их составе дивизия и бригада Оренбургских казаков – уже отходили по ту сторону Уральских гор в пределы Западной Сибири.

С потерей Челябинска Южная армия и Оренбургское Войско лишились железнодорожной связи со своей базой Сибирью.

После захвата большевиками Троицка и Кустаная и занятия ими территории 3-го и 4-го Округов, создалась угроза не только правому флангу, но и тылу Южной армии. С падением Троицка, служившего промежуточной базой, тыл Южной армии повис в воздухе, а ее коммуникационные пути терялись в бесконечных степных пространствах.

Перед командующим Южной армией стала дилемма: принять ли удар большевиков, оставаясь на занимаемых позициях, или, не теряя связи со своей базой (Сибирью) и не отрываясь от соседей (Западной) армии, отходить на восток в хлебородный Атбасарско-Кокчетавский район. Генерал-майор Белов решил: «или умереть на своей фланговой позиции или разбить врага», и в соответствии с этим решением приступил к перегруппировке войск. Некоторые командиры корпусов, учитывая общее стратегическое положение и моральное состояние своих войск, настойчиво советовали Командующему, прикрывшись арьергардами и заслонами, отходить на восток. Отрываясь от Сибири, Южная армия поворачивала тылом к пустынным степям Туркестана, занятого большевиками.

Вдоль Ташкентской железной дороги действовал небольшой и только что сформированный – Сводно-Туркестанский корпус, состоявший главным образом из пластунских и конных казачьих частей, выделенных из 1-го Оренбургского казачьего корпуса. В течение лета эти части под командой полковника Фаддеева, довольно успешно продвигались вперед, захватывая у красных одну станцию за другой. В первых числах августа полковник Фаддеев подошел к Аральскому морю; но как раз в это время большевики получили подкрепление с Асхабадского фронта и стали оказывать упорное сопротивление.

Оттеснив Сибирскую и Западную армии за Уральский хребет, большевики в начале августа повели наступление против Южной армии. В районе Оренбурга, перед фронтом 1-го Оренбургского казачьего корпуса, в командование которым в конце июля вступил командированный из Омска генерал-майор Акулинин, были сосредоточены значительные силы красной конницы и пехоты (генерал-лейтенант Жуков был отозван для занятия должности в тылу).

Фронт 1-го корпуса был сильно растянут. 1-я Оренбургская казачья дивизия генерал-майора Смирнова стояла кордоном к северу от р. Сакмары.

4-я Оренбургская казачья дивизия генерал-майора Лосева занимала промежуток между реками Сакмарой и Уралом в районе станиц -Пречистенской и Каменно-Озерной. Дивизия имела задачу: прикрывать Орскую железную дорогу с тем, чтобы при первой возможности перейти в наступление для овладения Оренбургом. Участок 2-й Оренбургской казачьей дивизии полковника Шеметова тянулся на несколько десятков верст вдоль левого берега р. Урала, от поселка Благословенского до станицы Рассыпной (станица Рассыпная расположена на границе Оренбургского Войска с Уральским Войском).

Главные силы дивизии были расположены по линии Ташкентской железной дороги против г. Оренбурга, где противников разделяла только р. Урал; все пригородные рощи и дачные поселки были заняты казаками. Ниже г. Оренбурга сплошного расположения не было; река наблюдалась разъездами, и лишь в пунктах вероятных переправ были выставлены сторожевые заставы. В распоряжении командира корпуса никаких резервов не было.

По прибытии к месту нового назначения генерал-майор Акулинин попытался перейти в наступление на участке 4-й дивизии между реками Сакмарой и Уралом, где местность благоприятствовала скрытому подходу (холмы, овраги); однако красные за лето здесь укрепились, атаки казаков были отбиты. Тогда командир корпуса решил принять более сосредоточенное расположение, чтобы выделить маневренную группу для активных действий. Части корпуса стали готовиться к перегруппировке,но в этот момент красное командование переправило через р. Урал, ниже г. Оренбурга, конную дивизию, которая без труда оттеснила сторожевые казачьи отряды и вышла во фланг 1-му корпусу. Вслед за этим большевики повели решительное наступление вдоль Орской и Ташкентской железных дорог.

Растянутые части 1-го корпуса не могли сдержать большевицкого натиска и стали постепенно отходить на восток, задерживая противника на попутных рубежах. Наиболее упорное сопротивление оказывала 2-я дивизия полковника Шеметова.

В то же время обозначилось наступление большевиков и на фронте соседнего 11-го армейского корпуса генерал-майора Галкина, действовавшего севернее Орской железной дороги. 11-й корпус, как упоминалось выше – был сформирован преимущественно из пленных красноармейцев: к нему были приданы башкирские и казачьи конные части.

При первых же боевых столкновениях в 11-м корпусе началось дезертирство и переход на сторону красных, сначала по одиночке и небольшими группами, а потом целыми частями: так целиком сдалась Башкирская конная бригада; были случаи когда свои же части открывали огонь по своим. В результате измены и предательства на участке 11-го корпуса образовались интервалы, совершенно свободные от войск: резервов для их занятия не было. Красные ринулись в эти промежутки и захватили Орск – передовую базу Южной армии, где были сосредоточены запасы артиллерийского, инженерного и интендантского имуществ и где находился штаб армии.

Спешно переброшенный из Башкирии в район Орска 5-й корпус уже не мог восстановить положение, и лишь на время задержал развитие успеха большевиков. С захватом Орского участка Южная армия разрывалась на две части: 4-й Оренбургский армейский корпус генерал-майора Бакича оставался севернее Орска, а все остальные корпуса оказались к югу и юго-западу от него. 1-й Оренбургский казачий корпус генерал-майора Акулинина сдерживал натиск противника по обеим сторонам р. Урала между Орской и Ташкентской железными дорогами – причем особенно ожесточенные бои произошли у ст. Мартук; но вследствие падения Орска, когда противник очутился в тылу, и обхода левого фланга конницей красных, части 1-го корпуса принуждены были отойти к Актюбинску.

Штаб Южной армии переехал – сначала в Актюбинск, а затем, постепенно спускаясь по Ташкентской железной дороге на юг, остановился на ст. Челкар в киргизской степи. Для удержания Актюбинского района была образована, так называемая, Северная группа, в составе 11-го, 5-го и1-го Оренбургского казачьего корпусов, но уже 2-го сентября, после короткого боя, Актюбинск был оставлен. К Актюбинску были сосредоточены силы, достаточные для обороны города и его окрестностей, по крайней мере, в течение нескольких дней; но разложение уже настолько охватило войска, что части, оборонявшие Актюбинск, после нескольких выстрелов – или отступали или передавались красным; в начальника обороны г. Актюбинска, генерал-майора Комаровского, стреляли свои же солдаты.

Видя неустойчивость фронта, Командующий Южной армией решил пробиваться в Туркестан. Туда вел единственный путь – Ташкентская железная дорога, пролегающая на целые сотни верст по безводной пустыне; других путей подготовлено не было. Пробраться по такой узкой кишке целой армии – хотя и сильно уменьшившейся численно – едва ли представлялось возможным, особенно без запасов продовольствия. Правда, генерал-майор Белов рассчитывал заготовить хлеб и фураж в районе станций Челкар и Эмба, но, благодаря недостатку транспортных средств, и быстрой смене событий, подвезти к железной дороге ничего не удалось. Кроме того, путь отхода был закупорен большевицким отрядом, упорно удерживавшим ст. Аральское Море, а в то же время и со стороны Актюбинска противник наседал во всю. Генерал-майор Бакич, находясь к северу от Орска и считая отход своего корпуса на юг невыполнимым, двинулся на восток, о чем и донес командующему армией.

После падения Актюбинска туда же направился с небольшими остатками 11-го армейского корпуса генерал-майор Галкин. На юг по обеим сторонам Ташкентской железной дороги отходили 5-й армейский и 1-й Оренбургский казачий корпуса. По мере отхода деморализация среди войск увеличивалась все больше и больше. Разложению и панике способствовали многочисленные обозы и караваны беженцев, запрудившие все дороги. Тайные и явные агитаторы большевиков в это время уже энергично работали, играя главным образом на том, что начальство ведет солдат и казаков в «пески», где нет ни воды, ни хлеба и где всех ждет неминуемая гибель. Был пущен в ход провокаторский слух, что генерал Белов – немец (его бывшая фамилия Витекопф), ставленник большевиков и что он преднамеренно ведет армию к катастрофе.

Все эти слухи, сплетни и разговоры, явная и тайная агитация, в связи с неудачами на фронте и недостатком продовольствия, действовали угнетающе не только на малосознательную солдатскую массу, но и [на] неустойчивую часть офицерства.  Пробиваться с такими войсками на Ташкент нечего было и думать. Тем более что, узнав о неудачах под Актюбинском, некоторые части Сводно-Туркестанского корпуса, действовавшие против станции Аральское море, открыли фронт. 42-й стрелковый Троицкий полк перешел на сторону красных (тот самый полк, который в апреле месяце сорвал атаку Оренбурга во 2-м Оренбургском казачьем корпусе), а 2-й пластунский полк, захватив подвижной состав, двинулся по железной дороге к северу навстречу большевикам, и на ст. Челкар едва не арестовал штаб армии.

Генерал-майор Белов все еще пытался восстановить фронт, но это было невозможно: большая часть войск к этому времени представляла собой деморализованные митингующие массы. Чтобы спасти офицеров и хотя бы кадры полков, командиры 1-го Оренбургского казачьего и 5-го армейского корпусов настойчиво просили командующего армией, как можно скорее вывести еще уцелевшие части из моря разложившихся тылов с тем, чтобы, оторвавшись от противника, начать планомерный отход.

Генерал-майор Белов, отказавшись от мысли пробиваться на Ташкент, предлагал сначала отойти с остатками армии к Каспийскому морю: но затем перерешил, и отдал приказ двигаться на восток – в сторону Атбасара (г. Атбасар, Акмолинской обласим, находится на территории Сибирского казачьего восйка). Однако к этому времени большинство солдат и казаков по одиночке и группами, ротами и сотнями, с оружием и без оружия – ушло на север сдаваться красным или разбрелись по аулам и поселкам.

В район ст. Джурун и г. Темира (г. Темир и ст. Джурун, Тургайской области, находятся в пределах Киргизской степи) вышли остатки 1-го Оренбургского казачьего и 5-го армейского корпусов и разные тыловые учреждения. От ст. Джурун на Атбасар путь проходил по бесплодной киргизской степи; по дороге лежало только два небольших городка – Иргиз и Тургай; у оставшихся частей не было в запасе – ни хлеба, ни сухарей, ни фуража. На заготовку всего этого не имелось времени, да и не на чем было везти: все транспорты и обозы расстроились и разбежались.

Генерал-майор Акулинин и генерал-майор Элерц-Усов находили, что пускаться в длинный путь на восток с остатками деморализованных частей без запасов продовольствия рискованно и настаивали на отходе к западу – в Уральскую область. Путь здесь был короче, и по дороге можно было найти небольшие запасы хлеба и фуража.

Генерал-майор Белов с этим предложением не согласился. Пока шли переговоры между штабами корпусов и штабом армии, части 5-го армейского корпуса, сосредоточенные в районе ст. Джурун, открыли огонь друг по другу: одни хотели уходить на север к большевикам, другие их не пускали. В результате большая часть 5-го корпуса разбежалась или ушла к красным; небольшие группы, по инициативе частных начальников,потянулись на запад и, следуя по рекам Эмбе и Сагизу, вышли впоследствии на Жилую Косу (рыбачий поселок на восточном берегу Каспийского моря) и к г. Уилу.

Командир 5-го армейского корпуса, генерал-майор Элерц-Усов со штабом и последними остатками своих войск ушел на восток. В 1-м Оренбургском казачьем корпусе, после боев под Актюбинском относительный порядок сохранился, в 1-й дивизии генерал-майора Смирнова, которая вышла западнее Ташкентской железной дороги – к г. Темиру. Наибольшему разложению подверглась – 2-я дивизия полковника Шеметова и 4-я дивизия генерал-майора Лосева, отходившие восточнее железной дороги и попавшие в гущу обозов и беженских таборов. Начальники обеих дивизий с остатками своих частей, отошли в направлении на г. Иргиз, откуда в спешном порядке двинулись на восток, не успев предупредить о своем уходе даже командира корпуса. В арьергарде 1-го Оренбургского казачьего корпуса, прикрывая железную дорогу, отходил 21-й Оренбургский казачий полк (2-й дивизии) войскового старшины Керенцева. При приближении к ст. Джурун полку пришлось пробиваться с боем через толпы солдат 5-го корпуса, двигавшихся на север к красным. Вокруг генерал-майора Акулинина на ст. Джурун сгруппировалось около 500 офицеров и казаков разных частей, среди которых создалось определенное настроение идти на запад – к Уральцам. Как раз в это время в штаб 1-го Оренбургского казачьего корпуса прибыли гонцы из Уральского Войска с вестями о блестящих победах, только что одержанных Уральской армией, над советскими войсками.

Корпусная радиостанция ежедневно сообщала об успехах Добровольческой армии на путях к Москве и Саратову. Появилась надежда на скорое соединение Уральского фронта с Добровольческой армией. Поэтому отрываться от Уральцев, терять связь со своим Войском и уходить на восток, при полной неизвестности о положении в Сибири всем офицерам и казакам казалось нецелесообразным.

Считаясь со всеми этими обстоятельствами и имея в виду, что наиболее сохранившаяся от разложения 1-я дивизия находилась к западу от Ташкентской железной дороги, командир 1-го Оренбургского казачьего корпуса решил двинуться на запад – к пределам Уральского Войска – и отдал приказ о выступлении на г. Уил. Части корпуса выступили со ст. Джурун 9-го сентября. В тот же день ст. Джурун была занята взбунтовавшимися пластунами, прибывшими с юга. Поход совершался по Киргизской степи двумя колоннами: полки 1-й дивизии шли по тракту Темир – Уил, а штаб корпуса с остатками войсковых частей и тыловых учреждений, под прикрытием отряда Особого назначения есаула Крыловаследовал южнее – караванным путем вдоль р. Сагиза. Между 15-22 сентября остатки 1-го Оренбургского корпуса собрались в степном городке Уиле, расположенном на реке того же названия (г. Уил – бывшее Уильское укрепление – Уральской области, находится в 250 верстах южнее г. Оренбурга и в 180 верстах восточнее г. Калмыкова. Известен своей богатой «Уильской ярмаркой» на которую съезжается «вся степь», а также купцы из Юго-Восточной России, Хивы, Бухары и Туркестана). По дороге много казаков разбежалось и до Уила дошло всего 2000 человек.   

Командующий Южной армией генерал-майор Белов с частью своего штаба уехал в Атбасар, где стал собирать остатки своей армии, ушедшие на восток. Вскоре он был вызван в Омск, и его место, по распоряжению Омской ставки, заступил генерал-лейтенант Дутов, только что вернувшийся с Дальнего Востока, куда он ездил, в качестве Походного Атамана, для ознакомления с положением дел в Забайкальском, Амурском и Уссурийском Казачьих Войсках.

В районе Атбасара – Кокчетава, на территории Сибирского Казачьего Войска, к Атаману Дутову постепенно собрались офицеры, казаки и солдаты Южной армии, которым удалось пробраться на восток. Сюда же подошел Окружной Атаман 2-го Округа Захаров со своим отрядом в 3000 человек и некоторые отдельные Оренбургские полки и сотни, бывшие на разных участках фронта. Вместе с воинскими частями прибыли многочисленные обозы беженцы из Оренбургских станиц.

К Атбасару вышел и 4-й Оренбургский армейский корпус генерал-майора Бакича с Отдельной казачьей бригадой лихого партизана Разумника Степанова, который при отходе от Троицка и Кустаная успел нанести красным отрядам ряд жестоких ударов. Всего к Атаману Дутову собралось около 20 000 человек. Немедленно было приступлено к формированию армии, под именем Оренбургской, которая по плану Ставки должна была действовать совместно с мобилизованными Сибирскими казаками, южнее Сибирской железнодорожной магистрали.

После поражения, нанесенного на востоке Сибирской и Западной армиям, трудно было рассчитывать, чтобы Южная армия, предоставленная самой себе, могла выдержать очередной удар объединенных советских сил. Но, с другой стороны, едва ли кто мог допустить такой быстрый и катастрофический конец, какой постиг армию генерал-майора Белова. Казалось, что армия, состоявшая из пяти корпусов, хотя и неполного состава, в состоянии была оказать большевицкому натиску более упорное и длительное сопротивление, чемэто произошло в действительности. Следовательно, были какие-то причины, которые способствовали развалу войск и ускорили гибель Южной армии.

Эти причины можно усмотреть в следующих фактах:

1) Расформирование Оренбургской (Юго-Западной) армии и формирование вместо нее Южной, повлекло за собой перерыв в операциях и перетасовку войск, что совершенно не вызывалось обстановкой. Оренбургская (Юго-Западная) армия представляла собой не мертвый труп, а живой организм, который сначала разрезали на куски, а потом снова соединили под именем Южной армии; но вдохнуть жизнь в новый организм не сумели и не успели: большевики скоро перешли в наступление.

2) Уничтожение Оренбургской (Юго-Западной) армии, созданной казаками, состоявшей главным образом из казачьих частей и под командой казака (Атамана Дутова) – больно ударило по самолюбию всех Оренбургских казаков и, несомненно, отразилось на их настроении отрицательным образом. Обстановка требовала не расформирования Оренбургской (Юго-Западной) армии, а усиления ее пехотными частями и техническими средствами.

3) Командующий Южной армией со своим планом оставаться на месте -в пределах Башкирии и в области Войска Оренбургского – после того как связь с соседней (Западной) армией и с основной базой (Сибирью) – была прервана – поставил армию в критическое положение: армия оказалась без тыла. Решение же генерал-майора Белова, после неудач под Орском и Актюбинском отходить на Ташкент (что на языке казаков и солдат называлось идти в «пески») окончательно погубило армию. Правда, принимая первое решение, Командующий Южной армией исходил из предположений, что Сибирская и Западная армии, получив подкрепления, быстро оправятся и перейдут в наступление и что Южная армия до их подхода выдержит натиск советских войск. В стойкость своей армии, особенно башкирских частей, генерал-майор Белов верил глубоко.

4) После боев под Орском и Актюбинском необходимо было, прикрывшись арьергардами, отводить расстроенные части как можно скорее на восток; но генерал-майор Белов, находясь со штабом армии в тылу и не представляя истинной картины разложения войск – наоборот, пытался задержаться и восстановить фронт, чтобы затем начать планомерный отход по Ташкентской железной дороге в Туркестан.

5) Привлечение в строй пленных красноармейцев, не оправдало возлагавшихся на них надежд и, имело тяжкие последствия: со стороныкрасноармейцев было проявлено много случаев предательства и обратного перехода на сторону большевиков.

6) Распыление казачьих полков между всеми корпусами, отсутствие в руках Командующего армией конного кулака, возложение на всю конницу пассивных задач с приковыванием ее к позициям – все это содействовало неуспехам армии.

7) Малая устойчивость некоторых казачьих частей и неумение их драться в конном строю понижали обороноспособностьотдельных участков фронта. Последние обстоятельства объясняются тем, что казачьи полки, в значительной степени, были «разбавлены» плохо обученными малолетками и совершенно «не обстрелянными» стариками «неспособными» казаками.

8) Наблюдались недовольство и апатия среди солдат и казаков на почве усталости от войны и тоски по семье и станице.

9) Среди солдатской и даже казачьей массы были сознательные большевики и сочувствующие большевизму, которые тайком от начальства, а иногда и открыто, вели в частях разлагающую работу.

10) Громадную роль в разложении армии сыграла умело поставленная и широко развитая агитация большевиков и слабая постановка дела пропаганды с антибольшевицкой стороны.

Александр Гирин:
Шестой период
(С сентября по декабрь 1919 года – и последующие события)
Командир 1-го Оренбургского казачьего корпуса считал, что, после разгрома Южной армии, большевики обрушатся на Уральцев, почему отойдя к Уилу, поставил себе задачей прикрыть правый фланг Уральской армии, содействуя ее операциям. Уильский район для Уральского войска имел громадное значение, благодаря большим запасам хлеба. Это был единственный источник, откуда Уральцы могли получить хлебные продукты, так как в районе, занимаемом Уральской армией их совершенно не было, а расчеты Уральского командования получить хлеб с Кубани не оправдались. Кроме того, г. Уил представлял собой узел караванных путей, заняв которые, Оренбургцы прикрыли от большевиков Доссорские нефтяные промыслы, где имелись запасы нефти, в которой так нуждались и большевики и Уральцы.

Положение на фронте Уральской армии к моменту прихода 1-го Оренбургского казачьего корпуса было прочное: Уральцы стояли по обоим берегам р. Урала южнее Уральска и Илецкого городка, и готовились к операции по овладению г. Уральском. Утвердившись в районе г. Уила иприведя остатки расстроенных частей в порядок, генерал-майор Акулинин стал высылать небольшие отряды в сторону Илецкой Защиты и Ташкентской железной дороги. Одни из этих отрядов вели разведку и устанавливали связь с линейными станицами, расположенными по р. Илеку, другие производили налеты на Ташкентскую железную дорогу; третьи способствовали заготовкам и вывозу хлеба для Уральской армии, из богатых крестьянских хуторов.

Для поддержания духа казаков и офицеров при штабе 1-го Оренбургского казачьего корпуса издавалась газета «Военный вестник», материалом для которой служили главным образом Добровольческие и большевицкие радиосообщения, ежедневно перехватываемые корпусной радиостанцией. Из радиосообщений Оренбургские казаки, заброшенные в глухую киргизскую степь, видели как Добровольческая армия неудержимым потоком двигалась на север, к Москве. Это вносило бодрость, заставляло забывать о собственных неудачах и вселяло уверенность в окончательной победе над советской властью.

В г. Уиле находилось Киргизское Правительство Западной Алаш-Орды, так называемый Уильский Олейят, которое имело небольшие воинские части из киргиз, сформированные при помощи казаков. Между Алаш-Ордой и прибывшими Оренбургскими казаками установились довольно хорошие отношения. Киргизы, прекрасно знавшие степь и имевшие постоянную связь со своими родичами самых отдаленных аулов, много помогали казакам в деле разведки и доставки донесений, давая знать о всех передвижениях большевицких отрядов. Первоначальные попытки большевиков овладеть Уилом отражались казаками с успехом; но в конце октября красные отряды, пополненные повстанцами из крестьн и киргизов, подступили к Уилу вплотную. Отходя с остатками 1-го Оренбургского казачьего корпуса в район Уила, генерал-майор Акулинин рассчитывал на приток беглецов из 1-го округа – по примеру прошлого года – на скорое восстание линейных и низовых станиц. Ни один из этих расчетов не оправдался.

Покончив с Южной армией и заняв территорию Оренбургского Войска, большевики перешли в наступление против Уральцев. Небольшая Уральская армия, истощенная непосильной борьбой, с тающими – не столько от вражеских пуль, сколько от болезней и голода – рядами, не имеющая тыла и отрезанная от всего мира, стала постепенно отходить на юг. Командующий Уральской армией генерал-майор Толстов вызвал на помощь Уральцам остатки частей Южной армии, которые пришли на Жилую Косу: отряды «воеводы» Киселева, Фортунатова, Красноярцева и др.

11-го ноября 1919 года был расформирован 1-й Оренбургский казачий корпус, части которого были направлены также на усиление Уральской армии на ее главном направлении – в район г. Лбищенска. (Штаб 1-го Оренбургского казачьего корпуса – во главе с начальником штаба полковником Пичугиным – и все корпусные управления, а также некоторые учреждения Южной армии, прибывшие в Уил – были переданы в распоряжение Уральской армии и переведены в Калмыков, Гурьев и др. места). В Уиле для наблюдения за правым флангом, остался Оренбургский дивизион и киргизская сотня под командой полковника Исаенко.

Генерал-майор Акулинин выехал на Северный Кавказ – хлопотать о помощи перед Командованием Добровольческой Армии и перед Войсковыми Правительствами Донского, Кубанского и Терского Казачьих Войск. (По прибытии в Уил генерал Акулинин вскоре пришел к выводу, что Уральскую армию неминуемо постигнет участь Южной армии, если не придет помощь со стороны Добровольческой армии. Помощь эта могла выразиться в присылке на Урал подкреплений живой силой, которые можно было перевезти на судах Каспийской флотилии или в операциях против Астрахани, Царицына и Саратова. Не имея точного представления о положении дел на Юге России, генерал Акулинин решил туда отправиться лично, чтобы попытаться привлечь внимание Южно-Русского Командования – а также Донцов, Кубанцев и Терцев – к Урало-Оренбургскому фронту. Наилучшим видом помощи генерал Акулинин считал присылку казачьих частей, для совместных действий с Уральской армией с целью освобождения от большевиков Уральска и Оренбурга. Перед отъездом на Северный Кавказ генерал Акулинин посвятил в детали своего плана войскового старшину Пивоварова, находившегося для связи при Штабе Уральской армии. Предавать свой план широкой огласке генерал Акулинин не считал возможным. К моменту приезда генерала Акулинина в район действий генерала Деникина обстановка на Юге России была такова, что ни на какую помощь рассчитывать не приходилось. Все Южно-Русские вооруженные силы к концу 1919 года находились в полном отступлении).  

Несмотря на ожесточенное сопротивление Уральских казаков, большевики, имея громадное превосходство в силах, теснили их по обоим берегам р. Урала все более и более к югу. Киргизское правительство, напуганное успехами красной армии, перешло на сторону большевиков. Чтобы выслужиться перед советской властью, киргизские части вероломно напали у м. Кзыл-Куга на Оренбургский дивизион, отходивший от Уила на присоединение к Уральцам.

18-го декабря пал г. Гурьев и Уральская армия была прижата к замерзшему Каспийскому морю. Войсковой атаман Уральского Войска генерал-майор Толстов с остатками армии, и многочисленными беженцами – всего до 15 000 человек – двинулся по совершенно пустынному восточному берегу Каспийского моря на форт Александровск. Этот поход был сплошной трагедией. До форта Александровска дошло не более 3000 человек – и то больных и отмороженных. Остальные погибли в пути от мороза, тифа и голода или перебиты красными и киргизами. Небольшая часть вернулась с дороги обратно. Из форта Александровска остатки Уральской армии предполагалось перевезти на Северный Кавказ. Но как раз в это время произошло крушение Добровольческой армии. В порт Петровск успели переправит только раненых, тяжело больных и сильно обмороженных. Остальные оставались еще на восточном берегу, как порт Петровск был занят большевиками. Астраханская красная флотилия неожиданно появилась в бухте форта Александровска и высадила здесь десант. В результате – все, что осталось от Уральской армии в форту, попало в руки большевиков. Но атаману Толстову с небольшим отрядом удалось укрыться в степь и через Закаспийскую область уйти в Персию. (В Персии отряд Атамана Толстова был интернирован англичанами и отправлен в концентрационный лагерь в Месопотамию. Впоследствии из Месопотамии Уральские казаки были переведены на Дальний Восток. Описание борьбы Уральских казаков с большевиками изложено в очерке И.Г. Акулинина «Уральское Войско в борьбе с большевиками» Журнал «Белое Дело», под ред. А.А. фон Лампе, Берлин, книга 2-я, 1927 г.).

Отдельные группы Уральских и Оренбургских казаков, из оправившихся больных и раненых, при эвакуации Добровольческой армии попали в Закавказье: одни в Азербейджан, другие в Грузию. В Азербейджане казаки собрались в районе Елизаветполя, откуда пытались пробиться в Армению, но после стычек с отрядами большевиков, занявших к этому времени Баку, были захвачены в плен и частью перебиты, частью разосланы по тюрьмам и концентрационным лагерям.

Из Грузии небольшая часть Оренбургских казаков с генерал-майором Акулининым переехала в Крым, к генералу Врангелю, где оставалась до конца вооруженной борьбы с большевиками. (Крым был эвакуирован Русской армией генерала Врангеля в ноябре 1920 года).

В Сибири в это время совершалась великая драма. Несмотря на ряд героических мер, предпринятых Верховным Правителем, положение в армиях адмирала Колчака, отходивших вдоль Омской и Сибирской железных дорог, ухудшалось с каждым днем; в тылу начались восстания; чехословацкие и польские отряды, оборонявшие Сибирскую магистраль,снялись и двинулись во Владивосток; вдоль железнодорожной линии и в Сибирских городах воцарился невообразимый хаос и смятение – все было запружено двигавшимися эшелонами войск и обозами беженцев. 14-го ноября пал Омск. Сибирское Правительство переехало в Иркутск. Армия, при которой находился адмирал Колчак, под командой генерал-майора Каппеля, отступала на восток.

Вскоре в Иркутске произошел переворот. Власть захватили, так называемые «земства» (состоявшие из социалистов-революционеров), которые передали ее большевикам. Все города Сибири были охвачены восстаниями. Верховный Правитель прибыл в Иркутск под охраной Союзных Миссий; здесь он был выдан большевикам и 7-го февраля 1920 года расстрелян вместе с председателем Сибирского Правительства Пепеляевым. Все «тылы», запрудившие железную дорогу от Омска до Иркутска, попали в руки красных. Небольшие остатки армии Верховного Правителя, во главе с генерального штаба генерал-лейтенантом Войцеховским – заменившим скончавшегося в пути генерал-майора Каппеля – ушли в Забайкалье, к Атаману Семенову, откуда впоследствии были вытеснены большевиками – вместе с войсками Атамана Семенова – и перевезены в Приморскую область – в район Никольска-Уссурийского и Владивостока. (В Приморье остатки Сибирских армий, под именем «каппелевцев» продолжали вести вооруженную борьбу с большевиками до конца октября 1922 года, когда был оставлен Владивосток и вся Дальне-Восточная окраина перешла в руки советской власти).

Что касается Оренбургских казаков, объединенных Атаманом Дутовым в районе Атбасара-Кокчетава в Оренбургскую армию, то история их такова. После оставления Омска и дальнейшего отступления Сибирских армий, Атаман Дутов вынужден был двинуться на восток; причем Оренбургская армия в это время находилась в периоде формирования. Отходить приходилось с боями: с фронта наседали регулярные красные части, а стыла нападали повстанческие отряды, которыми кишела теперь вся Сибирь. Первоначально взятое направление на Павлодар с тем, чтобы выйти на Великий Сибирский путь вскоре пришлось оставить: г. Павлодар, находившийся в 700 верстах в тылу Оренбургской армии, к этому времени оказался занятым красными. Постепенно снижаясь к югу, Оренбургская армия двигалась по малонаселенному и голодному краю на Акмолинск и Каркаралинск в общем направлении на Семипалатинск. В Каркаралинске Атаман Дутов узнал, что из Павлодара ему наперерез двинуты красные части; в то же время пришло известие о занятии Семипалатинска красными (в 550 верстах в тылу).

Тогда решено было отходить на Сергиополь – в Семиречье. Путь от Каркаралинска до Сергиополя (650 верст) пролегал по пустынной и частью гористой местности без жилья, без воды. Редкие киргизские кочевья при приближении армии быстро откочевывали со всем своим скарбом и скотом на юг – к озеру Балхаш, некоторые просто разбегались. У войск и у беженцев никаких запасов продовольствия не было и собрать их не представлялось никакой возможности. Армии, в собственном смысле этого слова, к этому времени уже не существовало. Двигались лишь многочисленные обозы, ехали группы всадников, шли кучки пеших людей, среди которых свирепствовала эпидемия тифа. Люди гибли и от морозов, и от голода, и от ран, и от болезней. В то же время приходилось вступать в бои с красными партизанами. Особенно много зла причинил казакам партизанский отряд красного князя Хованского, отбивший большое количество обозов с беженцами и имуществом.

В двадцатых числах декабря 1919 года остатки Оренбургской армии добрались до Сергиополя, рассчитывая здесь отдохнуть. Северо-восточную часть Семиреченской области занимал со своими отрядами Атаман Анненков. Считая себя хозяином всего Семиречья, он отказался признать Атамана Дутова, как старшего, Командующим армией, и распорядился не давать Оренбургским казакам – ни квартир, ни продовольствия.

Чтобы выйти из критического положения, на совещании старших начальников обеих сторон было постановлено: остатки Оренбургской армии свести в отдельный отряд под командой генерал-майора Бакича с подчинением его Атаману Анненкову, как Командующему Семиреченской армией (Отряд имени Атамана Дутова); Атаману Дутову принять гражданское управление Семиреченским краем, с пребыванием в г. Лепсинске. За довольствие Оренбургских частей и предоставление им квартир была передана Атаману Анненкову значительная сумма денег.

Для обороны против красных, вторжения которых приходилось ждать со дня на день, был образован фронт между озером Балхаш и горным массивом Тарбагатай. Части Анненкова заняли район Уч-Арал (левый фланг), а отряд генерал-майора Бакича расположился в районе Урджар (правый фланг), где крестьянское население подняло восстание против Атамана Анненкова еще до прихода Оренбургской армии. С марта месяца 1920 года большевики повели наступление со стороны Семипалатинска по всему Семиреченскому фронту. После первых же столкновений конные отряды Атамана Анненкова во главе с Асановым, перешли на сторону красных и признали советскую власть. Сам Атаман Анненков с небольшим отрядом едва успел переправиться на китайскую территорию. Там он был схвачен китайцами, закован в колодки и посажен в тюрьму в г. Урумчи.

Генерал-майор Бакич должен был под напором красных спешно отходить к китайской границе, которую перешел у м. Бахты 14-го марта 1920 года. Здесь его отряд был интернирован и поставлен лагерем на р. Эмиль, в 40 верстах от г. Чугучака (г. Чугучак в Западном Китае). Всего с генерал-майором Бакичем ушло в Китай до 12 тысяч человек. Атаману Дутову, никем не предупрежденному и почти окруженному красными в г. Лепсинске, с большим трудом удалось выбраться, под прикрытием отряда особого назначения, через ледниковый перевал Карасарык (19 000 футов высоты) в Кульджу. Китайские власти отнеслись к Атаману Дутову с большой предупредительностью и отвели ему для стоянки казармы бывшего русского консульства в м. Суйдин, в 40 верстах от Кульджи (г. Кульджа Синьцзянской провинции в Западном Китае).

Весной 1921 г. при попустительстве китайских властей и при содействии китайских войск отряд генерал-майора Бакича, двинувшийся вдоль русско-китайской границы (в сторону Урги) был окружен советскими войсками – и частью уничтожен, частью захвачен в плен. Лишь небольшой группе в 350 человек удалось скрыться в степях Монголии. После года скитаний по диким и пустынным Монгольским степям и после целого ряда приключений, эта горсточка храбрецов вышла с полковником Кочневым к г. Гучену (г. Гучен в Северо-Западном Китае), где была помещена в концентрационный лагерь, но в течение весны и лета 1923 года все казаки из Гучена перебрались в Ханькоу, Пекин и Тяньцзин, а затем и в Шанхай.

Большая часть беженцев, бывшая при отряде генерал-майора Бакича, погибла в Монголии; часть вернулась в советскую Россию; и лишь немногим удалось пробраться в Пекин и в Маньчжурию. Генерал-майор Бакич, схваченный большевиками в Монголии, был отвезен в Иркутск и там после суда расстрелян. Его судьбу разделил с ним и начальник штаба полковник Терванд. 6-го февраля 1921 г. Атаман Дутов пал от руки наемных убийц, подосланных большевиками из Семиречья. Отряд его остался предоставленным самому себе и часть казаков вернулась в советскую Россию, другие остались в Кульдже; а остальные пробрались в Маньчжурию. (Сведения об отступлении Оренбургской армии из района Атбасара – Кокчетава в Семиречье и далее в пределы Китая почерпнуты автором из писем, полученных с Дальнего Востока. Часть сведений сообщена участниками похода, прибывшим из Китая в Западную Европу).

Оребургские казаки, сражавшиеся вне территории Войска: бригада генерал-майора Кручинина на Пермском фронте и дивизия генерал-майора Мамаева на Уфимском направлении – отступили в составе армии адмирала Колчака в Забайкалье, совершив в жестокую зиму 1919-1920 гг. легендарный ледяной поход через всю Сибирь. Во время похода много офицеров и казаков погибло; в том числе доблестный генерал-майор Мамаев, покончивший с собой выстрелом из револьвера и окружной Атаман 3-го отдела Смирных, павший во время конной атаки, во главе своего отряда.

В Забайкалье Оребургские части продолжали борьбу с большевиками в армии Атамана Семенова. После оставления Забайкалья часть Оренбургских казаков попала к большевикам в плен, часть рассеялась или осела вдоль полосы отчуждения Китайско-Восточной железной дороги; остальные были перевезены с «каппелевцами» в Приморскую область, где составили бригаду, которая под командой генерал-майора Бородина, принимала самое деятельное участие в вооруженной борьбе Приморского Правительства с советской властью. В Приморье Оренбургцы держались под общим руководством генерал-майора Анисимова – до перехода края в руки большевиков. После падения Владивостока – что произошло в конце октября 1922 года – Оренбургские казаки, вместе с остатками «каппелевцев», отошли в Маньчжурию – к г. Гирину. Здесь китайские власти всех офицеров посадили в лагерь, а большинство казаков и солдат отправили в советскую Россию; наиболее упорствующих выслали внутрь Маньчжурии и разместили в лагерях по глухим городкам. Небольшая группа Оребургцев (школа подхорунжих в 129 человек) была вывезена из Владивостока на пароходе в Корею – в порт Гензан, откуда ее перевели на работы в район Сеула.

Со временем все отдельные группы Оренбургских казаков разошлись по всему Китаю; большая часть их обосновалась в Харбине, Тяньцзине и Шанхае. Многие из Оренбурцев служили в Русской Группе Войск Армии маршала Чжан Цзу-чана. (Сведения о пребывании Оренбургских казаков в Приморье и в Китае взяты автором – частью из писем и газетных сведений, частью сообщены лицами, прибывшими в Западную Европу с Дальнего Востока).

Войсковое Правительство Оренбургского Войска во главе с генерал-лейтенантом Тимашевым, после падения Троицка переехало в Орск, а оттуда с отступающими частями Южной армии прибыло на ст. Джурун, где было устроено совещание по поводу дальнейшего маршрута. Командир 1-го Оребургского казачьего корпуса советовал направиться в пределы Уральской области в г. Уил, куда уже был командирован с отрядом бывший комендат г. Оренбурга подполковник Заваруев, но генерал-майор Тимашев, поддержанный большинством своих коллег, решил двигаться на восток, и в тот же день выступил походным порядком, под прикрытием сотни Атаманского дивизиона, в направлении на Тургай и Атбасар. Длинный небезопасный путь через киргизские степи был пройден благополучно. Войсковое Правительство прибыло в Омск незадолго до его падения и, когда началась эвакуация, выехало по железной дороге в Иркутск.

Сибирская железная дорога в это время была забита поездами, эвакуировавшихся тыловых учреждений; движение совершалось крайне медленно и остановками; к тому же уходящие на Владивосток чехословацкие эшелоны не пропускали вперед русских составов. Под Красноярском, вследствие взрыва моста, образовался затор и поезд, в котором следовало Войсковое Правительство, проскочить на восток не мог. Все члены Войскового Правительства и служащие со всеми Войсковыми регалиями и Войсковой казной попали в руки большевиков.

Положение в Оренбургском войске в конце 1919 г., т.е. непосредственно после занятия его большевиками, было в общих чертах таково. Большевицкие комиссары, учтя опыт прошлого, отказались от массового террора; станицы не жгли и не разоряли; казачьего хозяйства открыто не грабили, но обложили все население непосильными налогами и всевозможными поборами. Доверие со стороны большевиков казаки не пользовались: большевики, по прежнему, считали казаков контрреволюционерами и врагами советской власти.

Все казаки были разделены на три категории:
1) надежных, которых забирали в красную армию и отправляли на фронт;
2) ненадежных расстреливали.
3) подозрительных – этих сажали в тюрьмы и отправляли на принудительные работы; часть из них потом отпускали на поруки по домам, часть оставляли заложниками.

Наиболее жестоким преследованиям подвергались офицеры, из коих много было расстреляно; остальные разосланы по лагерям и тюрьмам; лишь немногие были взяты в красную армию или приспособлены на службу в советских учреждениях вне территории Войска – главным образом в Сибири.

Хлеб и скот в станицах были взяты на учет; зерно и мясо усиленно вывозились к железнодорожным станциям, но за недостатком транспорта, внутрь Европейской России, почти ничего не отправлялось; все гнило на складах без всякого присмотра. Строевые лошади, седла, оружие и обмундирование от всех казаков и офицеров были отобраны и возвращенылишь тем, кого зачисляли в красную армию. В станицах и поселках правили совдепы, составленные из казачьих отбросов и разночинцев (иногородних). Оренбург, по свидетельству приезжавшего туда председателя Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, товарища Калинина выглядел «настоящим советским городом», так как был заполнен пришлым элементом с разных концов России.

В виде общего вывода относительно борьбы Оренбургского Войска надлежит отметить следующие положения: на Восточном фронте Оренбургское войско, по зову Атамана Дутова, выступило против советской власти первым и ушло с поля битвы в числе последних.

За время борьбы Войско проявило большую стойкость и выдержку и принесло неисчислимые жертвы всем своим достоянием. Оренбургские казаки вели борьбу не только за свои права и вольности – они, прежде всего, защищали Россию. Борьба их имела государственный смысл и велась в общерусском масштабе, не ограничиваясь защитой Войсковой территории. Войсковое Правительство никогда не отделяло казачьих интересов от общего дела, которому старались служить по мере сил и возможностей.

Тысячи Оренбургских казаков, не пожелав склониться перед комиссародержавием, сложили свои головы в непосильной борьбе с ненавистным врагом или пошли скитаться по чужим краям. Оренбургское Войско долг свой перед Родиной выполнило.

Александр Гирин:
Заключение
В результате двухлетней борьбы на Востоке большевики одержали верх. Фронт Учредительного Собрания был ликвидирован ими окончательно; остатки армий Верховного Правителя, в состав которых входили и Оренбургские казаки, оказались выброшенными на чужбину в виде беженских масс. Попытаемся привести посильные пояснения и сделать некоторые выводы из общего хода борьбы, ибо разыгравшиеся на востоке события не такого порядка, чтобы ответственность за них возложить на отдельных лиц или объяснять случайными явлениями. Гибель Восточного фронта произошла в силу целого ряда обстоятельств, остановиться на которых следует со вниманием. Сделать это надлежит во имя исторической правды. Какие же факты и события способствовали успехам большевиков и чем можно объяснить поражение антибольшевицких сил? Беспристрастный и правильный суд вынесет только история. Современникам же и участникам происходивших событий, основными причинами неудач и развала Восточного фронта представляются следующие явления.

Прежде всего, следует указать, что отдельные государственные организации, партии и народности, действовавшие на территории восточнее Волги – сплошь и рядом рассматривали происходившие события не с общегосударственной точки зрения, а сквозь призму своих местных интересов или партийных программ.

Так, возникший в Самаре Комитет Членов Учредительного Собрания, претендуя на Всероссийскую власть, не сумел проникнуться государственными началами и все развернувшиеся перед ним события стремился втиснуть в рамки своей партийной программы социалистов-революционеров. Естественно, что на этом пути он встретил противодействие; и весь его революционный пафос уходил на борьбу не столько с большевиками, сколько с Сибирским Правительством и с казаками. По мере хода событий сама идея Учредительного Собрания постепенно выветривалась. Среди военных она никогда не была популярной. Для старших начальников – и то только в начале борьбы – она являлась официальным лозунгом, необходимым при обращении к народным массам. Казаки, как на фронте, так и в станицах, к Учредительному Собранию отнеслись с полным равнодушием. За Учредительное Собрание ратовали главным образом интеллигентные круги и присяжные политики левых толков. Такое разномыслие к будущему органу, долженствовавшему заняться устройством Российского Государства, ни в коем случае не могло содействовать спайке и объединению антибольшевицких сил. Директория, избранная на Уфимском Государственном Совещании, в качестве объединяющей власти, никого не удовлетворила и никого не объединила, почему и сошла со сцены, никем не защищаемой при первом же натиске.

Сибирское Правительство с самого начала своего возникновения стало на общегосударственную точку зрения и стремилось работать во Всероссийском масштабе. Но оно не сумело ориентироваться в сложившейся обстановке и совершило ряд роковых ошибок, которые привели все дело освобождения России с востока к катастрофическому концу. Сибирское Правительство не учло того обстоятельства, что начало вооруженной борьбы пошло не от центра (Омска), а из казачьих областей, откуда эта борьба перебросилась в города Сибири, Урала и Поволжья. Вместо того, чтобы различные местные течения, областные стремления, вызванные к жизни естественным ходом событий, направить в одно русло, «координировать в единую сознательную государственную работу», Сибирское Правительство очень скоро и очень неудачно вступило на путь централизации, отвергая автономию областей, свободу национальных культур и местные особенности. Задача Омских политиков должна была бы состоять в том, чтобы «сохранить меру областных самостоятельностей и меру их сознательного взаимодействия в государственном смысле». Этого в Омске не поняли и работы в этом направлении не вели.

Омское Правительство заподозрило в сепаратизме даже казаков, хотя Войсковые Правительства Казачьих Войск, отнюдь не покушались на русскую государственность и не мыслили себя вне Великой России, за воссоздание которой казаки боролись в первых рядах. К сожалению, боролись не общим казачьим фронтом, а порознь: каждое Войско само по себе. Собственно вооруженную борьбу на фронте вели только Оренбургские, Уральские и затем Сибирские казаки; Забайкальских, Амурских и Уссурийских казачьих полков на фронте не было; они оставались в глубоком тылу для поддержания порядка в Восточной Сибири и для охраны своих территорий. Казаков большевики ничем приманить не могли: землю казаки имели, а волю – в виде самого широкого самоуправления – они вернули себе в первые дни февральской революции. Большевиков казаки ненавидели, но большевицкой опасности отчетливо не представляли; лишь впоследствии на горьком опыте убедились, что большевизм в корне разрушает казачий уклад и что казачество и коммунизм понятия не совместимые. В начале революции совершенно искусственно было создано – при содействии радикальной части казачьей интеллигенции – так называемое «трудовое казачество», под которым разумелась, главным образом, казачья голытьба, сочувствовавшая большевикам за их посулы. Но среди казаков нашлись изменники, которые пошли служить большевикам – и за страх и за совесть – чем внесли шатание в умы колеблющихся и не знающих, к какому берегу пристать.

Из инородцев более или менее значительное участие в политической жизни Поволжья, Урала и Сибири – после февральской революции -принимали башкиры и киргизы. Башкиры – народ не плохой, но совершенно темный, не способный самостоятельно разобраться в происходивших событиях. Вожаки их, нахватавшиеся верхов европейской культуры, люди большей частью беспринципные, лукавые, мелко-честолюбивые, а подчас и продажные – метались из стороны в сторону. На борьбу с большевиками они вышли с благословения Сибирского Правительства и в начале работали рука об руку с Оренбургскими казаками; потом перекинулись в сторону Самарского Комитета Членов Учредительного Собрания, а в результате очутились на службе большевиков. В последнем обстоятельстве отчасти виновато Омское Правительство, которое не было склонно признать автономию Башкирии и запретило формирование особых башкирских частей как раз в момент наступления большевиков на башкирскую землю, хотя до этого времени в Оренбургской (Юго-Западной) армии Атамана Дутова существовала целая пехотная дивизия из башкир, показавших себя в боевом отношении хорошими солдатами.

Киргизы не доросли до понимания общегосударственных интересов; вся борьба у них свелась к родовым спорам и личным счетам между вождями. Среди немногочисленной киргизской интеллигенции был особенно популярен лозунг «самоопределения народов», который, однако, в понимании киргизских политиков отнюдь не грозил расчленением России. Но Омское Правительство слишком поспешно и крайне неумело начало налагать руку на киргизскую «автономию», чем оттолкнуло от себя даже наиболее лояльные круги киргизской интеллигенции.

Существовавшие в Сибири политические партии и течения разных толков после падения Директории резко поделились на два лагеря: правый лагерь стоял за диктатуру и упрекал Сибирское Правительство в отсутствии твердого курса; левый наоборот, считал, что правительство должно опираться на народные массы и ратовал за создание законодательного органа. Многие демократические круги, не придерживавшиеся строго партийных программ, находили, что после 13-го ноября 1918 года Сибирское Правительство вступило на путь реакции, и к власти Верховного Правителя относились с недоверием. Путем печати, лекций, разговоров, эти круги, а также некоторые политические партии -особенно социалисты-революционеры – вносили в общество и в народные массы разлад, чувство неуверенности и неудовлетворенности, что в скором времени не преминуло отразиться в тылу и на фронте самым отрицательным образом. Разобраться во всех политических течениях, найти правду, людям, не искушенным в политике было очень трудно, а подчас и совсем невозможно.

Интеллигенция на Волге, на Урале и Сибири, как местная, так и пришлая, сбитая со своих позиций волной революции, которую она чаяла видеть совсем иною – оставалась во все время борьбы распыленной и бездейственной, хотя много ее ушло в ряды армии и самоотверженно работало на разных поприщах в тылу. Торгово-промышленный класс после большевицкого переворота действенной силы не представлял. На денежные жертвы шел неохотно; считал себя наиболее пострадавшим от реквизиций и экспроприаций. В то время, когда одна часть торгово-промышленников предоставила себя и свои предприятия в распоряжение власти и с пользою работала на оборону страны, другая часть пустилась в самую злостную спекуляцию, стараясь использовать тяжелое положение армии и населения в целях наживы.

Рабочие насквозь были пропитаны социалистическими идеями, причем значительная часть их тяготела к большевикам и левым социалистам-революционерам. Во всех случаях жизни они выставляли на первый план свои узко-классовые и партийные интересы, совершенно не считаясь с общим положением. В приходе к власти Верховного Правителя большинство рабочих усмотрело возвращение к старому режиму, что было отмечено с их стороны забастовками и восстаниями. На поддержку рабочих – за небольшими исключениями – ни тылу, ни фронту, рассчитывать было нельзя.

Крестьянство Сибири, Урала, Поволжья и Оренбургского края – в массе очень зажиточное – тогда еще не испытало всех ужасов большевицкого режима и в наиболее глухих местах смотрело на большевиков, как на благодетелей, которые дадут еще больше и земли, и воли, и прочих благ. Крестьянам не нравились ни мобилизации, ни реквизиции, производимые Сибирским Правительством и казаками. Появление в деревне агентов новой власти, часто со старыми приемами, пришлось не по вкусу крестьянским массам. Сибирская деревня, распропагандированная и сбитая с толку заезжими агитаторами и возвратившимися с фронта солдатами, еще не перебродила и не успокоилась. В вооруженной борьбе белых с красными крестьянство старалось «держать нейтралитет» или – в большинстве случаев – становилось на сторону большевиков, даже если и не сочувствовало им. Здесь сказывалась вековая неприязнь к «барину» и «начальству».

Колеблющаяся и неустойчивая политика наших союзников – французов и англичан – вносила во все круги общества и правительства нервность и неуверенность. По инерции все рассчитывали на действительную и широкую помощь, до присылки союзных войск включительно; но когда эти надежды не оправдались, у всех явилось естественное чувство разочарования и недовольства – особенно на фронте – несмотря на доставку значительного количества оружия и обмундирования.

Неожиданный уход с фронта чехословацких войск, после того как власть перешла в руки адмирала Колчака, без немедленной замены их свежими резервами, не мог не отразиться крайне неблагоприятно на ведении боевых операциях и вызвал, как в русских, так и в чехословаках нежелательные чувства взаимного охлаждения и даже неприязни.     Формирование целых частей из пленных красноармейцев, без достаточной фильтровки, давало печальные результаты: красноармейская масса не хотела воевать ни на той ни на другой стороне, и при первом удобном случае разбегалась или переходила на сторону большевиков, что крайне вредно отражалось на боевых операциях и понижало настроение войск.

Одной из существенных причин, повлекших за собой развал Восточного фронта, надо считать ту бешенную агитацию, которую большевики, с самого начала, развили среди населения и армии и которая с противоположной стороны встречала весьма слабое и неумелое противодействие. Затем, справедливость требует сказать, что при неудачах большевицкие верхи не терялись и проявляли кипучую энергию, как в области морального воздействия на массы, так и в деле собирания материальных сил, а также и умелого их использования. Действуя по внутренним операционным линиям, красное командование перебросило на Восточный фронт большие силы, и в конце второго года войны одержало здесь решительную победу.

Успехами в боевых операциях красные комиссары обязаны, главным образом, военным «спецам» которых им удалось навербовать из рядов старой армии, и среди которых были офицеры Генерального Штаба с крупными именами. Здесь не место разбираться во всех плюсах и минусах той и другой стороны, чисто военного свойства. Следует лишь отметить, что в гибели Восточного фронта большую роль сыграли именно военные ошибки, допущенные командным составом белых армий. Будущий военный историк войны, по всей вероятности, с особенной строгостью отнесется к действиям Омской Ставки, руководители которой, при составлении плана боевых операций и при проведении их в жизнь не всегда стояли на высоте требований военной стратегии. Среди начальников всех степеней попадались такие, которые во многом не отвечали своему назначению. Но их было меньшинство. Среди высшего командного состава были люди способные, даже талантливые; однако, из их среды не выделилось подлинного полководца, который мог бы повернуть ход событий в сторону спасения России. Точно также в составе Сибирского Правительства не оказалось ни одного человека с широким государственным размахом – типа Столыпина или графа Витте – которому была бы по плечу созидательная работа в революционной обстановке, когда надо было разбушевавшуюся народную стихию вводить в государственное русло.

Многим участникам событий бросалась в глаза чрезвычайная перегруженность тыла всевозможными учреждениями и канцеляриями, количество и размеры которых далеко превосходили потребности армии и совершенно не отвечали условиям гражданской войны. В то время, как войсковые части постоянно страдали от хронического некомплекта – в это самое время в тыловых учреждениях, с непомерно раздутыми штатами, сидела масса боеспособных людей, в которых так нуждался фронт. Главная тяжесть борьбы, как на фронте, так и в тылу легла на плечи многострадального русского офицерства, которое безропотно несло свой тяжелый крест.

Ни один класс общества, ни одна группа населения – не принесли столько жертв на алтарь Отечества, как русские офицеры, подвиги которых будут оценены по достоинству только историей. Среди героев и мучеников гражданской войны на первом месте будет стоять светлый образ Адмирала Колчака, который принес себя в жертву служения России.

Александр Гирин:
Приложения
1. Набат
«Грозно и властно гудит вечевой колокол казачества. С далекого Дона несется звон его.

Старший брат! Твой набат услышали сыны Урала, они давно ждали его.

Они бьются уже второй год за великую Мать-Россию и вольную казачью волюшку.

Гребенцы, сунженцы, лабинцы, черноморцы, весь бурный Терек и славная Кубань снова заняли свои сторожевые вышки и зорко оберегают Русь.

Иртыш, вспоминая прошлое, послал потомков Ермака укреплять русскую государственность.

А набат все сильнее и сильнее, и звуки его все шире и шире плывут в воздухе.
Вот они докатились и до Амура и до Байкала; радостно отозвались в сердцах казаков, и грозные полки растут и растут.

А набат все гудит. Далекая Уссури потянулась и, заслышав родные звуки, встрепенулась и слилась в общем течении.

А набат все звучит. Тихое Семиречье, притиснутое к Китаю, тянет руки свои к родным братьям и радуется скорой выручке, заслышав призывные звуки. Астрахань бьется в судорогах, но радостный звон казачьего колокола окрыляет сынов Волги.

А набат все громче и громче.
Бейте и вы, родные станичники, в свои вечевые колокола, бейте и вы в набат в своих тихих станицах. Зажигайте вехи сигнальные. Встало все казачество, встало твердо, и нет ему конца.

От Черного моря до берегов океана грозно двигаются полки. Стальные пики, как лес, колышатся. Радуется стар казак: легко умирать ему, видя дружбу и мощь казачью; видя, что дети не посрамили седины его и помнят былую славу. Радуется и млад-казак, что привел Бог принять участие в защите вольности казачьей и отблагодарить кормилицу Русь за ее заботы.

Становись, казак, плотнее. Пусть красный, малиновый, синий и желтый лампасы покажут всему миру, что жив еще казак, живо его огневое сердце, жив дух, и быстро течет его свободная кровь, и нет силы свалить эту вековую общину.

На крови и костях предков своих, вольных охочекменных людей, создались казачьи гнезда.

Вечно свободные, чуждые козни, казачьи общины всегда стоят за право государственное. Да и не может свободный вечно казак допускать разнузданность, предательство и продажу Родины своей. Казак был и есть верный сын Родины и любит ее больше жизни своей. А набат все гудит и гудит.

И снимает старый казак со стены свою дедовскую шашку, выезжает на защиту Руси православной. И преклоняются перед сединой казачьей буйные головы молодежи и затихает их веселый смех. А набат все растет и растет.

Слава тебе. Тихий Дон; слава буйному Тереку; слава красивой Кубани; слава вольному Уралу; слава старому Иртышу; слава студеному Байкалу; слава Амуру и Уссури! Вольные станичники слышат набат, и звуки его радостны им.Русь великая, Русь тихая, сермяжная, Русь православная, слышишь ли ты набат казачий?

Очнись, родная, и ударь в своем старом Кремле – Москве во все колокола, и твой набат будет слышен повсюду. Сбрось, великий народ, ярмо чужеземное, немецкое. И сольются звуки вечевых казачьих колоколов с твоим кремлевским перезвоном, и Русь великая, Русь православная будет нераздельной.  Бей в набат, русский народ!

Бей сильнее, зови сынов своих, и будем все мы дружны за Русь святую.

Атаман Дутов».

Александр Гирин:
2. Резолюция Войскового Круга.
Принятая на чрезвычайной сессии в феврале месяце 1918 года в г. Верхнеуральске
Выслушав наказы станиц, данные делегатам с мест, и мнения самих депутатов по политическому моменту, и особенно по борьбе с большевиками, и имея в виду, что как наказы, так и мнения всех депутатов говорят за беспощадное сопротивление большевикам, значит, за неподчинению так называемому Совету Народных Комиссаров, Чрезвычайный Войсковой Круг единогласно постановил: впредь до установления Всероссийским Учредительным Собранием государственной власти – никакой власти в Войске не признавать, кроме власти Войскового Круга, который для Оренбургского Казачьего Войска является единственным хозяином, распорядителем и законодателем для Войска; его постановления обязательны не только для лиц Войскового сословия, но и для проживающих на Оренбургской казачьей территории лиц не войскового сословия. Отдельные лица, как зачинщики, подстрекатели или насильники, а равно и лица, подписавшие постановления явно противоречащие решениям Войскового Круга, или Окружных съездов, приводя такие в исполнение – будут привлекаться к строгой ответственности и, помимо этого, исключаться из Войска; исполнение же этого возлагается на Войсковое Правительство и Окружные Управления.

Если означенные лица, или общества, будут сопротивляться, то применять к ним принудительные меры, через особо для того организованные отряды, всеми мерами и средствами, находящимися в распоряжении Окружных Управлений и этих отрядов. Всякие самочинные выступления, как от имени целых обществ, под видом якобы советов, сходов и др. не созванных подлежащими властями, так и отдельных лиц против установленных Войсковым Кругом властей, или даже отдельных частных лиц, будут строго преследоваться. Пропаганда в пользу большевиков, с целью развала общества, или частей его, должна строго преследоваться. Одинаково отвечают за укрывательство этих нарушителей, установленного в Войске порядка, и должностные лица.

Сходы станичные и поселковые считаются законными при условии, если они состоят лишь из гласных и созваны порядком, установленным положением о самоуправлении, а общие собрания в станице или поселке, при условии, если на них участвует не менее 2/3 лиц данной станицы, или поселка, пользующихся избирательным правом, т.е. в возрасте от 20 лет и старше, при том созванные станичными или поселковыми властями, а постановления – засвидетельствованы этими же властями.

Лиц, ведущих агитацию, против установленной в Войске власти или возбуждающих население к погромам, грабежам или другим беспорядкам, задерживать и доносить о них по инстанции.

Навигация

[0] Главная страница сообщений

[#] Следующая страница

[*] Предыдущая страница

Перейти к полной версии