Там, где волны дикий камень мылят,
Колыхая сумеречный свет,
Я встаю, простреленный навылет,
Поправляя сгнивший эполет.
Я встаю из ледяной купели,
Из воды седого Иртыша,
Где взлетела, не достигнув цели,
В небеса моряцкая душа.
В смертный час последнего аврала
Я взгляну в лицо нежданным снам,
Гордое величье адмирала
Подарив заплеванным волнам.
Помню стук голодных револьверов
И полночный торопливый суд.
Шпагами последних кондотьеров
Мы эпохе отдали салют.
Ведь прошли, весь мир испепеляя,
Дерзкие и сильные враги.
И напрасно бледный Пепеляев
Целовал чужие сапоги.
Я запомнил те слова расплаты,
Одного понять никак не мог:
Почему враги, как все солдаты,
Не берут сейчас под козырек.
Что ж считать загубленные души,
Замутить прощальное вино?
Умереть на этой красной суше
Мне, пожалуй, было суждено.
Думал я, что грозная победа
Не оставит наши корабли...
Жизнь моя, как черная торпеда,
С грохотом взорвалась на мели,
Чья вина, что в злой горячке торга,
Убоявшись моего огня,
Полководцы короля Георга
Продали и предали меня.
Я бы открывал архипелаги,
Слышал в море альбатросов крик...
Но бессильны проданные шпаги
В жирных пальцах мировых владык.
И тоскуя по морскому валу,
И с лицом скоробленным, как жесть,
Я прошу: «Отдайте адмиралу
Перед смертью боевую честь...»
И теперь в груди четыре раны.
Помню я, при имени моем
Встрепенулись синие наганы
Остроклювым жадным вороньем.
И сомкнулось Время, словно бездна,
Над моей погасшею звездой.
А душа в глуби небес исчезла,
Словно в море кортик золотой...
Сергей Марков
Глава 1.
Колчак-Полярный
Но день придёт, когда свободным
Порывом движима, страна
Склонит пред прахом благородным
Колени, горечи полна...
Стихи неизвестного автора
Коль скоро толь тебя, Колчак,
Учит рассийской вдаться власти,
Ключи вручить в подданства знак
И большей избежать напасти?...
Это строки из знаменитой оды М.В. Ломоносова «На взятие Хотина». Болюбаш (полковник) Колчак, паша трёхбунчужный, а позже визирь блистательной Порты, был в ту пору губернатором города-крепости Хотин. Его предки были половцами, ушедшими под натиском татаромонголов на Дунай. Христианин, он принял мусульманство и служил в турецких войсках. Когда Хотин пал, его губернатор со своим старшим сыном были взяты в плен и отвезены в Петербург. Оттуда им разрешили вернуться в Турцию, но Колчаки обосновались в Галиции, вновь перешли в христианство и уже прочно обосновались на русской земле, служили в Бугском казачьем войске. Сотник этого войска Лукьян Колчак, прадед адмирала, получил надел в Херсонской губернии. Его внук, Василий Иванович Колчак юношей стал участником Крымской войны, был одним из тех, кто держал героическую оборону на Малаховом кургане, получил ранение и попал в плен к французам. Вернувшись на Родину, он окончил институт горных инженеров, работал на Златоуствовском заводе на Урале, изучая металлургическое и оружейное дело, после чего, став приемщиком от военного ведомства, служил на Обуховском сталелитейном заводе, выйдя в отставку в чине генерал-майора, продолжал работать на том же заводе инженером. Василий Иванович был крупным специалистом в области артиллерии, опубликовал несколько научных трудов, а также очерк «На Малаховом кургане» и книгу «Война и плен» о Крымской войне. Его внук, Ростислав Александрович Колчак, отмечал: «…эти «война» и «плен» повторялись в его семье из поколения в поколение. Какой-то рок приводит старших сыновей его ветви быть вовлечёнными в большие военные катастрофы…» Братья В.И. Колчака также были артиллеристами: один в чине капитана 1-го ранга, другой – генерал-майора, третий – контр-адмирала.
Василий Колчак был женат на Ольге Ильиничне Посоховой, чья семья тоже была близка к военно-морскому делу. Один из них был контр-адмиралом, другой – пехотным генерал-майором. Отец же Ольги Ильиничны, переживший свою дочь, позднее стал последним губернатором Одессы и был расстрелян советскими органами в 1920-м году. В семье В.И. Колчака было трое детей: две дочери и сын, Александр Васильевич Колчак, родившийся 4-го ноября 1874-го года…
Вся семья Колчака содержалась исключительно на заработки отца и не имела никакого состояния. Немало времени родители уделяли воспитанию детей. Будучи людьми верующими, они воспитали таковым и своего сына. Будущий адмирал, по свидетельству сына, был человеком очень религиозным, даже с аскетически-монашеским мировоззрением, несмотря на живой и весёлый характер. У него имелись духовники, а, будучи командующим Черноморским флотом, он даже навещал одного крымского старца. С ранних лет Колчак был погружён в военно-морскую стихию, поэтому проблемы выбора пути не стояла перед ним остро. Проучившись 3 года в гимназии, он по собственному желанию и по желанию отца перевёлся в морской корпус. «Я был фельдфебелем, шёл всё время первым или вторым в своём выпуске, меняясь со своим товарищем, с которым поступил в корпус», - рассказывал Колчак. Его близкий друг и первый биограф контр-адмирал М.И. Смирнов, учившийся в том же корпусе, писал: «Колчак, молодой человек, невысокого роста, с сосредоточенным взглядом живых и выразительных глаз, глубоким грудным голосом, образностью прекрасной русской речи, серьёзностью мыслей и поступков внушал нам, мальчикам, глубокое к себе уважение. Мы чувствовали в нём моральную силу, которой невозможно не повиноваться, чувствовали, что это тот человек, за которым надо беспрекословно следовать. Ни один офицер-воспитатель, ни один преподаватель корпуса не внушал нам такого чувства превосходства, как гардемарин Колчак. В нём был виден будущий вождь».
Фактически выросший на Обуховском заводе, где работал отец, Колчак имел массу технических знаний, а потому в корпусе мог вовсе не заниматься этими предметами. Освободившееся таким образом время в старших классах Александр Васильевич тратил на работу всё на том же заводе. Приезжавший в ту пору английский заводчик, известный по пушечному делу, Армстронг, хорошо знавший Василия Ивановича, предлагал Колчаку поехать в Англию, дабы пройти школу на его заводах и стать инженером. Однако, как вспоминал сам Колчак, «желание плавать и служить в море превозмогли идею сделаться инженером и техником». В свободное время Александр Васильевич проходил курс заводской техники, изучал слесарное дело, которому его обучали рабочие, с которыми в ту пору он сошёлся довольно близко. Эта среда пробудила в молодом человеке интерес к социальным и политическим вопросам, но на изучение их просто не хватало времени, к тому же и в семье Колчака никогда не говорили на эти темы.
Морской корпус Колчак окончил вторым, отказавшись от первенства в пользу своего товарища, которого счёл способнее себя, и комиссия вынуждена была посчитаться с его мнением. Кроме первого морского офицерского чина (мичман), Александр Васильевич получил за отличные успехи в учёбе премию имени адмирала Рикорда, составлявшую 300 рублей.
После окончания корпуса мичман Колчак, пробыв некоторое время в 7-м флотском экипаже, получил назначение на крейсер «Рюрик», с которым ушёл в плавание на Дальний Восток, а вскоре – на клипер «Крейсер», на борту которого бороздил воды Тихого океана. Командир клипера Г.В. Цывинский вспоминал: «Одним из вахтенных учителей был мичман А.В. Колчак. Это был необычайно способный и талантливый офицер, обладал редкой памятью, владел прекрасно тремя европейскими языками, знал хорошо лоции всех морей, знал историю всех почти европейских флотов и морских сражений». Во время плаваний Александр Васильевич постоянно занимался самообразованием. Он изучал древние индийские и китайские философии, а, прежде всего, расширял знания специальные, вёл работы по океанографии и гидрологии. Плодом этих работ стала вышедшая в 1899-м году статья «Наблюдения над поверхностными температурами и удельными весами морской воды, произведённые на крейсерах «Рюрик» и «Крейсер» с мая 1897 г. по март 1898 г.».
В том же году, прибыв в Кронштадт, Колчак встретился с вице-адмиралом С.О. Макаровым, отправлявшимся в плавание по Северо-Ледовитому океану. Александр Васильевич хотел принять участие в этой экспедиции, но служебные обстоятельства помешали тому. Тяга к исследовательской работе обнаружилась в Колчаке ещё в корпусе. Он мечтал найти Южный полюс, интересовался океанографическими исследованиями в полярной области. Ныне же его занимала в гидрологическом отношении северная часть Тихого океана и на борту броненосца «Петропавловск» он снова отправился на Дальний Восток, по пути куда получил приглашение принять участие в полярной экспедиции барона Толля. Об этой экспедиции, имевшей целью исследовать земли на севере от берегов Сибири, Колчак уже знал прежде и мечтал принять в ней участие, но не решился предложить Академии свои услуги. Однако Э.В. Толль сам обратил внимание на работы молодого талантливого офицера.
Колчак принял предложение барона сразу и несколько месяцев готовился к экспедиции, работая в Павловской магнитной и Главной физической обсерваториях, занимался у знаменитого полярного исследователя Ф. Нансена, будучи в Норвегии, где оборудовалось судно для экспедиции, в которой Александру Васильевичу надлежало заведовать гидрологическими работами и быть вторым магнитологом.
Экспедиция стартовала в начале лета 1900-го года. Барон Толль писал: «Станции начинались всегда гидрологическими работами, которыми заведовал лейтенант А.В. Колчак. Эта научная работа выполнялась им с большой энергией, несмотря на трудности соединить обязанности морского офицера с деятельностью учёного». Колчак вёл гидрографические и океанографические работы, измерял глубины, наблюдал за стоянием льдов и земным магнетизмом, вместе с Толлем путешествовал по Таймыру, ведя маршрутную съёмку. Барон считал Колчака лучшим офицером, вдобавок любовно преданным своей гидрологии. Именем своего молодого соратника он назвал открытый экспедиции остров у Северо-Западного побережья Таймыра и мыс в том же районе. Сохранилась фотография острова Колчака – одинокая, закованная в полярные льды скала… В 30-е годы он будет переименован в остров С.И. Расторгуева, а уже в наши дни возвращено имя Александра Васильевича.
На 3-й год экспедиции, барон Толль в сопровождении нескольких человек отправился на север Сибирских островов. Он рассчитывал найти некий новый материк, но из-за состояния льдов пробраться можно было лишь к земле Бенетта, но и туда вряд ли могло пробраться судно. Вдобавок к тому практически закончились запасы. Принимая во внимание сложившуюся обстановку, барон велел своим соратникам пробиваться к земле Бенетта и обследовать её, а, если не получиться, возвращаться в Петроград и начать работу по новой экспедиции, сам же он рассчитывал самостоятельно дойти дотуда и вернуться на Ново-Сибирские острова, где для него были оставлены склады. Экспедиции не удалось пробиться к земле Бенетта и пришлось возвратиться в столицу. В Академии Наук были сильно встревожены участью барона Толля, и на первом же заседании Колчак заявил о необходимости немедленного снаряжения новой экспедиции на землю Бенетта для оказания помощи Толлю и его соратникам. Главная трудность состояла в том, что судно «Заря» было разбито, а других суден, годных для экспедиций такого рода, просто не было. Колчак вспоминал: «Тогда я, подумавши и взвесивши всё, что можно было сделать, предложил пробраться на землю Бенетта и, если нужно, даже на поиски барона Толля на шлюпках. (…) Когда я предложил этот план, мои спутники отнеслись к нему чрезвычайно скептически и говорили, что это такое же безумие, как и шаг барона Толя. Но когда я предложил самому взяться за выполнение этого предприятия, то Академия Наук дала мне средства и согласилась предоставить мне возможность выполнить этот план так, как я нахожу нужным. Академия дала мне полную свободу и обеспечила меня средствами и возможностью это выполнить».
Были закуплены собаки и снаряжение для новой экспедиции, но необходимо было ждать вскрытия моря. Провизии не хватало, и пришлось заниматься охотой, чтобы прокормить себя и собак, часть из которых пришлось убить. Когда море вскрылось, Колчак и ещё 6 человек на вельботе тронулись в путь. Море оказалось в тот год совершенно открытом, не было даже достаточно крупных льдин, чтобы вылезти на них и передохнуть, приходилось постоянно сидеть в шлюпках на пронизывающих ветрах. Подчас приходилось добираться вплавь с вельбота до берега в ледяной воде. Позже академик Ф.Б. Шмидт назовёт эту беспримерную, небывалую экспедицию, совершённую на шлюпке при минимальных материальных затратах, «необыкновенным и важным географическим подвигом, совершение которого было сопряжено с трудом и опасностью».
На земле Бенетта нашли следы экспедиции: документы, дневник, записку… Группа барона Толля под угрозой голодной смерти отправилась в сторону материка, но так и не добралась до него. Скорее всего, люди утонули в ещё не полностью замёрзшем море. Об этом Колчак доложил в Академию. В ходе экспедиции по оказанию помощи барону Толлю, Александру Васильевичу удалось открыть и описать новые географические объекты, внести уточнения в очертания беговой линии и сделать ряд других важных замечаний. Одному из открытых объектов Колчак дал имя барона Э.А. Толля.
М.И. Смирнов писал: «Совершив эту чрезвычайно трудную, рискованную и ответственную экспедицию, молодой лейтенант Колчак показал себя смелым и предприимчивым исследователем, которого не останавливают никакие трудности для завершения задуманного дела…»
Материалы, собранные в ходе 2-х экспедиций, длившихся около 4-х лет, стали основой нескольких научных работ Колчака. Среди них наиболее известна работа «Льды Карского и Сибирского морей», ставшая классическим в своей области. В 1928-ом году этот труд был переведён на английский и издан Американским Географическим обществом в числе работ 3о наиболее выдающихся полярных исследователей.
Но систематизированы полученные материалы были не сразу. Научную деятельность Александра Васильевича прервала Русско-Японская война, о начале которой он узнал, возвратившись из экспедиции. Уже из Якутска Колчак обратился к президенту Академии Наук Великому князю Константину Константиновичу с просьбой отчислить его от академии и передать в военно-морское ведомство.
Не давая себе отдыха, прямо из Сибири измотанный долгой и тяжёлой экспедицией молодой лейтенант отправлялся в Порт-Артур. Но перед этим он успел сочетаться браком с Софьей Фёдоровной Омировой, именем которой назвал один из открытых мысов на острове Беннета.…Они должны были пожениться по возвращении Колчака из первой экспедиции, но помешала вторая, и, вот, теперь, на пороге войны, эта самоотверженная девушка, среди предков которой были генерал-фельдмаршал Миних и генерал-аншеф Берг, выпускница Смольного института, знавшая семь языков, волевая и независимая, прибыла из Италии в Петербург, а оттуда вместе с отцом Александра Васильевича на оленях и собачьих упряжках добралась до самого Ледовитого океана, и в Иркутске обвенчалась со своим женихом, как всегда спешащим к новым подвигам, на этот раз – на войну, с которой мог и не вернуться…
По прибытии в Порт-Артур Колчак немедленно явился к вице-адмиралу С.О. Макарову, которого считал своим учителем. Это была их вторая встреча. Александр Васильевич просил назначения на наиболее боевую должность, на миноносец, но Макаров, принимая во внимание состояние его здоровья, подорванного двумя экспедициями, определил молодого офицера на крейсер «Аскольд». Через несколько дней адмирал Макаров погиб на подорванном и затонувшем броненосце «Петропавловск»…
Вскоре Колчак был назначен на минный заградитель «Амур». На этом небольшом судне, по воспоминаниям современников, он, выйдя однажды ночью из порта, потопил 4 японских транспорта с грузом и войсками. Зарекомендовав себя храбрейшим и распорядительным офицером, Александр Васильевич, спустя всего несколько дней, получил новое назначение – на эскадренный миноносец «Сердитый». Он начал командовать уже будучи больным тяжёлым воспалением лёгких, едва держась на ногах, и вскоре слёг в госпиталь, откуда, едва оправившись, вновь вернулся на миноносец и приступил к установлению мин и заграждений около Порт-Артура. Именно на этой минной банке подорвался японский крейсер «Такосадо», что было единственным случаем за всю войну.
Между тем, начали сказываться последствия полярных экспедиций. У Колчака разыгрался сильнейший суставной ревматизм, и он был вынужден просить назначения на сухопутный фронт, который нёс теперь основную тяжесть борьбы. За недолгий срок пребывания в должности командира морских орудий на северо-восточном участке обороны крепости, Колчак неоднократно отражал атаки японской пехоты, участвовал в боях, был легко ранен, но не ранение, всё усилявшийся ревматизм заставил его в дни падения Порт-Артура лечь в госпиталь, где он вместе с другими больными и тяжело ранеными, которых не смогли эвакуировать отступающие войска, был взят в плен японцами. Колчак вспоминал: «В Нагасаки партия наших больных и раненых получила очень великодушное предложение японского правительства, переданное французским консулом, о том, что правительство Японии предоставляет нам возможность пользоваться, где мы захотим, водами и лечебными учреждениями Японии, или же, если мы не желаем оставаться в Японии, вернуться на родину без всяких условий. Мы все предпочли вернуться домой». В Петрограде врачебная комиссия признала Колчака полным инвалидом и дала четырёхмесячный отпуск для лечения на водах.
За первую полярную экспедицию лейтенант Колчак получил орден Святого Владимира 4-й степени, за героизм, проявленный в ходе Русско-Японской войны – орденом Святой Анны 4-й степени, орденом Святого Станислава 2-й степени и Георгиевским оружием – золотой саблей с надписью «За храбрость».
Президент Академии наук Великий князь Константин Константинович в декабре 1905-го года писал морскому министру: «Окончание экспедиции лейтенанта Колчака совпало с началом военных действий на Дальнем Востоке, вследствие чего офицер этот счёл своею нравственной обязанностью принять участие в войне и отправился с разрешения моего и своего морского начальства прямо из Иркутска на эскадру Тихого океана. Явившись в половине марта 1904 г. в Порт-Артур, он оставался там во всё время осады, а после сдачи крепости возвратился через Японию и Канаду в начале июня 1905 г. в С.-Петербург совершенно больным от полученной им раны и суставного ревматизма». По просьбе Великого князя Александр Васильевич вновь поступил в распоряжение Академии и занялся обработкой результатов экспедиций. Материалы её были столь велики, что над ними работали русские и иностранные учёные, объединённые в специальную комиссию, просуществовавшую до 1919-го года. Тома публикаций выходили в свет постепенно, но из-за революции работа так и не была завершена, и монография Колчака о картографических работах Российской полярной экспедиции так и не была издана. За все открытия и научные достижения Александр Васильевич был избран членом Императорского географического общества и стал одним из немногих, кто получил высшую награду в этой области – Большую Константиновскую золотую медаль. Академик Ф.Н. Чернышёв отмечал, что даже «норвежцы не решаются делать такие сложные путешествия, как А.В. Колчак».
Вновь приступив к своим к своим обязанностям в Морском Генштабе, Колчак, как и многие офицеры, тяжело переживавший поражение России в войне с Японией, принялся разрабатывать пути возрождения и реорганизации флота. Его воля, его идеи и талант организатора делают его одной из ключевых фигур в этом деле. К мнению молодого офицера прислушиваются не только его сверстники, но и адмиральский эшелон. Долгое время Колчак был председателем Петербургского военно-морского кружка, организованного его единомышленниками. Этот кружок впоследствии был переведён в Морской Генштаб, и там Александр Васильевич выступил со своим ключевым докладом «Какой нужен Русский флот», в котором говорил: «России нужна реальная морская сила, на которую могла бы опереться независимая политика, которая в необходимом случае получает подтверждение в виде успешной войны. Эта реальная сила лежит в линейном флоте, и только в нём, по крайней мере, в настоящее время мы не можем говорить о чём-либо другом».
В качестве эксперта Колчак неоднократно выступал на заседаниях комиссии по обороне в Государственной думе. Депутат Н.В. Савич вспоминал: «…И среди этой образованной, убеждённой, знающей своё ремесло молодёжи особенно ярко выделялся молодой, невысокого роста офицер. Его сухое, с резкими чертами лицо дышало энергией, его громкий мужественный голос, манера говорить, держаться, вся внешность выявляли отличительные черты его духовного склада, волю, настойчивость в достижении, умение распоряжаться, приказывать, вести за собой других, брать на себя ответственность. Его товарищи по штабу окружали его исключительным уважением, я бы сказал даже, преклонением; его начальство относилось к нему с особым доверием. По крайней мере, во все для ведомства тяжёлые минуты – а таких ему пришлось тогда пережить много – начальство всегда выдвигало на первый план этого человека, как лучшего среди штабных офицеров оратора, как общепризнанного авторитета в разбиравшихся вопросах. Этим офицером был капитан 1-го ранга Александр Васильевич Колчак. (…) Можно считать несомненным, что, когда закладывались основные камни будущей реконструкции ведомства и восстановления флота, Колчак внёс свой крупный вклад в дело, которое ему было так дорого».
Программа возрождения флота включала в себя строительство новых мощных кораблей, реорганизацию управления военно-морскими силами, освоение новых методов ведения боевых действий. В претворении этого плана в жизнь Колчаку принадлежит исключительная роль, так как именно он был вдохновителем, двигателем этой гигантской работы, неутомимым и бесконечно преданным ей. М.И. Смирнов вспоминал: «В штабе он явился одним из самых деятельных работников. Не было вопросов оперативного, тактического или организационного характера, разработке которых его мысль не приняла бы самого близкого участия». Колчак со своими соратниками составили прогноз, в котором ещё задолго до войны с Германией, предсказали её и даже почти точно определили срок её начала.
Увы, в определённый момент, начатая работа оказалась приостановленной и едва не прекращена вовсе. Новый морской министр Воеводский начал перекраивать уже запущенную программу возрождения флота, за которую столько времени сражался Колчак. Потрясённый и крайне удручённый этим фактом, Александр Васильевич решил вновь обратиться к науке. Он по-прежнему мечтал открыть северный морской путь, входил в одноимённую комиссию. Выдающийся полярный исследователь А.И. Вилькицкий, возглавлявший гидрографическое управление морского ведомства решил организовать экспедицию для исследования северо-восточного морского пути из Атлантического океана в Северный вдоль берегов Сибири и предложил Колчаку, до той поры читавшему лекции в Морской Академии, включиться в её подготовку и быть одним из руководителей. Александр Васильевич лично разработал проект экспедиции, в котором особое внимание уделил использованию стальных судов ледокольного типа. Но ледоколы прежней конструкции не годились для плавания в полярных водах, поскольку рассчитаны были на ломку льда, но океанский лёд ломать были не в состоянии. Колчак считал более совершенной конструкцию, осуществлявшую раздавливание льда при использовании для этого веса корабля. Учитывая недостатки суден, построенных по идее адмирала Макарова, Александр Васильевич пришёл к выводу, что разумнее использовать корабли типа «Фрама» Ф. Нансена, но, в отличие от него, они должны иметь стальной корпус. Это была идея первого ледокола, на основе которой позже был организован весь ледокольный флот, находящийся на вооружении и поныне.
Колчак вспоминал: «Я считал необходимым иметь два таких судна, чтобы избежать случайностей, неизбежных в такой экспедиции. …Всё свободное время я работал над этим проектом, ездил на заводы, разрабатывал с инженерами типы судов». Для экспедиции по плану Колчака были построены два мощных судна – «Таймыр» и «Вайгач». В 1913-м году именно на них Б.А. Вилькицкий открыл Северную Землю, а в 1914-1915 проложил Северный морской путь. А в 1938-м году ледокол «Таймыр» участвовал в снятии с льдины полярной станции папанинцев.
Новая экспедиция продолжалась год. За неё Александр Васильевич получил орден Святой Анны 2-й степени. По возвращении Колчак узнал, что его судостроительная программа вновь оказалась востребована. Новый министр И.К. Григорович просил его приехать в столицу и продолжить работу по претворению её в жизнь. Александр Васильевич согласился. Север и позже будет влечь его, но продолжить исследования самому Колчаку уже не удастся. Правда, никто иной как А.В. Колчак, участвуя в 1912-м году в обсуждении плана экспедиции Г.Я. Седова к Северному полюсу, имевшей трагический конец, указывал на его серьёзные недостатки.
Судостроительная программа отныне не встречала преград, и по ней спускались на воду мощные, маневренные, хорошо вооружённые корабли, линкоры, крейсера, подводные лодки… Н.В. Савич вспоминал: «Работа шла полным ходом. Старые заводы, заново перестроенные, были завалены заказами, спешно строились новые заводы и верфи, флот много плавал, учился, стрелял…» Так рождался новый российский флот, флот, который будет служить многие годы, служить и тогда, когда один из главных строителей его будет убит, имя его оболгано, а труды, плодами которых убийцы пользовались даже в годы Второй Мировой, преданы забвению.
Глава 2.
Звезда Адмирала
Наперекор тюрьме и горю,
Утратам, смерти, седине
К ночному северному морю
Всё возвращаюсь я во сне.
Встают и движутся туманы
В рассвете золотой зари
Туда, под старые каштаны,
Где о любви ты говорил...
Где, жизни сдав себя на милость,
На крестный путь ступила я
И где навек переломилась
Судьба печальная моя!
Анна Тимирёва
Реют мачты над волнами,
Вьётся гордый Русский флаг:
То идёт на бой с врагами
Славный адмирал Колчак.
Поручик Ключкарёв
Начало Первой Мировой войны застало Колчака на Балтийском флоте, где он служил в должности флаг-капитана под началом адмирала Н.О. Эссена. Вместе они заранее разработали план защиты Финского залива от вторжения неприятеля. Основную часть этого плана составляла система минных заграждений. Непревзойдённый мастер ведения минной войны, Колчак впоследствии сумел заставить немцев в корне изменить собственные планы относительно Российского флота, который они вначале недооценивали. Система минных заграждений, разработанная Колчаком, будет использоваться спустя почти 30 лет уже во Вторую Мировую войну, но авторство Александра Васильевича, разумеется, утаят и тут.
Н.В. Савич, побывавший на Балтийском флоте незадолго до войны, писал о Колчаке: «Он работал больше всех, был душою и мозгом оперативного отдела штаба. И в дружеских интимных беседах в каюте адмирала, где разговаривали и спорили после еды офицеры его штаба, обращаясь к хозяину как к любимому отцу или старшему уважаемому брату, опять голос Колчака звучал наиболее веско, с его мнением больше всего считались, он опять пользовался всеобщим уважением и авторитетом. Видно было, что им гордятся, им восхищаются. Эта репутация была вполне заслужена. Тут он был в своей сфере, он знал, чего он хочет, знал прекрасно людей, своих товарищей, начальников и подчинённых, отлично понимал, что от каждого из них можно ожидать. Он ставил себе всегда продуманные цели, правильно оценивал обстановку и умел настоять на выполнении раз поставленных заданий. Он был правою рукою адмирала, его ближайшим и деятельнейшим помощником. Его роль в период подготовки Балтийского флота к войне была громадна».
В августовские дни 1914-го года на Балтийском флоте ожидали приказа из столицы об установке минных заграждений, но его всё не было. Адмирал Эссен волновался, опасаясь, что немцы прорвутся в Финский залив. Пригласив к себе Колчака, он поделился с ним своими опасениями, сообщив что разрыв с Австрией уже произошёл, и разрыва с Германией теперь следует ждать со дня на день. Александр Васильевич заявил, что нужно ставить минное поле на свой страх и риск, не взирая на возможные последствия. Эссен согласился. Когда подняли сигнал «начать постановку заграждений», и флот вышел в море дабы прикрывать эту работу, из морского штаба пришла телеграмма-«молния»: «Ставьте минные заграждения». Через несколько часов была получена телеграмма с объявлением войны. Позже командование Балтийского флота сумело расширить первоначальный план: защитить Рижский залив, развить деятельность в Ботническом и продвинуться ещё дальше на запад. Эти операции были крайне рискованными, поскольку русские тихоходные крейсеры легко могли быть уничтожены превосходящими силами противника. Здесь, как пишет М.И. Смирнов, «проявились свойства Колчака как вождя, его активность, умение брать на себя ответственность, умение учитывать риск, непреклонность решений». Однажды крейсер «Россия», на котором находился Колчак, должен был в новогоднюю ночь установить новые мины. Когда до назначенного места оставалось около 50 миль, радиотелеграфисты засекли переговоры между вражескими судами, находившимися совсем рядом. Адмирал счёл дальнейшее продвижение слишком рискованным, и крейсер повернул обратно. Один из офицеров доложил об этом Колчаку, спавшему в своей каюте. Александр Васильевич тотчас взбежал на командный мостик и убедил адмирала, что выполнение операции нужно продолжать хотя бы ценой собственной жизни. Мины были установлены, и крейсер благополучно вернулся в Финский залив.
М.И. Смирнов вспоминал о том времени: «А.В. Колчак, как флаг капитан оперативной части, руководил всеми операциями флота и лично участвовал в выполнении их. Когда командующий флотом ходил в море, Колчак всегда был с ним, когда же операции производились под командованием других флагманов, Колчак ходил в море, чтобы помочь своим советом и знанием обстановки. Он считал, что для того, чтобы составлять оперативные планы, необходимо лично участвовать в их выполнении иначе планы могут не соответствовать обстановке».
В начале 1915-го года Александр Васильевич, вступивший в командование четырьмя эскадренными миноносцами, проводил операцию по установке их в районе Данцига. Для прикрытия миноносцев в море вышла бригада крейсеров, но ночью флагманский крейсер получил пробоину, и продолжать поход стало невозможно. Тогда Колчак, несмотря на высокий риск, испросил разрешения продолжить операцию без прикрытия. Он выполнил её блестяще, на установленных минах подорвались несколько крейсеров, миноносцев и транспортных судов Германии, командующий флотом которой, в итоге, запретил своим кораблям выходить в Балтийское море, пока не будут разработаны средства борьбы с русскими минами.
Летом того же года во время наступления на Ригу немцы попытались завладеть Рижским заливом. Балтийский флот имел мало судов, способных противостоять неприятельским, но, по плану Колчака, было организовано минное заграждение входа в залив из Балтийского моря. Потеряв несколько миноносцев и крейсеров, немцы сочли за лучшее уйти из залива, и, таким образом, их сухопутные войска не получили поддержки с моря, и Рига была спасена. Капитан С.Н. Тимирёв писал о Колчаке: «Он был создан для службы на миноносцах, это была его стихия. Колчак неоднократно говорил своим друзьям, что венцом его желаний всегда было получить в командование Минную дивизию: он чувствовал, что там он будет на месте, и о большем не мечтал. Его оперативные замыслы, связанные с миноносцами, всегда были неожиданны, смелы и рискованны, но в то же время ему всегда сопутствовало счастье; однако это не было слепое счастье, а своего рода предвидение, основанное на охотничьей верности глаза и привычке к успеху. Его молниеносные налёты на неприятельские транспорты в шведских водах, атаки на неприятельские миноносцы, самые смелые постановки мин под носом немцев можно было сравнить с лихими кавалерийскими наскоками или атаками». После смерти адмирала Эссена Александр Васильевич получил в командование вожделенную минную дивизию и стал начальником над силами, защищавшими Рижский залив. Под его руководством проводились совместные с армией операции, было произведено несколько высадок десанта на побережье залива, занятое немцами, произведено ряд нападений на германские суда. Один из сослуживцев вспоминал: «Три дня мотался с нами в море и не сходил с мостика. Бессменную вахту держал. Щуплый такой, а в деле железобетон какой-то! Спокоен, весел, и бодр. Только глаза горят ярче. Увидит в море дымок – сразу насторожится и рад, как охотник. И прямо на дым. О нём говорят много, говорят все, а он, сосредоточенный, никогда не устающий, делает своё дело вдали от шумихи. Почти никогда не бывает на берегу, зато берег спокоен». Военные потери Германии на Балтике превосходили русские в 3,4 раза по боевым кораблям и в 5,2 – по торговым. Такая пропорция напоминала самые славные страницы истории русского флота, победительную эпоху Ф.Ф. Ушакова… За успешные действия в Рижском заливе Колчак получил орден Святого Георгий 4-й степени и другие награды.
Вне сомнений, балтийский период был самым счастливым в жизни Колчака. Это был пик его профессионального успеха, он занимался излюбленным делом, в котором разбирался, как никто, все самые смелые замыслы удавались ему в это время, сама судьба благоволила к нему. А ещё именно в этот период произошла встреча, ставшая судьбоносной в жизни Александра Васильевича, та самая встреча, которая, согласно известному романсу, только раз бывает в жизни…
Жизнь в Гельсингфорсе текла мирно и размеренно. Офицеры с жёнами часто бывали друг у друга в гостях. Однажды в числе других общих знакомых к Колчакам пришёл с визитом и капитан Н.С. Тимирёв с недавно приехавшей к нему женой Анной Васильевной. Много позже член французской миссии генерала Жанена П. Бержерон запишет о ней: «Тимирёва. Просто женщина, и этим всё сказано. (…) Редко в жизни мне приходилось встречать такое сочетание красоты, обаяния и достоинства. В ней сказывается выработанная поколениями аристократическая порода, даже если, как поговаривают, она по происхождению из простого казачества. …Я убеждённый холостяк, но, если бы когда-нибудь меня привлекла семейная жизнь, я хотел бы встретить женщину, подобную этой». Анна Васильевна, действительно, происходила из казачества. Её дед И.И. Сафонов был генерал-лейтенантом Тверского казачьего войска, отец же всю жизнь посвятил музыке: был известным пианистом, дирижёром, педагогом, работал за границей, был директором Московской и Национальной Нью-Йоркской консерваторий. Сафоновы были старообрядцами умеренного течения. Анна Васильевна закончила гимназию княгини Оболенской, занималась живописью (этот талант унаследует от неё её сын). Когда она приехала в Гелисингфорс, ей шёл 22-й год…
Первая встреча Анны Васильевны и Колчака произошла ещё ранее, на квартире у общих знакомых. Тимирёва вспоминала: «Не заметить Александра Васильевича было нельзя – где бы он ни был, он всегда был центром. Он прекрасно рассказывал, и о чём бы ни говорил – даже о прочитанной книге, - оставалось впечатление, что всё это им пережито. Как-то так вышло, что весь вечер мы провели рядом, долгое время спустя я спросила его, что он обо мне подумал тогда, и он ответил: «Я подумал о вас то же самое, что думаю сейчас».
После вечера у Колчаков Тимирёва и Александр Васильевич встретились на улице, заговорили о незначащих пустяках. Позже Колчак признался: «Когда я подходил морем в тот дождливый день к Гельсингфорсу, то знал, что увижу вас. Серый город казался мне лучшим в мире». С первой встречи герой-капитан, имя которого было уже почти легендарным, произвел на молодую женщину сильнейшее впечатление. Заметил её и он. Что могло быть общего у этих столь разных людей? У Колчака была жена и пятилетний сын. Ещё в начале войны они приехали в Гельсингфорс спешно покинув Либаву под градом немецких снарядов, оставив там много имущества. Из троих детей, которых родила Софья Фёдоровна, выжил только сын Ростислав, две дочери умерли совсем малышками… Анна Васильевна также была замужем, и недавно у неё родился сын. Казалось бы, их дороги должны были идти врозь, но, пересёкшись однажды, они уже не могли разойтись.
Отныне, бывая где-либо, Тимирёва и Колчак всегда сидели рядом, оживлённо разговаривали. Это привлекало внимание окружающих. Не могла не заметить увлечения мужа и Софья Фёдоровна, но, будучи женщиной мудрой, она не показывала виду, часто принимала Анну Васильевну у себя и относилась к ней, как к подруге.
В один из вечеров в Морском собрании все дамы были одеты в русские костюмы. Тимирёва оказалась одной из самых прекрасных среди них. Колчак попросил её сфотографироваться в этом костюме и подарить ему карточку. Анна Васильевна сделала несколько копий и подарила всем друзьям, чтобы не возбуждать подозрений. Впрочем, вскоре один из офицеров сказал ей:
- Я видел ваш портрет у Колчака в каюте.
- Ну, что ж такого, эта фотография есть не только у него.
- Да, но в каюте Колчака был только ваш портрет – и больше ничего.
Вскоре Александр Васильевич попросил Тимирёву сделать ещё один снимок меньшего размера, пояснив смущённо:
- Видите ли, большую я не могу брать с собой в походы…
Между тем, звезда Колчака поднималась всё выше. На Пасху 1916-го года Александр Васильевич был произведён в чин контр-адмирала. Той же весной он со своими миноносцами совершил нападение на караван немецких судов с грузом руды, рассеял пароходы и потопил одно из конвоирующих судов. А уже в конце июня Колчак получил чин вице-адмирала и назначение командующим Черноморским флотом.
Балтийцы провожали адмирала в летнем Морском собрании. После застолья Колчак и Анна Васильевна скрылись в аллеях парка Катриненталь, который приказал посадить ещё Пётр Первый в честь своей жены императрицы Екатерины. В тени каштанов Тимирёва вдруг произнесла:
- Я люблю вас…
- Я не говорил вам, что люблю вас, - ответил Колчак.
- Это я говорю. Я всегда хочу вас видеть, всегда о вас думаю, для меня такая радость быть рядом с вами. Вот и выходит, что я люблю вас.
- Я вас больше чем люблю! – прозвучал ответ.
Анна Васильевна вспоминала: «Нам и горько было, что мы расстаёмся, и мы были счастливы, что сейчас вместе, - и ничего больше было не нужно».
Прежде чем отправится на новое место службы, Колчак прибыл в Могилёв, где была расположена Ставка Верховного главнокомандующего. Александр Васильевич был представлен Государю Императору, напутствовавшему его иконой, и получил подробные инструкции от начштаба генерала М.В. Алексеева и начальника Морского штаба адмирала Русина. Главной задачей Черноморского флота считалось занятие проливов Босфора и Дарданеллы в 1917-м году. Также требовалось вести более активную боевую деятельность, для чего на Чёрное море и решено было отправить наиболее энергичного адмирала.
По воспоминаниям М.И. Смирнова, «в первый же день прибытия в Севастополь, тотчас по вступлении Колчака в командование флотом, было получено известие секретарей разведки о том, что крейсер «Бреслау» вышел из Босфора в Чёрное море в неизвестном направлении. Адмирал Колчак хотел немедленно выйти с флотом в море для встречи «Бреслау», но оказалось, что выход флота в море в ночное время не организован, а также, что выходные фарватеры не протралены и протраление их займёт шесть часов времени, поэтому если начать траление на рассвете в три часа, то флот может выйти в море в девять часов утра. Стало ясно, почему, несмотря на прекрасно организованную секретную агентуру, флот никогда не мог выйти вовремя в море для встречи противника, который успевал делать набеги на наши берега. Адмирал Колчак тотчас же дал указания начальнику охраны Севастопольских рейдов организовать ночной выход флота в море с тем, чтобы эта новая организация уже действовала через двое суток, когда мы будем возвращаться с моря…»
Уже наутро Колчак вывел флот в море и настиг врага, флагманский корабль «Императрица Мария» дал по «Бреслау» залп, который накрыл его. Хотя крейсер, благодаря своей быстроходности, ушёл от погони, в будущем он уже не отваживался выходить в море и нападать на российское побережье.
«Колчак был молодой и энергичны вождь, сделавший себе имя на Балтийском море. С его назначением деятельность русских миноносцев ещё усилилась», - писал немецкий хроникёр. Вступив в должность, адмирал сразу занялся разработкой системы минных заграждений Босфора и Варны. На Чёрном море миноносцы не были обучены установке мин, самих мин было в пять раз меньше необходимого количества, а начальник минной бригады вовсе заявил, что считает идею минных заграждений бессмысленной, вредной и рискованной. Тем не менее, Колчак заказал 9000 мин на южно-русских заводах и пригласил лучшего специалиста по проектированию заграждений. За три месяца было установлено более 2000 мин, на которых немцы потеряли 6 подводных лодок и крейсер «Гебен». Один из немецких хроникёров писал: «Летом 1916 года русские поставили приблизительно 1800-2000 мин. Для этого они пользовались ночами, так как только ночью можно было подойти к берегу, и новые мины ложились так близко к старым, что можно было только удивляться ловкости и уверенности, с которыми русские сами избегали своих собственных раньше поставленных мин». Всё время командования Колчака ни одно немецкое судно не выходило в море, благодаря чему Турция перестала получать уголь, а плавание российских пароходов совершалась в полной безопасности, как в мирное время. Русский флот, как и прежде, господствовал на Чёрном море. «Таким образом, в Чёрном море наступило спокойное положение, которое дало возможность употребить все силы на подготовку Босфорской операции», - констатировал Колчак.
Потери Черноморского флота за то же время уступали немецким, но среди них была одна огромная. 7-го октября 1916-го года загорелся, взорвался и затонул флагманский корабль «Императрица Мария», заложенный в 1913-м году по программе Колчака и являвшимся самым сильным кораблём эскадры. Погибло 300 человек. Адмирал, знающий на родном корабле каждый винтик, находясь в самом пекле, лично руководил его затоплением, чтобы спасти от огня рейд и город. Гибель «Императрицы Марии» была искусной диверсией немецкой разведки, но это выяснится достоверно лишь в 1933-м году, а в 16-м следствие так и не дало окончательного ответа. Впрочем, этот ответ дал сам Колчак:
- Как командующему, мне выгоднее предпочесть версию о самовозгорании пороха. Как честный человек, я убеждён: здесь диверсия.
Гибель флагмана Колчак переживал, как смерть самого близкого человека. Своим горем он делился в письмах с Анной Васильевной: «Я распоряжался совершенно спокойно и, только вернувшись, в своей каюте, понял, что такое отчаяние и горе, и пожалел, что своими распоряжениями предотвратил взрыв порохового погреба, когда всё было бы кончено. Я любил этот корабль, как живое существо, я мечтал когда-нибудь встретить Вас на его палубе». Тимирёва всеми силами старалась утешить любимого человека, принимая его боль, как свою собственную: «Но этот, пусть самый дорогой и любимый корабль у Вас не единственный, и если Вы, утратив его, потеряли большую силу, то тем больше силы понадобится Вам лично, чтобы с меньшими средствами господствовать над морем. На Вас надежда многих, Вы не забывайте этого, Александр Васильевич, милый».
Переписка Колчака и Тимирёвый – это один из самых совершенных памятников любви. Александр Васильевич писал ей обо всём: о своих рейдах и планах, о симфонических концертах, на которых доводилось бывать, о художнике, писавшем картину на тему боя русских кораблей с крейсером «Гебен» и желании устроить выставку… За письмами любимой женщине, глядя на её портрет, неизменно украшавший его каюту, коротал свои вечера боевой адмирал. Однажды в феврале Колчак увидел цветущие магнолии и камелии и, восхищённый этой красотой, купил огромный букет, который поставил в своей каюте рядом портретом Анны Васильевны, о чём написал ей: «Как хотел бы я послать Вам эти цветы – это не фиалки и не ландыши, а действительно нежные, божественно прекрасные, способные поспорить с розами. Они достойны, чтобы, смотря на них, думать о Вас…» В одном из писем Александра Васильевича той поры есть такие строки: «Вы были для меня в жизни больше, чем сама жизнь, и продолжать её без Вас мне невозможно. Все моё лучшее я нёс к Вашим ногам, как бы божеству моему, все свои силы я отдал Вам…»
В отличие от Русско-Японской войны в Германскую Россия имела флот, отзывы о котором были самые лучшие. Английские адмиралы восхищались им. Было прекрасно поставлено артиллерийское и минное дело. Последнему приезжали учиться у русских даже союзники, в первую очередь, американцы. Под руководством Колчака была детально разработана Босфорская операция. Но ей не суждено было осуществиться. Наступил 1917-й год…
