Автор Тема: ТРАГЕДИЯ ТРЁХРЕЧЬЯ-КАЗАЧАТ РАССТРЕЛЯЛИ  (Прочитано 18685 раз)

0 Пользователей и 2 Гостей просматривают эту тему.

Оффлайн elektronik

  • Генерал от Инфантерии
  • Штабс-Капитан
  • ***
  • Дата регистрации: РТУ 2009
  • Сообщений: 2742
  • Спасибо: 228
Трагедия Трехречья
 
 
по материалам общеказачьей газеты "Станица" № 41


Историческая справка:

        "Трёхречье (Захинганье) - это территории за Большим Хинганом (горной системой на северо-востоке Китая и востоке Монголии). "Область трех рек" размером около 11500 кв.км образована притоками Амура - реками Сунгари, Уссури и Аргунь. Земли эти издавна посещалась забайкальцами, перегонявшими сюда стада и табуны на пастьбу, заготовлявшими здесь сено, охотившимися, а иногда и распахивавшими целинные земли. Отдельные русские хутора в Трёхречье появились довольно давно - до сих пор находят здесь избы поселенцев 1895-1900 гг. В описываемое время там жило не менее 18 000 чел. - выходцев из России.

        Массовый уход  казаков в Китай начался как только большевики начали расправу с казачеством. Первыми ушли хозяева заимков по восточным притокам Аргуни - Хаулу, Дербулу, Гану, Мергелу. На русской территории у них оставались лишь дома, немного коров и лошадей для домашнего обихода, а ,все остальное было уже в Китае.

        Территория приаргунских станиц простиралась в 20-х годах от восточного берега Аргуни до западных склонов Большого Хингана, а с юга на север от КВЖД до верховьев Гана и Дебула. Места эти китайцами не обживались: зимы здесь суровы, лето засушливо. Поселились тут забайкальцы, как они думали, временно, уверенные в скором возвращение на родную землю. Пока же вели довольно скромное хозяйство... Многие, спасаясь от принудительной коллективизации, селились не только в Трёхречье, но и в других местах Барги, достигая Хайлара и даже Харбина."

Свидетельства очевидцев:

        "В ночь на 1 октября на рассвете хутор Танехэ (35 вёрст от Якеши) был окружён советским отрядом. Глава этого отряда потребовал от старшины посёлка именной список жителей Танехэ и собрал всё мужское население и 4-х учеников по 13-14 лет. Повели в сторону от посёлка, отведя версту, приказали собраться в кучу и сесть. И, наведя два пулемёта, расстреляли.

        Жилища, имевшие запасы, сена, и два маслоделательных завода - Воронцова и Проскурякова - были сожжены... Убито и похоронено 64 человека. Напавший отряд численностью в 50 человек, из посёлка Танехэ отправился на посёлок Чанкир; в 20 верстах от посёлка Ты<...>ыр (неразборчиво), где также всё мужское население расстреляно. Убито и похоронено 26 человек...

        По словам раненных они опознали советских партизан Забайкалья и Нового Цурухайтуя и Цагайтуя. Один из напавших, Топорков, убил своего зятя Кулакова, Сестра его просила на коленях не убивать её мужа.

        Есть слухи, но ещё не проверенные, что посёлки Найжин и Кущи подверглись той же участи. Имеются сведения о том, что 4 октября в 5 часов утра отрядом красной конницы был сделан вторичный налёт на посёлок Танехэ в Трёхречье. Забрав по выбору женщин и 50 лучших лошадей с телегами, а также некоторое имущество, отряд к 11 часам ушёл по направлению к границе СССР...

        Согласно сведениям за время с 1 октября советскими отрядами расстреляно свыше 100 человек и разграблено до шести хуторов. За один вчерашний день большевики расстреляли ещё 50 человек сверх этих чисел. Мужчин расстреливали в ряд и расстреливали из пулемётов на глазах жён, матерей и детей. Женщин заставляли приготовлять для убийц пищу, после чего над ними надругивались и затем расстреливали. Расстреливали также и детей до 10 летнего возраста. Даже моложе 5 лет бросали в колодцы на глазах у обезумевших матерей.

        Советские информаторы сообщают, что было расстреляно 140 человек".

"Гун-Бао" (№ 843, 8 октября 1929 г.) газета русских эмигрантов в Китае

        "Мы далеко не все представляем собой осколки отступившей в Китай частей Белой армии, которые известны в СССР под названием "белобандитской шайки"... Заселяли Трёхречье главным образом забайкальские и отчасти амурские казаки, эмигрировавшие из СССР, в силу тяжелых экономических условий. Никакой борьбы с советской властью они ни на территории СССР, ни вне её никогда не вели. Придя в Трёхречье со своим скотом и частью с сельскохозяйственным инвентарём, они сразу же сели на землю и занялись хлебопашеством, сельским хозяйством, охотой и рыбной ловлей. Вначале эти переселенцы проходили, хотя и нелегально, но при попустительстве советской власти, которая смотрела на это сквозь пальцы, и только с конца прошлого года власти стали ставить препятствия переселенцам и, даже, бывали случаи, вооруженных стычек с пограничной стражей, но всё же эмигрировать удавалось.

        В конце сентября в Трёхречье проникли незначительные красноармейцы, которые никаких агрессивных мер не проводили. Казаки тоже со своей стороны никакой вражды не проявляли. На другой день после этого явилась новая группа, которая уже от имени советского командования предложила казакам вернуться или же хотя бы вернуть скот.

        Через два дня налёт повторился. Проходя через разграбленный посёлок, красноармейцы объявили женщинам, что их мужья казнены по приказанию советского правительства и что они должны подвергнуться той же учаспт со своими детьми. Расстреляв оставшихся женщин и детей, красноармейцы направились в следующие посёлки, где повторили своё кровавое дело..."

"Гун-Бао" (№ 844, 9 октября 1929 г.)

        "Организован набег советских частей, сделанным одновременно в нескольких пунктах этого района. Переправа через реку Аргунъ была совершена в один день, т. е. 28 сентября.

        Отряд, разгромивший посёлки Цанкыр и Танехэ, прошёл предварительно от реки Аргунъ около 150 вёрст и потому только 1 октября явился в населённый пункт и учинил свою рассправу. Что же касается другого отряда, вышедшего сразу в населённый район на берегу Аргуни в 300 вёрстах от Хайлара, то там расправа, о которой только теперь стало известно, имела место ещё 28 сентября.

        В этот день отряд красных, состоящий из набранных в районе Нерчинских заводов молодых коммунистов и местных бывших каторжан, но производимый военным командованием Красной Армии, переправился на правый берег Аргуни. Переправа была проведена под прикрытием моторного катера, вооружённого пулемётами.

        Отряд ок. 200 человек встретил на китайском берегу мужественное сопротивление небольшого китайского кордона (10 чел.) у посёлка Дамысо-бо. В результате этого сопротивления начальник кордона Лю Си-фу и 6 человек китайских солдат были убиты.

        Посёлок Комары подвергся немедленному же разграблению, почти все жители, не успели бежать и, не ожидавшие над собой расправы, были уничтожены, а имущество их разграблено и дома сожжены.

        Здесь отряд перешёл в соседний посёлок Дамысово, насчитывающий несколько десятков домов и являющийся в этом районе самым крупным и богатым. Зверству красных в этом посёлке не было пределов. Расстреливались и убивались на месте не только мужчины, и женщины, но и малолетние дети. Были случаи, когда детей хватали и с высокого берега бросали в волны Аргуни, посылая "спасать родителей". Когда же обезумевшая мать, бросившись за ребёнком, выплывала с ним, то тут же на берегу приканчивали и мать и дитя. Ворвавшись в дом местного хуторянина Зырянова, красные звери не остановились перед убийством его маленького сына трёх месяцев...

        Ограбив и уничтожив поголовно таким образом целый ряд прибрежных по Аргуни беженских посёлков, красные переправились обратно на свой берег, увезя с собой всё награбленное. Все дома были сожжены и посёлки почти сравнены с землёй. Трупы расстрелянных остались валяться на улице, где их застала смерть.

        Недалеко от этого места в пути была настигнута красными подвода с маслом, следовавшая в Хайлар. Эту подводу сопровождали шесть человек. Большевики убили их всех и затем положив их на подводу подожгли масло. Трупы в продолжении нескольких часов жарились и кипели в горящем масле".

"Гун-Бао" (15 октября 1929 г.)
        "Нагрянули под вечерок, когда скот и табуны пригоняются на ночь домой. Выгнали табуны и рогатый скот в степь и, отрядив по два-три гонщика, пошли со стадами к русской границе. Остальные рассыпались по зимовьям, всех выгоняли, вещи перетряхивали, грудных детей вынимали из люлек, а то и просто выкидывали. Искали золото во всех видах, Что нашли, сколько нашли - никому не сказывали...

        27 сентября ранним утром раздались выстрелы над поселком Танехэ. С плоскогорья хребта спускались конные всадники. Первой жертвой пал Якимов Гриша, мой двоюродный брат. Он ходил за лошадью в поле, ему надо было ехать в город Хайлар, где он учился в гимназии. Его заставили гнать лошадей домой во двор, а затем скомандовали идти на место сбора жителей, но на полпути застрелили. Вооруженные пулеметами, винтовками, штыками и гранатами, бандиты носились по поселку, выгоняя людей на край села, поджигая дворы и опустошая хаты. Наши родители, Сергей Ананьевич и Анна Васильевна, взяли нас, своих детей (три девочки и младший мальчик четырех лет) и пошли на указанное место, откуда наш папа уже не вернулся домой. Враги оцепили собравшихся, кружась на лошадях, о чем-то совещались, а мы в страхе ожидали недобрый конец. Вскоре объявили женщинам с детьми идти по домам, а мужчин 80 человек, где были глубокие старики и 14-летние подростки, быстро погнали за посёлок.
        На повороте высокой горы этого хребта, против кладбища скомандовали стать на колени, говоря с насмешкой: "Вы верите Богу, пусть Он спасет вас!"... Обстрел из пулемета, куча окровавленных тел, раненых всячески добивали"

воспоминания Н.С.Якимовой, Тула, январь 1994 г.

        "Насилию, разбою, дикой расправе не было конца. В одном из казачьих поселений было убито 140 человек, включая женщин и детей. Несколько раненых добрались до Хайлара и поведали об ужасах, перенесённых мирным населением. Свыше шестисот трёхречинских поселенцев было вывезено в Советский Союз. Японское консульство на ст. Маньчжурия пыталось защитить мирное русское население, но ничего не могло сделать. Судьба вывезенных выяснилась позже: часть была расстреляна, большинство попало в концлагеря и тюрьмы".

"Финал в Китае", 1958 г., П. Балашкин

        "Душу раздирающие сведения идут с Дальнего Востока. Красные отряды вторглись в пределы Китая и всей своей жестокость обрушились на русских беженцев, выходцев из России, нашедших в гостеприимной Китайской стране убежище от красного зверя.

        Уничтожаются целые посёлки русских, истребляются всё мужское население, насилуются и убиваются дети, женщины. Нет пощады ни возрасту, ни полу, ни слабым, ни больным. Всё русское население, безоружное, на китайской территории Трёхречья умерщвляется, расстреливается с ужасающей жестокостью и с безумными пытками. Вот замученные священники: один из них привязан к конскому хвосту. Вот женщины с вырезанными грудями, предварительно обесчещенные. Вот дети с отрубленными ногами; вот младенцы брошенные в колодцы; вот расплющенные лица женщин, вот 80 летние старцы в предсмертных муках расстрела; вот реки, орошаемые кровью убегающих в безумии женщин и детей, расстреливаемых из пулемётов красных зверей,

        Кровь леденеет, когда читаешь сообщения компетентных лиц с Дальнего Востока о зверствах красных в захваченной ими части Китая. Всё существо содрогается от этой небывалой кровавой расправы с безоружным населением и детьми.

        Вопиют архипастыри и пастыри Дальнего Востока, протестуют пред всем миром русские общественные организации, взывает ко всем русская печать.

        Вот уже 12 лет насильники в Москве раздирают русские души, уничтожают древние святыни, подвергают гонению духовенство и верующих, морят и гноят в тюрьмах множество невинных людей, культивируют утончённые пытки, перед которыми бледнеют все, ведомое в этой области истории"

из письма Митрополита Антония (Храповицкого) - первоиерарха Русской Зарубежной Церкви, адресованного главам правительств, Церквей и ведущих газет мира.



                 Казачат расстреляли

            Видно ты уснула, жалость человечья?!
            Почему молчишь ты, не пойму никак.
            Знаю, не была ты в эти дни в Трехречьи.
            Там была жестокость — твой извечный враг.

            Ах, беды не чаял беззащитный хутор...
            Люди, не молчите — камни закричат!
            Там из пулемета расстреляли утром
            Милых, круглолицых, бойких казачат...

            У Престола Бога, чье подножье свято,
            Праведникам — милость, грешникам — гроза,
            С жалобой безмолвной встанут казачата...
            И Господь заглянет в детские глаза.

            Скажет самый младший: «Нас из пулемета
            Расстреляли нынче утром на заре».
            И всплеснет руками горестными кто-то
            На высокой белой облачной горе.

            Выйдет бледный мальчик и тихонько спросит:
            «Братья — казачата, кто обидел вас?»
            Человечья жалость прозвенит в вопросе,
            Светом заструится из тоскливых глаз.

            Подойдут поближе, в очи ему взглянут —
            И узнают сразу. Как же не узнать?!
            «Был казачьих войск ты светлым Атаманом,
            В дни, когда в детей нельзя было стрелять».

            И заплачут горько-горько казачата
            У Престола Бога, чье подножье свято.
            Господи, Ты видишь, вместе с ними плачет
            Мученик-Царевич, Атаман Казачий!


            Марианна Колосова, Харбин, 1929 год
===============================================================================

В числе банды был некий казак Топорков. Его родная сестра была замужем за одним из жителей хутора. Сестра на коленях просила не убивать ее мужа, но бандит ответил ей на это:
-- Тебя не трону, возьму с собой и прокормлю, а его убью.
Из мужского населения поселков Тынэхэ и Цанкыр осталось в живых только трое. В Цанкыре спасся Пешков -- он успел надеть женскую одежду и взять на руки ребенка.
Когда к нему в дом ворвались красные, то на вопрос где муж, переодетый Пешков ответил: "Уехал на покос".
В Тынэхэ один из казаков спасся чудом. Пули только его задели, и он был завален трупами.
Зверски умучена семья Кругликова. Они ехали по тракту из Цанкыра в Хайлар на пяти подводах со сливочным маслом, когда их настигли красные бандиты и перебили, привязали к телегам, забросали сливочным маслом и подожгли. Обгоревшие трупы Кругликова, его жены и трех ребятишек были вскоре найдены в степи.
По последним сведениям, разгромлены поселки Тынэхэ, Цанкыр, Камары, Домасово, Наждин, Кули и Лабдарин.
В пятницу 4 октября в пять часов утра в хутор Тынэхэ вновь ворвались советские кавалеристы и учинили вторичный разгром. Они взяли по выбору женщин и 50 лучших лошадей и угнали их к советской границе. Судьба пленных женщин пока неизвестна...

на старом фото  сидит казак Пешков, фото из семейного архива Пешковых проживавших в Трехречье
Правила проекта "Белая гвардия" http://ruguard.ru/forum/index.php/topic,238.0.html

Оффлайн elektronik

  • Генерал от Инфантерии
  • Штабс-Капитан
  • ***
  • Дата регистрации: РТУ 2009
  • Сообщений: 2742
  • Спасибо: 228
ЗАМЕТКИ К СТАТЬЕ А.Ф.ДОЛГОПОЛОВА "ТРАГЕДИЯ ТРЕХРЕЧЬЯ"
("Первопоходник" № 26 за август 1975 г., стр.43)

..."Никаких пограничных постов... не было". Караулы были, а именно: С 1894 года:

    * Сактуй; близ станции Манчжурия (граница России и Китая).
    * Абагай-гуй;
    * Моику-шили ;
    * Эрдени-тологой
    * Хуху-дабан ("Голубой перевал"), против русской казачьей станицы Цурухайтуй.
    * Батур-хошу - против нового Цурухайтуя;
    * Баясхулангу;
    * Хуюрханци (см. снимок с рисунка 1937 г.)
    * Баян-лук ;
    * Сибурбула
    * Цзуртэ - против русского поселка Булдуевского.

С. 1906 года учреждены новые караулы вниз по реке Аргунь:

    * Морискен
    * Билая при устье р.Билая (по-русски Белая);
    * Нюр (см. снимок с рисунка 1937 г.)
    * Чжургэн;
    * Зэньхэ;
    * Чандянь,
    * Кму,
    * Нуган,
    * Ци-ган-хэ
    * Юн-ань,
    * Алахада.

Начальник караулов жил в Чжургэне.

Во всех этих караулах никогда не было китайцев. Пекинский Двор назначал, в порядке натуральной повинности, инородцев - жителей этого района - орочен, солон, баргут и даур. Последние же, питая симпатию к русским, переходили границу; посещали русские поселки, торговали с русскими. Многие крестились и посещали церкви на русской земле в большие праздники.

Еще до образования караулов инородцы Маньчжурии родами переходили границу, принимали православие и подданство Российской Империи. Например - княжеский род солон Гантимуровых.

Инородцы, находясь по докучливой повинности на караулах, никогда далее караульной крепостцы не уходили и русским, переезжающим через границу, препятствий не чинили. Знакомых же зазывали в караульное помещение - "Чаю пошваркать".

Инородцы знали русский язык сносно, а некоторые хорошо (крещеные). И русские, со своей стороны, знали местный баргуто-солонский говор монгольского языка. Да еще как знали! Казак Зарубин в начале этого века поревел "Символ Веры". В 1936 году я видел один экземпляр этого перевода у сына переводчика Якова Зарубина в поселке Хунхульян (127 верст на юг от Хайлара).
Вот почему переход границы был совершенно свободен.

..."Драгоценна (по-монгольски Найлумуту), где находилось станичное правление"...

Станичных правлений было два.

В Драгоценке - Трехреченское станичное правление, которому подчинялись поселки:

    * 1. Бардракон
    * 2    о Щучий
    * 3    о Попирай
    * 4.    Казачаны
    * 5.    Нижний Тулунтуй
    * 6.    Верхний Тулунтуй
    * 7.    Дубовая
    * 8.    Ключевая
    * 9.    Чалотуй
    * 10.    Лабцагор
    * 11.    Лабдарин
    * 12.    Верх. Кули
    * 13.    Усть Кули
    * 14.    Усть Урга
    * 15.    Верх Урга 15.    Покровка
    * 17.    Шурфовая
    * 18.    Драгоценка - свой поселковый атаман.

В Найджин-Булаке - Найджинбулакское станичное правление. Поселки:

    * 19.    Найджин-Булак (Булак - источник, ключ. Найджин собств.имя)
    * 20.    Ацач (Ацан - развилка. Мокг. Дорог или рек)
    * 21 . Горбунор - разрушен до основания Моисеем Жучем (Горбунор - Три озера. Монг., т.е. Трехозерный)
    * 22. Чанкыр - новый поселок после 1929 г.
    * 23. Тыныха большая. (Маньчжурское название Тэнэха-ула, китай скос Тэнэ-хэ. Ула - река, хэ - тоже река по-китайски. Русское название ТЫНЫХА ,
    * 24. Тыныха малая.
"Все 18 поселков...". Не 18, а 24. В них более 20.000 чел

"...чекиста Жуча..."

Еврей Моисей Жуч в 1918-1920 гг. жил в Хайларе на Четвертой улице и вместе со своим единоплеменником "Вольфовичем вошел в сделку с продажными китайскими властями и, пользуясь их покровительством, отбирал на границе золотые монеты у русских беженцев, переходящих границу пешком. Сделано это было следующим образом. По наущению Жуча китайские власти в Хайларе приказали своим пограничникам (их нагнали туда сотни ввиду приближения Белой Армии и обозов с гражданскими беженцами) принимать от русских оружие (бесплатно), а золото обменивать по 4 бумажных китайских доллара за русскую золотую десятку. В то же время эта золотая десятка стоило, в Маньчжурии, Харбине и Хайларе 30, 35 и 40 долларов.

Жуч и Вольфович вышли вперед пограничных постов и предлагали сдать им золото в обмен на расписки (так их в то время называли, но на них стояла английская надпись "сертификат"), отпечатанные в типографии еврея Френкеля. За золотую десятку они обещали уплатить в "Хайларской конторе" по 15 долларов. У русских беженцев положение было безвыходное, и Жучу с Вольфовичем удалось собрать золото пудами. Его они отправляли в Хайлар, где их компаньоны - Цыльман, содержатель дома терпимости на Третьей улице, и коммерсант Наум Мордахович - переотправляли его в иностранные банки и Харбина и Шанхая.

От границы до Хайлара 184 версты. Это расстояние русские прошли за 8-10 дней и, разыскав "контору" Куча, потребовали расчета. Жуч отказывался платить под разными предлогами. Русские, особенно военные и казаки, пригрозили самосудом. Но это Жуча не напугало. Списки русских с пометкой об их неблагонадежности он передал китайской полиции, с которой он уже успел поделиться русским золотом. В результата этого гнусного акта русские были посажены в вагоны и высланы в Приморье, в распоряжение ген.Дитерихса. После конца Русского Белого Приморья в 192В и в 1924 гг. многие возвратились в Хайлар, где очень легко было найти работу на лесных концессиях Бр. Воронцовых, на рыбалках на оз.Далай-нор и на каменнеугольных копях ст.Чжалай-нор (на копях платили золотым рублем), но Жуча в Хайларе уже не было. Он скрылся в СССР. Уехал он на лошадях, так как железная дорога была еще под контролем ген.Хорвата. Жена Жуча (тоже еврейка) долгое время еще оставалась в Хайларе, но лотом исчезла. По не проверенным сведениям она через Харбин и Дайрен уехала в Японию, а оттуда во Владивосток.

Вольфович уехал в Шанхай на иностранный сеттлемент.

Кроме этого, Моисей Жуч и Вольфович повинны в выдаче барона Унгерна красным на станции Чжалайнор (8 верст от границы, на реке Аргунь). Вольфович подкупил начальника китайского пограничного поста против поселка Абагайтуй, и тот ночью пропустил конный отряд чекистов на китайскую территорию. 8 верст для конников - меньше часа езды. Жуч же указал, в каком доме спал барон Унгерн. Свидетелем этой драмы был житель частного поселка Чжалайнор Викулов (жил по Первой улице. Ныне покойный). Вне зависимости от рассказа Викулова (в 1944 г.) то же самое рассказал рядовой казак из личного конвоя барона Николай Александров. В начале и середине 30-х годов он был сторожем "Третьего моста" на Южной лесной концессии Бр.Воронцовых (Александров давно умер).

Навязанные нам рассказы о том, что монголы связали барона и выдали красным - еврейский миф.

В октябре 1929 г. Моисей Жуч с отрядом чекистов из латышей, мадьяр и корейцев совершили налет на поселки Трехречья. По об этом ниже.

"... перешел границу у станций Пограничная и Манджурия".

К моему великому сожалению, эта фраза или, вернее, конец фразы совершенно не соответствует действительности. Дело в том, что станция Маньчжурия (позднее стала городом) находится на западной границе Маньчжурии (страны) с Россией, в 934 км. от Харбина. А ст. Пограничная - на восточной границе с Россией, в 660 км. от Харбина. Физически невозможно было бы вторгнуться в чужую страну одному отряду в двух местах, гулаленных друг от друга на 1594 км.

"В селениях Тыных, Чанкир, Дамасово и Кашари…"

"Тыных" - это, конечно, Тыныха.

"Чанкир" - не Чанкир, а Чанкыр, и во время Жуча, т.е. в 1929 году его еще не существовало. Жуч сжег дотла и перебил всех жителей поселка Горбунор. Чанкыр отстроили заново после 1929 г. В 1944 году в нем было 14 дворов.

Названия "Дамасово" и "Кашари" за 8 лет моего пребывания в Барге я не встречал и потому ничего сказать о них не могу.

"18 поселков и хуторов были разрушены..."

Не 18, а только четыре: Лабцагор, Лабдарин, Горбунор и Тыныха. Два первых поселка так и не оправились после налета красных. В 1944 году в них жило несколько семей, а остальные селения представляли из себя жалкие развалины.

Это степной район. Жители его главным образом занимались скотоводством. Летом сюда прикочевывали на летние стоянки (летники) баргуты из Южной Барги, в сентябре же они откочевывали на юг, на зимние стоянки (зимники), и в октябре здесь нет ни одной юрты, то, несомненно, учел Жуч. Он шел по пустой стопи. В противном же случае баргуты немедленно сообщили бы в свой Ямынь (уездное правление) о движении военного отряда, и Жучу с его бандой пришлось бы туго, ибо баргуты прирожденные наездники и великолепные стрелки.

После же Покрова (1-го октября по ст.ст. и 14-го по новому) здесь выпадает снег, и температура на этом высоком плато (почти 700 м. над уровнем моря) падает до 20-25 Цельсия. Поэтому начало октября самое подходящее время для разбойного налета. Баргут уже нет, и погода позволяет заночевать в степи.

Странно, что никто из писавших о налете Жуча не обратил внимания на эти два обстоятельства.

Горбунор остался в развалинах навсегда. Рядом с ним возник новый поселок Чанкыр.

Тыныха отстроилась заново, и в 1944 г. там было 140 дворов, но во время налета Жуча их было от 60 до 90. Точно не знаю.

"Губернатором края состоял монгол - даур..."

Губернатором был балаганский бурят (из-под Иркутска) князь Узым Гармаев. Он окончил Иркутский кадетский корпус, был офицером сводно-казачьей сотни лейб-казаков, которой командовал ген.Сычев. Свободно владел русским, французским и немецким языками, кроме монгольского и бурятского. Был прост в обращении и доступен, особенно для русских. Будучи дико богатым (15.000 табуна, 20-25 тысяч скота и более 60.000 гурта), оказывал широкую помощь беженцам от коасных и угощал часто русских, устраивая пиры в единственном приличном ресторане в Хайларе - "Прогресс", который содержал немец, причем с хозяином "Прогресса" он говорил на великолепном немецком языке.

В 1945 г. "Смерш" захватил кн.Гармаева "с концом". Никаких сведений о нем нигде не появлялось. Его же табуны, стада и гурты перегнали в забайкальские совхозы и колхозы, а через год "Дальневосточная Правда" писала о бурном россте скотоводства и небывалом приплоде.

"Грабь награбленное" - лозунг неверный. "Грабь нажитое несколькими поколениями" будет вернее.

Кто-то из дальних родственников кн.Гармаева спасся, бежали на Калган и затем в Шанхай. Если им удалось выехать за, границу Китая, то вряд ли они попали в Австралию. Англичане пе пускали туда людей с примесью монгольской крови. А Гармаевы - чистокровные буряты. Может быть, они в Южной Америке.

- о -

В октябре 1929 года комиссар Г.П.У. Моисей Жуч с отрядом отборных чекистов перешел маньчжурскую границу несколько южнее слияния рек Ган, Дербул и Хаул, пересек степной район южнее р.Ган и, разгромив поселки Лабцагор и Лабдарин, углубился в горно-лесной район за рекой Мергел, где напал сначала на поселок Горбунор. Жителей перестрелял, а поселок сжег. Далее он то же самое сделал с поселком Тыныха. Об этом писалось уже много, но не на этом хочу остановить Ваше внимание.

Для меня до сих пор остается неразрешимой загадка - почему Жуч обрушился на поселки Горбунор и Тыныха? Лабцагор и Лабдарин громил малый отряд из его банды. Сам он шел на два поселка, самых дальних от границы. До них от Аргуни 180-190 верст. Шел Жуч минимум 4 дня.

Казалось бы, проще напасть на Щучий (8 верст от границы) и затем идти по долине р.Дербул. И, наконец, до Драгоценки - столицы Трехречья - 30-35 верст. Можно пройти за одну ночь, длинную в октябре.

Этого он не сделал.

Здесь тайна и политическая, и племенная.

- о -

Есаул Маторин (ныне покойный), житель поселка Найджин Булак, в 1919 и 1920 годах был в Чите около атамана Семенова. В это время еврейская община города Читы подала прошение Атаману с просьбой разрешить евреям сформировать "Еврейский батальон", содержание которого Еврейская община брала на себя. "Община" обязалась набрать 1000 молодых евреев, одеть их, обуть и кормить, а этот батальон должен был бы активно бороться с большевиками.

Окружение Атамана не только подозрительно, но и враждебно отнеслось к этой затее, но Атаман, несмотря на свое осторожное и подозрительное отношение к евреям, разрешил формировать "Еврейский батальон".

Как и ожидали многие, из предприятия "Общины" ничего не вышло. Не только батальона, но даже взвода они собрать не смогли, но зато вокруг этой затеи заварилась каша, и каша крутая. В штабе и различных канцеляриях, согласно полученному разрешению, появилось иного евреев, уполномоченных "Общиной" для переговоров по делу формирования "батальона" и связанных с ним вопросов (оружие и патроны должен был дать Атаман Семенов). В Интендантство Атамана "Общиной" был командирован Моисей Жуч. Он сразу же привез несколько вагонов груза в интендантство для "формирующегося" батальона. Этот груз (кожа, сукно, мука, сапоги, белье, табак и, конечно, спирт) был заготовлен в Харбине с помощью Харбинской Еврейской общины.

Что было потом, Маторин не знал, так как его назначили на.станцию Даурию.

Лет 10-15 спустя харбинские еврейские газеты писали, что евреи Харбина отправляли груз Адмиралу Колчаку, но Атаман Семенов перехватывал его в Чите и оставлял у себя.

Однако, ни история "Еврейского батальона" в Чите, ни клевета на Атамана Семенова, ни предательство Жучем барона Унгерна в Чжолайнор не дают данных для объяснения причин, вызвавших Тыныхинскую Драму.

Одно время красная агентура в Харбине пустила "слух", что советское правительство не имеет никакого отношения к рейду Жуча и что это было частным актом мести приграничных жителей за партизанские вылазки казаков из Трехречья на территорию СССР. Этот "слух" поддержали и раздули харбинские евреи, так же, как они материально поддерживали советскую газету в Харбине "Трибуну", закрытую китайской полицией (в которой служили Семеновские офицеры) 30-го апреля 1929 года, накануне 1-го мая. За несколько дней до этого "Трибуна" выбросила лозунг - "Даешь 10.000 подписчиков к 1-му мая", в ответ на действия китайской полиции евреи нашли своего одиноплеменника, английского подданного, и на его имя записали новую большевистскую газету "Герольд Харбина". Экстерриториальный английский флаг охранял красную газету от вмешательства китайской полиции. Но и это продолжалось недолго. Русские юристы Иванов - знаменитый разоблачитель темных дел - и проф. В.М.Маргулин загнали в тупик английского генерального консула в Харбине. Английским подданным был только "владелец" газеты, и то фиктивный, ибо известно, что у него не было денег на приобретение типографии и оплаты штата сотрудников. Издатель же и редактор не были подданными алглийской короны. Юристы поставили вопрос ребром: пользуются ли издатель и редактор и редакция вообще защитой английского флага? Если да - на каком основании? Если нет - спустите флаг, и пусть его поднимет "владелец" над своим домом. Консул превосходно был осведомлен о действиях той и другой стороны и приказал спустить флаг.

На следующий день "Герольд Харбина" прекратил свое существование .

Но вернемся к "пущенному слуху". Безусловная ложность его доказана, и очень легко.

Во-первых, на территории Советского Союза, да еще в приграничной воне, абсолютно невозможно создать большой, хорошо вооруженный конный отряд без ведома райкома, обкома и, главное, Г.П.У.

Во-вторых, такой отряд ни при каких обстоятельствах не смог бы выйти за границу, охраняемую трижды отфильтрованными и хорошо натасканными негодяями, ибо в пограничники красные простых солдат не берут.

В третьих, неверно и то, что партизаны из Трехречья обижали своих земляков-забайкальцев по ту сторону границы. Обижать их было уже нельзя, так как советская власть обидела их до нитки. К тому же, очень часто родня жила по ту и другую сторону границы. Родственники и свояки друг друга обижать не станут. Верно только то, что в начале 20-х годов партизанить ходили из Трехречья бессемейные одиночки, потерявшие на родной земле во время реквизиций и экспроприации все свое имущество. Например, Мамонтов, Мамаев Дим., Уралов Леонид. Лишенные всего и записанные в "лишенцы", казаки-скотоводы пришли в Маньчжурию ПЕШКОМ в том, что было или, вернее, осталось на них. И через речку Аргунь они видели, как чекисты-пограничники ездят на отобранных у них конях. Такие одиночки, собравшись в группу, ночью переходили границу и, выждав, когда патрули выйдут вправо и влево с пограничного пункта, врывались в последний, быстро, без выстрелов, расправлялись с чекистами, забирали оружие и угоняли коней взамен экспроприированных у них табунов. На приграничном жаргоне это называлось - "баловаться уздечкой".

"Эмигрантские конокрады опять угнали лошадей с нашей родины", - вопили советские и просоветские газеты на Дальнем Востоке, но они умалчивали, что коней угнали у чекистов-пограничников. Бессовестным во всех делах чекистам стыдно было сознаться, что у всесильного Г.П.У. отобрали оружие и угнали коней.

Повторяю, ходили одиночки-боссемейные, "ходили за Аргунь" из Чжолайнора, Щучьего, Попирая и редко из Драгоценки, но никогда не ходили из Тыныхи. Там жили семейно и зажиточно. Кому из них пришло бы в голову бросать семью, хозяйство и идти за 200 верст ставить свою голову.

Красный миф о "мести приграничных жителей" рассеивается, как туман в ясное утро.

Но "Тайна Тыныхи" остается неразгаданной.

-    о -

В 1933 году Моисей Жуч опять появился на Маньчжурской земле. Его опознали и схватили, но сдуру выдали китайским властям, а те выслали его в СССР, как нежелательного иностранца. За это китайские судьи получили богатые подарки от советского консула.

Японская оккупация Маньчжурии началась 18-го сентября 1931 г.

1-го марта 1932 года была провозглашена независимость Маньчжу-го.

Вся полнота власти сосредоточилась в руках командующего Квантунской Армии в Маньчжурии.

Но во всех гражданских учреждениях (в том числе и в суде) остались чиновники, признавшие японскую власть. Старые чиновники сохранили свои старые замашки - коррупцию и кумовство. Японцы смертью наказывали это, но вывести им это не удалось. Поэтому Жуч и получил по суду такой приговор.

К сему прилагаю фотокопии из журнала "Рубеж" за 1929 и 1930 г.

Журнал сей издавали в Харбине два еврея Лембич и Кауфман, поэтому в заметках о "Кровавых событиях в Трехречье" нет имени Моисея Жуча.

-    о -

Советские разведчики постоянно посещали Трехречье и район города Хайлара (Хайлар японцы сделали крепостью).

Всех наездов советских разведчиков перечислить я, конечно, не могу, ибо многое мне неизвестно, а из того, что знаю, приведу несколько примеров, как иллюстрацию этой работы красных.

В 1939 г. Димитрий Григорьевич Кояков из поселка Верх.Тулунтуй вместе с Шахтуевым поехал на свою заимку (15 верст от поселка). На своем пути, по которому они ездили много раз, они наткнулись на вооруженный советский разъезд. Красные их задержалии, отведя одного от другого на значительное расстояние, учинили им допрос, а затем, пригрозив, отпустили. От места допроса до границы было около 40 верст. Кояков заболел нервным потрясением и умер через несколько дней.

Сын Коякова, Афанасий Димитриевич, в конце лета того же года поехал на ту же заимку и тоже наскочил на красный разъезд. В отличие от отца, который ехал на телеге с Шахтуевым, Афанасий ехал верхом. Он повернул коня и поскакал прочь. Красные его обстреляли. Ранили в правый бок и правую руку.






В 1940 году поселковый атаман Драгоценки зашел с распивочную (ее содержала Японская Военная Миссия не без умысла - торговля крепкими напитками была всегда ограничена в Трехречье - чтоб на спивались) выпить стаканчик водки и у стойки встретил чужого человека, по типу - забайкальский казак. Разговорились. "Откуда ты?" - спросил атаман. "Из Келларей, в Хайлар еду с сыном за ножами для косилки, да и купить то-се надо". Чужак еще угостил атамана - поднес, как говорили в Трехречье, "А где стоишь? ("стоять" значит остановиться на ночлег или на временное жительство), - поинтересовался атаман. "На постоялом. Там и телеги и сын". Еще поговорили, и чужак ушел. Тогда из-за столика встал казак и, подойдя к атаману, сказал: "Слыхал я ваш разговор, но у нас в Келларях такого никогда не было". Выскочили на улицу, а чужака и след простыл. У него за углом конь привязан был. На постоялом ни телег, ни сына нет и не было.

Долго потом подсмеивались над атаманом, как его красный угощал.

В 1942 г. мальчик лет 10 вез на телеге траву в Верх.Ургу, а на дороге сидят трое и курят самокрутки. Подле них кони подседланные. "Здорово, казак", - приветствовали сидящие. - "Доедешь до дому и вали (иди) к атаману. Отдай ему вот это". И с этими словами передали ему металлический кругляк (диск). "Атаман знает, да скажи ему, что мы ждем его тут". Нальчик (неграмотный) выполнил наказ. Атаман прочитал на монете надпись: "20 копеек. Союз Советских Социалистических Республик". Поднял тровогу. Выехали вооруженные на мосто встречи, а там никого нет. На земле бумажки и банки из-под советских консервов.

В 1942 году заметили красный разъезд между поселками Ацан и Нойджин Булак, идущий в сторону р.Кульдур. Из Найджина организовала вооруженную погоню. Среди преследователей был один казак (я забыл его фамилию) на кровном жеребце. Он далеко опередил отряд. Последний из красных обернулся и, угрожая автоматом, крикнул: "Отстань, брат!". Разгоряченный жеребец пел наметом. Красный выпустил очередь и свалил преследователя. Подоспевший отряд застал его еще живым и в сознании. Перед смертью он рассказал о последних секундах его погони. Двое казаков повезли тело погибшего назад в поселок, а отряд продолжал преследовать красных. Они ушли на север по долине р.Кульдур, а затем свернули на запад и ушли за Аргунь. Здесь должен сказать, что у красных кони кованые и летом, а трехреченцы летом коней не куют. Поэтому след красных очень четкий и легко отличимый от наших следов.

В 1944 году был я на могиле убитого казака, но моя память не сохранила его имени. Не взыщите за это.

Появление красного разъезда в долине Кульдура объяснить не трудно.

Японцы восточное своего поселка Ап-Кан пробивали туннель в Большом Хингане для железной дороги, которая по их замыслу должна была соединить крайний северо-западный угол Маньчжурии с центральными районами страны. Красные в Хабаровске рассматривали постройку этой дороги, как угрозу их обороне. С конечного пункта задуманной японцами дороги легко можно было бы перерезать Амурскую железную дорогу.

В связи с постройкой туннеля интересен и нижеследующий случай. Но тут приходится начинать издалека.

Грузы на постройку туннеля - цемент, инструменты, продукты и проч. - по железной дороге шли до гор.Хайлара. Далее на север до Верх Кулей - на грузовиках. В Верх Кулях японцы собрали всех свободных русских возчиков с их конями и подводами, и они возили груз ст Верх Кулей до поселка Ай-Кан. Некоторые возчики постоянно работали при туннеле, перевовили грузы на маленькие расстояния. Жили они во временных бараках около туннеля. И вдруг однажды утром японское начальство в Ай-Кане переполошилось. Ищут двух русских возчиков, которые работали тут уже не один месяц. Их нигде не оказалось. Телеги стоят, а коней и их нет. Оказывается, перед ужином японцы получили радиограмму из японского центра контрразведки, в которой сообщались имена двух советских шпионов, работающих в Ай-Кане. Красных шпионов не нашли, они скрылись "с концом". Тут любопытно то, что красные шпионы получили предупреждение за несколько часов (может быть, на 2-3 часа) раньше, чем японцы, и успели пройти мимо ничего не подозревающих япойских частей охраны.

Летом 1943 года монголы заметили группу из четырех пеших, идущих на восток по степи южнее реки Ган. Сообщили в Ямынь. Группу окружили, и после короткой перестрелки перебили красных. Найденные при убитых карты, компас, бинокли и фото-аппараты выяснили цель их миссии.

В августе 1944 г. в поселке Найджин Булак казак Стрельников, колесник по профессии, собрался ехать на север через Ацан в тайгу за лесным материалом для своих работ. Завтра утром будто ехать надо, а сегодня вечером нежданно-негадано приехал домой на побывку его сын-ефрейтор из русского полка полковника Осано (это русский полк у японцев, созданный на манер Русского полка Шанхайского Волонтерского Корпуса). До Хайлара он доехал на поезде. До Верх Кулей на автобусе, а в Верх Кулях атаман ему, как военнослужащему, отрядил подводу до Найджин Булака.

Дома, конечно, праздник - сын приехал. Собрались и соседи, но не об этом речь моя.

Отец все-таки решил ехать на утро в тайгу за лесом. Сын тоже увязался с ним. Уехали на двух подводах. Под вечер старик возвратился один, без телеги, без седла на коне и прямо к атаману Черных: - Сына красные увели!

По тревоге большой отряд вооруженных казаков бросился в погоню. Три дня шли по следам кованых коней и на берегу Аргуни остановились.

Ефрейтор отряда Осано исчез за Аргунью навсегда.

Русский военный отряд Осано всегда был бельмом на глазу у красных. Как-никак, три с лишним тысячи человек, да столько же резервистов. Добыть оттуда "языка" для красных всегда заманчиво было. Но дело не в этом.

Вопрос в том: как красныс знали, что ефрейтор поедет в тайгу? Во всем Найджин Булаке никто но умел обращаться не только с радиоаппаратами, но даже не умел говорить по телефону.

Исключение составляли трое:

    * Начальник полиции - японец;
    * Его помощник - японец;
    * Переводчик русского и японского языков - кореец.

Был еще один японец - представитель японской продуктовой компании - Оцука-сан, за свое непробудное пьянство получил от русских кличку "Водка-сан".

Корейцам никогда доверять нельзя. Это самый подлый народ на Дальнем Востоке. Судьба этой страны сложилась трагически. 2000 лет она была зажата между двумя сильными и постоянно агрессивными державами: Китаем и Японией. Корейцы - как народ, так и удельные князья и королевский двор - всегда должны были лицемерить, льстить на обе стороны и скрывать свои истинные мысли. За долгий исторический срок сидения между двух стульев в корейцах выработалось утонченное, рафинированное двуличие. После красного переворота в России в 1917 году надежда у корейцев была на Красную Москву, а последняя, учтя это, выгодно пользовалась симпатиями корейцев. Будучи японскими подданными с 1910 года и служа на японской государственной службе, корейцы ждали помощи от красных и очень часто тайно служили им.

Исходя из этого, можно подозревать переводчика-корейца в том, что он, тайно от подвыпивших японцев (они все пришли поздравлять прибывшего в их поселок ефрейтора), дал знать одному из красных отрядов, скрывавшихся в тайге около строящегося туннеля.

С таким же основанием можно подовревать и самого ефрейтора в добровольном уходе к красным.

Подполковник того же отряда Осано, Наголен (армянин, по фамилии Асерсянц) был красным шпионом и остался неразоблаченным до капитуляции Японии 15 августа 1945 г. Истинное его лицо русские узнали после того, как он давал показания против русских, захваченных "Смершем" в Харбине на суде в Хабаровске, а затем возвратился в Харбин. Наголен свободно владел японским и китайским языками и у японцев был на отличном счету.

Возможно ли, что Наголен завербовал Стрельникова в свою агентуру и отправил с заданием на красную сторону? И да и нет. Мы не можем ни доказать, ни опровергнуть этого.

Писать об этом не следует, так как можно опозорить имя невинно погибего ефрейтора. Но самый факт захвата его умалчивать не следует. Как-никак от него добились показаний, позволявших красной разведке проверить донесения других агентов.
ИСТОЧНИК http://pervopohodnik.ru/publ/13-1-0-146
Правила проекта "Белая гвардия" http://ruguard.ru/forum/index.php/topic,238.0.html

Оффлайн elektronik

  • Генерал от Инфантерии
  • Штабс-Капитан
  • ***
  • Дата регистрации: РТУ 2009
  • Сообщений: 2742
  • Спасибо: 228
ЗАМЕТКИ К СТАТЬЕ А.Ф.ДОЛГОПОЛОВА "ТРАГЕДИЯ ТРЕХРЕЧЬЯ". (Продолжение).

"Неизвестно, что стало с Трехречьем после Второй мировой войны..."

8-го августа 1945 года Красная армия перешла границу Западной (не считая Северной и Восточной) Маньчжурии у города Маньчжурия к линии Китайской Восточной железной дороги (сокр. К.В.Ж.Д.) и вторая группа много южнее, вторгнувшись в степи Южной Барги. Но это особые темы и к нашему изложению событий не относятся.

На всей Территории Трехречья только в Драгоценке стояла японская рота, в составе которой было 120-140 штыков. Назначение ее было чисто локальное - охрана японской Военной Миссии, японской жандармерии и полицейского управления Трехречья от возможного партизанского налета красных в мирное время. По Аргуни, на границеТрехречья и CОВ.Союза стояли редкие японские дозоры, назначение которых было наблюдать за положением за Аргунью и доносить обо всем в Драгоценку. Никаких укреплений и даже простых укрытий по границе не было. Поэтому на Трехречье направлены были крайне незначительные части Красной армии. Максимум два батальона пехоты и несколько сотен конников. Японские дозоры, согласно предписанию, отошли на водораздел между реками Аргунь и Хаул, затем на следующий - между рекамиХаул и Дербул, все время сообщая по радио о продвижении противника в Драгоценку. С реки Хаул все дозоры сошлись в Драгоценке и вместе со всеми японскими учреждениями, под охраной японского гарнизона Драгоценки (1 рота) отступили на восток. (См. в плане путь их отступления, отмеченный пунктиром). В это время в Дайларе шли жестокие уличные бои (3 дня).

Население Трехречья ничего не знало о начале военных действий - ни газет, ни радио, ни телефонов ни у кого не было, - но начальник японской Военной миссии в Драгоценке (в чине полковника) по своему телефону предупредил полицейских-японцев на мостах, а через них и все население о грозящей им опасности. Своим же русским сотрудникам японские военные власти раздали все наличные деньги в Драгоценке, изъяв их из Военной миссии, из банка, из коммерческих предприятий, и снабдили еще удостоверениями - визами Военной миссии, дающими право свободного передвижения по стране при любых обстоятельствах. Такие визы ни городская полиция, ни поселковая, ни железнодорожная не имела права брать в руки. Они могли только читать их в руках владельца, причем почтительно став в положение "смирно". На этих визах стояла печать "Военной Миссии" с хризантемой - Императорский герб Японии. Эх! Если бы наша "прогрессивная антелигенция" до революции так же бы относилась к Двуглавому Орлу.

Многие русские воспользовались визами и ушли за Хинган, а затем через Великую Китайскую стену в зону, оккупированную американцами. Имена некоторых из них за последние двенадцать лет я встречал на страницах газет "Новое Русское Слово" и "Русская Жизнь". Самовольно называть их не смею, ибо не имею на то их согласия. Укажу только на скончавшегося в Австралии полковника японской службы Косова, участника боев на Хасан-голе в 1939 году.

Итак, я остановился на том моменте, когда японцы качали отходить на восток из Драгоценки. Шли они на Верх Ургу и далее к японскому поселку Айкан, к незаконченному туннелю. Под свою охрану и вместе с собой они взяли станичного атамана Трехречья Леонида Сергеева и его супругу. Атаман Сергеев пользовался общим доверием и уважением всех жителей Трехреченской станицы. С японцами он умел держать себя, не роняя русского достоинства. Японцы же с почтением относились к нему и никто из них ни разу не позволил себе задеть самолюбие казачьего офицера. Вообще японские офицеры держали себя очень корректно с казаками. Отвлекусь от темы и приведу два примера.

В день св.Алексея Божьего человека в 1937 г. был парад в Драгоценке, а потом джигитовка и банкет у начальника Миссии. На параде японский полковник подошел к пожилому казаку и спросил, где он получил три георгиевских креста.

- На Русско-Япопской войне, ваш., высок... благор...

Японский полковник протянул руку казаку, пожал его руку и сказал:

-    Марадец! Кхароший сардат (японцы не выговаривают буквы л).

Во время банкета начальник подозвал одного из своих офицеров и что-то приказал ему. Через короткое время офицер привел того же казака. Начальник налил полный стакан водки и, обращаясь ко всем, произнес:

-    Кхароший сардат всегда доржен поручать честь, - а казаку:

-    Пей и садись рядом.

Второй случай:

Начальник японской Военной миссии генерал Янагита пригласил к себе генерала Сычева (казак) и предложил ему возглавить Бюро по делам Российских эмигрантов (организация если не совсем темная, то с темными углами).

Сычев встал и ответил:

"Ваше превосходительство, я в дураки без карт не играю".

Встал и японский генерал. Молча кивнул головой и вышел из кабинета.

Сычев жил рядом с нами, через забор. Отец дружил с ним.

-    Что будет теперь? В подвал жандармерии? И кости ломать будут? - спрашивал Сычев у отца.

Почти месяц прошел спокойно. Однажды к ген.Сычеву пришел майор (обратите внимание - не подпоручик) из Военной миссии и вручил ему визу и билет в Шанхай, а на словах передал, что возвращаться в Харбин он не имеет права. Семью ген.Сычева никто не трогал. Все члены ее продолжали жить и работать по-прежнему. Позднее все уехали в Шанхай.

Интересно было бы знать, что сделал бы генерал Н.К.В.Д., если был бы на месте ген.Янагита.

Возвращаюсь к прерванному повествованию.

Отступающий отряд японцев и русских в поселке Верх Урга пересел на свежие подводы, отряженные поселковым атаманом. Рота японцев шла пешком со своими двуколками и в подводах не нуждалась. Здесь следует заметить, что казаки, получая наряд на подводу, редко ездили сами. Обычно отправляли своих младших сыновей - мальчиков лет 12-15- Это же казачата, а не городские дети. Что ему стоит проехать сорок верст, переночевать и возвратиться на другой день !

Вместе с отступающими чинами японской Военной миссии из Драгоценки ехал и штатный переводчик русского и японского языка, православный кореец Николай Николаевич Кин (корейская фамилия Ким-Чэк-Сэк). Его брат Павел Николаевич разоблачен был японцами, как красный шпион, и казнен.

По дороге к Айкану кто-то с гор из леса обстрелял колонну отступающих. Рота японцев пошла вперед, за ней обозные двуколки, за ними чины Военной миссии и другие японцы. Последними шли телеги атамана Сергеева, его жены и их наскоро собранный багаж. Переводчик Н.Н.Ким остался около телеги атамана Сергеева. На одном из глухих поворотов дороги Ким вынул револьвер и выстрелил в лицо Сергеева. Вторым выстрелом он наповал убил его жену.

Казачата-возчики испугались, но Ким пригрозил им револьвером - оставаться на местах. Сбросил тела атамана и его жены на землю. Казачатам же приказал ехать дальше. На этом злодеяния Кима не кончились. Неожиданно он начал расстреливать возчиков. Убил трех. Затем еще... сколько - сказать не могу, так как были возчики и из Усть Кулей и из Покровки. Кто ушел вперед с японцами и кто отстал, мне неизвестно. Говорили, что несколько возчиков вернулись в Усть Кули. Может быть, они везли японцев из Верх Кулей (там тоже были японские учреждения и фирмы), и те, доехав до Айкана, с миром отпустили возчиков. Или же они бежали о пути. Но в том месте, где Ким учинил зверскую расправу, один возчик, Оношев, соскочил с телеги и затаился в кустах. Совершив свое гнусное дело, Ким скрылся. Куда? Нам-то, русским, над этим голову ломать не надо!

Омошев, отсидевшись в кустах, подался в Покровку. По дороге набрел он на тела атамана, Сергеева и его жены, убитой напопал пулой в голову. Атаман, тяжело раненый (пуля лопала ему в щеку - не знаю, с какой стороны - и вышла за ухом с другой стороны головы) бил еще жив. Здесь показания свидетелей расходятся. По одним данным, Омошев взял одну из брошенных Кимом подвод и привез раненого в Покровку, по другим он прибежал в Покровку и сообщил о случившемся. Во всяком случае совершенно точно известно, что тяжело раненого станичного атамана привезли в Покровку. Медицинской помощи уже не было. Сергеев трое суток мучился и на четвертые скончался в Покровке и похоронен на кладбище этого поселка. Для его жены был сделан гроб, с которым поехали на место убийства. Казаки хотели привезти ее тело и похоронить рядом с мужем. Но стояла августовская жара, тело убитой раздулось и сильно разложилось. Переложить его в гроб не было никакой возможности. Тут же на месте решили оторвать дно гроба и гробом накрыть тело до первых заморозков. После Покрова поехали снова, но ни гроба, ни следов останков не нашли ни на том месте, ни в его окрестностях.

Или кто-то тайно предал земле прах убитой, или чины НКВД уничтожили православный гроб и останки в нем. Они часто ездили по этой дороге в поселок Айкан и к неоконченному туннелю.

- о -

Через всю территорию Трехречья прокатились четыре волны красных .

Первыми прошли красноармейцы из ударных частей маршала Малиновского. Их было очень мало, и шли они, как на прогулку. Японцев нигде не было, и сопротивления они не встречали до Хиганана, но это уже за пределами Трехречья. Вели они себя прилично, в ограду или в дом входили, спросившись, но удивлялись всему и на каждом шагу.

Подходит группа красноармейцев, три-четыре человека, к ограде и просит хозяйку:

-    Дай, мамаша (обычное обращение к замужней женщине) напиться, - не надо забывать, что это было в августе, жарко.

-    Ну, заходите, сынки, - приглашает хозяйка.

-    А можно...

-    Заходите, заходите. А может, молока хотите? На льду холодное есть.

-    А у тебя молоко есть?

-    Как не быть, коровы-то свои...

-    СВОИ?!?! А сколько их у тебя?

-    Восемнадцать.

-    ВОСЕМНАДЦАТЬ !?!... А дом чей?

-    Мужик сам сделал, значит свой.

-    А лес где брали?

-    Мужик в тайгу ездил и сам рубил.

-    А кто позволил?

-    Да никого и не спрашивали...

-    НИКОГО ! ? ! Вот сволочь! - Неизвестно, к кому относилось зто бранное слово: к хозяину ли дома или к власти, которая 28 лет (1917-1945) втирала им очки.

В поселке Ключевая Волгин сдал за наличный расчет японской продуктовой компании 120 тонн пшеницы.

-    Сколько?! - переспросили красноармейцы.

-    120 тонн.

-    С одного двора?

-    Да, с одного.

-    Вот сволочь!

Более курьезный случай произошел в доме братьев Вишняковых в поселке Найджин Булак. В большой дом зашла группа красноармейцев, человек 15-17. Сели, попросили попить. Им дали холодного молока. На всех хватило, да еще осталось.

Кто-то спросил:

-    А сколько у тебя, папаша, коров, что ты столько молока нам поставил?

-    Дойных 400.

- ЧЕТЫРЕСТА?! - хором пропели красноармейцы. - И все твои?

-    Да, мои, с братом.

-    А бараны есть?

-    Есть.

-    А сколько?

-    4000.

Гробовое молчание. И вдруг взрыв отборной, непечатной брани. Но люди уже к этому привыкли и знали, к кому это относится.

В поселке Покровке в один дом поставили на ночлег 7 человек: 5 рядовых и один младший лейтенант - на вид скромный, тихий. Вечером солдаты ушли с котелками за ужином, а лейтенант к хозяйке с вопросом пристал:

-    Что это у вас, мамаша, белые пятна на стене? В каждом доме я их видел. Что висело тут?

-    Да картины были, старые, выбросила...

-    Ой ли, мамаша? Вдруг все повыбрасывали. Наверное, японские флаги.

-    Нет. У нас японских флагов никто не вешал.

Въедчивый оказался лейтенант. Допытывался "тихой сапой". Но вернулись солдаты с ужином и разговор прекратился.

На утро солдаты, позавтракав, ушли, а лейтенант остался. Остался в доме и хозяин. Лейтенант взял его под руку и вывел во двор:

-    Постойте здесь, папаша, я потом вас позову. - Сам же вошел в дом и закрыл за собой дверь.

-    Мамаша, скажите правду, что у вас всех висело на стенах, что вы сняли, испугавшись нас. Скажите, ведь я не НКВД, а русский... - и пошел, и пошел говорить. Ласковыми словами и искренностью донял он хозяйку, и та созналась:
-    Портреты Царя и Царицы.
-    Покажи! - впопыхах лейтенант перешел на "ты". Покажите, - поправился он. - Покажите, мамаша.
Хозяйка развернула большие многоцветные литографии Царя и Царицы.
Долго стоял лейтенант без фуражки и смотрел на портреты. Потом, повернувшись к хозяйке, со стоном (женщины народ чуткий) произнес:
-    Эх, мамаша! Спрячьте и никому не показывайте.
Выйдя же во двор, поблагодарил хозяина:
-    Спасибо, папаша, спасибо за все.
На этом дело и кончилось. Последствий оно не имело.

------------
Вторая волна красных, как шквал, пронеслась над Трехречьем, сокрушая все старое и уничтожая людей. Это шли отряды НКВД и "Смерша" с когортами своих телохранителей и исполнителей. Среди них было много непохожих на русских - курчавых брюнетов. НКВД имело много секций или отделов, перечислять которые я не берусь. Назову только те, которые мне показались странными до дикости: церковный, школьный, библиотечный, почтовый, телеграфный, телефонный, отдел организаций, детский, молодежный, военный...

Церковный круто взялся за осмотр церквей и допрос духовенства. Они утверждали, что "колчаковские и каппелевские банды" ограбили много храмов и вывезли ценные, старинные картины (т.е. иконы) и "культовую утварь" за границу. Теперь все это должно быть возвращено законным владельцам на родине. Далее спрашивали, какими землями владеет "культовая община", кому и по какой цене сдает ее в аренду. Кто вложил капитал в фонд "общины", кому она дает деньги в рост? Кто занимается предметами культа?

Школьный навел реформы в школах: Убрать картины религиозного содержания; вывесить во всех помещениях портреты "вождей" и в первую очередь "великого" Сталина. Во всех классах объяснять детям "подробно и доходчиво": подвиг Павлика Морозова, историю октябрьской революции и проч., и проч.

Библиотечный - изъял три четверти книг и сжег их за поселками.

Почтовый - выяснял адреса корреспондентов и адресатов по квитанциям заказных (значит, очень важных! ) писем.

Телеграфный прочитывал старые ленты архива.

Отдел организаций искал уставы и списки членов. Даже больницы рассматривались, как организации. У врачей (их было очень мало), фельдшеров и санитаров проверяли образовательный ценз и стаж. Допытывались, не оказывали ли они помощь раненым красным партизанам. Если да, то какова судьба их пациентов.

Детский определял возраст детей, главным образом мальчиков, к 1945 году. В связи с этим любопытна одна фраза советской сотрудницы, оброненная в разговоре с молодой казачкой:

-    Вам тут хорошо, жениха выбирай себе, сколько хочешь, а нам после войны мужиков по карточкам давать будут, да и то на два дня.

Молодежный собирал юношей и девушек в спортивные команды,

музыкальные, литературные и театральные кружки, вел в них и через них пропаганду и в то же время проверял их политическую благонадежность с красной стороны.

Военный - выяснял, кто из казаков принимал участие в Гражданской войне - где, когда и в качестве кого. И кто служил в отряде Осано.

Был и пропагандный отдел, без такого красные обойтись не могут . Но самым отвратительным был "кладбищенский". Не знаю, как он у красных назывался, это я его назвал "кладбищенским" за то, что чины его рыскали по кладбищам и уничтожали могилы офицеров Белой Армии.

Одновременно и параллельно работе НКВД действовал "Смерш". И если первый имел показную сторону в виде "просветительной", "театральной", "спортивной" и "статистической" работы и преследуя людей, создавал видимость процессуальной законности - допрашивал, вел следствие и проч., то второй действовал "в глухую" и "в темную". Смершевцы хватали людей и, как говорили тогда о них, - "руки назад, пуля в затылок, тело в овраг... следующий!". Закончив свое кровавое дело в одном месте, они подкладывали динамит под стокку оврага и взрывом накрывали тела своих жертв. Проще и скорее, чем в Катыни, и очень похоже на работу ЧЕКА в Киеве летом 1919 г.

В первую голову жертвами "Смерша" стали все бывшие чины армии барона Унгерна, который, как известно, не пропускал ни одного еврея, а теперь кудрявые брюнеты в "Смерше" сводили старые племенные счеты с унгерновцами.

Еще гремели смершевские взрывы, а в Трехречье хлынула третья волна - трофейные бригады. Официально по соглашению с Китаем, точнее - с правительством Чан-кай-ши, красные имели право на все японское военное имущество на территории Маньчжурии. О том, как японское командование в этой стране сдавало свое имущество красным, к нашей теме сейчас не относится. Из Драгоцонки и Верх Кулей японцы ушди до капитуляции Японии и, следовательно, не имели еще приказа сохранять и сдавать красным имущество. Архивы были уничтожены, а имущество брошено на произвол судьбы. Согласно нормам международного права имущество частных лиц враждебной страны не может рассматриваться, как военный трофей. Точка. Коротко и ясно. Но для тех, кто выбросил лозунг "грабь награбленное", нормы права не писаны .

Японского военного имущества в Трехречье фактически не было. В Драгоцепке стояла рота солдат, она снялась и ушла, оставив пустые казармы. Японская Военная миссия сожгла свои архивы и тоже ушла, оставив пустые помещения. Рассуждая строго юридически, брать было нечего, но... в Трехречье существовала большая и богатая фирма Хаясикакэ, скупавшая у населения шерсть, кожи, мясо, зерно, молочные продукты, пушнину, давая взамен промышленные товары. Был еще японский кооператив "Госакс", имевший отделения почти в каждом поселке.

"Японское - значит, трофеи". Забрали все. Разграбили - виноват, не разграбили, а строфейничали - склады. В одном мосте нашли бочки со спиртом - перепились. Дело дошло до поножевщины, а затем и до стрельбы. Раненых отправили в госпиталя, а убитых похоронили под красной звездой с надписью: "Герои, павшие смертью храбрых в войне с империалистической Японией за свободу Китая".

Ни одного слова правды. Если бы в этом тексте было хоть одно слово правды, они не были бы коммунистами.

Кончились запасы складов "Халсиканэ" и "Госакс", кончились и "трофеи". Но "трофейничать" надо. За этим "трофейщиков" и прислали.

У Морозова близ поселка Чалотуй была заимка и на ней несколько тысяч баранов и несколько сот голов скота. Строфейничали все. Гонком гнали до границы. Наткнулись на братьев Вишняковых в Найджин Булаке: 4.000 баранов, 400 дойных коров, плюс молодняк. Угнали все. До границы гнали 8 дней. Коров не доили, молоко перегорело, и коровы перестали быть дойными.

В Найджин Булаке следовало бы поставить большой мраморный памятник с надписью:

"Под мудрым руководством великого товарища Сталина здесь доблестные бойцы Красной армии после упорных и жестоких боев отбили у банды Вишняковых 40.000 баранов и более 12.000 голов скота, пограбленного бандой у бедняков и середняков".

Этого красные не сделали, но впоследствии "консульская комиссия" (о ней будет ниже) писала в газетах - не местных, а на юге Китая (Тяньцзин и Шанхай) - о щедром даре Вишняковых пострадавшему от войны с фашистами населению Советского Союза.

И еще детали из быта "трофейщиков". По дороге до границы поголовье было не считанным, и конвоиры-трофейщики меняли баранов на водку китайцам, резали баранов и пировали всю дорогу.

Кончилась война, и "трофейщикп" приуныли: "Жаль, что война так быстро кончилась. "Житуха" какая была - красота! А теперь и "трахеев" нету."

"Растрофеив" крупные хозяйства, "трофейники" взялись за мелкие .

По долине р.Дербул больше занимались земледелием, чем скотоводством. Кое-кто уже пахал на тракторах. Тракторы забрали, как военные трофеи. Короче говоря, все ценное стало считаться "военными трофеями": меховая шуба - трофей; ходок - легкая телега на железном ходу - трофей; кровный жеребец - богатый трофей; пара хромовых сапог - трофей; тут же и переобувались. Сбрасывали с ног стоптанные американские ботинки, на портянки рвали простыни, наволочки или занавески. Переобувшись, с гордостью щеголяли в "трофейных" сапогах.

Начальники трофейных бригад - "генерал-трофейщики" - залезли в квартиры и конторы японского начальства и забрали всю мебель. Это уже "личные трофеи". Их отправляли на границу, где у начальства был свой блат. По блату с границы "личные трофеи" "генерал-"трофейщиков" отправлялись по месту жительства новых владельцев "трофеев". Но не всегда "трофеи" достигали места назначения. В пути, частично или полностью, награбленное исчезало. Старая русская поговорка определяет это очень точно: "Вор у вора дубинку украл".

Отправители-трофейщики ругались, но молчали.

НКВД и Смерш чувствительно опустошили ряды русского населения Трехречья, а трофейные бригады разорили до бедственного состояния хорошо налаженные и богатые хозяйства.

Зиму 1945-1946 года прожили, хоть зачастую и с трудом, но прожили. Весной 1946 года, к началу мая Красная армия ушла из пределов Маньчжурии. К этому же времени монголы перекочевали на север, на свои летние стоянки к левому берегу р.Ган и вверх по р. Мергел до Найджин Булака. С русскими они жили десятками лет в дружбе и согласии. К ним-то и обратились русские за помощью. Монголы дали, под будущие урожаи и приплод, овец на расплод, коней и волов для пахоты. Запахали в тот год жалкие клочки бывших пашен. Никому и в голову не приходило пахать на экспорт, да еще по 120 тонн со двора. Ведь красные могут явиться снова и опять отобрать, как забрали всю муку и зерно с мельницы в Драгоценке. Кое-кто из трехреченцев навсегда "подался" (уехал) с насиженных мест, ища заработка в Хайларе и Харбине. За ними потянулись и другие.

В это время тихо и мирно, расточая улыбки и ласки, полилась по Трехречье четвертая волна красных - "секретарей" из советского консульства в городе Маньчжурии. По своему внешнему облику "секретари" эти выгодно отличались от звероподобных рож смершевцев и трофейщиков - одетые в штатские, безукоризненно сшитые костюмы; выбритые и причесанные; даже пахнущие духами, с симпатичными лицами и обходительными манерами; они ездили по поселкам и на собраниях уговаривали брать советские паспорта. С появлением их прекратились наглые осмотры церквей и допросы духовенства. Наоборот, показывали фильмы "Избрание патриарха", "Александр Суворов", "Иоанн Грозный", "Кутузов". Но желаемой для них бурной реакции они не увидели. Слишком глубокую пропасть вырыли НКВД, "Смерш" и Трофейные бригады. И если на той стороне пропасти красные строили диковинные балаганные подмостки и выпускали на них своих ряженых, то на этой стороне молчаливым зрителям все время мерещилось дуло нагана.

Один из таких "секретарей", Кавалеров, в Покровке остановился в доме Вырошивых. Его во время обеда спросили:

-    Как нам дальше жить?

-    Вы сидите здесь - и сидите; хлеб кушаете - и кушайте. - Видимо, у него не было "директив сверху" говорить о дальнейшей судьбе будущих советских граждан.

За "секретарями" в поселки нагрянули агитаторы - публика попроще и значительно меньшего калибра - они "простым и суконным языком" толковали "декреты о принятии гражданства", уверяя, что от "бескорыстных" партии и правительства, кроме выгоды, трехреченцы ничего не получат. Не обошлось у них и без маскарадов. Агитаторы выпускали на сцену рядовых "докладчиков из народа", да еще с царскими георгиевскими крестами на груди, которые уверяли, что, прожив 28 лет в СССР, кроме добра и заботы от партии ничего не видели .

Одновременно с этим балаганом по базарам и улицам поползли слухи, что тех, кто не возьмет паспорта, китайские власти принудительным порядком вышлют в СССР, как нежелательный элемент.

Здесь надо сказать несколько слов о "китайских властях". После капитуляции Японии японские чиновники были увезены в СССР, как военнопленные, а китайские - разбежались, кому куда любо (лет через 10-12 Мао-Цзе-Дун их всех выловил). На первых порах вся полнота власти сосредоточилась в руках красноармейской комендатуры, а затем, по заранее составленным спискам, красные создали "городские народные комитеты", но, в отличие от японцев (и американцев тоже ) не напихали туда своих советников, зато руководители комитетов по всякому поводу должны были бегать в советское конс;ульство, да и то по черному ходу, за "мудрыми советами своих старших братьев".

Насколько это отражалось на самолюбии китайцев - это уже иная тема.

Проще говоря, "китайская власть" была спутанным конем на коротком поводу у советского консула.

Охотников взять советский паспорт на первый раз оказалось очень мало. Консул дернул за повод, и конь грозно заржал (вспомните знаменитую фразу 20-х годов "Рычи, Китай"). Желающих немного прибавилось. Консул по другому подергал повод, и конь стал больно бить копытами. Время шло... В поселках появилась китайская полиция. Вместо прежних выборных атаманов теперь были председатели, выбранные чекистами из населения. Поводья от полиции и председателя оказались в руках того же консула, и они с двух сторон ржали на оглушенного и запуганного обывателя.

Очень скоро новоиспеченные советские граждане обнаружили, что их паспорта не похожи на паспорта приехавших из СССР на службу на железную дорогу. Стали спрашивать "секретарей" консульства, а те В ответ: "Э-э! Вам нужно еще заслужить такие". В китайской полиции обладателей этих паспортов называли: "советский второго сорта". На китайском языке это звучит и хлестко и обидно.

С обладателями настоящих паспортов китайские власти были в то время очень любезны и все требования выполняли немедленно. Для них это был "старший брат", он мог обжаловать их действия перед консулом, а последний дернет за повод так, что "мордой об забор" угодишь. С вновь получившими же китайцы не церемонились. Пробовали жаловаться в консульство, но всегда получали один и тот же ответ:

-    Сами виноваты. Почему были не лояльны к суверенным властям?

-    Вот тебе и Родина-Мать! - подсмеивались не взявшие паспортов. Получил волчий билет и таскай его в зубах, чтобы всякий манза (.от китайского слова мань-цза - дикарь) мог тебе в рожу плевать.

Кончились фальшивые улыбки, началось новое тяжелое испытание для трехреченцев. В свое время молодежный отдел НКВД выяснил и составил списки бывших уголовников и босяков - в семье не без урода - и держал их до поры до времени, а когда пришла пора, собрали эти подонки, обучили на спецкурсах, вооружили - на чужой территории-то, да без ведома "суверенной власти" - и выпустили с наказом: Вали, ребята, раскулачивай и создавай колхоз.

"Раскулачники", как их назвали тогда трехреченцы, начали с открытого грабежа, причем бедняков записывали в списки, а тех, кто побогаче, не принимали.

-    Ты кулак, проживешь и так! - заявляли они. Надо полагать, что списки были заготовлены заранее в консульстве. Как-никак, после "трофейных бригад" прошло 3-4 года, и люди с помощью монголов стали снова "обживаться", что не было в интересах красных. Им нужно было привести хозяйства в бедственное состояние.

Вооруженные "раскулачники" отобранный скот продавали китайцам и монголам, а на вырученные деньги устраивали попойки - "гульба шла по поселкам, аж дым коромыслом".

Пропив одно, брались за другое. В Покровке убили Пономарева - кулак.

А "суверенная власть" молчала, будто ничего нет. Видно, круто притянули повод.

Хозяйство за хозяйством прогуливали "раскулачники".

В конце 40-х годов несколько русских семей из Харбина и Мукдена вырвались за границу и оттуда сообщили, что в Гонконге естъ "беженское общество" - Мировой Совет Церквей", - которое оказывает помощь всем желающим уехать из Китая; достает визы в разные страны, оплачивает проезды, одевает, обувает и кормит. Адрес - такой-то. Писать можно по-русски. Из Харбина эта новость дошла до Трехречья. Эта новость ободрила и вселила надежду - значит, есть люди, до которых ни красные, ни "суверенная власть" добраться не могут; есть люди, которые могут им помочь. Начали писать; малограмотным писали грамотные, но ответов не получали. Писали снова, а ответов опять нет. Значит, обман. Но обмана не было. Просто-напросто Хайларское почтовое отделение "суверенной" власти передавало письма в советское консульство. Выяснилось это само собой. В консульстве по почерку быстро нашли "писарей", писавших письма за малограмотных, и дернули за повод своего конька. "Писарей" вызвали в полицейские участки и предупредили, что за связь с империалистическими разведками они карают смертной казнью. Это означало, что за границу писать нельзя. Тогда стали писать в Харбин своим друзьям, а те пересылали в Гонконг. В Харбине было чуть-чуть легче, и письма доходили. (Почему? Это уж другая тома и тоже большая). Очень скоро пришли, тем же путем ответы и опросные анкеты - всего несколько вопросов: имя, фамилия, возраст, специальность, состояние здоровья и просьба - желательно удостоверение врача. О, как не походили они на анкеты советского консульства, где было более двухсот вопросов, причем податель должен был подробно изложить о происхождении и политических убеждениях своей прабабушки. Это, конечно, шарж, но 200 вопросов было.

Еще быстрее получили извещение: Ваша просьба утверждена. В какую страну Вы хотите ехать или Вам это безразлично. Убедительно просим начать хлопоты о получении выездной визы из Китая в Гонконг.

Там превосходно знали, в каких условиях находятся русские в Китае.

В Китайской полиции всем просителям визы в Гонконг отвечали одной и той же фразой:

-    Приносите справку из советского консульства о снятии вас с учета.

В консульстве же смотрели на таких, как на "предателей родины", кричали на них, топали ногами, но анкеты давали. Опять 150 - 200 вопросов. Анкеты сдавали и ждали месяцами, а потом новые анкеты, и опять жди.

Требовали еще справку из полиции о том, что проситель в настоящее время не находится ни под судом, ни под следствием.

-    А может, ты собрался бежать от уголовной ответственности.

А в полиции опять - принесите справку о снятии с учета.

"Хождение по мукам" отнимало много времени. Только от Драгоценки до Хайлара надо было ехать на лошадях 180 верст.

"Раскулачка" хоть и затихла малость, но не окончилась еще. И вдруг из консульства окрик: "Прекратить раскулачку". От этого окрика, как от летаргического сна, очнулась "суверенная власть". Она "повязала" всех "раскулачников", они исчезли "с концом".

-    Мавр сделал свое дело...

"Наконец-то!"- с облегчением говорили одни, но более дальновидные предупреждали: "Не к добру это". И оказались правы.

Опять по поселкам стали ездить сладкогласные сирены - все те же щеголеватые "секретари", и зазывать "на целину".

"Во время "Отечественной войны" фашисты разрушили сельское хозяйство нашей родины, - говорили они. - Государство ради быстрого восстановления и развития отдает все целинные земли. Вы с вашим огромным опытом скотоводов и земледельцев. - золотой клад для родины" .

Далее следовал "горячий призыв" переселяться на "целину" и условия:

До границы надо ехать на своих телегах.

Брать с собой можно все. На границе осмотра не будет.

До границы и через границу переселенцев будут сопровождать сотрудники консульства.

От границы до места назначения на поезде без пересадок.

Консульство выдаст путевки на целину. Анкет заполнять не надо

Питание и медицинскую помощь государство дает бесплатно.

Переезд по железной дороге бесплатный.

После "секретарей" выступали представители китайской власти. Они уверяли - китайские визы будут готовы через сутки.

Недвижимое имущество китайцы покупают за наличный расчет в рублях.

При возникновении любых вопросов, китайцы будут считаться только с интересами переселенцев.

За "секретарями" понаехали агитаторы, и по поселкам поползли слухи: "Кто добровольно не поедет, того китайцы "гонком" за границу погонят, а по ту сторону - пеняй на себя.

Не буду задерживаться на долгих диспутах - ехать или не ехать. Расскажу только вкратце о судьбе уехавших "на целину".

До границы их сопровождали весьма любезные "сотрудники". На остановках шутили, рассказывали патриотические истории и забавные анекдоты; при нужде помогали в пути, но за границу они не пошли, а возвратились в свое консульство. На той стороне границы ни шуток ни разговоров уже не было. Только приказы.

-    Телеги заводи в тот двор! Коней распрягай! Бабы туда, мужики сюда на медицинский осмотр!

После медицинского осмотра первых к поезду привели женщин. Загнали в товарные вагоны с приказом - из вагонов не выходить! Вдоль состава ходили часовые с автоматами. Затем привели мужчин: - Ищите своих баб!

-    А телеги наши? - спросили переселенцы, но... двери захлопнулись и состав двинулся с места.

"Долиной" оказалась голая казахстанская степь.

-    А где же жить? - спросили вновь прибывшие.

-    Копайте землянки! Это вам не Китай, там вы эксплуатировали китайцев, а здесь надо все делать своими руками. Да поскорей, а то подохнете от холода!

Выкопали землянки, накрыли тем, что нашлось под руками. Вместо печей (кирпича-то нет) сложили каменки. Топили аргалом (сухой навоз), который собирали в степи. Медицинской помощи не было. Усопших вытаскивали без гробов (леса в степи тоже нет), хоронили без священников, без крестов.

Через год-полтора редкие одиночки пробрались до соседнего городка, до которого было 800 клм. Обжились. И через 20 лет написали обо всем своим родственникам, жившим за границей, которых нашли окольными путями.

Еще одна деталь.

Китайцы "купили" дома и усадьбы у переселенцев. За хорошую в садьбу с рубленым домом, стоящую по самим скромным подсчетам 5 000 рублей, платили 200 и то чеком на советский Госбанк. В пути чеки разменять негде было, на целине тем паче. Обратились к советскому начальству.

-    А кто вам чеки давал? Китайцы? Ну и получайте с них.

Время шло.

Однажды казак из дальнего поселка в Трехречье приехал в Хайлар по своим делам. У него уже была транзитная виза в Гонконг, и гоняли его "по мукам" из полиции в консульство, из консульства в полицию не раз, но все-таки он решил зайти в полицию и, как сам он рассказывал, - выгонят опять... не впервой нам это, попривыкли.

Зашел, обратился к "сотруднику" - слова-то чин или чиновник уже нельзя было говорить.

-    Как насчет моей визы?

-    Куда едете? Дайте ваш паспорт, - потребовал сотрудник.

-    В Гонконг - и подает свой "Волчий билет", т.е. советский паспорт второго сорта.

-    Нет, не этот, - сказал сотрудник, не беря "Волчьего билета", - наш китайский. - делая ударение на двух последних словах.

Подает китайский, а в нем и виза в Гонконг. Развернул, посмотрел и говорит:

-    Виза-то у вас просрочена, но это ничего. Приедете в Пекин, там вам в английском посольстве (в действительности там не было посольства, а только Шарже д аффер - "пишется трамвай, а выговаривается конка") пролонгируют сразу. Нам сейчас принесите четыре фотографических карточки, и виза вам будет готова послезавтра. Вам еще нужно медицинское свидетельство. Сходите в нашу (опять ударение) городскую больницу, там доктор все знает, и переводчик есть. Платить вам не надо. Все бесплатно. Наша виза действительна на три месяца. Если не успеете собраться за этот срок, мы ее пролонгируем. Билет до Гонконга можем тоже дать бесплатный, если у вас денег не хватит.

Обалдел казак, слушая эти ласковые речи, да еще все время на "вы".

-    Да у меня жена дома и два сына.

-    Приезжайте все вместе. Получите визы и на завтра можете ехать. Багаж вместе с вами приедет на границу. Ждать не будете.

-    А в консульство как? - сдуру спросил казак.

-    Как хотите, - любезно сказал "сотрудник". - Хотите идите, не хотите не ходите. Это ваше личное дело.

-    А справку от консула?

-    Нам никакой справки не надо. Мы даем визу, здесь наша земля, наш закон, -- делая ударения на подчеркнутых слозах, пояснил "сотрудник"

Как в угаре ехал домой казак. На постоялых по ночам спать не мог. На второй день встретил на дороге целую семью на телегах с багажем.

-    По што (в Трехречье не говорили "куда" едете) едете?

-    По визы. Китайцы теперяча слободно их дают.

-    А консул?

-    Консула нынче кошке под хвост, - не без злорадства ответили встречные.

В глухих поселках Трехречья никто ничего не знал о международных событиях. Не знали и о том, что лопнула "нерушимая дружба между Пекином и Москвой", и лопнула "всерьез и надолго". Что потом вышло из этого и что будет еще впереди - это уже другой вопрос. Мы говорим только о трехреченцах периода 1945-1961 годов, поэтому ограничимся узкими рамками нашей темы.

Итак, китайские власти на местах объявили о своей полной независимости от советских консулов и, зная:

    * 1)    что советские консулы, по директивам из Москвы (читай из Лубянки) обязаны всеми правдами и неправдами вывезти казачье население из Трехречья в СССР;
    * 2)    что советские консулы прилагали все усилия для расколов и шпионажа среди русских, создавали так называемые "Общества граждан СССР" и "Клубы советских граждан";
    * 3)    что русские стремятся всеми силами уйти от гнета советских консульств и уехать в любую страну, -

взяли под свою защиту трехреченцев, закрыли в административном порядке все советские организации и в пику советской власти широко открыли двери для выезда за границу. Последнее было самым т желым ударом по консулам (не выполнили задания Лубянки).

Эта перемена политического климата спасла многих трехреченцев от смерти и страданий в лоне "Родины-Матери".

На этом можно было бы и закончить рассказ о конце русского Трехречья, ибо с выездом последней семьи оно уже перестало быть русским. Но дело в том, что китайцы, начав выдавать трехреченцам визы, говорили, не принуждал никого, что если кто-нибудь желает остаться на своих местах под защитой китайских законов, то могут продолжать жить и работать по-прежнему, не подвергаясь никаким ограничениям. Гарантии эти были вполне искренними, так как никто не мог и подозревать, что через несколько лет грянет "культурная революция". И первыми под ее ударами падут те, кто, владея русским языком, давал эти обещания, и падут именно за то, что владеют русским языком.

Осталось на местах очень мало. По моим случайным опросам выехавших, их было менее 10 (это из 20.000 русского населения Трехречья). Остались они по своей доброй воле, а причины нам неизвестны. О почтовой связи между оставшимися и выехавшими мне ничего не известно, кроме одного случая» Расстались два двоюродных брата. Из переписки узнаем, что первое время оставшийся жил спокойно, занимаясь скотоводством. Имел свою сенокосилку, конные грабли. Жил в своем доме, дома уехавших долгое время пустовали. Затем туда стали переселять китайцев-земледельцев и в большом количестве учащуюся молодежь из центральных университетских городов Китая. Во время "культурной революции" старое, говорящее по-русски китайское начальство, после унизительных издевательств было сменено новым - партийным, совершенно незнакомым с местными условиями. Одновременно с этим из центральных провинций Китая хлынул поток невольных переселенцев (силком пригнали, - писал автор писем). Язык их значительно отличался от местного говора. Таким образом поселенные в одном доме китайцы друг друга понимали с трудом. Хозяйства конфисковали в "коммуну". Значительный процент китайской интеллигенции в "коммунах" - по словам автора писем - "скубенты да белоручки, робить не умели, да и не знали, с какой стороны к коню подходить надо", - вызвал катастрофическое падение продуктивности "коммун". Начальство вынуждено было ввозить в Трехречье кукурузную муку и выдавать ее по карточкам.

Из-за смерти брата, жившего за границей, эта последняя связь с Трехречьем оборвалась.

Заканчивая этот мой более чем скромный обзор, я, по своей малой осведомленности, допустил, вероятно, много ошибок, пропусков и неточностей и поэтому буду весьма благодарен всем, кто исправит и дополнит новыми сведениями мой рассказ, дабы сохранить материал во истории Русского Трехречья для будущих историков Русского Дела на Дальнем Востоке.
Правила проекта "Белая гвардия" http://ruguard.ru/forum/index.php/topic,238.0.html