В минувшее воскресенье 27.06.2010г. в Харькове, впервые в Украине при участии Украинской Православной Церкви, был открыт памятный знак героям Белого движения. Им стал киот с иконой Архистратига Божия Михаила, сооруженный в храме Священномученика Александра, что на ХТЗ, и посвященный чинам Дроздовской дивизии, харьковского подпольного центра полковника Бориса Штейфона и всем Православным воинам, жизни за Веру и Отечество положившим в 1918-1919 годах.

Инициаторами увековечивания памяти белогвардейцев стало Межрегиональное движение «Белое дело» совместно с обществом памяти чинов Дроздовской дивизии. А икону для киота написала наша землячка, иконописец Елена Павлова из поселка Эсхар.
Торжественное открытие и освящение киота было приурочено к 91-й годовщине вступления в Харьков Добровольческой Армии. В храме собралось более полусотни человек – представители движения «Белое Дело» из Санкт-Петербурга и Харькова, депутаты харьковского областного совета Владимир Проскурин и Игорь Массалов, представители общественных организаций. Молебен отслужил настоятель храма свмч. Александра, секретарь Харьковской епархии протоиерей Михаил Кит. Во время мероприятия отцу Михаилу позвонил Митрополит Харьковский и Богодуховский Никодим и передал свое благословение собравшимся. После молебна и освящения киота была отслужена панихида по всем православным воинам, погибшим в годы величайшей смуты…

Кто же они – белые герои, чью память сегодня возрождают и чтут потомки? «Красная звезда» когда-то уже писала и о Дроздовцах, освобождавших Чугуев в 1919 году, и о генерале Борисе Штейфоне – выпускнике Чугуевского пехотного юнкерского училища. Но заслуги всех этих людей перед Харьковом тогда остались «за кадром». Пожалуй, самое время рассказать о них…

Наверняка, все знают или слышали о красном терроре, развернувшемся в России буквально сразу же после октябрьского переворота 1917 года. Впрочем, «красным» этот террор формально стал лишь в сентябре 1918-го. Но красные реки офицерской крови разлились еще зимой этого года. Особенно жестокими и массовыми расправами над офицерами и их семьями, юнкерами, кадетами и студентами отличались большие города. Современный человек едва ли сможет без риска для психического здоровья читать документальные описания всего, что творилось в те дни в Киеве, Одессе, Севастополе и других городах. О кровавых издевательствах, затмивших самые изощренные пытки средневековой инквизиции. О массовых казнях, о сотнях и тысячах расстрелянных, зарубленных, утопленных, сожженных заживо…

Единственным крупным центром на Юге России, который не потряс массовый террор зимы-весны 1918 года, стал Харьков. Офицеров в городе было очень много, а харьковские чекисты и уголовники были не гуманнее киевских или одесских. Тем не менее, в первый период советской власти, вплоть до прихода кайзеровской армии, Харьков знал лишь единичные случаи убийств офицеров. Поразительно, но сохранить тысячи человеческих жизней и не допустить в Харькове ни массовых севастопольских избиений, ни трагедии легендарного одесского «Алмаза», ни кровавых киевских событий удалось всего лишь одному человеку - Борису Александровичу Штейфону.

В его послужном списке почти весь 1918 год занимает подпольная работа на посту начальника Харьковского Главного Центра Добровольческой армии, занимавшегося тайной вербовкой и переброской на Дон добровольцев, сбором и отправкой белым оружия, боеприпасов, снаряжения и техники. Но эти задачи появились и успешно выполнялись уже в процессе деятельности подпольной белогвардейской организации, у истоков создания которой стоял Штейфон. В январе же 1918 года, перед молодым полковником Генерального Штаба, пробравшимся с фронта в родной Харьков в солдатской шинели без погон, стояли другие, более насущные задачи. Выжить самому и спасти других.

Начав с организации отряда самообороны из жильцов своего дома - для защиты от царившего в Харькове бандитизма, Борис Александрович очень скоро сумел собрать вокруг себя группу офицеров и превратить ее в полноценный боевой отряд. Разумеется, подпольный – с явками, паролями и оперативными заданиями. Едва ли не первыми из них стали контртеракты. На террор большевиков офицеры Штейфона ответили своим террором. Око за око…

Первые же расстрелы офицеров обернулись для харьковских чекистов убийствами видных комиссаров. Найденные на трупах листовки, подписанные «офицерской организацией» и сулившие неизбежность расплаты, посеяли панику среди большевиков. Народная молва превратила малочисленный отряд в некий могущественный и всесильный тайный орден, в страхе перед которым террор против офицеров тогда прекратился.

Один Бог знает, скольких харьковских офицеров спас Борис Александрович в 1918 году. Причем не только от чекистской пули, но и от голода, нищеты и унижений. Центр полковника Штейфона помогал им деньгами, устраивал на работу, помогал эвакуировать семьи…

Замаскировав созданную организацию под Союз Георгиевских кавалеров, Штейфон добился для ее членов разрешения носить оружие. Расставлял на важные должности в подконтрольной немцам гетманской армии своих агентов. Добывал с их помощью оружие, технику и другое военное имущество, чтобы передать его изнемогающим в боях добровольцам…

Осенью 1918 года, когда власть гетмана рухнула и Украина вновь погрузилась в пучину кровавой анархии, Борис Александрович с последней партией офицеров выехал в Добровольческую армию, чтобы вернуться в ее победоносном строю в Харьков в июне 1919 года…

«Я прошел по России не менее 2 тысяч верст, видел много занятых городов, но нигде белых не встречали так трогательно, как в Харькове, — вспоминал впоследствии Штейфон. — Звуки музыки привлекали внимание жителей, и со всех сторон бежали навстречу нам толпы людей. Изо всех окон неслись приветствия. Отовсюду сыпались на войска цветы. Когда в конце длинной Екатеринославской улицы я обернулся назад, то увидел сплошной колыхающийся цветник. У каждого на штыке, на фуражке, под погонами, в руках были цветы. В те минуты так остро чувствовалось, что мы действительно явились спасителями и освободителями для всех этих плачущих и смеющихся людей... Особенно резко запечатлелась в моей памяти одна мимолетная сценка. … Барышня-подросток в белом платье, с бледным личиком, вышла на балкон, по-видимому, без всякой цели и, выйдя, смотрела в противоположную от нас сторону. Нас она не замечала. В эту минуту заиграла музыка Дроздовцев. Барышня обернулась. В одно мгновение на ее лице отразилась целая гамма чувств: удивление, радость, экстаз. Она буквально застыла с широко раскрытыми глазами. Затем всплеснула руками и бросилась в комнаты. Вероятно, сказать домашним о нашем проходе. Еще через мгновение весь балкон был заполнен людьми. Они махали руками, платками, что-то кричали. Милая барышня одновременно и смеялась, и махала нам своим платочком, и утирала им глаза. Больше никогда я не встречал эту барышню, но и теперь, много лет спустя, она, как живая, стоит перед моими глазами. Вся беленькая, она так ярко олицетворяла белую радость белого Харькова...»

Мелодия марша, которому так радовались тогда харьковцы, наверняка знакома большинству их сегодняшних потомков. А вот слова — далеко не всем. Ибо марш этот, как и большинство других белых песен, впоследствии был переделан красными — вместо «Шли Дроздовцы твердым шагом…» стали петь «По долинам и по взгорьям…».

История Дроздовских частей начинается в 1917 году. На заре Гражданской войны, когда по всей стране уже царили ненависть и безумие, растерянность и смятение, лишь немногие не утратили способность мыслить трезво, смогли увидеть надвигавшуюся угрозу и мужественно выступили против нее с оружием в руках. Впрочем, даже без оружия, движимые одной лишь силой духа и любовью к Родине шли на Дон первые добровольцы — юнкера и кадеты, студенты и гимназисты, фронтовые офицеры и сестры милосердия… А на Румынском фронте, который дольше других фронтов сохранялся от развала в охватившем страну революционном хаосе, отряд добровольцев сформировал мало кому известный командир армейской пехотной дивизии полковник Михаил Гордеевич Дроздовский. В феврале 1918 года тысяча с небольшим человек, больше половины из которых были офицерами, под его началом выступила в поход из румынского города Яссы, держа путь на Ростов.

Что двигало этими людьми, которые, как и все, устали от войны, но отдыху на печке предпочли тяжелейший поход и новую войну? Вот как писал об этом впоследствии знаменитый Дроздовец, генерал Антон Васильевич Туркул: «Мы взялись за оружие, чтобы бороться с захлестывавшей тогда Россию большевистской волной. На нашу долю выпала горечь и честь быть первыми, начавшими эту борьбу. Мы начали ее, когда многим еще не ясны были контуры того всепоглощающего рабства и погашения духа, которые безбожное, материалистическое коммунистическое учение несло с собою не только России, но и всему миру… Дроздовский был выразителем нашего вдохновения, сосредоточием наших мыслей, сошедшихся в одну мысль о воскресении России, наших воль, слитых в одну волю борьбы за Россию, и русской победы. Между нами не было политических разнотолков. Мы все одинаково понимали, что большевики — не политика, а беспощадное истребление самых основ России, истребление в России Бога, человека и его свободы…».

Два месяца длился этот поход. Два месяца непрерывных боев. За время похода к отряду присоединялись все новые добровольцы. В отбитом у большевиков Мелитополе на складах нашлись огромные запасы сукна. Из него добровольцы полковника Дроздовского и пошили собственную новую форму. Так появились малиновые фуражки с белым околышем и малиновые погоны с белой литерой «Д», которые носили впоследствии все «Дроздовские» части.

В апреле отряд Дроздовского взял Ростов, соединился с восставшими казаками, а в мае — и с Добровольческой армией. Отряд быстро пополнялся и вскоре вырос до дивизии. В боях разгоревшейся войны эта дивизия неизменно показывала себя блестяще. В одном из этих боев, в октябре 1918 года, полковник Дроздовский был тяжело ранен. Уже в госпитале он был произведен Деникиным в генерал-майоры. Но надеть генеральские погоны ему так и не пришлось -1 января 1919 года Михаил Гордеевич, которому еще не было и сорока лет, скончался. Вскоре после его кончины 2-му офицерскому полку его дивизии было даровано шефство Дроздовского. Так появился Дроздовский полк.

А через полгода Дроздовцы вошли в Харьков. Вернее — ворвались стремительным ударом.

Победа была полной. Единственным «крепким орешком» оказался броневик «Товарищ Артем». Он носился по центру города, поливая все вокруг из пулемета, пока огонь артиллерии не заставил его замолчать. Команда броневика успела убежать и спрятаться на ближайшем чердаке. Туда и привел Дроздовцев местный старик-еврей. Четверых здоровенных матросов окружили и взяли в плен. Труднее оказалось спасти их от самосуда харьковчан. «Толпа уже ходила ходуном вокруг кучки пленных, — вспоминал Туркул. — Я впервые увидел здесь ярость толпы, ужасную и отвратительную. В давке мы повели команду брон;евика. Их били палками, зонтиками, на них плевали, женщины кидались на них, царапали им лица. Конвоиры оттаскивали одних, кидались другие. Нас совершенно затеснили. С жадной яростью толпа кричала нам, чтобы мы прикончили матросню на месте, что мы не смеем уводить их, зверей, чекистов, мучителей. Какой-то старик тряс мне руки с рыданием: — Куда вы их ведете, расстреливайте на месте, как они расстреляли моего сына, дочь. Они не солдаты, они палачи...»

Насколько сильна была ненависть харьковчан к большевикам, настолько же горяча была их благодарность и любовь к своим освободителям. И прежде всего — к Дроздовцам, первым вступившим в город. Харьковские газеты тех дней пестреют сообщениями о выражении горожанами этой благодарности. Так, например, в саду на Рымарской состоялся благотворительный концерт в пользу увечных воинов-Дроздовцев и их семей. А во время торжественного богослужения по случаю избавления Харькова от гнета врагов Русского народа, епископ Федор благословил белых харьковской святыней, передав командиру 1-го Армейского Корпуса Добровольческой Армии генералу Кутепову чудотворный образ Озерянской Божьей Матери. «Приказываю поднесенный мне образ хранить старейшему из полков 3-й пехотной дивизии, занявшему город Харьков 2-му Офицерскому генерала Дроздовского полку, и уверен, что полк этот своими новыми боевыми трудами еще более утвердит славу крестного подвига, над которым почиет Божие благословение», — говорится в специально изданном по этому случаю приказе генерала Кутепова. Увы, дальнейшая судьба чудотворной харьковской иконы неизвестна…

Зато известно, что не только своей святыней Харьков породнился с Дроздовцами. Город, успевший испытать ужасы «красного террора», дал белым громадное количество добровольцев — около 10 тысяч! Множество из них стремились попасть именно в Дроздовские части. В Харькове офицерский генерала Дроздовского полк развернулся в целых три полка, которые вошли в дивизию, также названную Дроздовской. Новобранцы отличились уже под Сумами, разгромив отборную Червонную дивизию и разбив несколько бронепоездов. Дроздовский марш по тылам красных от города Димитровска сорвал наступление армии Уборевича. Но уже осенью под натиском красных белая армия начала отступать. Дроздовцы отходили в арьергарде, прикрывая отступление. В одном из боев Дроздовцы под оркестр при поддержке бронепоездов отразили атаку всей армии Буденного! В другом бою 2-й конный Дроздовский полк опрокинул буденовцев, взял в плен оркестр трубачей буденновской армии, а сам Буденный спасся буквально чудом…

Свой последний бой Дроздовцы приняли на Перекопском валу. Остатки дивизии покинули Россию одними из последних…

Артем Левченко, «Красная звезда», Харьков