1917-й: цивилизационный откат или слом исторического кода нации

В. Д. Кузнечевский,
доктор исторических наук,
ведущий научный сотрудник отдела гуманитарных исследований РИСИ

Уважаемые дамы и господа!

Я бы хотел обратить ваше внимание на ряд позиций доклада директора РИСИ Л. П. Решетникова. Фактически его выступление открывает новое направление в изучении русской революции 1917 г. и высвечивает глубинные причины не только Гражданской войны, но что, на мой взгляд, гораздо существеннее, Февральской революции. Благодаря этому докладу мы в работе нашей конференции вступаем на неизведанное ещё поле – пытаемся разобраться, где и когда, а главное – в силу каких глубинных причин, начался процесс, который привёл Российскую империю к национальной катастрофе 1917 г.

Коротко говоря, о чем идёт речь?

Вот уже более двух десятков лет Новая Россия под названием «Российская Федерация» пребывает в поиске своей государственной идеологической идентичности. Поиск этот объективно обусловлен тем, что после событий 1990-х гг. в историческом развитии России во второй раз в ХХ столетии, говоря словами У. Шекспира, «прервалась связь времён».

За прошедшие с момента распада Советского Союза два десятка лет в развитии российского общества образовалась идеологическая пустота. Как сказал об этом во время обсуждения нового Закона о милиции (полиции) в октябре 2010 г. председатель Комитета Государственной Думы РФ по безопасности Владимир Васильев, «лет двадцать назад мы отказались от советской идеологии, от советской морали. И возник вакуум, который ничем не был восполнен» [1].

Как показывают социологические опросы общественного мнения, для большинства населения страны в конце концов стало очевидно, что советская цивилизация ушла в прошлое и, похоже, безвозвратно. Нынешнее молодое поколение россиян не только мало что знает об этом времени, но и не хочет это знать (См., например, содержательное эссе на этот счёт писателя, члена Российской академии телевидения Андрея Максимова с говорящим заголовком «Советский – значит неведомый», опубликованное в «Российской газете» 25 октября 2010 г.).

В то же время царский период в развитии страны для современного правящего класса и для всех активных слоёв российского общества остаётся terra incognita.

Попытки же искусственно заполнить образовавшиеся идеологические и политические пустоты и пересадить на российскую почву под видом демократии западную схему политической и социальной организации общества, выдавая это за национальную идею, которую якобы должны разделять все активные социальные слои российского общества, раз за разом терпят провал, так как отторгаются народной массой.

Многочисленные специализированные социологические опросы общественного мнения показывают, что в результате всего этого современное российское общество в отношении поиска не только формы государственного устройства страны, но и в отношении образа жизни основных слоёв общества пребывает, образно говоря, в межеумочном состоянии: навязанные обществу в конце 80-х – первой половине 90-х гг. прошлого века демократические ориентиры к настоящему времени утратили свой ореол, а других ценностей обществу никто предложить не смог. По данным Института социологии РАН, «актуальность демократических ценностей снижена, это сегодня ценности второй, третьей, четвертой степени», а что касается «традиционных исторических ценностей», то общество оказалось оторванным от них [2].

Причём такую картину фиксируют не только социологи. С ними согласны и «инженеры человеческих душ». 27 сентября 2010 г. писатель Алексей Слаповский написал в «Российской газете», что по его наблюдениям российское общество пребывает в условиях «экзистенциальной опустошенности. Это реакция на отсутствие в обществе каких-то серьёзных идей и задач. Идеи-то и задачи есть, но они очень невнятны, не сформулированы. Уже который год мы живём без какой-либо более или менее внятной идеологии, без национальной идеи», а за этим стоят «очень серьёзные проблемы поиска смысла». Попытки власти заменить духовные цели материальными, нацелить людей лишь на коммерциализацию их повседневной деятельности, нужного успеха не приносят. Русский человек, относительная доля которого в нынешнем российском обществе составляет около 80 %, хочет понимать не только ЧТО он делает, но и ЗАЧЕМ он это делает, во имя каких целей. В этом плане от него недалеко отстоят и остальные 20 % населения, поскольку российский народный менталитет в целом веками формировался в лоне русской национальной культуры.

А в итоге люди тратят своё жизненное время в никуда, живя одним днём. Родители не понимают, на что им нацеливать детей, а дети, чувствуя и видя растерянность родителей и власти, живут без руля и без ветрил. Безыдейная, безидеологическая жизнь всех ведёт общество в исторический жизненный тупик.

Сказанное выше можно обозначить так: мы наблюдаем процесс нравственной атомизации российского общества.

В подтверждение вновь сошлюсь на данные Института социологии РАН, в публикациях которого отмечается: «Те, кто занимается сравнительными социологическими исследованиями России и стран Европы, говорят, что более индивидуалистического общества, чем современная Россия, в Европе просто не существует» [3].

Как следствие, в массе людей нарастает раздражение – на власть, на общественные порядки, и в конечном итоге – на своих близких и на себя.

Но на самом деле всё обстоит ещё хуже. Ещё в 2003 г. один из самых глубоких наших аналитиков, незабвенной памяти Анатолий Уткин сформулировал такую оценку состояния нашего общества, которая, на мой взгляд, один в один актуальна и для 2010 г.

«Мы живём в период опасной неустойчивости. "Верхняя часть" нашего народа, – сказал он, – эмоционально и культурно отождествляет себя с Западом, в то время как основная масса населения находится в ином цивилизационном поле... В историческом развитии (России)... возможен один из двух вариантов: либо западные ценности войдут в «генетический код» большинства населения, либо правящая элита заменит (заменится) свой иноцивилизационный комплекс» [4].

Где выход? И существует ли он вообще в современных условиях?

В докладе Л. П. Решетникова сформулирован тезис: «Чтобы правильно выбрать путь, куда идти России в нынешних условиях, надо вернуться к точке отсчёта, понять, что в начале века было сделано не так». И в связи с этим докладчик выдвигает ряд важнейших для российской историографии позиций, вопросов, ответ на которые может подвинуть нас к решению мучающих нас проблем.

Я остановлюсь только на одной из таких позиций – на тезисе об ИСТОРИЧЕСКОМ (ЦИВИЛИЗАЦИОННОМ) КОДЕ России. А именно: на том, что с ним произошло в 1917 г.: был он искажён, модернизирован, отложен или же просто сломан.

Точки зрения на этот счёт в нашей историографии существуют различные. Такой глубокий исследователь, каким был А. И. Уткин (февраль 1944 – январь 2010), в январе 2010 г. высказал мысль, что весной 1917 г. произошёл «цивилизационный ОТКАТ» в историческом развитии России. Л. П. Решетников, как вы вчера слышали, считает, что в эти судьбоносные весенние месяцы произошёл СЛОМ национального цивилизационного кода нашей страны. Все остальные существующие на этот счёт в российской историографии мнения фактически размещаются между этими двумя точками зрения.

Но вначале нужно, вероятно, уяснить, о чём идёт речь.

После 1991 г., то есть после ухода с международной политической сцены Советского Союза, в среде историков России, Западной Европы и США резко возрос интерес к исследованию цивилизационного развития наций, народов и национальных государств. Между тем, если произвести обзор большинства публикаций в мире на эту тему, то выяснится, что само «понятие «цивилизация» до сих пор чётко не определено. Подвергший системному анализу большую часть этой литературы доктор экономических наук, заведующий лабораторией Института системного анализа РАН В. Н. Алексин, приходит к выводу, что понятие «цивилизация» при широчайшем употреблении этого слова имеет самые различные (часто противоположные) толкования» [5].

Тем не менее, некоторые общие черты этого понятия (и феномена) назвать всё же можно. «Философский энциклопедический словарь» обращает внимание на то, что само понятие цивилизации «появилось в 18 веке в тесной связи с понятием «культура». Французские философы-просветители называли цивилизованным общество, «основанное на началах разума и справедливости». А само понятие «цивилизация» энциклопедия трактует как «уровень, ступень общественного развития, материальной и духовной культуры» [6]. Если говорить более конкретно, то под понятием цивилизации понимается тип культуры, который представляет собой совокупность (единство) определённого набора ценностей.

При этом под ценностями понимается совокупность доминирующих, аксиоматических и априорных представлений о формах экономической и социальной организации общества, базирующихся на господствующей форме религии. Ценности – это то, что люди считают ориентирами для себя в поведении, это различения добра и зла, допустимого или запретного, это нормы поведения людей и социальных групп, допустимые или недопустимые в личной и общественной деятельности человека.

В широком смысле – это всё то, что и понимается под общим понятием культура.

А вот определяющим в этом плане элементом цивилизации всегда выступает господствующая религия.

Достаточно сказать, что основоположники теории цивилизаций – Н. Данилевский (1822–1885), О. Шпенглер (1880–1936), а потом и современные продолжатели этого научного направления – А. Тойнби (1889–1975), С. Хантингтон (1827 – 24 декабря 2008) название выделяемых ими цивилизаций определяли в основном по названию религий: западно-христианская, православная, китайская, индуистская и т.д.

В чём заключается прогресс в развитии цивилизаций?

Здесь существуют различные подходы. В Западной Европе преимущество отдаётся так называемой технологической цивилизации, обеспечивающей увеличение нормы потребления материальных благ (комфорт в обыденной жизни) и обеспечение соблюдения прав человека в его взаимоотношениях с государством.

Русские мыслители изначально придерживались иной отправной точки и помещали прогресс цивилизации в иную систему координат – в духовную ипостась. Так, основоположник теории цивилизации, русский мыслитель Н. Я. Данилевский считал, что прогресс цивилизации заключается в развитии духа народа, «многосторонности проявлений человеческого духа» [7]. Близких к нему взглядов придерживались и другие русские мыслители – К. Н. Леонтьев (1831 – 1891), князь Николай Трубецкой (1890–1938). Об особой миссии России, которую для неё избрал Господь, писал в этом плане Ф. М. Достоевский (1821 – 1881).

Носителем «цивилизационного кода» в любом национальном государстве выступает нация, число представителей которой в той или иной социальной общности на исторически определённой географической территории является абсолютно преобладающим по отношению ко всем другим этнонациональным и демографическим группам (по международным стандартам – около 2/3). А поскольку цивилизационный код нации – это её культурный код, в базе того и другого и лежит господствующая конфессия.

«Цивилизационный код» прочно связан с конфессией, но не исчерпывается ею. Прежде всего это относится к России. В Западной Европе «цивилизационный код» – это права индивида по отношению к государству в первую очередь. А в России – это обязанности по отношению к государству, обществу, Родине, семье.

Объяснение такого различного подхода лежит на поверхности. Если бы у русского народа с самого начала его возникновения отсутствовала опора на государство, мы под напором географических (климатических) условий и постоянного на протяжении веков давления со стороны Западной Европы как народ, а потом и как нация, не состоялись бы, а если бы и состоялись, то наверняка бы просто-напросто не выжили в цивилизованном мире. Но дело ещё и в том, что связующим звеном между личностью и народом (нацией) у русских всегда выступала религия, то есть Русская православная церковь.

Таким образом, в России «цивилизационный код» тесно связан с такими категориями, как государство, церковь, человек. Суть – служение общему благу. Служебная роль и у государства, и у человека. Духовный стержень – православная церковь.

Вот эта парадигма и была сломана весной 1917 г.

Фактически весной 1917, как писал в «Гамлете» Шекспир, «прервалась связь времён» в истории российской цивилизации. На долгие 70 лет (долгие для жизни трёх поколений», но очень краткие для Истории) в истории нашей страны образовалась временная пропасть: старая цивилизационная государственность канула в Лету, возникла новая, которая через 70 лет тоже канула в ту же Лету, и сейчас мы все стоим перед необходимостью начать возрождать, восстанавливать «связь времён».

Итак, в феврале 1917 г. был сломан, в результате длительно и тщательно подготавливаемой Февральской революцией, естественный исторический цивилизационный код России.

Но если был сломан, то как ломался он?

Если цивилизационный код был в 1917 г. сломан, то кто его ломал?

Понятно, что это делали Гучков, Родзянко, Милюков, Керенский, Львов, генералы Алексеев, Рузский и другие. Но это был последний этап слома. На самом-то деле цивилизационный код России начал ломаться много раньше, когда Россия начала открываться Западу.

В. В. Кожинов (1930–2001) считал, что именно когда Русь широко стала «открывать дверь» на Запад, была подвергнута испытанию сама суть Православия. «И в конечном счёте, – писал В. Кожинов в 1999 г., – это имело драматические последствия. Духовное развитие Руси... подверглось поистине жестокому испытанию. Извечно присущий русскому «менталитету» экстремизм и максимализм привели к тому, что на самых верхах государственной и духовной власти началась ломка незыблемых, казалось бы, основ духовности» [8].

Н. Данилевский считал, что всё началось ещё с Петра I.

Как писал Н. Данилевский, у Петра Первого было двоякое отношение к России, он также любил её, как и ненавидел! «Познакомившись с Европой, он, так сказать влюбился в неё и захотел во что бы то ни стало сделать Россию Европой, – писал Данилевский. – Видя плоды, которые приносило европейское дерево, он заключил о превосходстве самого растения, их приносившего, над русским ещё бесплодным дичком (не приняв во внимание разности в возрасте, не подумав, что для дичка, может быть, ещё не пришло время плодоношения) и потому захотел срубить его под самый корень и заменить другим. Такой замен возможен в предметах мертвых, образовавшихся под влиянием внешней, чуждой им идеи. Такие замещения невозможны: они могут только его искалечить».

Пётр «любил силу России, её мощь, любил в ней орудие своей воли и своих планов, любил материал для здания, которое намеревался возвести по образу и подобию зародившейся в нём идеи, под влиянием европейского образца; ненавидел же самые начала русской жизни – самую жизнь эту, как с её недостатками, так и с её достоинствами... Поэтому в деятельности Петра необходимо строго отличать две стороны: его деятельность государственную, все его военные, флотские дела, административные, промышленные насаждения, и его деятельность реформативную в тесном смысле этого слова, т.е. изменения в быте, нравах, обычаях и понятиях, которые он старался произвесть в русском народе.

Первая деятельность заслуживает вечной признательной, благоговейной памяти и благословения потомства. ...Всем этим заслужил он себе имя Великого – имя основателя русского государственного величия. Но деятельностью второго рода он принес величайший вред будущности России (вред, который так глубоко пустил свои корни, что досель ещё разъедают русское народное тело)...» [9].

A propos стоит заметить, что через 195 лет история повторилась. То, что Данилевский писал о Петре Первом, с Россией сделали Ленин и Троцкий. Как писал об этом в своих «Тюремных тетрадях» основатель и руководитель Итальянской компартии Антонио Грамши (1891–1937), Троцкий пытался произвести такой же эксперимент с Россией, как если бы «когда девочке было четыре года, её попытались изнасиловать, надеясь, что она станет матерью», забывая о том, что эта девочка должна ещё вырасти и только когда созреет как женщина, можно ожидать, что она-таки матерью может стать [10].
Стоит отметить, что по сути то же самое вот уже более 20 лет пытаются (вполне, надо сказать, безуспешно) сделать с Россией так называемые либерал-демократы.

Цивилизационный код ломал и граф Лев Николаевич Толстой своей совершенно необъяснимой сумасшедшей статьёй «Не могу молчать» от 31 мая 1908 г., где он назвал «обманутыми людьми из лучшего сословия русского народа» 12 крестьян, казнённых по распоряжению Столыпина за разбойное нападение на усадьбы землевладельцев, за жестокости, учинённые этими людьми во время грабежа. Лев Николаевич обвинил во всех смертных грехах за эти казни премьера Столыпина, Николая II и Русскую православную церковь, обвинив последнюю во «лжи веры». (В данном случае я говорю не о великом русском писателе, авторе «Анны Карениной», «Воскресенья», «Войне и мире», а об одном из возмутителей русской смуты, который русских революционеров, в отличие от Достоевского, назвал чуть ли не героями России и которого Ленин заслуженно назвал «зеркалом русской революции». Опять же a propo замечу, что те, кого защищал в своей статье великий русский писатель, кто бегал с топором, круша все вокруг и поджигал помещичьи усадьбы, как показали позднейшие события землю пахать потом не собирался. Он потом сбился в комбеды и продолжал грабить уже не помещиков, а всех более-менее справных крестьян. И не только в 1918–1922 гг., а и в 1930–1933 гг., во время коллективизации.)

Цивилизационный код ломал сын богатого еврейского домовладельца, киевский адвокат Д. Г. Богров, стрелявший 5 сентября 1911 г. в киевской опере в премьер-министра П. А. Столыпина.

Фактически за последние полтора века благодаря всем этим процессам происходило разложение цивилизационного кода русской нации, и происходило оно путём воспитания в толще народа неуважения к Русской православной церкви. Российская (и прежде всего русская и еврейская) городская интеллигенция целых полтора столетия очень старалась создать внутреннее перерождение традиционных российских ценностей, и прежде всего – духовных, религиозных.

Под влиянием посыла, зароненного ещё Петром Первым в его неразделенной бездумной любви к европейскому образу жизни (именно образу жизни, которую (любовь) Н. Данилевский презрительно охарактеризовал как болезнь «европейничанья») под это разложение подпали и сами служители церкви. Сегодня нередко можно услышать слова о том, как в 1918–1920 гг. Патриарх Московский и всея Руси Тихон, впервые после 200-летнего перерыва избранный 21 ноября 1917 г. патриархом, бескомпромиссно боролся с новой богоборческой властью большевиков и страдал от большевиков в заключении. Всё так. Был в заключении и страдал. Но ведь ни Тихон, ни весь Святейший Синод в феврале 1917 г. не шелохнулись, когда руководители Государственной Думы и русский генералитет принуждали отречься от престола помазанника Божья Николая II и тем способствовали разрушению Российской империи! Что это, как не измена своему Долгу в тех условиях?..

А ведь, говоря о русских людях, нужно, опять же, иметь в виду, что единство русского народа ещё до формирования нации как таковой, обеспечивалось наличием единой религии. Как писал русский религиозный философ А. С. Хомяков (1804–1860), «единство русской земли» обеспечивала Русская православная церковь.

Как уже говорилось выше, тех же взглядов придерживался и Данилевский, и не только он. «Хотя науки, искусства (и преимущественно науки) составляют драгоценнейшее наследие, оставляемое после себя культурно-историческими типами, хотя они составляют самый существенный вклад в общую сокровищницу человечества, однако же не они дают основу народной жизни, – писал он. – В этом отношении религия (как нравственная основа деятельности), политическое, гражданское, экономическое и общественное устройство имеют гораздо большее значение».

Ставя здесь на первое место религию, Данилевский подчёркивает, что в отличие от всех других наций, и прежде всего наций стран Западной Европы, у русского народа не интерес составляет «главную пружину, главную двигательную силу, а внутреннее нравственное сознание, медленно подготавливающееся в его духовном организме, но всецело охватывающее его, когда настаёт время для его внешнего практического обнаружения и осуществления» [11].

Русский философ и религиозный мыслитель С. Н. Булгаков (1871–1944), высланный 30 декабря 1922 г. за пределы России Лениным на так называемом «Философском пароходе», правильно заметил, что «национальность есть хотя и органическая, но не высшая форма человеческого единения, ибо она не только соединяет, но и разъединяет» [12]. Выше национальности в этом деле выступает только религия, в нашем случае – Православие.

Насколько большую и значительную роль играло, и играет, Православие в формировании русской нации, видно из того, как к этому вопросу относились первые большевики (Ленин, Свердлов, Троцкий и их подпевалы) и последние (Суслов, Андропов и другие).

Ведь с чего начали первые? – С жесткой борьбы с Православием, а по сути – с русской нацией. – С физического уничтожения священников и разрушения храмов.

По данным заместителя директора Института русской истории РАН В. М. Лаврова в годы советской власти было физически уничтожено 98 % иерархов русской церкви. Зачем? Только для того, чтобы уничтожить, вытравить национальный дух из русского народа. То есть, цель-то борьбы с православием была в денационализации русского народа. И методы были выбраны правильные: лишив русских людей религии, большевики сразу же лишали их чувства национальной принадлежности.

Большевики хорошо знали, в какое исключительно чувствительное место в народном сознании они направляют свои разрушительные усилия. Гонения на православных священников в советское время постоянно сопровождались целенаправленными действиями КГБ СССР по развитию русофобии. В конце 1981 г., по-видимому, для того, чтобы зарекомендовать себя в глазах руководства КПСС как верного и стойкого марксиста-ленинца, последовательно борющегося с «русским шовинизмом» в государстве и непосредственно перед тем, как занять в 1982 г. должность секретаря ЦК КПСС (а скорее всего, с этой именно целью), Ю. В. Андропов направляет секретную записку в Политбюро ЦК КПСС, где пишет: «Русизм – идеологическая диверсия, требующая особого к себе внимания и мер воздействия». «Главная забота для нас – русский национализм, диссиденты – потом, их мы возьмем за одну ночь» [13].

И эта политика свои результаты дала. После распада Советского Союза выяснилось, что «вождям и теоретикам коммунизма собственно советскими» удалось сделать только русских, поскольку только русских удалось лишить религии, то есть в значительной степени денационализировать. Все прочие вчерашние советские народы без особых усилий стряхнули с себя «советизм», как пыль придорожную, и объявили себя тем, кто они есть по сущей природе своей: армяне, литовцы, грузины, молдаване и т.д.» [14]. Это и понятно, потому что советское большевистское руководство на религию этих народов по большому счету никогда и не покушалось, главной мишенью для большевиков с самого начала было Православие.

Сегодня во главу угла в целях возрождения России выдвигается идея модернизации нашего общества. Для выполнения столь сложной задачи необходимо сконцентрировать на этом направлении немалые усилия, и прежде всего в экономике. Но исторический опыт показывает, что в России в кризисные моменты развития никакая модернизация экономики только на основе пробуждения экономического (читай: коммерческого) интереса невозможна. Одной только экономической заинтересованности здесь недостаточно. В целях модернизации нужно объединить усилия самых разных социальных групп и на самых разных направлениях, то есть нужно добиться единства всего общества, а это может обеспечить только единая культурная ткань, а эта последняя базируется на религии основного национального элемента общества. В нашем случае – это русский элемент. А его генная память в государственном строительстве коренится в Православии.

Итак, следуя выводу доклада Л. П. Решетникова, в 1917 г. произошёл не откат, а слом русского национального цивилизационного кода. Я разделяю этот вывод.

Как восстановить русский национальный цивилизационный код?

Как мне представляется, по тем же путям, по которым он был вначале утерян, а потом и сломан: – через восстановление русской (российской) национальной культуры, в основе которой лежит восстановление авторитета Православия; через восстановление русской (российской) государственности.

Я предвижу возражения высказанному мной тезису о том, что в восстановлении цивилизационного кода России на современном историческом этапе основной акцент следует делать на восстановлении авторитета Русской православной церкви.

Мне уже приходилось встречаться с этими возражениями. Суть их сводится к тому, что религиозное сознание населения страны в настоящее время находится на очень низком уровне. Якобы, по некоторым данным, воцерковленных людей в России (речь идёт о РПЦ) в настоящее время насчитывается всего около 4–4,5 %. Не знаю, откуда берутся эти данные, ссылок, как правило, в этом случае не приводится. По-видимому, речь идёт об экспертных оценках.

Между тем, есть данные, на которые всё же можно опираться. Я имею в виду профессиональные социологические исследования общественного мнения. Вот что свидетельствуют новейшие исследования Института социологии Российской академии наук. 29 октября их опубликовал в «Известиях» директор Института социологии РАН, член-корреспондент РАН Михаил Горшков.

В 2000 и в 2010 г. россиянам по репрезентативной выборке был задан вопрос: «Во что вы сегодня верите более всего?»

Ответы распределились следующим образом:

• в самого себя сегодня верят 49 % опрошенных (в 2000 г. в себя верили 52 %);
• в судьбу – 35 % (в 2000 г. – 51 %);
• в Бога – 60 % (в 2000 г. – 47 %).

Вот он – духовный резерв, на который можно сегодня опираться в восстановлении русского цивилизационного кода.

Что же касается восстановления прерванной в 1917 г. связи исторических времён, с которой я начал своё выступление, так на практике мы уже приступили к заполнению этого исторического вакуума. Инициатива Президента РФ Дмитрия Медведева о радикальном реформировании органов охраны общественного порядка, возвращении во многих аспектах к опыту таковых, существовавших до 1917 г., и даже переименовании милиции в полицию (а это ведь Февральская революция переименовала царскую полицию в якобы народную милицию) – это конкретный пример по возвращению российского общества к российским традициям дофевральского периода.

Примечания:

1. Российская газета. 2010. 5 октября. № 224. С. 9.
2. См.: Литературная газета. 2009. 2–8 декабря. № 49. С. 3.
3. Литературная газета. 2009. 2–8 декабря. № 49. С. 3.
4. Уткин А. И. Вызов Запада и ответ России. М. : Эксмо, 2003. С. 442, 452–453.
5. Алексин В. Н. Цивилизационный кризис и его российские последствия // Общественные науки и современность. 2009. № 6. С. 5–19.
6. Философский энциклопедический словарь. М. : Сов. энцикл., 1983. С. 765–766.
7. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 2008. С. 110.
8. Кожинов В. В. История Руси и русского Слова. (Опыт беспристрастного исследования). М. : Алгоритм, 1999. С. 407.
9. Данилевский Н. Я. Указ. соч. С. 317–319.
10. Грамши А. Тюремные тетради. Избранные произведения. Т. 3. М., Иностранная литература, 1959. С. 199.
11. Данилевский Н. Я. Указ. соч. С. 235.
12. Святая Русь. Энциклопедический словарь русской цивилизации / сост. О. А. Платонов. – М. : Энцикл. рус. цивилизации, 2000. С. 571.
13. Цит. по: Бородин Л. И. Без выбора: Автобиографическое повествование. М. : Мол. гвардия, 2003. С. 193, 195.
14. Бородин Л. И. Указ. соч. С. 336.

---